Онтологические прогулки

Жак Деррида, Вокруг вавилонских башен
Пер. с франц. и комментарии В.Е. Лапицкого
СПб.: Академический проект, 2002
ISBN 5-7331-0249-7

На обложке значится: «Вокруг вавилонских башен». На авантитуле —
тоже. И на титуле. Но сам текст озаглавлен уже «Вавилонские
башни», что является точным переводом оригинального названия
«Des tours de Babel». Домысливаются,
разумеется, редакторские охи в стиле «не доглядели!». Но не стоит
досадовать: закон не нарушен. Тема зыбка изначально: перевод.
Артикль, прошу заметить, неопределенный. Путаница начинается
с обложки, и это хорошо.

Впрочем, отчего же с обложки? Всякому известно, где и при каких
обстоятельствах началась путаница. Что интереснее, существеннее:
то, что было до строительства Башни или то, что случилось
потом? Сравнивать трудно. Мы не очень знаем, что было до,
увы.

Рассказывают всякое. Царь Нимрод, внук Хама, правнук Ноя, повелел,
мол, строить башню, а сам восседал на пирамиде тронов: из
кедрового дерева, а поверх — железный, а поверх — медный, а
поверх — серебряный, а поверх — золотой. Авраам, сын Фары
(Тераха), нимродова полководца, проклял строителей именем Бога,
ибо когда кирпич вырывался из рук и падал вниз, все
сокрушались, а когда кто-то из людей оступался и падал — никто и
внимания не обращал.

Проходит несколько сотен лет, и Нимрод становится Навуходоносором,
Башня — тривиальным зиккуратом, пусть не сам Авраам, но его
потомки опять в Вавилоне, удивленные многоязычьем и размахом.
Насчет того, что было потом, тоже мнения не совпадают, но,
как бы то ни было, ясно, что мир до скончания времен обречен
на таргумы, талмуды, воляпюки и ностратические теории.

Жак Деррида

Деррида, отметив важность темы, не слишком затрудняется ее
разрабатывать. Порассуждав немного о Вавилоне (собственное это имя
или нарицательное и т. д.), он быстренько переключает внимание
читателя на статью Вальтера Беньямина. (А, значит, и на
прочие труды этого автора.) По привычке настраивается зиккурат
(я здесь, сейчас, прибавляю лишних два этажа): читатель этой
статьи, аз, Деррида, Беньямин, авторы, цитируемые
Беньямином, авторы, цитируемые авторами и т. д. Как ни странно,
пирамида обратима. Можно выстраивать ее от читателя, а можно... не
будем поминать всуе.

О переводах писали многие и до, и после Беньямина. Цитировать и
комментировать можно до плюс/минус бесконечности и потери
последних смыслов. Вальтер Беньямин, безусловно,— интересный
автор, но почему отсылка происходит (фактически только) к нему?
Мнится, nomen est omen. Т.е., по всей
простой видимости, причин две: а) Вальтер (властитель,
законодатель, старонем.) и б) Беньямин («бен» — сын, «ямин» — правый,
иврит). И парочка предположительных пра-корней под рукой, и
легитимная возможность козырнуть немецким термином в цитатах
или комментариях.

Немецкие термины часто сохраняют в переводах немецких философских
текстов (традиция, как видно, пошла от переводов Канта). Их,
термины, столь же часто вставляют в текст вовсе не немецкий,
а, например, французский или русский.

Немецкие термины в тексте есть джинсовый стиль и стиль
геральдический, сакральное украшательство. Это крепкие заклепки на ткани
текста — декоративные, варварские, не очень функциональные.
И на каждой заклепке — герб, печать, знак небезродности,
знак преемственности.

Со времен пост-вавилонских, язык — это всегда слэнг. Особенно, т. н.
живой язык. Когда же речь идет о переводе, то даже базовые
понятия не очень-то совпадают. Как говорит Деррида, немецкий
Brot и французский pain —
вовсе не то же самое. Созвучия ничего не значат или значат
слишком много: вечные Gift-gift,
яд-подарок.

