Создан для блаженства (под редакцией Льва Пирогова)

• Архетипы Гоголя.
• Детектор лжи.
• Майор Фаберже.
• Даймон.
• Мякоткин.
• Прощание славянки.
• Гелла.
• Будьте, как орлик!

Главы из романа «Swedenborg»

Опять какой-то посторонний шум. Теперь еще и свист. Или треск? Нет,
все-таки свист. Что это? Поразительно! Óдин висит головой
вниз на высоком деревянном пенале, в котором дневальные держат
всякие принадлежности, и свистит. Как это ему удается? Что
он хочет сказать этим? Пронзительный, разрушающий психику
свист пронизывает каждый атом моего мозга и сворачивается в
спираль. Почему в таком положении? Как он туда забрался? Кто
предписал? Не может быть, чтобы Óдин оказался там случайно.
Он привязан к мировому дереву Иггдрасил и рассыпает вокруг
себя руны. Весь пол усеян бумажками, как ватой. Ну и
достанется ему за это! Это он вынудил меня к лежанию, составив
благоприятный рунический прогноз. Согнал всех нас с насиженных
мест и прочитал расклад. Ходил со своей длинной дирижерской
палочкой вдоль символов рунета и переворачивал руны. По его
заверению, прогноз был во всех аспектах благоприятен. Я ему
сразу же поверил. Замыкающей руной была пустая, так называемая
руна Óдина, и это особенно порадовало его. Он всегда готов
участвовать в чужой судьбе. По его мнению, эта руна несет в
себе неограниченные позитивные возможности. Пустота —
всеобъемлюща, сказал он. Потому что может быть наполнена любым
содержанием, даже вакуумом. Даже не-пустотой. Он читал руны
безмолвно, одну за одной, как подлинный маг, справа налево, и
мгновенно констатировал уникальную комбинацию, которая вселила
в нас обоих надежду. Но все дело было в завершающей, пустой
руне. Она-то и позволила мне в конечном счете не вставать и
написать это донесение.

***

Матвей бросил читать Евангелие и стал мастурбировать вместе с нами.
И однажды, обливаясь слезами и мастурбируя, он сказал мне:
«Все восходит к Богу, Бог есть первая причина и последнее
следствие, и поэтому все в мире соподчинено ему. Я ему сказал:
«Чудак! Разве причина в этом? Если Бог есть причина всему,
начало начал, конец концов, значит он сам соподчинен
причинности и не свободен от нее, а задача состоит в том, чтобы
выйти из-под ее контроля».— «А ты уже вышел?» — спросил Матвей
насмешливо, явно глумясь.— «Конечно,— сказал я, словно не
замечая насмешек.— И уже довольно давно».— «Как? Когда? Где?
Чем ты это можешь доказать?» — вскричал он, не прерывая
рукоблудия. «За фикусом,— сказал я серьезно, ничуть не презирая
его, понимая его несовершенство.— Я делаю это каждый день,
даже без перерыва на обед, даже на сновидения, отец Матвей. Вы
сами могли убедиться в этом, когда привязывали меня к
кровати».

Он вынужден был признать мою правоту. Ведь никто иной, как он и его
присные укладывали меня насильно в кровать. Ведь никто иной,
как он, разочаровался в Евангелии и мастурбировал вместе с
нами. Ему нечем было крыть, и тогда, ожесточаясь, он сказал:
«Тот, кто не верит в Бога, обожествляет материю!» Я
удивился его прозрениям. «Это бывает,— сказал я.— Так это иногда и
происходит. Но не со всеми и не всегда. Одни обожествляют
материального Бога, как христиане, например, или их подручные.
Другие обожествляют причину: пантеисты и Спиноза. Но
заметьте себе, отец Матвей, я совсем не отрицаю Бога, я просто
говорю, что он так же, как и мы, включен в круг каузальности, и
поэтому не имеет значения, до нас он стоит в этом ряду или
после. Главное, он детерминирован, как и
вы». «Чем?» — сказал он заносчиво, но с мукой, с явной обидой
за своего Бога. «Своим Отцом, например, на которого он
постоянно ссылается как на высшую реальность. Тем, что не
свободен от рождения, смерти, страдания, нас с вами не может
сделать бессмертными. Да что там нас, и себя тоже. Даже чтобы
сообщить нам о себе, он уже должен был вступить в
причинно-следственную связь, то есть впасть в смертность. И это —
всемогущество? Как такой Бог может вас устраивать?»

Он крепко задумался (я почувствовал, как пахнуло от него козлиным
потом). Я продолжал. «Все гениальное, значимое, великое,—
сказал я,— есть качество не-причинности, причинность в великом и
бессмертном исчезает. Просветление — это свойство
не-причинности, сострадание — это свойство не-причинности, прекрасное
— это свойство не-причинности, пространство абсолютной
свободы, абсолютной недетерминированности. Всякий святой,
пророк, бог, каждое существо в миг своего нравственного торжества
— разрушает причинность, абсолютно не детерминирован ею.
Находиться вне причинности и быть абсолютно свободным — одно и
то же. Речь о том, чтобы раздвинуть это пространство
беспричинности и поглотить им всю причинность, весь
причинно-следственный ряд, и пребывать в нем свободным. Я лично уже сделал
это — в том углу, где мы всегда, я и мой фаллос, стоим, не
подчиняясь закону детерминации — я и мой орган нерелятивны. И
вам советую делать так же, отец Матвей. Нужно уже сейчас,
здесь, избавиться от всяческой каузальности,— сказал я ему,—
выйти из круга причинности, а не дожидаться, когда это
сделает за тебя Бог. Он не сделает это без нашей помощи: Он сам —
в круговороте причин. Не-мысля, не-ненавидя, не-насилуя,
не-убивая, не-зачиная, не-мастурбируя, не-эякулируя,
не-совершая, не-присваивая, не-отождествляя, не-предавая, мы
становимся не-причиной мысли, не-причиной ненависти, не-причиной
насилия, не-причиной убийства, не-причиной зачатия, не-причиной
мастурбации, не-причиной эякуляции, не-причиной всякого
действия, присвоения, отождествления и предательства —
перестаем воспроизводить причину и следствие из себя самих. Только
элементы не обусловлены ничем, даже друг другом, поэтому не
могут быть обусловлены и Богом. Как, если огонь не обусловлен
водой, он может быть обусловлен Богом?» «Огонь может быть
потушен водой!» — сказал отец Матвей с вызовом, даже дерзко.
«Чего же до сих пор не потушил? — покачал я головой.—
Времени-то было достаточно. Нет, отец Матвей, они существуют
порознь, хотя иногда и взаимодействуют, огонь и вода. И ваш Бог
ничего не может поделать с этим. Четыре великих элемента
стоят над всем, даже над Небом, отец Матвей, ибо, исчезая из
этого мира, погружаясь один в другой, элементы уносят в этом
исчезновении все — и Бога тоже. Бог не может без них
существовать, вот в чем дело. В противном случае, творение
прекратилось бы, ибо как бы Он мог творить без элементов? Или: как бы
Бог мог существовать вне их? Ясно, что элементы первичны по
отношению ко всему и существуют до Бога. Когда их нет, нет
ничего в природе, они последними уходят из мира. Бога уже
нет, а они еще есть. Когда их нет, нет ничего, долго, очень
долго, почти столько же, сколько находимся здесь мы с вами,
отец Матвей. Тогда наступает Тьма тьмы, и лишь Золотой Лингам,
мировой зародыш Хираньягарбха, в дрожащей плаценте, как Дух,
носится над бездной в поисках лона причинности. Творить,
мыслить, совокупляться — значит создавать последствия,
вступать в причинно-следственную половую связь, это начало
каузальности. Поэтому я отказался от соития».

Так я сказал отцу Матвею, и он приостановился на минуту. «Хорошо,—
сказал он,— значит, Он, Лингам, и есть твой Бог, Начало
начал, Причина всего, и это просто другое имя Бога?» — «Да,—
сказал я.— С этим можно было бы согласиться. Но где здесь место
бессмертию? В этом Боге оно тоже отсутствует». И на этом
месте он эякулировал.

«Хорошо,— подошел он ко мне в другой раз.— А что же он оплодотворяет
в таком случае, твой Лингам? Как все зарождается в
природе?» — «Как что? — удивился я.— Он оплодотворяет Пустоту!»
Этого он явно не ожидал и даже припал на колено от
неожиданности. Тогда он, хитро прищурив глаз, сказал: «А сам он тогда где
существует? Тоже в Пустоте?» Я знал, к чему ведет этот
закоренелый церковник. Такие люди всегда пребывают в вульве и
всякую причинность выводят из нее. Хотя сказано: женщина из
ребра Адама, а не наоборот. Да не из ребра она Адама, а из…
«Отец Матвей,— сказал я ему строго, стоя за фикусом.— Здесь вы
должны остановиться в своей ненависти. Вы перешли границу
допустимых вопрошаний. Не думайте, что словами вы сможете
схватить истину». И здесь он опять, задыхаясь, эякулировал,
потому что все время мысленно на самом деле онанировал.
Разговоры о Боге, столь распространенные в среде богословов и
военнослужащих, и есть самый распространенный вид мастурбации,
которым они достигают своих целей.

Я уклонился от ответа. Что толку толочь воду в ступе? Так
продолжалась эта его внепричинная мастурбация, то есть беспричинная
недетерминированная самоэякуляция, и будь отец Матвей
посмышленее, он бы уже из одного этого сделал вывод, принял бы мою
головокружительную диалектику и перестал задавать ненужные
вопросы.

«Но что же тогда такое личность,— сказал, изнемогая, отец Матвей,— я
не могу отказаться от моей личности, поэтому не могу
отказаться от Бога, Ковалев!» Так он сказал, упав духом. «Вы
правильно это отметили, отец Матвей,— сказал я ему.— Эту
взаимосвязь — личности и Бога. Все дело в том, что никакой личности
не существует. Поскольку вы не можете отказаться от
личности, постольку же вы не можете отказаться и от Бога. Эти вещи
взаимосвязаны».

«Господин, как это представление о «личности» возникает, где оно
берет происхождение?» — спросил отец Матвей.

«Друг Матвей, когда необученный обычный человек не имеет уважения к
благородным и неискусен и недисциплинирован в их Дхамме,
когда он не имеет уважения к истинным людям и неискусен и
недисциплинирован в их Дхамме, он рассматривает материальную
форму (тело) как «я», или «я» как обладающее материальной
формой, или материальную форму в «я», или «я» в материальной
форме. Он рассматривает ощущение как «я», или «я» как обладающее
ощущением, или ощущение в «я», или «я» в ощущении. Он
рассматривает восприятие как «я», или «я» как обладающее
восприятием, или восприятие в «я», или «я» в восприятии. Он
рассматривает санкхары (ментальные образования, волевые импульсы) как
«я», или «я» как обладающее санкхарами, или санкхары в «я»,
или «я» в санкхарах. Он рассматривает сознание как «я», или
«я» как обладающее сознанием, или сознание в «я», или «я» в
сознании. Вот каким образом представление о «личности»
возникает, друг Матвей, здесь оно берет происхождение. Здесь
возникает причинность. Здесь начало детерминации».

«Великолепно, великолепно, господин! Я хочу и дальше слушать вас, я
хочу быть вашим учеником, майор Ковалев, продолжайте ваши
наставления, я перестану задавать глупые вопросы».

«Я принимаю вас в ученики, отец Матвей, только умейте останавливать
на краю ваши глупые вопросы. Иначе свалитесь вместе с ними в
пропасть».

«Хорошо, господин»,— сказал упасака Матвей кротко, и, восхищенный и
обрадованный этими словами бхиккху Ковалева, задал ему
следующий вопрос:

«Господин, как это ложное представление о «личности» не возникает,
где оно не имеет происхождения?»

«Друг Матвей, когда хорошо обученный благородный человек имеет
уважение к благородным и искусен и дисциплинирован в их Дхамме,
когда он имеет уважение к истинным людям и искусен и
дисциплинирован в их Дхамме, он не рассматривает материальную форму
(тело) как «я», или «я» как обладающее материальной формой,
или материальную форму в «я», или «я» в материальной форме.
Он не рассматривает ощущение как «я», или «я» как обладающее
ощущением, или ощущение в «я», или «я» в ощущении. Он не
рассматривает восприятие как «я», или «я» как обладающее
восприятием, или восприятие в «я», или «я» в восприятии. Он не
рассматривает санкхары (ментальные образования, волевые
импульсы) как «я», или «я» как обладающее санкхарами, или санкхары
в «я», или «я» в санкхарах. Он не рассматривает сознание
как «я», или «я» как обладающее сознанием, или сознание в «я»,
или «я» в сознании. Вот каким образом представление о
«личности» не возникает, друг Матвей, здесь оно не имеет
происхождения. Здесь конец детерминации. Здесь прекращается
причинность.»

И упасака Матвей, припав на колено, был восхищен этими словами
бхиккху Ковалева и прекратил задавать ненужные вопросы.

И в третий раз подошел ко мне отец Матвей, роняя семя. «Я хотел бы
задать вопрос о некотором предмете майору Ковалеву,— сказал
он,— если майор Ковалев согласится мне на него ответить».
«Спрашивайте о чем пожелаете, отец Матвей,— сказал я.— Буду рад
развеять все ваши подозрения».

Матвей сказал: «Как майор Ковалев обычно учит своих учеников? И
каково майора Ковалева наставление, обычно даваемое его
ученикам?»

Я сказал: «Вот как я учу обычно своих учеников, отец Матвей, и вот
каково мое наставление, обычно даваемое моим ученикам:
Ученики, материальная форма (тело) непостоянна, ощущение
непостоянно, восприятие непостоянно, санкхары (ментальные
образования, волевые импульсы) непостоянны, сознание непостоянно.
Ученики, материальная форма — не «я», восприятие — не «я»,
ощущение — не «я», санкхары — не «я», сознание — не «я». Все
санкхары непостоянны, все вещи не «я». Вот каким образом я учу
обычно своих учеников, отец Матвей, и вот каково мое
наставление, обычно даваемое моим ученикам».

«Сравнение пришло мне в голову, майор Ковалев»,— сказал отец Матвей.
«Объясните его нам, отец Матвей,— сказал я.— Может быть,
оно будет для нас полезно».

«Точно так же как семена и растения, произрастающие на своей родине,
земле, какого рода бы они ни были, достигают роста,
увеличения и зрелости, основаны на земле, берут начало в земле —
точно так же, майор Ковалев, человек произрастает из своей
материальной формы (тела), берет начало в материальной форме;
произрастает из своего ощущения, берет начало в ощущении;
произрастает из своего восприятия, берет начало в восприятии;
произрастает из своих санкхар (ментальных образований,
волевых импульсов), берет начало в санкхарах; произрастает из
своего сознания, берет начало в сознании — произрастает из своей
родины, личности, берет начало в своей родине, личности,—
конгломерате этих разнородных частей; он владеет ими и они
являются его личностью, его бессмертным духом, его прибежищем,
его душой. Человек имеет материальную форму (тело) как «я»,
и, основанный на материальной форме, он продуцирует заслугу
или не-заслугу. Человек имеет ощущение как «я», и,
основанный на ощущении, он продуцирует заслугу или не-заслугу.
Человек имеет восприятие как «я», и, основанный на восприятии, он
продуцирует заслугу или не-заслугу. Человек имеет санкхары
как «я», и, основанный на санкхарах, он продуцирует заслугу
или не-заслугу. Человек имеет сознание как «я», и,
основанный на сознании, он продуцирует заслугу или не-заслугу».

«Отец Матвей, не утверждаете ли вы в таком случае следующее:
Материальная форма (тело) есть мое «я», ощущение есть мое «я»,
восприятие есть мое «я», санкхары (ментальные образования) есть
мое «я», сознание есть мое «я»?»

«Я утверждаю именно это, майор Ковалев, и не стыжусь в этом
признаться: «Материальная форма есть мое «я», ощущение есть мое «я»,
восприятие есть мое «я», санкхары есть мое «я», сознание
есть мое «я». И так делает великое множество существ, как
гражданских, так и военных».

