Онтологические прогулки

В статье использованы материалы книги «ОБРАЗЫ
СУЩЕГО».

Введение

Материализм доминирует в сознании человечества, и это беда нашего
времени. Но есть в том и вина оппонента – идеализма, пассивность,
неуверенность которого проявляется не столько внешне, сколько
внутренне, индивидуально. Материализм мы критикуем как мировоззрение,
идеализм – за беспринципность и неуступчивость – беспринципность
по отношению к материализму, неуступчивость в своих догматах.
Автор отдает себе отчет в том, что публичные критические высказывания
на названную тему выглядят нескромными. Но все критическое нескромно,
и довольствоваться одиноким счастьем в этом мире тоже не скромно.
Критика полезна не столько оппонентам, сколько друзьям. Впрочем,
есть причина, изложенная далее в разделе «Бог и материя», оправдывающая
написание этой статьи.

Идеалисты

Приоритеты идеалиста духовные, он не мыслит себе жизнь без высшего
смысла – жизнь, как простое продление существования. Но он видит,
что многие, если не большинство, именно так и живут – бессмысленно,
«по инерции». В минуты опасности он тоже не думает о возвышенных
смыслах, срабатывают рефлексы, и постоянная борьба разума с плотью
не оставляет его до последнего часа. Собственный опыт выживания
и материализм окружающего большинства делают эту борьбу драматичной
и вдохновенной, в ней источник радости и печали, в ней путь восхождения
и крутизна падения. Он верит в существование иного мира, совершенного
и идеального, и понимает, что есть причины, приведшие его не туда,
а сюда. Однако вера в тонкие миры еще не говорит об идеализме
(как вера в лекарства о здоровье). Идеализм индивида определяется
не (научными или квазинаучными) знаниями, а особой шкалой ценностей.
Самые сокровенные тайны мира не могут, не должны приходить к нам
лишь через профессиональное знание. Идеалист верит, что в основании
жизни пребывает любовь.

Смыслы и комментарии

Смыслы наших деяний не формулируемы, но деяния являются их комментарием,
и это относится ко всему, в чем участвует разум, сознание. Это
относится к мировоззрению. Вряд ли можно быть уверенным в том,
что наше мировоззрение однозначно выражено в слове. Однако в полемике
противоборствующих идеологий делается попытка прикосновения к
главным смыслам, и важно понять, насколько точно словесные формулировки
отражают их – чем точнее, тем уязвимее защита и тем болезненнее
воспринимается их критика. Здесь я хочу высказать предположение:
Материализм является мировоззрением, главные ценности которого
формулируются наиболее точно. А именно: целью существования человека
признается простое выживание.

Что касается идеализма, то главные смыслы его не известны ни оппоненту,
ни самому идеалисту. Во всяком случае, они не формулируемы столь
же однозначно, как в материализме. Ценности верующего человека
ищутся в изначальных нравственных смыслах мира; к ним нужно восходить.
Это не означает отказ от формулировок. Человек всегда стремится
к отражению чувств и переживаний в слове. Но идеальное трудно
отразить в комментариях, что, в частности, объясняет существование
большого числа (большего, чем в материализме) течений.

Однако, если смыслы идеализма не формулируемы точно, то возможна
ли продуктивная полемика с ним? Что может убедить идеалиста, если
логические доводы для него не достаточны? Ответ давно известен:
рациональное принимается во внимание, когда одето в ткань этического.
Ибо практика, в которой осуществляется проверка истины идеалистом,
– это практика этическая. Гнозис должен сочетаться с любовью.
Лишь в таком содружестве возможен продуктивный диалог вообще (не
только с идеалистом). Оборвать диалог можно легко, перейдя в плоскость
личностных свойств оппонента, что хорошо известно апологетам различных
идеологий. Будучи не в состоянии отделить себя от своих идей,
они болезненно реагируют на критику. Не удивительно, что, подчас,
хамство – их главное оружие, задача которого вывести оппонента
из игры и уйти от темы: «нет человека – нет проблемы».