Перевод — это такая частность, которая немедленно следует из общей
теории, если она есть. И вырисовывается с трудом, если общей
теории нет. Точность перевода, неточность перевода...
Сколько маститых переводчиков — столько и школ, столько и теорий.
Вопрос «каким должен быть идеальный перевод?» не разрешается
внутри языка. И даже внутри двух языков. Об этом говорят и
Деррида, и Беньямин. «Подстрочник Священного Писания есть
прообраз или идеал всякого перевода». Этим заканчивает
Беньямин, этим же, цитируя,— и Деррида.

Имеется в виду, что перевод с одного языка на другой есть не прямая
трансформация, не простой поиск соответствия, а перенос
через третье пространство, через идеальную унифицированность
пра-языка, над домысливаемой верхушкой вавилонской башни. Как
это сделать? Нет точного рецепта, но и пути другого нет.
Немецкий язык, как всегда, готов нашлепнуть крепкую осмысленную
печать-подтверждение. Übersetzen —
переместить вéрхом. Пояснить модель можно на примере сателлитной
телевизионной трансляции (или перевода, случайно заметим
переводя). Изображение и звук передают не по поверхности земли, а
через верх, через космос, направляя сигнал вверх, а потом
вниз.

С точки зрения практической, нужно иметь в виду, что точность
перевода часто возникает как будто сама по себе. Причем, настолько
ювелирная, что напоминает калькированность. Например,
примеченная и прекрасно использованная переводчиком обсуждаемой
книги пара: о-пределение и de-finition.
Языки, оба, явили здесь скрытую связь, внутреннее родство.
Нашлась опорная точка, из тех, на которых как-то что-то держится
в зыбчайших — не мирах даже — межмировых пространствах.

Особая область — поэтический перевод. Тут школ еще больше. Достичь
точности в рифмованном переводе практически невозможно. Меж
тем, на практике замечено, что эта точность иногда даруется,
если позволительно так выразиться, самим оригиналом. К
примеру, «Давид поет перед Саулом» переведен мной с немецкого
практически дословно. В немецких переводах (не в последнюю
очередь благодаря силлабо-тонике) такое случается чаще. Но и
французские или
английские иногда получаются очень близкими к
оригиналу. Эти тайные почти (ибо мало кто станет утруждать
себя сличением перевода с оригиналом) совпадения не могут не
радовать переводчика. Это знак: работа сделана честно,
перевод удался.

Деррида же лукавит. Мимолетные замечания, немножко здравого смысла,
десяток ссылок на авторитеты, толика визионерства — этого
достаточно для устойчивости текстового сооружения. Дом-башня
воздвигнут. Нас провели в прихожую. Узорно. Пристойно. Что
дальше? Мы не знаем этого, дальше хода нет.

Почему не пускают, уводят в сторону? Да потому, что творения Деррида
сотоварищи и есть вавилонская башня. Пока еще в стадии
строительства, а не разрушения. Но — это важно — устремлена она
не к небу, а к смыслу. Как учит народная мудрость, у палки —
2 конца. Значит, бессмыслица может быть настигнута еще
быстрее, чем смысл.

Вот о чем следовало бы задуматься — о фундаменте. Трудно
представить, чтобы вавилонская башня строилась без фундамента. Как
правило, фундамент рушится в последнюю очередь. Это значит, пока
человек посягает на недра, а не на небо, ему ничего не
грозит, кроме недоуменного презрения тех, кому не нужен ни верх,
ни низ, кому не тесно в двух уютных измерениях.

Вальтер Беньямин. Задача переводчика.

Вальтер Беньямин. О понятии истории.

Вальтер Беньямин. Произведение искусства в эпоху его технической
воспроизводимости.

Вальтер Беньямин. Ходульная мораль.