Проза

Прибытие

На перрон из дверей электрички вышел худощавый, среднего роста
мужчина, тридцати пяти лет в черной шляпе с широкими полями и
черном плаще. За плечами большой рюкзак цвета хаки, в руках два
чемодана.

Человек поставил ношу на бетон перрона и стал ждать.

Час ожидания исчерпал терпение человека в черном. Тонкие черты
лица превратились в едкую гримасу. Очки сползли на кончик носа.
Длинные пальцы с силой сжали лямки рюкзака.

– С-с-суки!!! – выкрикнул он и отшвырнул рюкзак в сторону. – Козел
хренов!!!

Бормоча проклятья человек зашел в здание железнодорожного вокзала.
Там купил телефонную карточку, разыскал автомат и набрал номер.

– Алло, – сказал в трубке женский голос.

– Ло-ло-ло! – передразнил человек. – Это кто?

– А вам кого?

– Никого! Смирнова Владимира Константиновича директора школы,
будь он неладен, вот кого!

– Сейчас позову, подождите, пожалуйста.

– Позовите уж, сделайте милость. Бабосы на карте кончаются.

Через минуту в трубке послышался кашель.

– Слушаю, – прочищая горло, сказал директор.

– Это я вас слушаю Владимир Константинович…

– Да, это кто? – не дал договорить директор.

– Готов в пальто.

– Какой еще Готов?

– Как какой… нормально так… Рудольф Вениаминович, вот какой. Я
на вокзале сутки торчу. Почему никто не встретил. Сейчас на фиг
уеду и все.

– Так вы же должны были завтра приехать. И квартиру только завтра
освободят.

Готов тяжело вздохнул:

– Так я что, на вокзале ночевать должен? Я, извините, преподаватель,
а не бомж. Зачем тогда на работу приглашать? Еду за тридевять
земель… Это мне что ли надо? Я покупаю обратный билет.

– Не горячитесь вы, Рудольф Вениаминович. Переночуйте в гостинице.
Я вас к себе не могу, у меня гости. Завтра, с утра, приходите
в школу, осмотритесь. После обеда, ключи принесут от вашей квартиры.

– За квартиру много платить?

– Только квартплату. Съем за счет школы.

– Сколько хоть комнат?

– Однокомнатная. С мебелью.

Готов нервно хихикнул:

– Вы же обещали трех. Я не буду на таких условиях работать.

– Рудольф Вениаминович, мы же с вами сразу договорились, что бесплатное
жилье это уже для вас стимул… Ну, ладно до завтра, меня гости
ждут.

Готов повесил трубку и отправился на поиски ночлега.

– Извините, где у вас тут гостиница, любезный, – спросил он прохожего
мальчика.

– Вон там, – показал рукой мальчик, – идите прямо, никуда не сворачивайте.

Готов пошел прямо и уперся в лес на окраине города.

– Простите, – обратился он к, вышедшему из леса старику с полной
корзиной грибов. – Мне сказали, что где-то здесь гостиница. Не
подскажите где?

– Ничего такого тут нет, – буркнул старик.

– А тогда где?

– Бог его знает.

В этот день гостиницу Готов так и не нашел. Пришлось ночевать
на вокзале.

Первый рабочий день

Начало первого рабочего дня, в школе №3, произвело на Готова негативное
впечатление. Ему пришлось помогать новым сослуживцам затаскивать
на третий этаж отремонтированные парты. Разгружать машину с учебниками.
Затем, вплоть до обеда, вешать на стены тяжелые стенды. И только
после этого ему удалось встретиться с завучем.

– Здравствуйте, меня зовут Надежда Ивановна, я завуч школы, –
сказала высокая, средних лет женщина, в больших очках и с крашенными
в каштановый цвет волосами.

– Рудольф Вениаминович, учитель истории…

– Я знаю, – прервала Сафронова, – директор говорил и показывал
вашу «трудовую». Идемте, покажу ваш кабинет… Что вас заставило
приехать к нам, из области?

– Я принял очень важное в жизни решение.

– Какое же?

– Это останется при мне, – многозначительно сказал Готов.

Сафронова хмыкнула и открыла кабинет №9 с табличкой на двери «История».

– Вот ваш класс, – сказала Сафронова, – уроки ведет еще один педагог
– Чуркин. Он будет работать во второй смене, а вы в первой. И
все-таки я хотела бы вернуться к разговору о вашем прежнем месте
работы.

– Что вас интересует? – Готов открыл окно и плюнул.

– Я слышала, произошла какая-то неприятная история… Довольно странно.
Из центра в небольшой городок… преподаватель…

Готов щелкнул языком:

– Надежда Ивановна, вашей школе учителя не нужны?

– Нужны, без сомнения. Сейчас вообще-то тяжело с кадрами.

– В чем тогда проблема? Считайте, что я приехал поднимать провинцию.
И вообще я ученый. Намерен, испытать в вашей школе свою педагогическую
программу «Превращение дебилов в нормальных людей».

Сафронова нахмурилась:

– Это вы не по адресу. У нас дети хорошие. Есть медалисты и победители
олимпиад. Очень хорошая спортивная подготовка. Не так давно Леночка
Зайцева заняла девятое место на областном чемпионате по легкой
атлетике.

Готов лег на парту и задрал ноги кверху, вызвав у завуча удивление,
поболтал ими, зевнул и потянулся.

– Хорошо у вас здесь. Тихо, спокойно. Лес опять же. В большом
городе тяжело жить… Но не обольщайтесь. Работая здесь, я делаю
вам одолжение, не забывайте об этом. Уволься я посередь года:
учителя истории вам не найти.

– Вы очень странный человек, – серьезным тоном сказала Сафронова.
– Необычный. А у нас не привыкли к необычному.

– Придется привыкать, – Готов спрыгнул с парты и вплотную приблизился
к Сафроновой. – Когда начнем работать по настоящему?

– Первого сентября, после линейки вы принимаете классное руководство.
Ваш класс пятый «Д».

Веселье спало с лица Готова, превратилось в кислую мину:

– Классное руководство?! Я не хочу быть классным руководителем.
Не хочу и не буду. Вести классные часы, водить этих малолетних
преступников в походы, на экскурсии. Проводить собрания тупых
родителей. Или, еще не лучше: волочиться с ними со всеми по путевкам
в Великий Устюг, к Деду Морозу. Мне, Надежда Ивановна, этот геморрой
вовсе ни к чему.

– В нашей школе классное руководство у всех преподавателей. Это
ваша обязанность. У иных вообще по два класса и ничего, никто
не плачет. Все что вам необходимо, в учительской… журналы… короче
все там.

Благодаря злому умыслу архитектора учительская расположилась по
соседству с кабинетом директора.

Хоть директор и имел покладистый характер, педагогический коллектив
с присущим ему совковым менталитетом все равно не уютно чувствовал
себя вблизи начальства.

Ни шкафов, ни часов, ни календаря, ни каких либо плакатов в учительской
не было. Ничего кроме столов и стульев. Да еще электрический чайник
и кружки.

В учительской сидели две женщины и пили чай. Постучавшись, Готов
вошел.

– Здравствуйте. Меня зовут Рудольф Вениаминович Готов.

Женщины поздоровались, но не представились. Учителю это не понравилось,
он повторил:

– Меня зовут Рудольф Вениаминович Готов.

Женщины второй раз сказали «здрасте» и переглянулись. Готов стал
жестикулировать, причудливо изгибаясь, и говорить с сильным английским
акцентом:

– Я есть Готов… май нейм из Готов. Я есть учитель… Го то в. Я
есть быть преподавать в этот школа. Меня зовут Готов. Предмет
хистори, как это по вашему?.. э э э… ноу, ноу, ноу… А! История!
Андестенд?

Они захихикали, отпили из кружек чай, посмотрели друг на друга
и, в удивлении, высоко подняли брови.

Готов всплеснул руками:

– У вас тут что, все такие? О, майн гот! Куда я попал?! Вы по-русски
разговариваете? Можете сказать, как вас зовут? Я Готов, не Котов,
а Готов. Ударение на первый слог. А вы кто?

– Донец Людмила Николаевна, русский язык и литература.

– Мышкина Анна Валерьевна, музыка.

– Наконец-то разобрались, – радостно вздохнул Готов. – Я уж думал
вы дауны. Чайком угостите?

Мышкина налила из электрического чайника кипяток в кружку с пакетиком
и протянула новому сослуживцу.

– А сахар где? А печеньки? – спросил он.

– Мы так без всего, – сказала Мышкина.

Готов подул на чай и попытался вытащить пальцами пакетик из кружки:

– Ай, с с су у у… горячо. Ложек даже нету! Пакетики надо с веревочкой
покупать! Где вы только такие дореволюционные берете?! Не е е,
не возродится Россия провинцией.

Мышкина и Донец внимательно рассматривали нагловатого коллегу.
В их взглядах присутствовали как интерес так и опасения.

Готов словно почувствовал эмоции женщин:

– Не бойтесь. Сработаемся. Еще не с такими приходилось срабатываться.
Нервишки у меня ни к черту. Что есть, то есть. Это после того
как меня с прежнего места ушли. Я тогда директору в рожу харкнул
и пнул ногой в голову.

– За что? – удивилась Донец.

– За справедливость. Терпеть не могу несправедливость. Они там
со своей шайкой такие махинации проворачивали. У у ух! Я директора
на ковер… я ведь не учителем каким-нибудь работал, а зам. начальника
ОблОНО. Вызвал, значит, на ковер, требую объяснений. А он смеется,
ничего, говорит, ты мне не сделаешь, у меня, говорит, связи ого-го,
вплоть до губернатора. Я, конечно, не стерпел: врезал ему как
следует, а меня на следующий день с должности снимают… и практически
выживают из города. На работу никто не берет, мафии их боятся.
А ведь я кандидат педагогических наук. Да, не удивляйтесь. Был
бы я Сталиным, я бы знаете, под какой формулировкой их наказал?
«Дело учителей». Эх, спасибо вашему директору, Владимиру Константиновичу,
не бросил в беде старого друга. Мне сейчас школа квартиру снимает.
Хорошую, однокомнатную, с телефоном. Участь борца за правду. А
теперь, милые мои, расскажите-ка мне, что да как. Я в школах практически
не преподавал, только в университетах да на начальственных должностях
просиживал.

Донец ввела Готова в курс дела.

Первое сентября

Готов зашел в класс. 5-й «Д» внимательно разглядывал нового классного
руководителя. На столе лежала гора из гладиолусов и астр.

– Извините, что опоздал на торжественную линейку, - с усмешкой
сказал учитель. – Я проспал… Кто, интересно, придумал имбицильный
обычай строиться первого сентября? За цветы спасибо, только они
мне нах не нужны.

Он открыл журнал и уставился на ребят.

– Что ж, давайте знакомиться. Меня зовут Рудольф Вениаминович.
Как зовут вас, мне совершенно безразлично. Чтоб вы знали, я не
люблю работать с малолетками, меня больше взросляк вставляет.
Ясно?!..

Готов собрал цветы и аккуратно расставил в мусорном ведре.

– Воды надо будет налить… М-м-да, пожалуй, приступим. С сегодняшнего
дня мы начинаем изучать «Историю отечества». Предмет интересный,
но я постараюсь, чтобы вас от него тошнило.

Класс засмеялся.

Готов продолжил:

– Молодцы, с чувством юмора. Да только я не шучу, в детстве отучили.
Предупреждаю сразу, чтобы потом без обид. За непослушание, дерзость,
наглость, глупость и дебилизм буду бить. Бить жестоко, долго,
сильно. И еще попробуйте скажите, что я не имею права. Для меня
закон не писан, если писан, то не читан, если читан, то не понят,
если понят, то не так. Закон, он что дышло… Мне ничего не стоит
подложить вам наркотики и вызвать милицию. А справедливость… мораль…
– чушь, сентенции. Бабка надвое вилами на воде написала. Почему
все считают, что учитель за учеников должен горой стоять? Ваши
проблемы – не мои проблемы. Своя рубашка к телу липнет. Все, кто
заходит в этот класс, попадают под мою юрисдикцию. Здесь я и Библия,
и Коран, и административный и налоговый кодекс, и перечень правил
поведения гимназиста. Для вас я вселенский разум, нечто всеобъемлющее,
перст судьбы. Я игрок – вы мячи, я покупатель – вы продукты, я
кишечник – вы… словом вы… вот так вот. И запомните это а а а ась
и на всю жизнь!!! Вопросы?

– Можно выйти, – поднял руку мальчик с «ежиком» на голове.

– Нет!

– Почему?

– По кочану, – твердо сказал учитель.

– Я в туалет хочу, – не переставая трясти рукой, канючил мальчик.

– Все хотят. А что ты там будешь делать?

– Мне очень надо.

– Памперсы забыл? Иди, боговый. Позор галактики.

Мальчик выбежал, а сосед по парте, веснушчатый рыжик, ринулся
за ним.

Готов перехватил школьника в дверях:

– Ты куда?

– А я тоже, – пролепетал рыжик.

– Кто тоже, тот… у того проблемы с питанием решены, – наставительно
заметил учитель. – Сядь на место. Вижу, что воспитание в младшем
блоке ни к черту. Ничего, исправим ошибки прошлого. Достали ручки,
тетрадки, промокашки, что у вас там… Запишем ряд пословиц о труде.
Чтобы хорошо учиться, следует неукоснительно соблюдать их. Пишем…
Кто ходит в школу по утрам – тот поступает мудро, потому что если
вы пойдете вечером, школа будет закрыта и вас никто туда не пустит.
Записали? Следующая… Без применения определенного усилия средний
человек вряд ли способен извлечь из водоема неких существ, с хвостом
и чешуей, которые, если их подвергнуть термической обработке,
образуют всеразличнейшие блюда, будь то уха или шпроты. Дальше,
короткая. Делу век – потехе годы. И в заключение… Я не буду читать
помедленнее, как хотите, так и успевайте. Пишем. Рассматривая
камень, лежащий на середине ручья, невольно себя спрашиваешь:
а протекает ли данная жидкость под ним? И, исходя, из соответствующих
опытов, рисуется ясная картина, что нет, не протекает.

Тем временем из туалета вернулся ежикоголовый школьник и сел на
место. Готов обратился к нему:

– Тебя как звать-то?

– Алеша, – ответил мальчик.

– Отгадай загадку. Сам с горшок, голова с вершок, живет в избушке,
кушает плюшки. Кто это?

Ребенок мысленно перебрал все знакомые загадки: это не огурец,
не капуста, с сотней одежек и не ножницы с кольцами, концами и
гвоздиком посередине. Не огурец, который почему-то отождествляют
с горницей, а семечки с людьми и уж наверняка не груша-лампочка.

– Не знаю, – ответил он.

– Вот и я не знаю. Только что придумал. Ха-ха. Будешь сегодня
дежурным.

– А че я сделал? – недовольно спросил Алеша.

– Насрал посередь класса, вот что ты сделал!!! - заорал Готов.
– Сказали дежурить – значит дежурить! Иди давай!

– А куда идти-то!

Готов покраснел:

– На-а!!! Я б тебе сказал куда, да воспитание не позволяет! Тряпку
намочи.

Мальчик направился к двери, повернулся и показал в спину учителя
средний палец. 5-й «Д» заржал.

Красное лицо Готова приобрело более темный оттенок. Он в ярости
открыл окно и вышвырнул мусорное ведро с цветами. Следом за ведром
полетел стул.

– Помогайте! – приказал Готов ученикам, хватаясь за парту. – Понимайте
и ставьте на подоконник!

