Комментарий |

Птичий грипп

Марку Завадскому, у которого была украдена идея.

Андрею повезло – он почувствовал, что заболевает, рано утром,
когда, еще толком не проснувшись, садился в машину. Он должен
был ехать на склад в Купавну и накануне взял у врача на работе
справку. Без справки он бы не выбрался из Москвы. Без справки
он, скорее всего, был бы уже мертв.

В Москве заболевший птичьим гриппом мог продержаться два-три дня.
Потом его, как правило, убивали. Сама болезнь продолжалось обычно
около недели, но умереть естественной смертью – если такую смерть
можно назвать естественной – удавалось немногим. Симптомы птичьего
гриппа были слишком заметны: подпрыгивающая походка, особая манера
держать голову, перья, которые росли на месте постепенно выпадавших
волос. Увеличивалось сердце, учащался пульс, притуплялись обоняние
и осязание. К концу недели изменялся голосовой аппарат. Обычно
первый же прохожий, увидевший человека с такими симптомами, вызывал
«птицеловов» – самозваных санитаров, которые патрулировали город
и уничтожали переносчиков заразы. Они расстреливали «птицу» на
месте и сжигали тело. Или просто сжигали тело.

На дорогах, особенно при въезде в подмосковные города, тоже стояли
посты «птицеловов». Андрей продолжал ехать, пока еще мог скрывать
симптомы гриппа. Сначала по шоссе, потом по каким-то проселкам.
В конце концов, он бросил машину и уже несколько дней шел пешком,
стараясь никому не попадаться на глаза: после начала эпидемии
даже здоровому человеку было опасно передвигаться в одиночку.
«Птицеловы», бандиты, дезертировавшие солдаты – большой разницы,
кто тебя убьет, не было. Несколько раз Андрея спасали только обострившиеся
зрение и слух.

В Москве происходило то же самое. Милиция не вмешивалась. В городе
вообще стало гораздо меньше милиционеров – многие давно сбежали
из Москвы. Те, кто не уехал, стояли вместе с военными в оцеплении
на «карантинах» – вокруг домов, где были обнаружен инфицированные.
Если кто-то из жильцов заболевал, из дома больше никого не выпускали.
Привозили несколько ящиков консервов, сваливали их в подъезде,
а в любого, кто пытался выбраться на улицу, стреляли без предупреждения.
Через некоторое время инфекция распространялась по всему дому.
Если соседи находили «птицу» раньше, чем власти, его, как правило,
убивали, а труп выбрасывали где-нибудь в соседнем дворе. Жены
убивали мужей, дети – родителей. Иногда выяснялось, что убитый
болел чем-то другим.

С начала эпидемии в Москве погибло около миллиона человек. От
птичьего гриппа умерло не больше половины. Кто-то погиб в «карантинах»
– умер от голода и покончил с собой, – кто-то показался подозрительным
«птицеловам». Китайцев и вьетнамцев убивали просто так. Черкизовский
рынок и несколько общежитий сожгли еще в первые дни. Пытались
зачем-то взорвать даже памятник Хо Ши Мину, но не получилось.
Он продолжал стоять – покосившийся, покрытый копотью и с белыми
крыльями от детского костюма ангела, которые кто-то прикрепил
ему к спине.

У больных птичьим гриппом не было крыльев на спине. Крыльями должны
были стать руки, на которых появлялись перья, но летать «птицы»
не могли – не успевала развиться мускулатура. И все равно они
прыгали – с крыш, обрывов, мостов, высоких деревьев. Это было
единственной причиной смерти инфицированных. К концу седьмого
дня у них оставалось только одно желание – летать. Больного можно
было связать или запереть в комнате без окон – тогда он умирал
от разрыва сердца. Лекарства от птичьего гриппа до сих пор не
нашли. Правда, президент чуть ли не каждый день рассказывал в
новостях, будто вакцина уже почти готова и эпидемия закончится
со дня на день, но ему мало кто верил. Гораздо больше верили слухам
про тех, кому удалось полететь. Говорили, что их уже около сотни.
Говорили, что у них целое гнездовье где-то под Вологдой. Говорили,
что они могут научить летать.

Туда, под Вологду, Андрей пробирался уже седьмые сутки. Судя по
всему, у него оставалось всего несколько часов: перья были уже
по всему телу, а когда он пробовал говорить сам с собой, из горла
вырывался невнятный клекот. Хотелось летать. Очень хотелось летать.
Нужно было летать. Ни о чем другом Андрей думать не мог. Последние
километры он шел на четвереньках – чтобы не видеть небо. Перья
волочились по грязи, сердце больно билось о ребра, а он повторял
про себя: «Скоро все закончится. Скоро все закончится». Андрей
не видел, что он уже ползет вдоль дороги, что рядом тормозит военный
уазик, из которого выпрыгивают и бегут к нему люди в белых халатах.
Его перевернули на спину и, крепко держа за руки и за ноги, вкололи
что-то в вену. Бородатый врач кричал Андрею в лицо: «Ты слышишь
меня? Слышишь меня! Это вакцина! Это вакцина! Она начнет действовать
через пару часов! Ты слышишь меня? Потерпи – ты будешь жить!»
Андрей не слышал его. Он смотрел, как за спиной врача из-за деревьев
поднимаются в воздух огромные птицы и, построившись клином, летят
на юг. Сотни, тысячи, десятки тысяч птиц. И тогда Андрей закричал.
Он кричал, когда его клали на носилки, когда его несли в машину,
когда его везли в Москву. А когда Андрей перестал кричать, ему
уже было все равно.

Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка