Проза

Текст содержит ненормативную лексику

Вместо предисловия.

Во время одной из первых командировок в Чечню какой-то бывалый
солдат пояснил мне, что на войне совершенно необязательно искать
приключений на свою задницу. Пусть ты даже и репортер. Только
расслабься, и неприятности сами тебя найдут. Где бы ты ни находился.
Это непреложный закон войны. Захотел ты, например, попить водички,
натянул свой военный чепчик, взял бидончик и так запросто пошел
к колодцу. Потом 30 метров обратного пути ползешь часов пять под
огнем превосходящих сил противника. Чтобы тебя спасти, к делу
подключаются артиллерия и авиация. Может даже спецназ. Тебя, дурака,
вытаскивают. Ты смотришь, а пробитый в нескольких местах бидончик
пуст и снова нестерпимо хочется пить.

О приключениях ты уже не мечтаешь.

Тот день начинался весело. Светило солнышко и всем все было по
фигу. Потому что днем раньше вовсю моросил дождь. Холод пробирал
до костей. И даже полевые мыши валялись по норам с приступом ревматизма.

Мы с корефаном вышли на полянку за блок-пост. Молодой лейтенант
учил нас стрелять из подствольника. Выстрелы, как проворные мухи,
вгрызались в кучу щебня. Лейтенант давал пояснения, как целиться,
какой разлет осколков, какой вид гранат для каких целей подходит
лучше всего.

Мимо нас, в зеленку, ушла колонна бензовозов под охраной нескольких
танков, БТРов и БМП. Им надо было проехать около пяти километров
по лесу, чтобы напитать горючкой, боеприпасами и провизией соседний
блок. Обычная операция, обычный день. Долбаные будни войны.

Со стороны леса, куда только что ушла колонна, донесся мощный
взрыв. Мы насторожились. Но снова навалилась тишина, снова солнце,
никакой стрельбы.

— Слон яйцами на мину наступил,— пояснил лейтенант.

Видимо, я настолько живо представил себе покалеченного слона,
что лейтенант поспешил пояснить:

— Танк со здоровенными чушками, которые он катит впереди себя,
видел? Вот его мы и называем слоном с яйцами.

— Понятно,— сказал я с облегчением.

— А то я уж подумал, ты сейчас в зоопарк жаловаться побежишь,—
хохотнул военный.

Мы вернулись к нашим пострелялкам. Из леса донесся еще один взрыв.
Прибежал солдат: — Товарищ лейтенант, на блоке просят прекратить
стрельбу. А то в колонне волнуются. Думают, что здесь уже бой
идет.

Вернулись на блок-пост. Там уже газовали на БМП разведчики.

— Мы к колонне! — проорали они нам,— Там духи фугасов понаставили.
Хотите, прокатимся?!

На блоке никаких развлечений больше не предвиделось. Мы с корефаном
попрыгали на броню, и БМП побежала по ухабам в лес.

Колонна ушла недалеко. Наша броня подъехала к танку-страдальцу.
Впереди саперы щупали землю. Один из них поднял руку. Остальные
присели.

— Нашли еще один,— сказал кто-то рядом.— Уже третий, бля! Вот
этих боевиков приперло.

Сапер снял верхний слой земли. Поставил накладной заряд, поджег
фитиль. Все мигом разбежались. Мы спрятались за танки. Долбануло
так, что мир подпрыгнул, содрогнулся и долго отплевывался от пыли.

— По машинам! — заорали вокруг голоса. Вновь загромыхало, солдаты
рассаживались по броне. Мы прыгнули на БМП. Наша машина поравнялась
с тралящим танком. Он шел в голове колонны. Разведчики проорали
танкистам, что пойдут вперед. Они кивнули и захлопнулись в башне.

БМП вырвалась на свободную дорогу и понеслась вперед. Когда мы
проезжали здоровенную воронку, которая образовалась после недавнего
взрыва, я указал на нее корефану. Он покивал. Солидный, мол, был
фугас.

В следующий миг я почувствовал, что лечу в невесомости. БМП тоже
взлетела! Как сказал бы создатель взрывчатки Альфред Нобель: подняла
их неведомая, ебитская сила! Все, кто на броне сидел, тоже воспарили
над землей! Чтобы совсем уж не уйти на дальнюю орбиту, мы судорожно
схватились за броню руками. В этот момент нас догнал звук мощнейшего
взрыва. БМП наконец коснулась земли. Бешено завращала гусеницами
и рванула в поле, прочь от дороги.

Сидящий впереди разведчик несколько раз ударил ногой водителя
по шлемофону.

— Назад, сука! Назад.

Я оглянулся на танк. Массивный трал завязало взрывом на манер
детского бантика. Бок машины был страшно изуродован. Половину
траков вырвало. Броню словно вылизало: ни одного крючка, ни одной
задоринки. От танка валил густой черный дым.

— Возвращайся назад! — проорал наш разведчик водителю.

БМП развернулась и поехала назад. Остановились в тридцати метрах
от танка. Разведчики слезли с машины и побежали осматривать раненого
«слона». Водитель БМП вылез на броню. Я смотрел на него и никак
не мог встретиться с ним взглядом. Боец сидел на корточках, запрокинув
голову, и вращал по небу глазами, как голодный пес, попавший в
цех ливерных колбасок.

Еще бы не взволноваться! — подумал я. Мы ведь сами только что
проехали по этому фугасу. А шедший за нами танк — подорвался.
Шофер понимал также, что мы чуть было не открыли новое воздушное
сообщение с Москвой. Под завязку начиненная боезапасом и горючкой
БМП взлетела бы не хуже ракеты Гагарина. Только вот Белка со Стрелкой
нам бы не позавидовали.

Откинулись люки на танке. Показались очумевшие танкисты.

— Нет, не зря я сегодня выложил весь боезапас и слил половину
горючки,— сказал один из них.

Мы сидели на броне и ждали развязки.

— Надо выставить боевое охранение,— сказали разведчики,— Пошлем
пехоту в зеленку. А сами покумекаем, как раненого «слона» вытаскивать.

В кустах как будто только этого и ждали. Не успела пехота войти
в лес, как вокруг запели в голос тысячи птиц. Потом мои мозги
предложили другую ассоциацию. Внутренний голос сказал мне: — Раздолбай,
это пули свистят! Надо смываться!

Предложение дельное. Но куда смываться? Только что подорвался
на очередном фугасе танк. На землю ступать страшно. Сколько еще
взрывчатки прикопали здесь духи? Над головой свистят пули. Мы
с корешем свесились с БМП, и держались кончиками пальцев за какой-то
выступ в броне. На гусеницу ступить тоже страшно. Вдруг БМП поедет?
Наш водила тем временем прыгнул в башню и стал колотить из пушки
в лес. Машина была новенькой, 3-й модели. Калибр на ней стоит
славный. Я видел, как солдат уверенно пробивал в чаще просеку.
Но свиста пуль меньше не стало. Я хотел посоветовать ему, чтобы
он взял чуток пониже. Но вспомнил пословицу: всякий мнит себя
стратегом, видя бой со стороны.

— Эй, репортеры! Хули вы там повисли, как блохи на собаке! Бегите
сюда! — орали нам танкисты. Они укрылись в канавке за покореженным
танком. Бежать до них примерно 20-30 метров по открытой местности.
Пули по-прежнему свистят как оглашенные. Кажется, они пронизывают
абсолютно все вокруг. Но мы рискнули. Ведь сколько продлится бой,
неизвестно. Зато хорошо чувствуется, что висеть на кончиках пальцев
становится невмоготу.