Итак, важной особенностью идеализма является неоднозначность описания
его высшей цели. Но жизнь требует формулировок для передачи и
обретения духовного знания. Если знание не озвучить, мы будем
в нем неуверенны. Вариантность словесного представления единых
нравственных смыслов – слабость всего идеалистического мировоззрения.
Можно попытаться уменьшить ее, проанализировав еще раз исходные
идеи. В основе религиозных течений пребывают учителя, но не они
оформляют религиозные институты. Учителя привносят новые смыслы,
а люди их комментируют. Смыслы универсальны, поэтому всегда остается
возможность заново прокомментировать их так, чтобы объединить
людей разных течений.

Всемогущество Бога

Для неидеалиста все идеалистические концепции фантастичны, ибо
содержат объекты невидимых миров. Есть много факторов, влияющих
на становление, распространение и стабилизацию религиозной системы,
но смею утверждать, что религия, в которой фантасмагории меньше,
имеет наилучшие шансы выживания. Чудеса сегодня не очень нас балуют
(хотя, разве не чудо, например, рождение человека?), а верить
нужно в чудеса прошлые, и чем меньше этой необходимости,
тем легче принимается религиозная мысль. Ведь, религия, по сути,
призвана только иллюстрировать жизнь априорных нравственных смыслов.

Представление о Боге определяет основные черты религии. Вера в
Его всемогущество – самая распространенная, самая устойчивая и
самая поверхностная вера в чудо. Она есть главное заблуждение,
преодоление которого необходимо для духовного продвижения. Магизм
вообще является признаком слабости религиозной доктрины. Во многих
религиях (пожалуй, в большинстве) почему-то принято приписывать
Богу все качества в максимальном их значении. Будто крайность
является атрибутом совершенства. А ведь крайности «человечны».
Я полагаю, есть лишь один максимализм, который истинно Ему присущ
– этический. Все остальные излишни, не нужны самой религии, а,
главное, – не истинны. К ним относится всемогущество. Если Бог
дарует свободу миру, то какое значение имеет Его всемогущество?
Если мы говорим, что Бог – это Любовь, то как любовью можно вызвать
землетрясение? Ведь любовь творит жизнь. Это ли не
всемогущество! Но нам хочется что-то по-человечески понятное и,
одновременно, необыкновенное. Сами мы, не любя, творим именно
«землетрясения», а грезим о райских сказках.

Чудодействием обладает не личность, а любовь, и Бог обыкновенен
в своих рациональных качествах, а отличие Его только этическое:
так любить, как Он, не может никто. Все, чем Он отличается,
есть следствие этого основного отличия.

Всеведение Бога

Цель жизни индивида – Божье признание. Но Божье мнение истинно
ценно для человека, когда онтологично, когда человек боится его
лишиться. Мы знаем, что Бог нас любит, но мы чаем о Его признании.
Как же можно мыслить о Божьем Мнении, если Он знает все наперед?
А если, Он Свое мнение связывает с нашими поступками, то какое
значение имеет Его предвидение? Простой пример – библейский эпизод
о блудном сыне. Отец обрадовался возвращению сына, и, разумеется,
огорчился, когда сын его покинул. Обычно этим иллюстрируют чувства
Бога по отношению к заблудшему человеку. Если эти чувства реальны,
то зачем настаивать на всеведении?

Ограничение могущества и всеведения Бога – есть самоограничение,
проистекающее от Его благости. Невозможно совместить
все виды неограниченности по отношению к миру, и Абсолют избрал
этическую. (На самоограниченность указывал еще Ориген). Впрочем,
сказанное требует уточнения. Если праведник не может убить злодея,
то это, скорее всего, означает, что он знает о такой возможности,
но запрещает ее себе. К Богу не применимо понятие праведности,
и Ему не нужно Себе запрещать. Все, что Он делает, праведно, и
Божье ограничение не есть самоограничение по сути, но естество
Его Бытия. Можно сказать, Бог «не представляется нам таковым»,
а таков на самом деле.

Бог и материя

Существует некоторое недоразумение относительно понятия «творение
не из себя – из ничего». Если зодчий воплощает свою идею, то он
уже творит «из себя». Он переносит на продукт часть своей сложности,
создавая сложный объект. Если он не воплощает идею, то нет оснований
говорить о творении. Творение «не из себя» по сути невозможно.
Почему же так настойчиво отстаивается тезис «творение мира Богом
не из Себя – из ничего»? Потому что «из Себя» – предполагается
«из плоти». Здесь имеет место чисто материальное представление
о процессе созидания.

Идеализм отрицает первичность материи. Но отсюда не следует, что
материя создана Богом. Наблюдаемая материя далека от райской,
ее беспощадные законы обуславливают мучения плоти, а божья плоть
нетленна, и поэтому утверждается, что материю Он создал «не из
Себя». А с другой стороны, кто же еще сотворил материю? Ведь глядите,
сколько в ней гармонии, красоты, радости. Тут мы обнаруживаем
противоречие: с одной стороны, материю создал Бог, потому что
она вездесуща и гармонична, а с другой – не очень она прекрасна,
ибо создана «не из Него». А почему же Он не дал ей нетленность
«из Себя» ? Этот вопрос остается открытым.

Если Бог и сотворил материю, то Он остается вне ее, отстраненным
от нее. Этот фактор порождает дуализм религиозной концепции. За
фасадом наблюдаемой реальности пребывает идеальное трансцендентное
начало, влияющее на чувственную действительность. Идеальное не
отождествляется с реальным, сохраняет чистоту, пребывает над реальным.
Получается, что свобода тварного мира – есть внутреннее переживание
мира, но Богу известно все наперед. Бог знает, выберет ли зло
или добро конкретный человек в конкретной ситуации, ибо «конкретный
человек» – это человек уже сотворенный. Такая религиозная идея
не позволяет в полной мере оперировать понятиями «Божье мнение»,
«Божье огорчение», «Божья радость». Существуют и усложненные представления
о двойственности человека, включающие понятия «благодать», «второе
рождение», где человек, приобщаясь к Богу, как бы приобретает
иную сущность. Но трудно сказать, не предвидит ли Бог такое преображение
в момент творения личности.

Можно попытаться найти иное решение проблемы генезиса материи.
Ведь есть уже представление о том, что материя «пала» вместе с
«падением Адама». Почему не сделан следующий логический ход: материя
создана падшим разумом? Тут много причин. Но главная, на мой взгляд,
заключается в том, что этот вариант слишком фантастичен, ввиду
видимой ничтожности человека по сравнению с наблюдаемой грандиозностью
вселенной. Однако такое решение существует, точнее, оно появилось
в связи с открытием нового раздела науки – кибернетики, где внимание
переводится с массы на сложность. Здесь нам важно не описание
решения (подробнее см. книгу), а факт наличия его – факт, который
открывает путь поиска таких решений вообще. С принятием этой идеи
(у Бога «отнято» творение косного мира) открывается новая этическая
ситуация, в которой Божья благость обретает полноту и истинное
совершенство.

Бог и человек

Представление о благости зависит от нравственной культуры. Мы
требуем от Бога то, что считаем очевидным. Чаще всего это звучит
так: «Бог такого не допустил бы, а если это есть, значит Бога
нет».

Нужно различать два класса явлений: (1) явления, в которых человек
взаимодействует с человеком, (2) все остальные явления, включая
взаимодействия человека с природой, с материальной плотью. Бог
присутствует только в первых, мы же часто молимся о вторых, сетуя
на неудачи в делах, плохую погоду и слабое здоровье. Следует понять
раз и навсегда: Бог не занимается нашим физическим здоровьем.
Его вообще не интересуют материальные процессы, ибо материю Он
не творил. Его интересуют только наши взаимоотношения, и присутствует
Он в мире лишь как наш Родитель, Судья и Учитель.

Расхождения людей в этической области имеют потенцию полного разрешения,
ибо согласие – притягательная компонента полюса этического максимализма.
Когда сравниваются два этических положения, то мы всегда можем
выбрать из них наиболее этичное. Другой вопрос: осуществляется
ли такое сравнение и такой отбор реально. Он имеет исторические
и морально-смысловые корни. В жизни мы наблюдаем большое количество
религий, идеологий. Почему же единственность логики этического
максимализма не обеспечила человечеству единственность мировоззрения?
Потому, что этический максимализм не является первостепенным требованием
для идеологий. Рядом с этикой живут политика, традиции, конфессиональная
самость, религиозная исключительность, магизм и многое другое.

