Литературная критика

Интервью Владимира Иткина с Джеем Стивенсом, автором книги «Штурмуя небеса. ЛСД и американская мечта» (М: Ультра.Культура, 2003).

С некоторых пор меня стало раздражать слово «политкорректность». К
месту и не к месту оно в последнее время стало звучать везде,
сменив «постмодернизм». Романами Мишеля Уэльбека, Ирвина
Уэлша, Брета Истона Эллиса и прочих уже мелких сошек типа
Лидии Ланч или Тамы Яновиц нам предлагают восхищаться, потому
что они «неполиткорректны». Бунт бессмысленный и беспощадный —
думалось мне, но вот совершенно неожиданно вляпался.
Испытал, как говорится, на собственной шкуре.

Книга «Штурмуя небеса. ЛСД и американская мечта», интервью с автором
которой, собственно, и посвящено мое небольшое введение,
пришла на склад крупнейшей в России книготорговой компании
«Топ-книга», на которую я работаю, и моментально оказалась под
запретом. За два месяца до этого подобным же образом был
изъят тираж книги Гринспуна и Бакалара «Марихуана — запретное
лекарство».

Ну да Бог с ней, с «Марихуаной», это, в конце концов, была
действительно откровенно пропагандистская книжка, нечто вроде
апологии уринотерапии. Но «Штурмуя небеса» Джея Стивенса на
сегодняшний день — единственное документальное повествование о
«психоделической эре», да и вообще, эпохе шестидесятых, изданное
на русском языке! И ни для кого не секрет, что без
понимания самого феномена ЛСД невозможно врубиться в прозу битников,
Бротигана, Фариньи…

С книгой последнего, кстати, произошел весьма примечательный эпизод.
В рецензии на роман Фариньи «Если долго падать, можно
выбраться наверх» я употребил слово «мескалин». По требованию
высокого начальства слово это было переправлено на «дурман».
Потому как пропаганда. Дальше больше. Настоятельно попросили
исправить или изъять рецензии, где психоделические вещества
не были заклеймлены позором. Вот тебе и политкорректность. Я
повторяю, речь идет о крупнейшей книготорговой компании в
стране, от которой напрямую завист, что читать люди будут и
что не будут.

И если бы все это ограничивалось «Топ-книгой»! Во многих книжных
магазинах Москвы «Штурмуя небеса» также оказались изъяты, и не
без вмешательства ФСБ. И это в то время, как
националистический опус под названием «Скины. Русь пробуждается», где в
подробностях описано, как пробивать голову «азерам» и
«ниггерам», испытывая при этом величайшее удовольствие, не сходит с
топов рейтингов продаж.

Читая слова Джея Стивенса, все становится на свои места. Он
прекрасно объясняет, почему все происходит именно таким образом. Но
вот в чем загвоздка, и притом весьма забавная. Весь пафос
Стивенса — из шестидесятых. Вся эта хипповская романтика, вся
эта анархия! Как будто бы человек сошел с фотографии,
запечатлевшей суд над «чикагской семеркой». Неужели с тех пор
ничего не изменилось? Или же спустя сорок лет после
американского опыта психоделическая революция со всеми вытекающими
захлестнет и Россию? На это остается только надеяться.

— Как Вы пришли к теме ЛСД?

Это было лет двадцать назад. Сейчас я весьма смутно помню, как,
будучи молодым писателем, движимый разнообразными политическими,
философскими и эстетическими идеями, я выбрал старомодный
жанр документального «исторического повествования». Мне
казалось, что именно такой жанр я смогу использовать для мягкого,
однако, в то же время, точного и болезненного удара. Удара
ниже пояса. Потом я стал искать конкретную тему, способную
удовлетворить все мои требования, и обратил внимание на
странную и одновременно удивительную историю синтетической
молекулы ЛСД-25... И понял, что нашел то, что нужно. Даже больше
того.

Первое, что впечатлило меня, заключалось в следующем. Как я выяснил,
ученые, работавшие с ЛСД со времени его изобретения до
запрета, были вынуждены оставить свои исследования, поскольку
все они принимали ЛСД в рамках своей работы. С точки зрения
правительства США, личный психоделический опыт поставил крест
на объективности их научных исследований. Таким образом, в
этой сфере науки невежество стало необходимым качеством для
того, чтобы работа каким-то образом продвигалась и
финансировалась.

Кроме того, меня привлекли еще две вещи. Первая — возможность
реконструкции самой ситуации, когда наркотик, расширяющий сознание
(слово «психоделик» это, как раз, и означает) или, по
крайней мере, приостанавливающий обычные механизмы нашего тела,
стал широко распространен в стране, известной своим
недоверием к сверхразвитому интеллекту. Вторая — возможность
рассказать, что может случиться, если наркотик с мощнейшим
визионерским потенциалом просочится из научных лабораторий и найдет
свое пристанище среди самой образованной и экзистенциально
озабоченной части послевоенной американской молодежи.

Когда я приступил к работе, идея была примерно такая: написать
книгу, напоминающую кислотный трип — двигающееся по спирали
повествование, куча смешных моментов, что-то типа обоев,
изменяющихся по ходу галлюцинаторного восприятия. При этом язык
книги предполагался простой, трезвый и сочный.

— В Вашей книге сочетаются насыщенное интереснейшими деталями
повествование и прекрасное чувство юмора. Однако Вы пишете
обо всем этом, как сторонний наблюдатель. Каково Ваше личное
мнение — считаете ли Вы, что ЛСД (и психоделики вообще) важны
людям, которые хотят узнать больше о своем сознании?

Прежде, чем ответить на этот вопрос, я хочу сказать, что ЛСД и
другие психоделики, равно как и другие «визионерские»
растительные и синтетические вещества, являются подрывными силами в
Войне, которая сама по себе является одной из наиболее
актуальных в современном обществе.

Официально война против наркотиков длится 30 лет. На сей день она
обросла гигантским бюрократическим аппаратом, поддерживаемым
детально проработанной идеологией. Все происходит согласно
старой пословице: «Первым пострадавшим на войне является
Правда». Попробуйте найти другую проблему, которая находит у
людей разных воззрений столь единодушную оценку! Ничего
подобного нет и близко.

Нет ни одной другой проблемы, которая наделала столько дыр в
американском «Билле о правах». В нашей Конституции есть все
возможные свободы и поправки, но когда дело доходит до преступления
над собственным сознанием, наступает полный швах.

По большому счету, это новый тип войны эпохи постмодерна, где врагом
является не другое племя, другое государство или идеология,
а индивидуум, культивирующий иные состояния тела и
сознания, находящиеся в обществе под запретом. Самый главный и,
пожалуй, наиболее интересный аспект этого дела в том, что это
война нацелена на управление человеческим восприятием, на
индивидуальном уровне — на уровне каждой ячейки. Помнится, я
где-то писал, что одной из основных, так и неразрешенных
проблем 20 века, было определение человеческой «нормальности».

Как это ни удивительно, «шестидесятнический» отказ от
государственного контроля управлением нервной системой стал одним из
мощнейших, хоть и совершенно неорганизованных, актов гражданского
неповиновения. И правящие элиты всего мира, под настойчивым
руководством США, с ненавистью встретили этот новый тип
поведения, заклеймив его на психологическом и медицинском
уровнях.

Все это продолжалось и продолжается до сих пор. И теперь, очертив
контуры «тела-сознания» разрешенного и «тела-сознания»
запрещенного, вы вполне можете представить эту модель пчелиного
роя, так называемый Американский стиль. Гротескную и сюрную
местность, которую уже 20 лет обживают писатели киберпанка.

Хотя психоделический опыт был когда-то доступным, сейчас — это
абсолютно запрещенный тип существования. Это продолжается уже на
протяжении 40 лет, и люди, которые за этим следят, очевидно
знают, что делают. Между тем, все это никоим образом не
умаляет значения психоделиков как одного из мощнейших
инструментов изучения архитектуры нашего сознания. Для людей, желающих
постичь Шаманское древо (метафорически и метафизически),
они могут выступать в качестве «союзников» и помощников.
Существует ли опасность? Без сомнения. Как говорил Олдос Хаксли,
психоделики благоприятны подготовленному сознанию...

Да, в «Штурмуя небеса» я попытался вложить все эти рассуждения, всю
полезную справочную информацию, не впадая при этом в
пафосность и претенциозность. Как все это интерпретировать —
зависит от вашего же чувства юмора. Но помните — ни одно
приключение не бывает случайным!

— Как бы Вы могли определить роль психоделиков в нашей жизни и
в жизни общества?

Доктор Станислав Гроф, один из главных исследователей ЛСД,
пользовавшийся поддержкой американского правительства — человек,
написавший ценнейшие теоретические работы, где на основании
анализа психоделических опытов попытался определить, каким
образом сконструировано сознание, пишет следующее: «Существует
нечто вроде склада, где хранится научный материал тридцати и
сорокалетней давности, демонизированный словом “наркотик”,
практически недоступный ученому, который хочет получить
финансовую поддержку». Но если говорить по существу, Гроф
определяет воздействие ЛСД на человеческое сознание одним простым
предложением: «Это агент, разрушающий обусловленность».

ЛСД временно уничтожает множество слоев обусловленной реальности,
которые формировались эволюцией, личным опытом, семьей,
школой, культурой, телевидением и обществом вообще. Именно в этом
кроется причина, по которой человек может смеяться около
часа и остановить его трудно.

Этот агент удаляет то, что Олдос Хаксли назвал редуцирующим
клапаном, под которым он подразумевал невидимую систему
«редактирования», которую Сознание неизбежно создает, чтобы
отфильтровать море информации, проходящее через нас каждую секунду.

Редуцируя все это в управляемый поток сознания, который позволит
нашему организму сформировать картину повседневности и создать
ощущение ритма, мы пребываем в уверенности относительно
завтрашнего дня, который будет повторением предыдущего.

Но кто знает, на скольких обособленных уровнях работает эта
редактирующая операционная система? Их множество! От квантового
уровня до того, на котором мы, подобно пилоту в защитном шлеме,
управляющему самолетом нашего сознания, вырываем из
бесконечности нечто и, сообразуясь с ним, принимаем решение, от
которого зависит наша жизнь.

Все это называется обусловленность!

После принятия психоделика любой, кто смотрел на дерево или травинку
и относился к ним, как к чему-то настолько обыденному, что
не обращал на них никакого внимания — так вот, любой человек
может осознать, насколько быстро они могут лишиться своей
обусловленности. Как явственно мы можем почувствовать
новизну! Как чудесна может быть эта свежесть! Дерево, что растет у
ворот моего дома. Может ли кто-нибудь из нас распознать в
нем огромное, сложное, совершенно живое существо, которое
разделяет наш с вами пространственно-временной континуум, дышит,
потеет, пьет, общается? Нам кажется, что в последнем
червяке — и то больше жизни. У нас просто не хватает времени,
чтобы почувствовать это. И одновременно 80 микрограмм ЛСД могут
вселить в Вас уверенность, что все эти знания о дереве,
вашем старом друге, доступны, и достижение их не требует много
времени. Словно бросок в дзюдо. И конечно же, в результате,
человечеству было бы не так просто уничтожать природу.
Обладающему психоделическим сознанием человеку это доставило бы
сущее мучение. Многочисленные полицейские отчеты 1964 и 1965
годов полны описаний таких случаев, когда люди преклонного
уже возраста, иногда раздетые, обнимали деревья и плакали от
радости.

Подвожу итог. Мир восстанавливается в своей первозданной свежести и
неповторимости. Ты смотришь на него, подобно мистику или
поэту — тут можно выбрать любую «визионерскую» метафору. Иногда
оказывается возможным посмотреть на свои старые проблемы
совершенно новыми глазами.