Когда седьмая парта оказалась на земле, в класс ворвались коллеги
Готова из соседних кабинетов.

Успокоив учителя, они убедили пройти в учительскую, где напоили
чаем.

Бриллиант

В те времена, когда Рудольф Вениаминович работал учителем в областном
центре, на одном из уроков экспроприировал у пятиклассника красиво
ограненный хрустальный шарик, очень похожий на настоящий бриллиант.

Элемент дешевой бижутерии размером с грецкий орех был помещен
в пластмассовую шкатулку с различным барахлом (нитки, иголки,
пуговицы, игральные карты, с изображением голых женщин, пугач
из медной трубки, конфета «Барбарис» и т. д.).

Так и пролежал бы псевдобриллиант до скончания времен в пластиковом
гробике, если бы Готов все-таки не решился навести в квартире
порядок после переезда.

Наткнувшись на шкатулку, Готов первым делом перелистал игральные
карты, затем выбросил в мусорное ведро пугач, засунул в рот барбариску,
а, увидев хрустальный «шарик», подумал, что неплохо было бы его
подарить какой-нибудь молоденькой коллеге (для начала новой карьеры
лишние баллы не помешают). Он положил бутафорский атрибут роскоши
в дипломат, выпил чаю, почистил зубы и, уставший от разбора завала
из нажитого «непосильным» трудом имущества, лег спать.

В учительской сидели три учительницы: пожилая химичка Наталья
Александровна Шульц, преподаватель математики Алевтина Геннадьевна
Селезнева, с третьей, совсем юной, Готов знаком не был.

Учитель улыбнулся присутствующим:

– Доброе утро, дамы.

– Здрасте, – сказала Селезнева. Шульц кивнула, незнакомка застенчиво
подняла глаза. – Познакомьтесь, это Вероника Олеговна Ермакова,
география, первый год после института. Вероника Олеговна… Рудольф
Вениаминович…

– Здравствуйте, – сказала еле слышно Ермакова и слегка покраснела.

– Очень приятно! – протрубил Готов. – Вы местная или как?

– Местная.

– Где учились?

– В Питере, – молодая учительница улыбнулась, в глазах читалась
гордость за полученное образование, ни в каком-нибудь филиале
заочно, а непосредственно в городе Петра.

– А я в МГУ, – раскинул руки Готов.

– Рада за вас, – со стервозностью в голосе сказала Ермакова.

– Неужели правда в МГУ учились? – спросила Шульц с недоверием.

– А как же, разумеется.

– Ну, вы даете!

Учитель сел за свободный стол и открыл дипломат. Блеснувший хрусталик
привлек внимание. Готов с утра и не вспомнил про обманку. Он взял
граненый шарик двумя пальцами и посмотрел сквозь него на утреннее
солнце.

Любуясь разложением белого цвета на семь составляющих, Готов не
заметил пристальных взглядов коллег.

– Что это у вас? – полюбопытствовала Шульц.

– Бриллиант, – сухо ответил Готов.

– Шутите?

– Ничуть. Взгляните, вы же химик, должны разбираться.

Не смотря на преклонный возраст, Шульц не поленилась встать и
подойти к Готову.

Разглядывая предмет, похожий на бриллиант, Шульц нахмурила брови.
Она явно ни разу в жизни не видела настолько большой кусок углерода
такой кристаллической полиморфной модификации.

– Не знаю, – сказала она, – мне думается, это подделка.

– Какие теоретические выкладки подтверждают данное предположение?

– Ну, откуда у вас бриллиант, да еще таких размеров? Где вы его
могли взять?

– Где, где, в Кремле! – усмехнулся Готов. – Нашел!

Интерес вспыхнул и у остальных педагогов. Женщины передавали хрусталь
из рук в руки, смотрели через него на свет, примеряли к одежде,
охали и ахали.

– Рудольф Вениаминович, скажите, что вы нас разыгрываете. Ведь
не настоящий? – шутливо взмолилась Селезнева.

– Настоящий. У знакомого ювелира консультировался.