Особое значение в религии идеализма придается феномену любви –
состоянию истинной бытийности. Любовь – не просто качество или
свойство жизни – это главное содержание и цель существования,
Начало всех начал. Жизнь в отсутствии любви – пустая длительность,
потерянное время, промежуток ожидания любви. Предмет любви – человек,
личность, Бог. Лишь любя ближнего, мы можем воистину почувствовать
Его присутствие. Неправда, когда говорят, что только в несчастье
люди приходят к Богу. Нет, к Богу мы приходим в любви. Ведь она
очищает и возвышает нас, приоткрывая образ и дыхание Истины. В
любви к нам являются духовное познание и учителя.

Идеализм и нравственность

Когда говорим «будем бороться за нравственность», мы не всегда
осознаем, чего хотим. Скорее всего, мы имеем ввиду порядочность,
законопослушание, доброжелательность, взаимное уважение? Это тоже
не мало, и в большинстве случаев именно такая цель предполагается
в движениях за высокую мораль. Порядочность не отрицает мир кесаря,
но наоборот, создает оптимальные условия функционирования его
институтов. В русле социальных задач, скорее всего, здесь ничего
лучшего не придумаешь.

Однако нравственная цель идеализма не в этом, но значительно глубже
и связана с проблемой человека вообще, с основными ценностями
индивида, с его мировоззрением. Каждый человек знает некоторые
(для себя) возвышенные смыслы, и нравственность его определяется
тем, насколько сильно он к ним стремится, насколько часто и подолгу
он в них пребывает. Суд совести идеалиста часто расходится с судом
общества. Ведь Бог судит не действия, а мотивы поступков.

Экономике нужны порядочные люди, а не одухотворенные. Однако прогресс
человечества определяется не порядочностью, а нравственностью,
не техническими достижениями, а духовными. Но именно духовность
труднее всего пробивается в наш мир. Ее становление происходит
совсем не так, как идеалов порядочности. Одно дело, когда к вам
взывают, ссылаясь на доводы целесообразности, морали, законов
социума. Другое – когда желают сообщить откровение истины, апеллируя
к целям и смыслам жизни человека, выстраивая связь с высшими смыслами
вселенной. Без глубокого всеохватывающего (я бы сказал, системного,
концептуального) представления о мире здесь не обойтись.
Связь мир-человек должна быть раскрыта всесторонне, целостно.
И, что самое главное, – опираться на нравственные первопричины.
Следовательно, она должна быть объяснена в нравственном общении.

Мы подошли к важной особенности нравственного процесса – к учительству.
Новое нравственное содержание обретается через духовного наставника.
Ведь люди изначально следуют не за идеями, а за их яркими проповедниками,
сумевшими проникнуться болью страдающей души, отразить ее чаяния
в речах и делах, посеять надежду, утешить, обратить к разумному
человеческому началу. Деятельность учителей неповторима, и никакие
усилия коллективного разума не заменяют ее, потому что она не
является в чистом виде областью разумения. Это область личного
подвига и тайны. Политики создают белый шум вокруг осевой линии
истории, медленный подъем которой обусловлен подвижничеством духовных
учителей.

Обычный человек, вряд ли способен поднять этическую планку своего
окружения выше уровня порядочности. Единственное, что
ему доступно, – начать нравственное восхождение самому.
Если оно удается, то это большое достижение для всех. Ибо, как
сказано в Библии, Бог готов был простить город Содом ради десяти
праведников. Свеча праведника, хоть и слаба, но далеко видна в
темноте, привлекая и завораживая людей светом истины. Поиск и
ожидание встречи с духовным наставником – вот наша участь. А для
того, чтобы она была счастливой, от нас требуется пребывание в
своем высшем «рекорде», в том нравственном состоянии, которое
нам доступно самим.

Пребывание в состоянии одухотворенности сопряжено с работой разума.
Быт втягивает всех – и художника, и поэта, и философа. Суета,
мелочи, пустые мысли – да какие-то проходящие, тревожащие, глупые,
ненужные мысли образуют шлак сознания, из хаоса которого выход
наверх требует усилия протеста. Этот протест, видимо, и есть главное
достижение конкретного индивида. Мы плохо знаем интимные переживания
великих мира сего, но кажется, нет навсегда одухотворенных людей,
а есть люди, чей протест звучит сильнее и чаще. В человеке много
лиц, и не все «согласны». А когда все согласны, истина приходит,
как потрясение.