Еще один интересный сопутствующий «эффект» ЛСД и психоделической
культуры в целом. О нем довольно редко говорят, да и признают
не всегда. Я говорю о той роли, которую играли психоделики в
смысле научных и технических открытий. Причем области здесь
самые различные — и математика, и квантовая физика, и
нейробиология. Тут нет ничего удивительного или шокирующего.
Психоделический опыт, конечно же, интересен тем, кому интересны
пределы собственного сознания, воображения, духа и природы,
однако в большей мере — тем, кто хочет попытаться посмотреть
на мир извне.

Это с одной стороны. Теперь что касается остального. Можно в этом
винить Историю, но так или иначе мы живем в мире, построенном
по принципу пчелиного улья — усложненном, иерархически
построенном. В этом мире успех напрямую зависит от нашего
делового ритма. Ритма производства и потребления. Здесь все
определяется, условно говоря, менеджерами огромной корпорации, а
вне этого — лишь святыни и императивы Капитала. Мы все —
трудяги, пчелиное сообщество.

Чтобы общество эпохи постмодерна продолжало существовать, чтобы оно
оставалось непоколебимым, чтобы человечество могло с
ветерком катить по хайвею Времени, мы должны поддерживать
гигантское количество условностей и требований плюс
запрограмированное «не думай об этом». Вам так не кажется?

Поэтому ни защиты, ни реабилитации психоделиков, как я подозреваю, в
скором времени не предвидится.

— Вашу книгу запретили во многих магазинах нашей страны.
Сталкивались ли Вы с такой проблемой где-нибудь, помимо
России?

Будучи «серьезным» писателем, который время от времени хочет, чтобы
его произведения читали, я всегда осознавал, что книга, на
обложке которой красуется слово «LSD», автоматически
становится неполиткорректной. К моему большому сожалению. И даже
«Американская мечта» в заголовке не помогает. Соответствующие
деятели, работающие в крупнейших книготорговых компаниях
(«Borders» и «Barnes & Noble», к примеру), часто снимают книгу с
продажи — так же, как и у вас в стране.

По моей книге множество раз делались попытки снять документальный
фильм. Но обычно люди из масс-медиа горят энтузиазмом лишь
поначалу. Спустя короткое время они врубаются в суть предмета и
понимают, что вся эта музыка в стиле ретро, все эти танцы
волосатых не могут скрыть опасную асоциальную подоплеку,
которую несет моя история. Как сказал мне один из таких
«исполнителей»: «Если мы это сделаем, никто уж точно нам спасибо не
скажет!».

— Сам феномен битников, хиппи и психоделической культуры
ассоциируется, главным образом, с Америкой. Как это не странно, ни
одна другая страна не дала в шестидесятые стольких
писателей, поэтов и музыкантов, для которых в основе лежит
психоделический опыт. В чем, на Ваш взгляд, кроется причина?

Вообще-то, в течение последних 50-ти лет психоделики были широко
распространены в среде интеллектуалов, художников, политиков,
ученых во многих странах Европы. Жан-Поль Сартр, например,
экспериментировал с мескалином, а потом переключился на
коридрен (амфетамин+парацетамол). Анри Мишо тщательным образом
исследовал большое количество токсичных веществ и впоследствии
прекрасно об этом написал. Мишель Фуко после нескольких
ЛСД-трипов полностью пересмотрел свою философскую концепцию. А
немецкий романист Эрнест Юнгер — тот вообще был закадычным
другом Альберта Хофманна, создателя ЛСД. Они вместе
«путешествовали», и Юнгер говорит об этом опыте как о базовом. Ну и,
конечно же, музыканты. Их так много, что не перечесть.

Что касается Америки, то здесь все это дело стало чем-то гораздо
большим, нежели просто частные опыты. Оно превратилось в целое
движение.