– А где вы его нашли?

– Там, недалеко от больницы… ну, где парк начинается… не помню,
как улица называется. Я недавно в вашем городе.

– Сорока пяти лет Октября, – просветила Ермакова.

– Да, наверно, кажется так… и нашел то прямо по книжному: стал
шнурок завязывать, а в траве блеск…

– Интересно, сколько он стоит? – задумалась Шульц.

– Стоит он столько, что если сложить нашу зарплату за всю жизнь,
не наберется и двух процентов. Но радоваться рано, я не знаю,
как с ним поступить. Продать – проблема, да и по голове могут
стукнуть…

Округлив рот, Готов постучал по голове костяшками пальцев. Раздался
звонкий звук.

– В милицию надо отнести: может, потеряли или краденый, – посоветовала
Ермакова.

– Вероника, вы в своем уме? У меня на лбу выцарапано «дурачок»?
Ага, сейчас! Раз в жизни подфартило такое богатство заграбастать…
Нет!

– Все равно слухи пойдут, а алмаз, может, уже ищут. Могут и посадить.

– Дамы, думаю, я могу надеяться на вашу порядочность?

– Хорошо, – не унималась Ермакова, – мы будем молчать. А ваш знакомый
ювелир?

– Он умер.

– Как, умер?

– Как умирают? Убийство, естественно.

Лица женщин, выражавшие до сих пор заботу о незапятнанной репутации
Готова, вытянулись и выражали опасение.

– Не хотите ли вы сказать… – шепотом спросила Селезнева.

– Кто? Я? Нет, ничего не хочу сказать, – с притворным удивлением
сказал Готов. – А что, должен?

Он взял из рук Шульц шарик и положил во внутренний карман пиджака.

Сочинения

Заболевшая преподаватель русского языка и литературы попросила
Готова провести урок. Учитель с неохотой принял предложение и
записал «больную» в блокнот как должницу.

Функция Готова состояла в том, чтобы написать на доске темы сочинений,
проконтролировать порядок в классе и собрать работы.

– Доброе утро, ребята, – поприветствовал Готов 8-й «А». – Конечно
же, вы ошиблись. Сейчас будет не история, а именно литература.
Мало того: сочинение. Людмила Николаевна заболела и со слезами
на глазах выклянчила мое присутствие в этом неуютном классе. Согласитесь,
в кабинете истории круче…

– А на какую тему будет сочинение? – спросил Алексеев Алеша.

– Ты чего перебиваешь? Жить надоело? Родители напрасно полагают,
что ты сегодня вернешься из школы, – разозлился учитель.

– Че вы на меня наезжаете. Причем тут родители? Вы знаете, кто
у меня отец?

– Да будь ты хоть сын президента эр эф.

Готов показал Алексееву средний палец.

– Тем сочинения будет несколько. Выбирайте любую, но учтите, чтобы
получить на балл выше, рекомендую последнюю.

Учитель написал на доске темы:

Почему я тупой?
Что я думаю о турбулентных процессах?
Почему Л. Толстой не стал писать роман-эпопею
«Война и мир»?
Я и Пушкин: сравнение.
В чем заключалась ошибка Н. Некрасова.
Сколько зарабатывают мои родители?

Класс возмутился: и как это писать?.. кому какое дело, сколько
мои предки зарабатывают?.. что такое турбулентные?..

– Тишина в классе! Время идет, пишите. Вам оценки нужны или что?
Кто раскроет тему о заработке своих родителей, как обещал – на
балл выше.

Ученики послушно зашелестели, заранее приготовленными двойными
тетрадными листами. Готов задремал.

Проснувшись от звонка, учитель громогласно заявил:

– Сдаем работы! Меня не интересует, что не успели. Надо успевать,
а как мы в свое время. Что Алексеев написал? Почитаем, кто твой
папа. Ах да, забыл сказать. Сочинения не я буду проверять, а Людмила
Николаевна. Берегитесь ребята, я вам не завидую.

(Продолжение следует)