Борьба со злом

Правило «не сопротивляйся злу насилием», как всякое воспитательное
правило, полезно для выработки этических рефлексов, которые проявляются
в случае немотивированных деяний (простая неуместность). В мотивированных
же поступках всякие правила бессильны, и мы непосредственно предаем
себя в руки Суда. Поэтому разговоры о том, как бороться со злом,
в любом случае, имеют лишь назидательный характер.

Если нами кто-то управляет, не важно на земле или в Космосе, то
это дьявол. Ибо добродетель не управляет, а учит. Как же добро
борется со злом? Вот так и борется – зло управляет, а добро учит.
И если кто-то полагает, что зло можно победить силой (физической
силой), то он глубоко ошибается. Он ошибается, если думает, что
зло можно одолеть в одно мгновение, т.е., опять же, силой. О нет!
Вы можете выгнать злодея, можете засадить за решетку, можете убить,
но, как всякая личность, он бессмертен. Остается зло во вселенной,
а его нужно уничтожить вообще, не только там, где вы живете. Единственный
способ это сделать – привести личность к раскаянию. Но раскаяние
может быть только свободным, следовательно, поучение и терпение
– вот что от нас требуется. Если бы управлением можно было бы
достичь торжества нравственности в мире, то это уже давно бы произошло.
Бог не слаб, Бог благ и потому идеалы Его столь прекрасны. Как
хорошо, что сила бессильна, что истина в духовных учителях! Как
хорошо, что есть Бог!

В принципе, очевидно – в мире разума решающее влияние на поведение
оказывают учителя. Проблема лишь в том, что и дьявол это поприще
считает своим. Как различить, что скрывается под мантией наставника,
как избежать лукавства, пустословия, лжепророчества? Это старая
проблема, не имеющая рациональных рецептов решения, но истину
нам дано разглядеть. Однако первым и решительным шагом общества
на пути прогресса является дарование свободы учительству. Никто
не вправе запрещать проповедь учений. Люди сами разберутся в них.
Эпоха учителей, свободы убеждений – самая лучшая в истории. Ради
духовной свободы стоит потерпеть и шум, и бедность, и неустроенность
материального быта. Ради истины стоит подождать.

Истина и веротерпимость

Религиозная нетерпимость – не только неуважение к личности, но
безграничная самоуверенность и истерическая торопливость, которая
есть «знак безумия». Мы хотим, чтобы уже сегодня, сию минуту восторжествовала
наша правда, хотя мы и сами ее еще до конца не поняли. Однако
культура индивида формируется под влиянием многих обстоятельств
жизни. Мучительно и медленно истина пробивается в сознание. Нетерпимость
влечет за собой последствия и более тяжкие, чем разделение религий.
Таковым является изгнание науки на сырое поле материализма.

Еще раз внимательно присмотримся к понятию «истина». Наука, например,
не имеет прямого отношения к истине, ибо истина не формулируема,
а наука обязана свои утверждения формулировать. Она имеет дело
с достоверностью, информацией, алгоритмами («тряхнул ветки, посыпались
яблоки»). Так же печатное слово, да и всякое произведение рук,
ума и души человека, отчужденное от человека, не выражает истину.
Оно лишь исполняет функцию катализатора узнавания истины. На холсте,
на бумаге, в скульптуре, в теории мы находим телесный след ее,
но не саму ее.

И все же существует выразитель истины – сама личность. Если ей
дать слово, то мы увидим истину. В одном единственном деянии –
в общении, на короткое время, мы непосредственно соприкасаемся
с истиной, при условии, что наш собеседник открывает свою личность.
Мы ее узнаем сразу без сомнения в разговоре, жесте, обаянии, в
убежденности, в каком-то неуловимом движении и нюансах, в ауре.
Личность, дух, пробивает толщу плоти, подчиняя плоть, играя в
глазах, эмоциях, словах собеседника. Мы узнаем ее по той высокой
чистоте любви, совершенства, доверия, открытости, непосредственности,
которая только и должна быть в истине. (Я такое испытал рядом
с Александром Менем.) А что еще для нас может быть истиной? Да
и в молитве мы ищем Личность, сообщающую нам истину. Человек и
в себе может обнаружить истину, дав волю личности. Переживание
это кратко и динамично, оставляющее глубокий след.