Почему Американские «Шестидесятые» таили в себе такие грандиозные
возможности? Да потому что они одновременно объединили в себе
две радикальные тенденции. Политика и духовность. Активисты
и хиппи. Изменение реальности внешней, подчиненной классовым
отношениям, и изменение реальности внутренней — путь к
исследованию сознания. И при этом все непослушание американских
«бэби-бумеров», во всей своей цельности и противоречивости,
оказалось напрямую связанным с утечкой ЛСД из
исследовательских лабораторий. Весьма редкий исторический феномен! С чем
его сравнить? Разве что с дионисийским культом вина,
взбудоржившим Древний мир.

И вот вам еще пример этой американской «двоякости». Поэт-битник Ален
Гинзберг использовал психоделики не только в личных
творческих целях, но провозглашал их революционным инструментом,
способным привнести поэзию в политику, и наоборот. Он
превозносил ее в качестве силы, неизбежно творящей вокруг себя иную
культуру.

— В русском сознании психоделическая эра и эпоха хиппи кажется
чем-то вроде мифического Эльдорадо (возможно, потому что у
нас в принципе не было подобного опыта). Существует ли
подобное отношение к шестидесятым в современном американском
обществе? Или же это одна из частей исторической хрестоматии — в
меру скучная и в меру надоевшая?

Да, здесь можно говорить и об Эльдорадо, и об исторической
хрестоматии. Правда, в последнем случае, самые лучшие и интересные ее
части оказались выброшенными на помойку.

Давайте заглянем в прошлое и попытаемся создать некую модель. В США
«шестидесятые» были пьесой, состоящей из трех актов.

Акт первый. Тут можно говорить о различных началах и отправных
точках, но конец очевиден. Занавес опустился в конце 1967 года.
Это был конец великого психоделического эксперимента: «Лето
любви» в Хэйт-Эшбери и антивоенная демонстрация в Вашингтоне.

Акт второй ограничивается одним-единственным 1968 годом. Как вы
знаете, в этом году по всей планете веяло чем-то особенным, что
заставило молодежь взбунтоваться против власть имущих. Это
была такая волна протеста, что от ее грубого и ироничного
накала просто-напросто захватывало дух.

Акт третий хронологически соответствует 1969–1974 годам. Он начался
рок-н-ролльной утопией Вудстока и одним из самых громких в
Америке процессов — судом над «чикагской семеркой». Кончился
отставкой Никсона. Моя книга «Burning Down The House: 10
Narratives» посвящена именно этому периоду «шестидесятнической
истории».

Все эти годы — с 1967 по 1974 — возмущение грозило обернуться
революцией, «третьей гражданской войной». Но заметим в скобках —
войной смешной и странной. Два революционных крыла — хиппи и
активисты — смешались во всеобщем хаосе. Даже ФБР-овская
операция «COINTELPRO», которую вполне можно назвать величайшей
противомятежной акцией 20-го века, была больше смешной,
нежели трагичной.

Но кончилось все плохо. Политические манифесты американских
шестидесятников сошли на нет. Наезды на правительство, попытки
разрешить проблему, может ли Америка быть империей и одновременно
оставаться оплотом демократии — все эти разговоры
прекратились. Осталась только «контркультурная» энергия, и она ушла в
моду, музыку, стиль жизни.

Лидеры «шестидесятников» — политические и другие — в результате
стали париями. Доминирующая культура, воцарившаяся впоследствии,
заклеймила Кена Кизи, Тимоти Лири и других «зараженных»
шестидесятыми, как отщепенцев. Как клоунов, над которыми можно
посмеяться.

— Был ли у Вас опыт непосредственного знакомства с ЛСД? Если
да, могли бы ли Вы сказать, что это было одно из важнейших
переживаний в Вашей жизни?

Написать книгу о путешествии в Китай, не сходя с дивана, конечно,
возможно. Но сложно. Зачем же усложнять и без того непростые
вещи... Конечно, у меня такой опыт был. А про важность...
Есть ли различие между словом «важнейший» и «незабываемый»?
Если нет, то я на Ваш вопрос ответил.