Комментарий |

Herr Doktor и четыре чемодана. Пьеса в четырёх действиях

Пьеса в четырёх действиях

Изящная вещица из жанра парадоксов.

Фрейдизм,даже превращаясь в антифрейдизм, играя сам с собой,
пытаясь с собой покончить, продолжает пока оставаться плодородной нивой,
или как еще это назвать?...

Полем, клумбой, огородом...

Одним словом,тут смогут еще долго процветать всякие забавы,которые называются искусством.

Вот у Четверткова как раз это и происходит.


Пьеса остроумная,сценическая,полная интересных характеров и ситуаций.


Форма идеально слилась с содержанием. Наивная агрессивность персонажей органично сочетается с мягкой иронией автора.


Интересно-приятно читать и любопытно увидеть на сцене.

Есть надежда на чрезвычайный успех.

А основная выдумка
– побивание злого гения родными заморскими камнями – великолепна.


Кира Муратова


действующие лица:

Д о к т о р.

Б е р т а, его дочь.

Х р о м, ассистент и ученик доктора; хромает на одну ногу.

Р о з е н б л ю м.

Г о л ь д е н ф а р б.

Х о р во главе с Э д и п о м и А н т и г о н о й.

Т е т к а Р о з е н б л ю м а, пациентка доктора.

О т е ц д о к т о р а.

П р и з р а к о т ц а д о к т о р а.

Б о р т, член муниципалитета.

П о л и ц м е й с т е р.

В и л ь г е л ь м и н а, служанка в семье доктора.

Ф о н З а х е р – М а з о х.

Б е р т а У., пациентка доктора.

М у ж т е т к и Р о з е н б л ю м а.

Ж е н а д о к т о р а.

Г а у, человек-собака, пациент доктора.

П ф а ф, человек-невидимка, пациент доктора.

П а ц и е н т ы.

П о л и ц е й с к и е.

Действие первое

Действие второе

Действие третье

Картина первая

Гостиная в квартире доктора. Ночь. Из своего кабинета выходит
в халате доктор с зажженной свечой, за ним выходит призрак его
отца. У печи сидит Хор.

Доктор (позевывая, негромко).

                    ...И кошка в валенке, и курица в сарае...
                    И даже неодушевленные предметы...
                    и чёрти-только-что там не бывало...

(Доктор зевает, ставит свечу на стол, трет ладонями лицо. Потом
достает табакерку и трубочку, тянет из нее то одной ноздрей, то
другой. Спрятав табакерку с трубочкой в карман халата, становится
опершись ладонями на стол).

Вот проклятье, опять не могу заснуть, уже которую ночь... Чертов
старик меня в конце концов доконает... И кто он такой, главное?
Может быть, отец какой-нибудь из давнишних моих пассий? Да разве
их всех упомнишь?.. Нет, надо завязывать с этим порошком пока
не поздно... И, должно быть, я все-таки переутомился... Вот так
проснешься среди ночи и до самого утра ворочаешься, не можешь
заснуть... Лежишь и перебираешь от нечего делать свою жизнь...
Может быть, пришло время садиться за автобиографию? А ведь интереснейшие,
между прочим, могли бы получиться мемуары... По сравнению с ними
все эти писульки Казановы – просто детский лепет... А какое могло
бы быть у этой книги название?.. Ну, например: «Я и оно». В смысле
все остальное... общество, там... или вообще бытие... А что? Неплохо...
надо подумать... Нда-а... жизнь... жизнь, жизнь, жизнь...

(Стоит некоторое время без движения, опустив голову. По мере чтения
следующего монолога доктор воодушевляется все больше и больше,
так что к концу его встает, жестикулирует, и в самом конце застывает
в эффектной позе вплоть до появления дочери и Хрома).

Я никогда не мог насытиться. Никак. 
Я никогда не мог найти удовлетворенья,
хотя в неутомимых поисках его
я заходил так далеко, в такие дебри,           
что самому себе порой не верил                   
и только память уверяла: было, было...   
Да, было все... был вхож во все... но все же
меня все время мучили вопросы:
что кроется за этим постоянным,
неутолимым голодом? Какую            
преследую я цель? Чего ищу я?          
За чем гоняюсь? Отзовись, фантом! 
Так долго мучил я себя, и вот однажды
меня вдруг осенило, и ответы,
– простые, грубые, как случка у свиней – 
вдруг встали предо мной во всем сиянье,
во всей своей слепящей наготе.
За чем гоняюсь я? – За всеми.
Кого хочу я? – Всех, всех, всех.
Когда хочу? – Всегда, всегда, всегда.
И: где хочу? – Везде, везде, везде.
Но вместе с тем, почти одновременно,
я стал осознавать, что плоть моя
(пусть это и звучит как парадокс
и трудновато для уразуменья)
мечтает о сверхчувственном соитье,
где плотское в неплотское войдет,
войдет и выйдет, выйдет и войдет...
такое вот себе совокупленье...
Вот так на перекрестке двух прозрений
учение мое возникло... И теперь...
теперь-теперь... (задумывается) да... и теперь...
Короче говоря, теперь я всюду!
Я – в каждом жесте, в каждом помышленьи,
в любом желаньи, страхе – я во всем!
Мать гладит сына? Тут же рядом я.
Друг обнимает друга? Я меж ними. 
Отец сажает дочку на колени?
И тут я сам-третей. И даже
в местах уединенных отправлений
со мною встреч теперь не избежать.
Да! Я везде! Отныне и навеки!
Как воздух я – попробуй не дышать!

(Начинает звучать музыка из оперетты «Сильва» («Частичка черта
в нас заключена подчас...») и одновременно с ней из своей комнаты
появляется, гримасничая, поющая Берта; следом за ней выходит из
кабинета Хром. Они подходят к доктору, все трое берутся под руки
так, что посредине оказывается Берта и поют, раскачиваясь в такт
мелодии).

                             Пси-хо-а-нализ нас  
                             от скуки смертной спас!
                             Его волшебных чар
                             никто не избежал!
                             Его волшебных пут
                             уже не разорвут
                             те, кто сюда попал! 
                             Психоанализ нас
                             до глубины потряс!
                             И от волшебных чар
                             бушует в нас пожар!
                             Его волшебных пут
                             уже не разорвут
                             те, кто сюда попал!

(Прекратив петь, все трое с гиканьем начинают отплясывать канкан
под продолжающую звучать музыку; стол быстро ездит по кругу вокруг
них. С последней нотой стол резко останавливается на прежнем месте,
Берта и Хром молча разбегаются по своим комнатам и захлопывают
за собой двери, а доктор опять встает, как и стоял, опершись ладонями
на стол).

Доктор (помотав головой). Всё. Спать! (уходит).

(Призрак отца, все это время укоризненно наблюдавший за происходящим
из угла, принимается расхаживать по комнате).

Призрак (негромко). Ах ты ж, мерзавец! Ах, мерзавец!
Чтоб тебя земля выкинула! Чтоб она тебя вообще никогда не приняла!..

Хор. Послушай, призрак, как тебя понять?

Вместо того, чтоб насылать проклятья

на голову того, кто даже и не верит

в твое существованье, не пора ли

вмешаться в ход событий самому?

Те, на кого ты возлагал надежды,

забыли, кажется, о данной тебе клятве –

один, хотя и не по своей вине,

теперь тут в заточенье, под столом,

другой по опереттам ходит, в ус не дует,

и план твой рассыпается...

Призрак. И что?

Хор. Как это – «что»? Ты шутишь?

Бери инициативу в свои руки,

попробуй их растормошить, пусть вспомнят

с какою целью прибыли сюда...

Их пожалей – на них ведь грузом ляжет

позор невыполненного обещанья...

Призрак. Сам знаю, без тебя... Вот горе... вот же несчастье на мою голову!..
смотри, до чего дело уже дошло – какие-то греки, какие-то грязные
язычники берутся меня поучать! Можно это выдержать?!..

Хор. Эй, призрак! Будь поаккуратней

на поворотах... Будучи отцом

такого сына, я б поостерегся...

Призрак. Ладно-ладно, хватит!.. «Будучи отцом»... Содом
с Гоморрой его родители!..

Хор. Так, стало быть, тебя зовут Содом?

Призрак. Тьфу, на тебя! Нашелся мне учитель...

Хор. Мне просто не понятна твоя роль...

С какою целью ты здесь ходишь-бродишь?

Зачем ты здесь? Чтоб доктора пугать?

Ему не страшен ты, скорей докучлив...

Но даже если б испугал, так что?

Что проку в том?