«Что нам за дело до этого великого множества, отец Матвей?
Пожалуйста, ограничьтесь только вашим собственным утверждением».—
«Тогда, майор Ковалев, я утверждаю так: «Материальная форма
есть мое «я», ощущение есть мое «я», восприятие есть мое «я»,
санкхары есть мое «я», сознание есть мое «я». Нет никакого
другого «я», куда бы мы ни посмотрели».

«В этом случае, отец Матвей, и я задам вам вопрос в свою очередь.
Отвечайте на него, как считаете нужным. Как вы думаете, отец
Матвей? Смог ли бы какой-нибудь помазанный благородный царь,
или президент, или полковой врач,— например, царь Косалы
Пасенади или царь Магадхи Аджатасатту Видехипутта, или
президент Рузвельт, или наш полковой врач Авангард Леонтьевич —
осуществлять свою власть в своих собственных пределах, в своих
собственных государствах и подразделениях, как бы они того
хотели: казнить тех, кто должен быть казнен, наказывать тех,
кто должен быть наказан, изгонять тех, кто должен быть
изгнан, привязывать тех, кто должен быть привязан?» — «Несомненно,
это так, майор Ковалев. Они бы осуществляли свою власть в
своих собственных пределах, в своих собственных государствах
и подразделениях, как бы они того хотели: казнили бы тех,
кто должен быть казнен, наказывали бы тех, кто должен быть
наказан, изгоняли бы тех, кто должен быть изгнан, привязывали
бы тех, кто должен быть привязан. Такой помазанный
благородный царь или президент или полковой врач могли бы делать и
делали это, майор Ковалев. Хотя, конечно, международные
организации им иногда в этом мешают».

«Как вы думаете, отец Матвей? Когда вы говорите так: «Материальная
форма (тело) есть мое «я», обладаете ли вы в действительности
такой властью над материальной формой, как царь или
президент или полковой врач в своих государствах и подразделениях,
чтобы сказать: «Пусть моя материальная форма (тело) будет
такой-то; пусть моя материальная форма не будет такой-то»?»

Когда это было сказано, отец Матвей, сын Александра, оставался
безмолвным, безучастным. Словно проглотил аршин. Во второй раз
ему был задан тот же вопрос, и во второй раз отец Матвей, сын
Александра, не проронил ни слова. Тогда я сказал ему:
«Отвечайте же, отец Матвей. Теперь не время для молчания. Если
кто-нибудь, спрошенный мною в третий раз, не даст ответа,
останется безучастным, его голова тут же разлетится на семь
частей или он будет немедленно привязан простынями к кровати».

И тогда небесный дух, верховный бог и владетель магии, `Один,
удерживающий в руке пылающую молнию, громовую стрелу Ваджру,
возник в воздухе над головой Матвея, сына Александра, с мыслью,
что если тот не ответит и в третий раз на мой вопрос,
немедленно расколоть ему голову на семь частей, здесь и сейчас. И я
увидел этого духа с молнией в руке, а затем увидел его и
Матвей, сын Александра. И тогда он испугался и ужаснулся, и
затрепетал. И, ища убежища и защиты во мне, гвардии майоре
бронетанковых войск, отличнике боевой и политической
подготовки, отец Матвей сказал: «Спрашивайте меня о чем хотите, майор
Ковалев. Я буду отвечать на любые поставленные вопросы».

Я сказал: «Как вы думаете, отец Матвей? Когда вы говорите так:
«Материальная форма (тело) есть мое «я», обладаете ли вы в
действительности какой-нибудь такой властью над материальной
формой, как царь или президент или полковой врач в своих
государствах и подразделениях, чтобы сказать: «Пусть моя
материальная форма будет такой-то; пусть моя материальная форма не
будет такой-то»?» — «Нет, майор Ковалев».— «Обратите внимание,
отец Матвей, обратите внимание, как вы отвечаете! То, что вы
сказали раньше, не согласуется с тем, что вы говорите
теперь, и то, что вы говорите теперь, не согласуется с тем, что вы
говорили раньше». Отец Матвей молчал, не зная ответа.

Я сказал: «Как вы думаете, отец Матвей? Когда вы говорите так:
«Ощущение есть мое «я», обладаете ли вы в действительности
какой-нибудь такой властью над ощущением, как царь или президент
или полковой врач в своих государствах и подразделениях,
чтобы сказать: «Пусть мое ощущение будет таким-то; пусть мое
ощущение не будет таким-то»?» — «Нет, майор Ковалев».—
«Обратите внимание, отец Матвей, обратите внимание, как вы
отвечаете! То, что вы сказали раньше, не согласуется с тем, что вы
говорите теперь, и то, что вы говорите теперь, не согласуется
с тем, что вы говорили раньше». Отец Матвей молчал, не зная
ответа.

Я сказал: «Как вы думаете, отец Матвей? Когда вы говорите так:
«Восприятие есть мое «я», обладаете ли вы в действительности
какой-нибудь такой властью над восприятием, как царь или
президент или полковой врач в своих государствах и подразделениях,
чтобы сказать: «Пусть мое восприятие будет таким-то; пусть
мое восприятие не будет таким-то»?» — «Нет, майор Ковалев».—
«Обратите внимание, отец Матвей, обратите внимание, как вы
отвечаете! То, что вы сказали раньше, не согласуется с тем,
что вы говорите теперь, и то, что вы говорите теперь, не
согласуется с тем, что вы говорили раньше». Отец Матвей молчал,
не зная ответа.

Я сказал: «Как вы думаете, отец Матвей? Когда вы говорите так:
«Санкхары (ментальные образования, волевые импульсы) есть мое
«я», обладаете ли вы в действительности какой-нибудь такой
властью над санкхарами, как царь или президент или полковой врач
в своих государствах и подразделениях, чтобы сказать:
«Пусть мои санкхары будут такими-то; пусть мои санкхары не будут
такими-то»?» — «Нет, майор Ковалев».— «Обратите внимание,
отец Матвей, обратите внимание, как вы отвечаете! То, что вы
сказали раньше, не согласуется с тем, что вы говорите теперь,
и то, что вы говорите теперь, не согласуется с тем, что вы
говорили раньше». Отец Матвей молчал, не зная ответа.

Я сказал: «Как вы думаете, отец Матвей? Когда вы говорите так:
«Сознание есть мое «я», обладаете ли вы в действительности
какой-нибудь такой властью над сознанием, как царь или президент
или полковой врач в своих государствах и подразделениях,
чтобы сказать: «Пусть мое сознание будет таким-то; пусть мое
сознание не будет таким-то»?» — «Нет, майор Ковалев».—
«Обратите внимание, отец Матвей, обратите внимание, как вы
отвечаете! То, что вы сказали раньше, не согласуется с тем, что вы
говорите теперь, и то, что вы говорите теперь, не согласуется
с тем, что вы говорили раньше». Отец Матвей молчал, не зная
ответа.

Я сказал: «Как вы думаете, отец Матвей, является ли материальная
форма (тело) постоянной или непостоянной?» — «Непостоянной,
майор Ковалев», ответил отец Матвей.— «Является ли то, что
непостоянно, приятным или мучительным?» — «Мучительным, майор
Ковалев».— «А можно ли то, что является непостоянным,
мучительным и подверженным изменению рассматривать так: «Это мое,
это «я», это мое «я»?» — «Нет, майор Ковалев».

Я сказал: «Как вы думаете, отец Матвей, является ли ощущение
постоянным или непостоянным?» — «Непостоянным, майор Ковалев»,
ответил отец Матвей.— «Является ли то, что непостоянно, приятным
или мучительным?» — «Мучительным, майор Ковалев».— «А можно
ли то, что является непостоянным, мучительным и
подверженным изменению рассматривать так: «Это мое, это «я», это мое
«я»?» — «Нет, майор Ковалев».

Я сказал: «Как вы думаете, отец Матвей, является ли восприятие
постоянным или непостоянным?» — «Непостоянным, майор Ковалев»,
ответил отец Матвей.— «Является ли то, что непостоянно,
приятным или мучительным?» — «Мучительным, майор Ковалев».— «А
можно ли то, что является непостоянным, мучительным и
подверженным изменению рассматривать так: «Это мое, это «я», это мое
«я»?» — «Нет, майор Ковалев».

Я сказал: «Как вы думаете, отец Матвей, являются ли санкхары
(ментальные образования, волевые импульсы) постоянными или
непостоянными?» — «Непостоянными, майор Ковалев», ответил отец
Матвей.— «Является ли то, что непостоянно, приятным или
мучительным?» — «Мучительным, майор Ковалев».— «А можно ли то, что
является непостоянным, мучительным и подверженным изменению
рассматривать так: «Это мое, это «я», это мое «я»?» — «Нет,
майор Ковалев».

Я сказал: «Как вы думаете, отец Матвей, является ли сознание
постоянным или непостоянным?» — «Непостоянным, майор Ковалев»,
ответил отец Матвей.— «Является ли то, что непостоянно, приятным
или мучительным?» — «Мучительным, майор Ковалев».— «А можно
ли то, что является непостоянным, мучительным и
подверженным изменению рассматривать так: «Это мое, это «я», это мое
«я»?» — «Нет, майор Ковалев».— «Но ведь непостоянное,
мучительное и подверженное изменению и называется страданием, отец
Матвей?» — «Именно так оно и называется, майор Ковалев. Я не
называю это счастьем».

«Вы делаете успехи, отец Матвей, сказал я.— Еще немного, и вы сами
достигните непричинности». Он сказал: «Мне кажется, что я уже
становлюсь причиной самого себя, майор Ковалев. Ибо никаких
следствий больше в себе не ощущаю».

«Как вы думаете, отец Матвей? Когда тот, кто привержен к страданию
ищет убежища в страдании, льнет к страданию и рассматривает
то, что является страданием, так: «Это мое, это я, это мое
«я»,— может ли он когда-нибудь полностью понять само это
страдание и полностью разрушить его?» — «Каким образом, майор
Ковалев? Этого не может быть, майор Ковалев «.— «Как вы
думаете, отец Матвей? Если это так, не привержены ли вы сами к
страданию, ищете прибежища в страдании, льнете к страданию и
рассматриваете то, что является страданием, так: «Это мое, это
«я», это мое «я»?» — «Я вынужден это признать, майор
Ковалев. Это безусловно так, майор Ковалев».

«Отец Матвей, любой род материальной формы (тела), какой бы она ни
была, прошлой, будущей или настоящей, внутренней или внешней,
грубой или тонкой, низкой или высокой, далекой или
близкой,— мой ученик распознаёт всякую такую материальную форму как
она действительно есть с надлежащей мудростью так: «Это не
мое, это не я, это не мое «я». Любой род ощущения, каким бы
оно ни было, прошлым, будущим или настоящим, внутренним или
внешним, грубым или тонким, низким или высоким, далеким или
близким,— мой ученик распознаёт всякое такое ощущение как оно
действительно есть с надлежащей мудростью так: «Это не мое,
это не я, это не мое «я». Любой род восприятия, каким бы
оно ни было, прошлым, будущим или настоящим, внутренним или
внешним, грубым или тонким, низким или высоким, далеким или
близким,— мой ученик распознаёт всякое такое восприятие как
оно действительно есть с надлежащей мудростью так: «Это не
мое, это не я, это не мое «я». Любой род санкхар (ментальных
образований, волевых импульсов), какими бы они ни были,
прошлыми, будущими или настоящими, внутренними или внешними,
грубыми или тонкими, низкими или высокими, далекими или
близкими,— мой ученик распознаёт всякие такие санкхары как они
действительно есть с надлежащей мудростью так: «Это не мое, это не
я, это не мое «я». Любой род сознания, каким бы оно ни
было, прошлым, будущим или настоящим, внутренним или внешним,
грубым или тонким, низким или высоким, далеким или близким,—
мой ученик распознаёт всякое такое сознание как оно
действительно есть с надлежащей мудростью так: «Это не мое, это не я,
это не мое «я». Так мой ученик исполняет мои наставления,
следует моим советам, разрешает свои сомнения, становится
свободным от затруднений, достигает бесстрашия и делается
независимым от других в учении Учителя. Так он становится
арахантом — тем, кто прожил святую жизнь, сделал то, что должно
быть сделано, сложил бремя, достиг истинной цели, разрушил узы
существования и полностью освободился через конечное знание.
Так сказал Бхагава».

И тогда воцарилось глубокое молчание. Даже Борман перестал
тренировать свою волю.

«Отец Матвей! Кто утверждает: «Материальная форма (тело) есть «я»,
ощущение есть «я», восприятие есть «я», санкхары (ментальные
образования, волевые импульсы) есть «я», сознание есть «я»,
подобен собаке, привязанной к крепкому столбу, кружащей
вокруг него, прикованной к нему.

Ибо подобен псу, привязанному крепкой цепью к глубоко врытому
столбу, такой человек, отец Матвей. Я не подберу другого сравнения
для такого случая. Если этот пес движется, он движется
только по направлению к тому столбу, и не может уклониться от
него; если он стоит, то стоит только рядом с тем столбом, и не
может уклониться от него; если он сидит, то сидит только
рядом с тем столбом, и не может уклониться от него; если он
лежит, то лежит только рядом с тем столбом, и не может
уклониться от него; если он ходит вокруг, то ходит вокруг только
того столба, и не может уклониться от него. Он рыщет возле
этого столба, наслаждается у этого столба, страдает у этого
столба, изменяется у этого столба, старится у этого столба,
рождается и умирает у этого столба — где тут место душе? Он
отходит, стоит, сидит, лежит, кружит вокруг этого столба только
на длину цепи, которая привязывает его, всецело обусловлен
и ограничен ею — где здесь место личности? Он детерминирован
этой цепью и длиной цепи, говорю я.

Точно так же обычный неблагородный человек рассматривает свое тело
как «это мое», «это я», это мое «я»; он рассматривает свое
ощущение как «это мое», «это я», это мое «я»; он рассматривает
свое восприятие как «это мое», «это я», это мое «я»; он
рассматривает свои санкхары как «это мое», «это я», это мое
«я»; он рассматривает свое сознание как «это мое», «это я», это
мое «я». Если он движется, он движется только по
направлению к ним, и не может уклониться от них; если он стоит, то
стоит только рядом с ними, и не может уклониться от них; если
он сидит, то сидит только рядом с ними, и не может уклониться
от них; если он лежит, то лежит только рядом с ними, и не
может уклониться от них; если он ходит, то ходит только
вокруг них, и не может уклониться от них. Где здесь место душе?
Он ходит вокруг своего страдания, я говорю. Он рыщет возле
этого столба, наслаждается у этого столба, страдает у этого
столба, изменяется у этого столба, старится у этого столба,
рождается и умирает у этого столба — где тут место душе? Он
отходит, стоит, сидит, лежит, кружит вокруг этого столба
только на длину цепи, всецело обусловлен и ограничен ею — где
здесь место личности? Он детерминирован этой цепью и длиной
цепи, говорю я».

Так сказал Бхагава, отец Матвей, и я всецело согласен с ним. Вопрос
не в том, чтобы удлинить или позолотить эту цепь, чем вы все
здесь вместе с полковым врачом и дневальными, а также всем
Генеральным штабом занимаетесь, а в том, чтобы стать
навсегда от нее свободным. В этой цепи столько-то звеньев, отец
Матвей. Сочтите их. Когда я стою за фикусом, я свободен, отец
Матвей. Я — вне цепи: вне тела, вне ощущения, вне восприятия,
вне санкхар, вне сознания и всяких представлений о них, то
есть я вне причин, вне следствий, вне всего ряда
каузальности, которую возглавляет ваш Бог, и поэтому вне вашего
достижения меня мыслью, словом или делом. Зарубите это себе на
носу, отец Матвей. Не пытайтесь больше привязывать меня к
койке».

И тут, сосчитав число зверя, он эякулировал в последний раз и больше
никогда не приставал ко мне с этими дурацкими вопросами. С
тех пор всякая мастурбация в роте прекратилась и с
вожделением в подразделении было покончено.