Проповедник тот, кто чист, кому дано раскрыть свое доброе сердце
людям, свою личность. Его сердце становится дверью истины. Истину
мы можем услышать в устах христианина, мусульманина, иудея, буддиста,
даосиста и т. д., и материалиста. А если постараемся, то и в себе.
Можно по-разному относиться к концептуальным основам веры, но
великие деятели мировых религий достойны уважения и почитания.

Идеализм и наука

Мне скажут: Наука вызывает переживание истины. Но этим-то как
раз она не отличается от религии, искусства. Принято, однако,
называть истиной результаты науки, что не верно. Происходит неосознанная
подмена понятий: переживание истины ассоциируется с истинностью
научного результата, который, к сожалению, немедленно находит
материалистическую интерпретацию, а само переживание в расчет
не берется.

Строго говоря, не корректно утверждение «после лета будет осень»
называть истиной. Лучше его называть правдой, достоверностью.
Термин «истина» мы приберегаем для более возвышенного содержания,
имеющего нравственный смысл. В нем откровение окончательной сути
и цели бытия. В истине есть радость узнавания высшего чаяния души
и разума, полнота ощущения присутствия в центре жизни, понимание
того, что за ней уже нет ничего и быть не может.

Идеализм не считает науку единственным источником знаний, но он
и не отрицает научные знания, а лишь сомневается в обязательной
необходимости этих знаний, ибо настороженно относится к практике,
которой они служат. Важнейшим предметом внимания науки являются
алгоритмы – (1) познаваемые, природные, (2) созидаемые для нужд
человеческой деятельности. Именно вторые вызывают озабоченность.
Почти все, что создается для блага человека, может быть использовано
во вред. Но не всякое благо необходимо, и не на всякий вред от
науки можно предусмотреть эффективную защиту. Рост мощи механизмов
намного опережает рост ответственности людей. Человека невозможно
оградить от искушений, но плохо, когда их действие губительно
для окружающих. Научная революция обретает характер грозной неуправляемой
стихии.

Трагедия цивилизации во многом обусловлена тем, что знание способно
оказывать отрицательное влияние на духовное состояние
общества. Сама логика познания не может сильно отклоняться от
жесткого дискурсивного стержня саморазвития, где по
пути встречается всякое. Вкусив плод древа познания, мы попали
на дорогу, полную заблуждений и соблазнов. Остановка уже невозможна,
и мы вынуждены испить до конца кубок горького напитка примитивных
истин. Истин, к которым мы относимся серьезно. А серьезность,
отвлекающая от любви и Бога, – это пошлость.

Между тем, наука имеет свое нравственное назначение. Ей предстоит
преодолеть вульгарный материализм и достичь тот уровень, при котором,
полностью исчезнет противостояние Любви и Гнозиса.
Процесс познания мира, как и предсказано в Библии, оказал растлевающее
воздействие на человечество. Но без него и его естественной трансформации
мы не достигнем состояния цели прогресса. Осмелюсь утверждать:
ради своей этической трансформации и существует научный процесс.

Заключение

В глубине души человек всегда лелеял мечту об идеальном, пусть
невозможном, но исключительно чистом простом бытии. Он не случайно
во все времена осторожно относился к людям странным, чудаковатым,
юродствующим. Он с почтением глядел на монастыри, за стенами которых
шла тайная жизнь-подвиг, лишенная радостей мира. Ее не понимали,
но ее присутствие в обществе было так же необходимо, как присутствие
соли в пище. «Соль земли» – так ее назвали знающие. Эту соль они
берегли, защищали, благо не требовала она почти ничего. Ее обитатели
были нищи по сравнению с остальными. Вероятно, их отгораживал
забор, но они были защищены своей нищетой, жертвенностью, добротой.

Человечество вынуждено потратить массу сил на освоение вещества,
чтобы рано или поздно уткнуться в стенку, за которой пустота.
И лишь после этого оно разглядит другую стенку – слабый забор
царства, и пожелает новой чаши чистого источника, пребывающего
по соседству. Но долго ли будет оставаться это желание? Что нужно
человеку, чтобы он всегда находился в состоянии духовного подъема?
Нужна память любви. Однако в человеческом обществе преобладает
материализм, заглушающий идеализм меньшинства, отвлекающий от
Бога. А Бог в материи не участвует, и идеалисты всегда будут в
меньшинстве.