По каким-то причинам эта канавка за танком боевикам как-то сразу
не понравилась. Но на этом раздолбанном танке стоял внушительный
пулемет. Один из танкистов азартно стрекотал из него по зеленке.
Остальные смотрели за его работой и делились впечатлениями.

— То ли от страха тошнит, то ли от контузии,— сказал, закуривая,
водитель танка.

Мы тоже запыхтели сигаретами. Напротив меня сел на край канавки
еще один танкист. Так мы и сидели, ожидая, пока наша пехота победит
врагов.

И тут расцвела перед глазами яркая вспышка. Горячая волна заложила
уши. Я, словно космонавт, наблюдал рождение нового солнца. Слышал
грохот и глотал пыль. А надо мной пролетал, как в замедленной
киносъемке, сидевший напротив танкист. С цигаркой в руках и с
криком: — БЛЯ! ГРАНАТОМЕТ!

Этот вопль заставил всех подумать о страшном. У нас в колонне
штук пять бензовозов. Если духи так спокойно лупят по нам из гранатометов,
то колонне капец.

Новая вспышка расцвела позади канавки.

— Ебана! — заорали танкисты.— Это же миномет! Он нам вилку делает!

Вилка — это значит вражеские минометчики пока пристреливаются.
Сначала недолет, потом перелет, а третья — ложится точно в цель.
Канавка уже не кажется нам такой безопасной.

— Расползаемся,— говорит кто-то.

Но возобладала альтернативная точка зрения:

— Корректировщик! — заорали танкисты с новой силой.— Корректировщика
сюда!

Мерной походкой, не пригибаясь под пулями, с картой подмышкой,
к нам шагал долговязый корректировщик. Наши страхи его не касались.

— Ага! — сказал он, спокойно присаживаясь на край канавки.— Как
водку пить, так пошел на хер, а как в жопу попали, так сразу,
словно дети на Новогодней елке, ручонки тянут: — Дед Мороз! Дед
Мороз!

Весь его вид говорил, что это нам жопа, а он пришел сюда по вызову
из Бюро добрых услуг.

— Минометом фигачат! — жаловались мы.— Он только что нам вилку
сделал. Значит, он нас видит! Он где-то здесь сидит, гад, и своих
наводит. Надо сбить его на хер!

Корректировщик развернул карту: — Ага,— он посмотрел сначала в
карту, потом огляделся,— если он вас и видит, то только отсюда,—
офицер ткнул пальцем в сторону леса.— Справа от вас. Сейчас мы
его оттуда выкурим.

— У кого связь!? — проорал он.

Из танка поодаль боец замахал рукой: — У меня!

— Передавай! — начал диктовать корректировщик,— квадраты 508–506.

Не помню цифры достоверно. Но это не важно, потому что радист
их все равно перепутал.

Когда все услышали, что он проорал на базу, то злости не было
предела.

— Осел! Мудила! — понеслось из нашей канавки.— Ты чего там передаешь!

Радист повторил: — Как что?! Квадраты 608–606!

Корректировщик глянул в карту: — Скотина, это же мы! Мы здесь
находимся!

Когда мне говорят, что наши артиллеристы не умеют стрелять, я
в это не верю. Первая пара снарядов легла аккурат возле танка
и канавки, где мы прятались. Осколки с визгом резанули воздух.
Сверху присыпало землей. Канавка показалась мне братской могилой.

— БЛЯ! БЛЯ! БЛЯ! — вспорхнуло вокруг на разные голоса.

— Прекратить огонь! Прекратить огонь! — танкист осознал свою ошибку
и орал в рацию всем объемом своей дыхалки.

Глядя на окружающих, я понял, что всем нестерпимо хочется набить
танкисту морду. Но к нему надо еще идти метров 30. А всем ведь
известно, что у российской артиллерии не два снаряда, а значительно
больше. И для врага она их не жалеет. Артиллеристы не подвели
и на этот раз. Новая пара долбанула рядом с оплошавшим танкистом.
Он юркнул в люк, но орать не прекратил.

Боевик-корректировщик, наверное, от смеха чуть с дерева не свалился,
когда увидел, как российская артиллерия нас добивает. А может,
он удивился, что у них появилась артиллерия, а он со своими минометчиками
об этом и не подозревал.

Господь смиловался. Абоненты на том конце поняли, что бьют куда-то
не туда. А потому снова запросили координаты. На этот раз танкист
передал все как надо, и снаряды стали методично вколачивать в
зеленку справа. Скорее всего, духовский наводчик находился именно
там и смылся от греха подальше. Минометный обстрел прекратился.
Все облегченно вздохнули.

На нашем танке, у канавки, неожиданно поперхнулся и смолк пулемет.
Все посмотрели вверх. Стрелок был жив. Он достал откуда-то здоровенную
отвертку и ковырял ей в пулемете.

— Чего случилось?! — спросили из канавки.

— Да заело, бля! Как всегда не вовремя! — прокричал танкист.

— Да брось ты на хер свой пулемет! Ща чехи придут, починят,— посоветовал
кто-то.

Я подумал: нет, ну повезло, бля! А? На полигоне, при начальстве,
небось стреляет вовсю и не ломается. А тут! Когда он нужен больше
всего на свете, хрясь — и сдох!

Потом выскочила, как по стойке «смирно!», расчетливая мыслишка:
а не пора ли прикопать свои часы? На их тыльной крышке, как специально
к этому случаю, залихватскими буквами красовалась гравировка:
«От министра обороны России». Ладно, если бы надпись была сделана
маленькими неприметными буквами. Или текст другой, типа: «Любимому
зайчику за сладостные минуты». Так нет! Стоит только перевернуть
часы, и сразу же предательски прыгает в глаза: «ОТ МИНИСТРА ОБОРОНЫ
РОССИИ». Доказывай потом, что это всем дарили, а не только тебе,
за какие-то тайные военные услуги.

Неожиданно пулемет починился. В нем что-то лязгнуло, крякнуло,
и он затарахтел с новой силой. Точно с обеда вернулся.

От души у меня отлегло. Закапывать часы я передумал.

К нам на помощь шла из бригады бронегруппа. Но в двухстах метрах
от нас она также попала в засаду. Сейчас мы слышали только бойкую
стрельбу где-то за поворотом, а по рации летел широким потоком
армейский мат-перемат. У нас тоже матерились в рацию. При этом
попадали на какие-то соседние полки и бригады. Вышел на связь
даже некий 506-й полк. Он стоял в горах над нами. Помощь от него
могла прийти только через три часа. Понятно, от такой подмоги
отказались. И тут чудом вышел на связь некто с позывным «Факел»:

— Спокойно-спокойно, ребята,— сказал он по рации.— Из чего ведется
обстрел?

— Стрелковое оружие, был минометный обстрел! — прокричал радист.

— Двухсотые-трехсотые есть? — спросил тот же спокойный голос.

— Нет, слава Богу!

— Сейчас вышлю вам вертушки в помощь.

— Кто это — «Факел»? — спросили радиста.

— А хрен его знает! Но что-то знакомое.

В канавке стали припоминать позывные различных подразделений.
Но, поскольку танкисты, пехота, разведчики были из разных частей,
то так ни до чего и не договорились. «Факел» остался не разъясненным.

Все это время наша пехота, не умолкая ни на минуту, расстреливала
в зеленке свой боезапас. На связь снова вышел «Факел»:

— Вышли вертушки, вертушки вышли к вам, отведите пехоту, обозначьте
передний край оранжевыми дымами.

Все разом заткнулись, если не считать грохота стрельбы.

— Какими дымами? — переспросила удивленно наша канавка.

— Оранжевыми! — подтвердил радист.

— Они охерели!? — вскипели наши танкисты.— Нету у нас не то что
оранжевых, вообще никаких дымов. Давай отзывай вертушки! Они ж
нас перестреляют на фиг вместо боевиков.

— Отставить вертушки! Отставить вертушки! — затараторил радист.

— В чем дело? — спросил недовольно «Факел».

На войне прикрытия с воздуха обычно не допросишься. Это такой
блатной вид помощи. А тут только что голосили «убивают, помогите!»,
а теперь сами же и отказываются.

— У нас дымов нет! Нам нечем себя обозначить! — орал радист.

— Жаль,— сказал «Факел».— У меня уже нет с вертушками связи. Я
не могу их остановить. Обозначьте себя хоть как-то!

И опять наша канавка остолбенела.

— Как себя обозначить?! — орали танкисты,— Стрелять в воздух,
что ли? Так они нас в первую очередь накроют! А фигли там, на
двухстах километрах в час, разберешь: свои или чужие! Долбаные
дымы! Слепые летчики! Расползаться надо, ребята!

Нам объяснили: чем дальше мы будем один от другого, тем больше
шансов уцелеть. Это справедливо: если судьба захочет порвать тебя,
как Тузик бабушкину грелку, то реактивный снаряд ляжет рядом.
Зато товарищ останется невредим и соберет в котомку твои потроха.
Делать нечего. Мы поползли. Но не успел я сделать и десятка метров,
как густо заморосил дождь. Небо потемнело. Вертолетам нас ни за
что не увидеть. Я повернул обратно. Вскоре в канавку заползли
и все остальные.

— Это «Факел»,— вышел на связь голос.— Вертушки вернулись. Вас
не видно, низкая облачность.

— Спасибо,— заорали мы хором то ли погоде, то ли осторожным вертолетчикам,
которым нелетная погода испортила настроение.

Как только вертолетчиков отменили, случилось чудо. Небо распогодилось
и снова засветило солнышко!

Всплыли новые неприятные подробности боя. Боевики, презрев мировой
опыт тактического искусства, ни разу не пытались атаковать нас
с фланга. Для этого им надо было выйти на более-менее открытое
место. И здесь их задолбили бы из танков прямой наводкой. Очевидно,
они это тоже понимали, а потому из леса не высовывались. Но и
танкисты не могли в полную силу поддержать пехоту. У всех в боекомплекте
были только осколочные снаряды. Значит, в зеленку стрелять нежелательно:
своих может посечь.

Пробовали запулить в просвет между деревьями. Слева от колонны
было что-то похожее на просеку. Но как только там появился танк,
фронт борьбы тотчас сместился вправо.

Если чудеса начинают случаться, то их уже фиг остановишь. Из противоположной
стороны леса выскочил здоровенный «УРАЛ». Он летел к нам по ухабам,
отчего дергался, как в конвульсиях. А может, его била радостная
дрожь.

Там сидели армейские спецназовцы. Они с утра шарили в свободном
поиске по лесу. Заглядывали за валуны в горах, смотрели под корягами.
Искали, в общем, с кем бы повоевать. А тут на равнине чуть ли
не битва терминаторов без них разворачивается! Они только-только
услышали о наших бедах и теперь стремглав неслись на подмогу.
Боялись, что им пострелять не достанется.

«УРАЛ» летел вдоль колонны. Из его кузова кубарем вылетали спецназовцы.
Словно неведомая сила выщелкивала их, как патроны из «магазина».
Так же четко они растянулись в цепь и по системе «бегу-прикрываю»
двинулись в нашу сторону. В нашей канавке тотчас поднялось настроение.

— Где? — спросил на ходу командир спецназа. Таким голосом, спрашивает
старший брат своего зареванного младшего.

Мы дружно указали пальцами на своих лесных обидчиков. Или я один
указал. Не помню. Цепочка спецназовцев такими же четкими перебежками
двинулась в зеленку.

«Намечались крутые разборки» — написал бы гражданский журналист.
Именно такой фразой подкалывают нынче гражданских репортеров их
военные коллеги. Но вот я гражданский, а писать этого не стану.
И заочно показываю язык военному журналисту Володе Гурееву.

Как только спецназовцы скрылись в придорожных кустах, лес наполнился
тишиной. Где-то еще пощелкивали по броне пули. Но в целом стало
тише. Из леса вышла усталая пехота.

— Во, бля! Все подствольники расстрелял! — рядом стоял тот самый
лейтенант и показывал пустой патронташ,— Хочешь, дам тебе пострелять?
— он протянул автомат.— Пока бешеные спецназовцы всех там не уложили.

— Нет, спасибо, мое оружие — авторучка,— сказал я.

— Ну и где оно?

— Что? — не понял я.

— Твое оружие где?

Я пошарил по карманам. Авторучки не было. Я посмотрел под ноги
— ничего.

— Наверное, пока я ползал по полю, она и вылетела.

— А знаешь, какое наказание полагается за утерю личного оружия?
Да еще в бою? — захохотал лейтенант.

Наши хихиканья прервал вопль: — По машинам!

Мы с корефаном хотели снова оседлать наш БМП. Но лейтенант неожиданно
приказал нам лезть в десант. Я протестовал. Но поспорить не удалось.
Нас силой затолкали внутрь и захлопнули люк. Тут я услышал, как
по рации кто-то предупреждал нашу колонну, что на пути, в заброшенной
ферме справа от дороги, скрылась группа из пяти боевиков. У них
стрелковое вооружение и гранатометы. Я осмотрелся: мать честная!
Возле меня, прикрытые ветошью, стояли две здоровенных канистры
с керосином! Там гранатометы, здесь керосин. Замкнутое пространство.
Кумулятивная струя прошивает легкую броню, и мы в три секунды
превращаемся в скромную кучку пепла. Я вздохнул: не хватает еще
китайцев с петардами.

Как только мы тронулись, я спросил своего корефана: умеет ли он
открывать люк десанта? Он кивнул. Я припал к триплексам выискивать
эту чертову ферму. Может, мы успеем выскочить еще до того, как
по нам долбанут из гранатомета? Конечно, над этим можно только
посмеяться, но что не сделаешь ради самоутешения?

До блок-поста, откуда мы выехали свыше четырех часов назад, колонна
дошла без приключений.

Мы вылезли из БМП. Танкисты поставили свои машины в круг. Собрались
внутри, закурили и стали делиться впечатлениями. Мы присоединились
к компании. Тут выяснилось, что за четыре часа приключений я выкурил
три пачки сигарет.

— Это фигня! — заметил танкист.— Типичная норма для человека,
который испытывает некоторый дискомфорт.

Но судьба, видимо, еще не наигралась нами. Неожиданно прилетели
два снаряда и долбанули со всей своей крупнокалиберной дури возле
нашей стоянки. Всех раскидало по броне, как песиков от брошенного
хозяйского тапочка. С соседней пулеметной вышки ударной волной
выбросило солдат.

— Вы охерели там? — заорали в рацию танкисты.

— Извините,— сказали артиллеристы.— Мы передний край обозначали.

— Мудила, ты чуть в блок-пост и по танкам не навернул! — злились
в ответ.

— Это сколько, ребят, от переднего края получается? — уточнил
артиллерист.

— Метров пятьдесят, скотина!

— Хорошо,— заметили там миролюбиво.— Мы уже вносим поправку.

Когда мы приехали в Москву, корефан подарил мне фотографию, сделанную
в канавке, под обстрелом. Выглядело это так: какой-то идиот лежит
по уши в грязи и лыбится в объектив. Я спрятал фото подальше.
Вдруг подумают, будто мы там только и делаем, что напиваемся,
а потом фотографируем друг друга в смешных позах.

P.S. Вскоре президент освободил министра обороны от занимаемой
должности. Через две недели мои наградные часы остановились.