Призрак. Твое какое дело?!

Оставь свои советы при себе!

Вот прицепился! Надо же!.. Советчик...

(Призрак некоторое время продолжает в раздумье, качая головой,
ходить по комнате. Потом подходит к столу, присаживается на корточки
и поднимает скатерть; морщится и машет перед носом ладонью).

Призрак. Мальчик мой... ты слышишь меня?.. иди сюда,
выходи... тебе надо бежать отсюда, срочно... ну?.. это же я...
ты узнаешь меня?.. (задергивает скатерть и встает) Нет, ничего
не слышит и не понимает, только смотрит пустыми глазами... Должно
быть, эти мерзавцы или загипнотизировали его, или же накачали
какими-то таблетками...

Хор. Пока он здесь, он как бы не в себе.

Его бы надо вывести отсюда...

Призрак. Как я его выведу, если я бесплотный?! «Вывести
отсюда»!.. Я себе не могу даже глаз почесать, если он зачешется!..
«Вывести»... умник... Что же мне делать, а? Как быть?.. Что бы
такое придумать... А я вот что сделаю: пойду и попробую явиться
этой... как же ее?.. (щелкает пальцами) служанка, ну...

Хор. Вильгельмина.

Призрак. Да, Вильгельмина... Пойду, попробую подействовать
через нее... (уходит в переднюю).

Хор. Что ж, придумано недурно.

(Некоторое время в квартире стоит полная тишина. Часы бьют три
раза. Вдруг со стороны передней раздается испуганный женский визг).

Хор. Кажется, получилось!..

(Еще через некоторое время в гостиную из передней вбегает в ночной
рубашке Вильгельмина, за ней входит призрак. Вильгельмина присаживается
на корточки у стола, приподнимает скатерть, тянет под стол руку).

Вильгельмина. Господин Розенблюм, господин Розенблюм,
идите сюда, идите, пожалуйста... нет, не ты!.. Гау, фу, нельзя!..
Господин Розенблюм, дорогой мой... ну, пожалуйста... дайте руку...

(Она вытягивает за руку Розенблюма из под стола, поднимает его
и становится к нему лицом к лицу).

Вильгельмина. Вам надо срочно уходить!.. Ко мне только
что... Вы меня слышите?.. Ко мне только что являлся ваш приемный
отец, его тень, привидение, он, то есть, она, в общем, оно попросило
меня вывести вас отсюда. Идемте... быстрей!..

Розенблюм. Что это? Где я?

Вильгельмина. Вы все вспомните, вам только надо выбраться
отсюда... Я же говорила вам, я же вас предупреждала не ходить
сюда...

(Вильгельмина берет Розенблюма за руку и тянет за собой в переднюю.
Розенблюм послушно делает несколько шагов, но вдруг останавливается
и разворачивается. Ему преграждает дорогу хор).

Вильгельмина. Нет, только не туда!.. Идемте, идемте...

(Вильгельмина разворачивает Розенблюма обратно, лицом к передней
и перед ним встает Призрак).

Призрак. Мальчик мой, посмотри на меня. Ты меня видишь?

Розенблюм. Папа?!..

Призрак. Идем, идем... Следуй за мной...

Розенблюм. Зачем?

Призрак. Идем, идем...

(Призрак, пятясь, помахивая на себя ладонями, ведет Розенблюма,
поддерживаемого Вильгельминой, в переднюю. За ними следует Хор.
Уже на выходе Розенблюм вдруг останавливается).

Розенблюм. Куда ведешь? Я дальше не пойду!

(Хор сзади толкает Розенблюма так, что тот вылетает из комнаты.
Все уходят).


______________

Картина вторая

Гостиная в квартире тетки Розенблюма. На стене такой же портрет
доктора, что и в его квартире. На диване возле камина страстно
обнимаются и осыпают друг друга поцелуями тетка Розенблюма и член
муниципалитета Борт. Тетка стягивает с Борта рубашку.

Борт (задыхаясь). Служанка не может войти?

Тетка. Нет. Я ее отправила...

(Тетка стягивает с Борта рубашку и в это время раздается звон
дверного колокольчика. Борт вскакивает и хватает рубашку).

Борт. Кто это?

Тетка. Представить не могу. Спрячься пока в мою комнату.

(Борт, натягивая на ходу рубашку, бросается к одной из дверей.
Тетка идет открывать. Борт дергает за ручку – дверь заперта, кидается
к другой двери – та тоже заперта. Борт начинает метаться по комнате
в поисках укрытия и, наконец, забирается под стол. Через некоторое
время из передней доносится голос тетки).

Голос тетки. Ты?! Вот не ожидала! Мне сказали, что
ты ушел от доктора! Это правда? Но почему?

(Входят тетка и Розенблюм. Увидев фотографию доктора, Розенблюм
вздрагивает. Тетка, проходя мимо рояля берет с него веер и обмахивается).

Тетка. Присаживайся.

(Тетка и Розенблюм садятся на диван).

Тетка. Ты как-то изменился... повзрослел... и немного
осунулся... ты плохо питаешься?

Розенблюм. Тетя, у вас нет какой-нибудь веревочки?
Я свою оставил дома.

Тетка. Веревочки?

Розенблюм. Да, веревочки. Любой... это успокаивает
нервы...

Тетка. Даже не знаю... Ну, вот, пакет с покупками...
Такая подойдет?

(Тетка берет со столика пакет, развязывает его и передает ленточку
Розенблюму).

Розенблюм. Да-да, спасибо... (тотчас же начинает что-то
плести).

Тетка. Так что случилось? Почему ты бросил лечение?
Исчез, никого не предупредил... Где ты живешь я не знаю...

Розенблюм. Мне надо было побыть одному... некоторое
время...

Тетка. Ну, что за детские капризы!.. это же не игрушки...
Я надеюсь, ты все таки вернешься?..

Розенблюм. Да... возможно...

Тетка. Нет уж, не «возможно», а пожалуйста вернись...
Доктор переживает, места себе не находит – где ты? что с тобой?
Он же душой болеет за каждого своего пациента. Прошу тебя, не
мучай его, вернись... Обещаешь?

Розенблюм. Я вернусь... да... Тетушка, вам не доводилось
встречать моего приятеля Гольденфарба?..

Тетка. Встречаю и очень часто. Да и сегодня наверное
увижу – мы вечером едем с мужем в оперу, возможно он там будет...
Он вообще оказался таким общительным молодым человеком и ведет
довольно активный образ жизни. У него уже здесь масса друзей...
Да и у барышень он, кажется, пользуется успехом... А что?

Розенблюм. Мне надо бы с ним повидаться перед отъездом...

Тетка. Как – «перед отъездом»? Ты же не закончил курс
у доктора!

Розенблюм. Я закончу... да... а потом уеду...

Тетка. Ну, смотри... Я надеюсь, ты увезешь с собой
довольно впечатлений?..

Розенблюм. Да... довольно...

Тетка (с благоговением глядя на портрет доктора). Мы
будем всю жизнь гордиться встречей с этим великим человеком! Это
светильник, который наконец рассеял эту ужасную тьму предрассудков!
Посмотри, какой у него твердый, мужественный, проницательный взгляд!
(заметив, что Розенблюм не смотрит, берет его за подбородок и
поворачивает лицом к портрету) Нет, ты посмотри, посмотри на это
лицо!.. Когда я вижу его, во мне все начинает волноваться... даже
мурашки бегут по коже... Я при каждой встрече с ним столько про
себя узнаю, столько про себя начинаю понимать! Он, прям, как будто
вытаскивает все это из меня одним только своим взглядом! Вот слушай,
самый простой пример. Знаешь как он определил, что я не любила
свою мать? В жизни не догадаешься! Он понял это сразу, как только
узнал, что я обожаю говяжий язык и мне нравятся анютины глазки!
Казалось бы: где говяжий язык и анютины глазки, а где моя мать
– какая тут может быть связь? А очень просто: он заставил меня
вспомнить, что невестка моей матери, тетя Магда – мы жили тогда
в Праге – тоже любила говяжий язык. При этом тетя Магда всегда
очень не любила мою мать. И вот я тоже полюбила говяжий язык,
и в этом проявилась моя нелюбовь к матери, которую я тщательно
скрывала. А анютины глазки я полюбила потому, что они как раз
были любимыми цветами моей матери, и я их полюбила сразу же, как
только полюбила говяжий язык. Во-первых, из чувства вины, ну и
чтобы моя любовь к языку не так уж бросалась в глаза. Ну, что
скажешь?

Розенблюм. Да... очень интересно...

Тетка. Я, конечно, тогда всего этого не понимала, я
вообще всю жизнь думала, что любила свою мать и вот только сейчас
выяснилось! Представляешь?.. Удивительный человек! Я трепещу –
да, я трепещу как женщина, если хочешь, как самка, когда смотрю
на него! Мне хочется выплеснуть наружу свое задавленное ли...
как его... ли... бли... или бле... что-то вроде лебеды... или
лабуды... как-то так... где-то у меня записано... в общем, весь
этот инстинкт размножения!.. Ну, что ты такой грустный, мой мальчик
(обнимает Розенблюма) Грустишь, что придется уезжать?.. Ну, обними-ка
свою тетю, обними... (страстно целует).

Розенблюм (испуганно) Тетя...

(Тетка осыпает Розенблюма поцелуями, наваливается на него).

Голос из передней. Дорогая!

(Тетка и Розенблюм отскакивают друг от друга. Тетка берет веер).

Тетка (вполголоса). Да что это сегодня такое!.. просто
проходной двор какой-то...

(Входит муж тетки. Розенблюм поднимается и кивает. Муж подходит
к нему и они пожимают друг другу руки).

Тетка. Что-то забыл?

Муж. Да, представь себе – отчет. Хотел послать секретаря,
но побоялся, что он не найдет...

Тетка. А наш дорогой племянник собрался вот домой,
в Америку.

Муж. Уже? Ну, что ж... доброго пути...

(Опять пожимает Розенблюму и в этот момент из под стола доносится
громкое чихание).

Муж (испуганно, оглядываясь на стол). Что это?

Тетка. Что?

Муж (указывая пальцем). Там, под столом... Вы слышали?

(Муж подходит к столу, поднимает скатерть и заглядывает под стол).

Голос из под стола. Мяу.

Муж (изумленно). Господин Борт?!

Голос из под стола. Мяу.

(Муж испуганно задергивает скатерть и возвращается к дивану).

Муж (вполголоса). Там господин Борт.

Тетка. Ах, да, я совсем забыла.

Муж. А... что он там делает?

Тетка. Господин Борт сейчас лечится у доктора. Но он
же не может сидеть у него под столом вместе со всеми остальными.
Доктор попросил приютить его у нас хотя бы до вечера... Потому
что я тебе уже сто раз говорила, что доктору нужна своя клиника
и ему надо в этом помочь... Кстати, и господин Борт так считает...
Ты мог бы, кстати, пользуясь случаем, обговорить с ним этот вопрос.

Муж. Прямо сейчас?

Тетка. А чего откладывать?

Муж. А почему он мяукает?

Тетка. Потому что господин Борт теперь человек-кот.
Это выяснилось буквально вчера, после психоанального сеанса у
доктора... Кроме того, что господину Борту, как члену муниципалитета,
вообще неприлично сидеть под общим столом, там еще есть крыса
и собака, и доктор опасается как бы не было конфликтов...

Муж. А-а, понятно, понятно... Боже мой, у меня под
столом сам господин Борт!

Тетка. Ну так пользуйся случаем...

Борт. Может быть налить ему молока?

Тетка. Я уже послала служанку.

Муж. Но он не потерял дар человеческой речи?

Тетка. Нет, конечно.

Муж. Тогда я прямо сейчас попробую с ним поговорить,
можно?

Тетка. Попробуй.

Муж. А он не будет царапаться, или еще что-нибудь?..

Тетка. А ты будь с ним поласковей... погладь...

Муж. Хорошо, я попробую...

(Муж подходит к столу и осторожно стучит по столешнице).

Муж. Господин Борт, можно с вами поговорить?

Голос из под стола. Войдите.

(Муж приподнимает скатерть и залезает под стол).

Тетка (беря Розенблюма за руку). А может и нам к ним
присоединиться, а?

Розенблюм (выдергивая руку, испуганно вскрикивает).
Нет!

Тетка. Что с тобой? Аж побелел...

Розенблюм. Извините, тетя, мне надо идти... мне еще
многое нужно успеть... Прощайте!

(Розенблюм кладет сплетенную салфетку на рояль и быстрым шагом
уходит).

Тетка (берет и разглядывает салфетку). Какое дивное
плетение! Где он этому научился?.. Однако, какой-то он сегодня
странный...

(Окончание следует)

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка