Искусство

Сцены из остзейской жизни

Действие пьесы происходит в первое десятилетие ХХ века на острове
Сааремаа, в Балтийском море. В то время остров назывался Эзель
и был частью Эстляндской губернии Российской империи. Расстояние
от острова до Петербурга – в два раза больше, чем до Стокгольма.

Ибсену не хватает пошлости.

Антон Чехов

О «Чайке» Чехова Лев Николаевич /Толстой/ сказал, что
это вздор, ничего не стоящий, что она написана, как Ибсен пишет.

Из дневника А.С. Суворина

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Ромуальд Федорович Саблер, секретарь уездной земской управы

Эдда Ивановна, его жена

Дядя Ваня Расмуссен, обрусевший норвежец

Трюгве Иванович Хольменколлен, владелец рыболовного флота и рыбообрабатывающего
завода

Мартин Лютерович Кальвиньш, пастор

Альфред Вальдемарович Пилляр фон Пильхау, уездный предводитель
дворянства, отставной генерал

Марта, служанка в доме Саблеров

Максимка, буревестник

Русский сыщик

Английский сыщик

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Гостиная в доме Саблеров. РОМУАЛЬД, удобно устроившись на диване,
читает русскую газету. Незаметно в комнату входит ЭДДА. Она подкрадывается
к мужу сзади и закрывает ему ладонями глаза.

РОМУАЛЬД. Ой, кто это?

ЭДДА молчит, с трудом сдерживая смех.

РОМУАЛЬД. Это, наверное, ласточка? Нет, это воробышек... Нет?
Ну тогда синичка... Тоже нет?... А, я знаю, кто это – я слышу
запах шоколадных конфет... Это, конечно же, пришла белочка!

ЭДДА заливается радостным смехом, бросается на диван рядом с мужем,
чмокает его в щеку.

ЭДДА. Как хорошо, что ты дома! Я так соскучилась по тебе! Мне
так тебя не хватало все это время!

РОМУАЛЬД. Мы не виделись всего три часа и уже соскучилась!

ЭДДА. Мой котик не понимает, как сильно может любить белочка!

РОМУАЛЬД. Да нет, просто странно: мы уже три года женаты и такая
любовь.

ЭДДА. Не уже три года, а всего три года! И я буду своего котика
также любить и через тридцать лет!.. и через пятьдесят!.. (Опять
чмокает его в щеку.) А котик совсем меня не любит: давно мне не
делал подарков.

РОМУАЛЬД. Ну как ты можешь так говорить, Эдда! Я же подарил тебе
шубу к крещенским морозам!

ЭДДА. Ну так когда это было! Сейчас же уже май! И кроме того,
мне нужна короткая дорожная шуба к следующему сезону!

РОМУАЛЬД. Этого сейчас не могу: в связи с Японской войной задерживается
выплата жалования служащим земской управы.

ЭДДА. Ну вот... Я же говорила, что ты меня не любишь...

ЭДДА плачет.

РОМУАЛЬД. Ну прости, прости своего котика! (Достает бумажник.)
Вот у меня в кармане 168 рублей ассигнациями. На хорошую шубу
не хватит, но, может быть, купишь себе меховую шляпу или муфточку!

ЭДДА (быстро пряча деньги в ридикюль). Вот именно что муфточку...
только муфточку на такие деньги и купишь...

Напряженное молчание.

РОМУАЛЬД. Эддочка, а почему ты давно новую шубу не надевала, а
ходишь в старой?.. Почему ты молчишь?

ЭДДА начинает плакать навзрыд. РОМУАЛЬД обнимает ее, успокаивает.

РОМУАЛЬД. Ну что, что случилось? Что такое произошло?

ЭДДА. Эту шубу я заложила в ломбард!

ЭДДА продолжает рыдать.

РОМУАЛЬД. Ну в ломбард, ну и ладно! Выкупим как-нибудь! Ну не
убивайся так!

ЭДДА. ...а деньги, что за нее получила, я проиграла в рулетку.

РОМУАЛЬД (отшатнувшись от нее). Как в рулетку? У нас игорные дома
запрещены!

ЭДДА. Это было в подпольном игорном доме, в заведении мадам Катержинской.

РОМУАЛЬД. Так это же притон!

ЭДДА. Ну что ты заладил: «притон да притон»! И совсем это не притон!
Это же не какой-нибудь публичный дом! Публичный дом в заведении
мадам Катержинской находится в другом флигеле... Ты так тяжело
работал все эти годы. Мне было тебя очень жалко... хотелось тебе
помочь и я пыталась тоже заработать деньги. Я была уверена, что
я выиграю и что мы купим новый большой дом.

Опять молчание. Выражение лица РОМУАЛЬДА меняется, блаженная счастливая
улыбка покидает его лицо.

ЭДДА. Ну что мы все молчим да молчим? Мы же сегодня вечером приглашены
на пасхальный вечер к председателю земской управы. Будем собираться?

РОМУАЛЬД (отрешенно уставившись в одну точку). Мы не можем сегодня
идти к председателю земской управы, потому что он меня уволил
с должности секретаря...

ЭДДА. Что? Почему? Как? Когда?

РОМУАЛЬД. В прошлый четверг меня уволили за растрату казенных
денег... Зимой я выкрал из сейфа пять тысяч рублей, предназначенных
для строительства городской канализации. На эти деньги я купил
тебе шубу к крещенским морозам.

ЭДДА (отрешенно). А я в прошлый четверг проиграла все деньги,
полученные в ломбарде за шубу... Какое же я пустое, никчемное
существо!.. Что ты думаешь дальше делать, Ромуальд?

РОМУАЛЬД. Я собираюсь в ближайшие дни поехать в Петербург. Может
быть, удастся найти службу по министерству государственных имуществ.
Все-таки у меня там есть кое-какие связи.

ЭДДА. Нет, что ты собираешься со мной делать?

РОМУАЛЬД. С тобой? Как что? Я тебя люблю, у нас семья, двое очаровательных
малюток... Я должен зарабатывать деньги, чтобы выплатить долги
и жить дальше.

ЭДДА. Нет, дальше так жить нельзя! Вместе нам жить нельзя! Я тебя
не достойна!

РОМУАЛЬД. Ах, Эддочка, ну что ты такое говоришь! У всех свои слабости.
Ты тоже имеешь на них право, ведь ты такая очаровательная молодая
женщина... (Пытается ее поцеловать. Эдда отталкивает его.) ...которая
еще толком не знает жизни!

ЭДДА. Но мне уже двадцать восемь лет! Не пора ли начать ее понимать!

РОМУАЛЬД. А для чего тогда я? Ведь я – твоя опора! (спохватившись)
Да, у меня трудный период жизни, но мы вместе, поддерживая друг
друга, все преодолеем!

ЭДДА. Нет, Ромуальд, хватит иллюзий. Мы не можем жить вместе!
Нам надо расстаться! Пожалуйста, не перечь мне. Я должна пожить
одна, чтобы вновь вернуть к себе уважение! Я знаю, ты безумно
любишь меня, но любишь как дорогую куклу, как драгоценную картину,
которую держат в золотой раме... или в золотой клетке, если говорить
всю правду... Ты даже голоса на меня ни разу не повысил...

РОМУАЛЬД. Эдда, замолчи!

ЭДДА. Поздно, поздно, Ромуальд, на меня кричать... Поезд ушел...
И если ты хочешь, чтобы я к тебе вернулась, не мешай мне! Если
я верну к себе уважение, то, возможно, что во мне вернется любовь
к тебе. А сейчас ее нет! А впрочем, я никогда и не знала, что
такое любовь.

РОМУАЛЬД. Эдда, все, что ты говоришь, – аморально!

ЭДДА. Я не знаю, что такое мораль, Ромуальд! Три года я была твоим
владением! Ты считаешь, что это было морально для нас обоих?

РОМУАЛЬД. Да, я во всем виноват! Прости меня, Эдда! (Бросается
на пол к ее ногам.) Но во имя малюток!

ЭДДА. Ах, Ромуальдик, для этого должно совершиться чудо из чудес...
(Машет рукой.) Да нет...

РОМУАЛЬД. Продолжай, продолжай, Эдда!

ЭДДА. Должно совершится такое чудо, при котором наше сожительство
могло бы стать браком!

РОМУАЛЬД. Да, Эддочка, да! Я верю в это чудо! Ну а пока этого
чуда не произошло, повремени, Эдда. Не уходи. Ну поживем в разных
углах дома.

ЭДДА. Я не могу жить в одном доме с чужим мужчиной. И кроме того,
этот дом должен покинуть ты... Мне будет легче начинать новую
жизнь, если у меня будет крыша над головой.

РОМУАЛЬД. Но ведь это дом моих родителей... Я здесь вырос...

ЭДДА. Советую тебе уйти по-хорошему. Если ты сам не уйдешь, весь
остров узнает, что ты – импотент и нас мгновенно разведут.

РОМУАЛЬД. Как импотент? Разве я не отец наших малюток?

ЭДДА. Ах, Ромуальд! Ты не понимаешь, на что способна любящая женщина.
Она может забеременеть даже от импотента!

РОМУАЛЬД. Значит, любовь все-таки была?

ЭДДА. Да, но все это в прошлом... Если хочешь, я оставлю тебе
этот дом, но тогда я уже точно к тебе не вернусь!

РОМУАЛЬД. Нет, нет, Эдда... Прости! Прости! Я иду собирать чемодан...
А впрочем, что его собирать, он уже собран... Я ведь тайно от
тебя готовился к поездке в Петербург.

РОМУАЛЬД возвращается с чемоданом и в короткой дорожной шубе.

РОМУАЛЬД. Ну до свидания, Эдда! И я молю тебя только об одном:
скажи мне тоже «до свидания», не говори мне «прощай».

ЭДДА. Но ты ведь забыл взять с собой наших малюток! Чтобы понять,
что такое жизнь, я должна быть абсолютно одна.

РОМУАЛЬД молча уходит и возвращается с малютками. Чемодан на ремне
он вешает через плечо, малюток берет на руки.

РОМУАЛЬД. Одумайся, Эдда! Неужели тебе не жалко детей?

ЭДДА. Я знаю: они в надежных руках! (Малютки из рук Ромуальда
падают на стоящие рядом кресла.) Ах, Ромуальд! Какой же ты неловкий!..
Марта! Марта! Марта, иди сюда, надо помочь барину.

РОМУАЛЬД. Неужели ты так и отправишь меня неизвестно куда с двумя
малютками? Ведь ты же мать, Эдда!

ЭДДА. Я прежде всего человек!.. Ты понимаешь, Ромуальд, что я
– не жена, не мать, не любовница, не наложница. Я че-ло-век! Чувствуешь
ли ты, Ромуальд, гордую вагнеровскую музыку этого слова? Че-ло-век!
Нет, тебе этого не понять! Вы, обличенные государственной, судебной
и семейной властью – не смейте унижать человека!.. Марта! Господи,
куда же запропастилась эта мерзкая девка?

Вбегает встревоженная полуодетая МАРТА.

МАРТА. Что случилось, барыня?

ЭДДА. Возьми малюток и проводи барина до пристани.

МАРТА. Да я же еще со сна. Мне же собраться надо!

ЭДДА. Баронесса какая! Накинь шаль, да иди скорее: барин должен
успеть на пароход!

РОМУАЛЬД (Эдде). Я знаю, я не достоин твоего поцелуя, так хоть
обними меня на прощание!

ЭДДА обнимает РОМУАЛЬДА и целует в лоб.

РОМУАЛЬД. Что, ты даже поцеловала меня? Родная! Теперь я знаю:
всё будет хорошо!

РОМУАЛЬД с чемоданом и МАРТА с малютками уходят. Слышен грохот
захлопнувшихся ворот.

ЭДДА. Ушел! Наконец-то я одна! Наконец-то свободна! Даже не верится!
Неужели мне больше не нужно изображать из себя куколку, птичку,
белочку? Как долго я мечтала об этой минуте! (Сладко потягивается,
подходит к телефону, висящему над столом.) Барышня, соедините
меня, пожалуйста, с номером 14 66... Аалёё! Это ты, mein Schatz?
(Эдда берет тряпку и во время телефонного разговора вытирает пыль
на телефонном аппарате.) Ну всё... он ушел... можешь приходить.
Да он сам всё сказал, подлый обманщик! Целую неделю скрывал от
семьи, что лишился работы... ну я ему выложила все, что я о нем
думаю... Да... Нет, это не телефонный разговор... Приходи, я тебе
все расскажу. Я ужасно соскучилась. Мне тебя так не хватало все
это время... Ну скорее же приходи! Твоя нежная кошечка ждет тебя!

ЗАНАВЕС

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Прошел год. Те же декорации, что и в первом действии. ЭДДА сидит
в кресле лицом к зрителю. ДЯДЯ ВАНЯ РАСМУССЕН массирует ей затылок
и шею.

ДЯДЯ ВАНЯ. Ну что, не было писем из Петербурга?

ЭДДА. Вот уже год как сквозь землю провалился.

ДЯДЯ ВАНЯ. Вот супостат проклятый... Ни стыда, ни совести. Такую
красавицу бросить...

ЭДДА. А ведь в ногах валялся... Прости, говорит, давай начнем
все сначала... Но я была непреклонна.

ДЯДЯ ВАНЯ. Правильно, Эддочка! Буржуазная семья – это институт
эксплуатации женщины. Семья навязывает женщине лишь второстепенную
социальную роль: она должна плодоносить, вскармливать плод, а
в перерывах между плодоношением служить средством сексуальной
стимуляции самца-эксплуататора.

ЭДДА. Ах, дядя Ваня, ты – единственный, кто может меня понять
в этой глуши. (Эдда берет его руку в свою и прижимает к щеке.
Дядя Ваня склоняется над Эддой и пытается ее поцеловать. Она отстраняет
его.) Нет, нет, дядя Ваня, милый, мы только друзья...

ДЯДЯ ВАНЯ. Эх, Эддочка, Эддочка! Чего-то ты не понимаешь в этой
жизни...

ЭДДА. Дядя Ваня, не обижайся. Ты тоже должен меня понять... После
того, как Ромуальд так предательски меня бросил и лишил меня средств
к существованию, я же должна как-то устроить свою жизнь. Полтора
месяца назад я решила ему дать шанс стать человеком. Я написала
ему письмо, сказала, что я его прощаю, что я разрешаю ему вернуться
при условии, что он обеспечит мне нормальные условия жизни и не
будет препятствовать моему дальнейшему духовному и эмоциональному
развитию... Ответа на свое письмо я так и не получила.

ДЯДЯ ВАНЯ. Надо было вычеркнуть слово «эмоциональное» и оставить
только «духовное развитие». Он, видимо, подумал, что для эмоционального
развития ты готова с каждым вторым спать.

ЭДДА. Ну вот... только что ты выражал мне красивыми марксистскими
терминами свое сочувствие, теперь ты меня ревнуешь и сочувствуешь
Ромуальду.

ДЯДЯ ВАНЯ. Да, я марксист, я председатель подпольного уездного
комитета Российской социал-демократической рабочей партии, но
я еще и влюбленный в тебя мужчина... и твое чересчур интенсивное
эмоциональное развитие заставляет меня страдать... и я в этом
открыто сознаюсь. Да, женщине необходима свобода для развития.
Это я признаю... но для эмоционального...

ЭДДА. Я никак не могла вычеркнуть «эмоциональное развитие» и оставить
только «духовное развитие», потому что Ромуальд болезненно меня
ревнует к патеру Мартину Лютеровичу Кальвиньшу...

ДЯДЯ ВАНЯ. А как же не ревновать молодую женщину к этому развратнику...
Он же каждый год Иванову ночь с молодыми девками проводит.

ЭДДА. Ах, дядя Ваня, какой ты смешной. Мартин Лютерович собирает
эстляндский фольклор. Он записывает девичьи песни на Иванов день...
Даже собирается в Дерптском университете диссертацию защитить
на эту тему.

ДЯДЯ ВАНЯ. Ну да, диссертацию...Мы люди не ученые и университетов
не кончали, но я прошел курс в марксистской высшей партийной школе
на Капри. Мне сам Максим Горький лекции читал. Я знаю, что Иванов
день – это атавистическая форма языческого фаллического празднества...
Понимаешь, Эддочка, что значит «фаллический»?.. Ага, покраснела!..
Поэтому я еще раз подчеркиваю, что Мартин Лютерович – развратник,
как и твой другой ухажер – уездный предводитель дворянства Альфред
Вальдемарович Пилляр фон Пильхау...

ЭДДА (нервно смеясь). Значит и Альфреда Вальдемаровича ты в развратники
записал? Да он совершеннейший наивный ребенок в свои пятьдесят
восемь лет. Кроме своей покойницы жены, других женщин он не знал...
По-твоему получается: если мужчина проявляет ко мне интерес, значит
он – развратник?

ДЯДЯ ВАНЯ. Насчет жены ничего не скажу, покойница была мегера
и изменять ей – сам бог велел, но знаешь ли ты, Эддочка, за что
Альфред Вальдемарович получил генерала? Он ведь служил в военной
разведке, а тамошний полковник даже выше пехотного генерала будет!
Так вот в Турецкую войну, когда наши вместе с болгарами временно
оставили столицу – город Тырново, фон Пильхау отдал приказ эвакуировать
публичный дом, то бишь вместе с отступающими войсками вывезти
туземных девок, поскольку его личный опыт, подчеркиваю, личный
опыт, подсказал ему, что офицеры, посещающие дома терпимости,
привязываются к публичным женщинам и пишут им письма... Таким
образом, противник может по офицерским письмам к проституткам
выяснить новую дислокацию отступающих войск.

ЭДДА. Да? Об этой странице его биографии я не слышала. Действительно,
с деятельностью публичных домов он должен быть знаком хорошо...
Никогда бы этого не сказала! (в сторону) Теперь я буду на него
смотреть другими глазами... Ах, дядя Ваня, почему ты о людях никогда
хорошего слова не скажешь?.. Вечно брюзжишь... Почему ты даже
с собственным братом не разговариваешь?

ДЯДЯ ВАНЯ (мрачнеет, перестает массировать Эдду). С братом? Зачем
ты этой темы касаешься? Ты же знаешь, что она для меня болезненная!..
и не делай вид, что ты не в курсе... весь остров знает... Брат
подделал родительское завещание, переписал на себя четыре рыболовных
судна, совладельцем которых я был, и купил большой рыбный завод,
где я, бывший капитан, должен довольствоваться должностью механика
по рыбообрабатывающим машинам... Не притворяйся, что ты этого
не знаешь. Ведь я же не делаю вид, что не знаю о вашем давнишнем
романе...

ЭДДА. Замолчи! Это все сплетни! Да, он был в меня влюблен, но
тогда я только вышла за Ромуальда замуж, я даже не представляла
себе, что мужу можно изменять... Мы только вместе катались на
лошадях, на яхте... Однажды мы забрались на необитаемый остров
и начался штиль. Пришлось в какой-то пустой рыбацкой хибаре заночевать...
(Улыбается.) Он был так трогателен... это было что-то совершенно...
платоническое...

ДЯДЯ ВАНЯ. Ах, заночевать! Я об этом эпизоде ничего не знаю...

ДЯДЯ ВАНЯ подходит к умывальнику, начинает судорожно мыть руки,
собирает принадлежности для массажа в акушерский саквояж.

ЭДДА. Дядечка Ваня, что с тобой? Куда ты собрался? Опять обиделся?
Опять ревнуешь?.. Глупенький!.. Ну хочешь, я разрешу тебе помассировать
мне не только шею, но и спинку?

ЭДДА расстегивает платье. ДЯДЯ ВАНЯ, всхлипывая, с закрытыми глазами,
начинает гладить ей спину. Появляется РОМУАЛЬД с двумя чемоданами
в руках.

ЭДДА. Ромуальдик, это ты? А мне ночью приснилось, что ты приехал.
Я встала, увидела, что тебя нет, разрыдалась, началась мигрень...
и вот попросила дядю Ваню, чтобы он помассировал мне виски и затылок...

РОМУАЛЬД (рассеянно). Да, да... виски и затылок...

Пауза. Уложив вещи в саквояж, ДЯДЯ ВАНЯ незаметно уходит.

ЭДДА. Ромуальдик, даже не верится, что это – ты!.. Почему ты не
писал мне все это время?

РОМУАЛЬД. Но ты же не позволила мне писать тебе письма!

ЭДДА. Я этого не помню. Все было как в тумане... Возможно, что
я так сказала, но я только хотела проверить твое чувство, а ты
ухватился за эту фразу, исчез и забыл меня...

ЭДДА плачет.

РОМУАЛЬД. А что же мне было делать? Ты выгнала меня из моего собственного
дома. Я оказался один с двумя малютками на руках...

ЭДДА. Я вскоре осознала свою ошибку. Я написала тебе, а ты мне
не ответил.

РОМУАЛЬД. Видимо, письма не дошли из-за Японской войны.

ЭДДА. Ну причем здесь Японская война?

РОМУАЛЬД. Англичане, союзники японцев, заблокировали Финский залив.
Впрочем это еще не так страшно. В 1854 году, во время Крымской
войны, англичане обстреливали окрестности Петербурга.

ЭДДА. Да, ты хорошо знаешь историю, но ты не знаешь и не понимаешь
меня! Ты не понял, что со мной случился припадок, потому что мне
не хватало любви и заботы... Я молодая красивая женщина, а ты
даже не смотрел в мою сторону.

РОМУАЛЬД. Значит, я во всем виноват?

ЭДДА. Да, виноват! Я тебя любила, а ты от меня сбежал... Я писала
тебе униженные письма... ты не ответил. Я плакала, страдала, а
потом решила устраивать свою личную жизнь.

РОМУАЛЬД (без огорчения в голосе). Ах, вот как! И кто же он?

ЭДДА. Не важно! Серьезный, солидный человек, который безумно в
меня влюблен...

РОМУАЛЬД. А ты?

ЭДДА. Я страшно ему благодарна... Да, я по-прежнему тебя люблю,
но я вырву, вырву тебя из своего сердца!

ЭДДА рыдает.

РОМУАЛЬД. Эдда, да не убивайся ты так... Я же не знал, что ты
меня любишь... После того разговора, когда я ушел с малютками
на руках... я ведь тоже должен был устраивать свою жизнь.

ЭДДА. Ты женился?

РОМУАЛЬД. Да нет... просто я нашел хорошее место... Я устроился
директором приюта в Стокгольме, в котором поместил наших малюток.

ЭДДА. В Стокгольме?

РОМУАЛЬД. В ту страшную ночь, когда ты выгнала меня, петербургский
пароход не пришел... Следующего надо было ждать два дня и я сел
на пароход, идущий в Стокгольм.

ЭДДА (задумчиво). Так ты живешь в Стокгольме?

РОМУАЛЬД (кивает). Живу я скромно. У меня небольшое жалование,
маленькая казенная квартира в том же доме, где приют...

ЭДДА не слышит его ответ. Она смотрит в одну точку, говорит сама
с собой.

ЭДДА. Боже мой! Стокгольм! Одно мое слово и я смогу оказаться
в божественном Королевском саду, разглядывать элегантные витрины
на Kungsgatan! Немыслимо!

ЭДДА подходит к РОМУАЛЬДУ, обнимает его.

ЭДДА. Ромуальдик, теперь я все понимаю. Ты ни в чем не виноват.
Я же тебе писала в Петербург, а ты был в Стокгольме!.. Конечно,
ты не получал моих писем.

РОМУАЛЬД. Ты, правда, мне писала?

ЭДДА. Ты что не веришь мне? Я могу тебе показать черновики писем...
я все сохраняю... (Достает сшиватели с бумагами.) вот... нет,
это квитанции за уголь... вот здесь вот...

ЭДДА протягивает РОМУАЛЬДУ сшиватель, раскрывает на нужном месте.

РОМУАЛЬД (читает). «Мой милый, нежный и единственный! У нас скоро
будет ребенок!» Как ребенок? Я ведь уехал в мае, а это письмо
датировано апрелем следующего года... Значит, прошло одиннадцать
месяцев после моего отъезда...

ЭДДА. Ах, Ромуальд! Когда речь идет об отношениях между мужчиной
и женщиной, математика неуместна! Неужели ты мне не веришь?

РОМУАЛЬД. Да, я верю тебе, но как-то все странно... Год назад
ты убеждала меня в том, что я – импотент, сегодня ты убеждаешь
меня в том, что я сделал тебе ребенка, находясь от тебя за триста
верст.

ЭДДА. Тебе не понять, на что способна любящая женщина!

РОМУАЛЬД кладет раскрытый сшиватель на стол, задумчиво смотрит
вдаль. Входит служанка МАРТА.

МАРТА. Альфред Вальдемарович пришли...

ЭДДА. Ромуальд, извини... Это ко мне... По личному делу... Подожди
меня здесь. (Открывает ему левую дверь.) Мне надо переодеться.
Марта, скажи генералу, чтобы немного обождал.

ЭДДА открывает правую дверь и исчезает. Входит АЛЬФРЕД ВАЛЬДЕМАРОВИЧ
ПИЛЛЯР фон ПИЛЬХАУ, высокий статный мужчина лет шестидесяти с
моноклем в глазу. На нем мундир полковника с полосками отставника
на погонах. Покрой мундира непонятный, с элементами русской и
прусской формы одновременно.

МАРТА. Ваше высокоблагородие, барыня через минуту выйдут. Извольте
малость подождать. Вот, присаживайтесь.

МАРТА придвигает кресло. ПИЛЬХАУ нервно ходит по комнате. Вынимает
из глаза монокль, нервно подбрасывает его как монету и ловит подбровьем.
Останавливается у стола, на котором лежит раскрытый сшиватель.
Читает подшитое письмо.

ПИЛЬХАУ. «Мой милый, нежный и единственный! У нас скоро будет
ребенок». Scheisse! Она же говорила, что ребенок от меня! Кто
этот мерзавец? Я убью его! Почему она не указывает в письме имени
мерзавца? Это нарушение правил эпистолярного этикета!

ПИЛЬХАУ вытаскивает саблю из ножен. Размахивая ею, ходит по комнате.
На шум выходит МАРТА.

МАРТА. Ваше высокоблагородие, что случилось?

Увидев обнаженную саблю, МАРТА вскрикивает.

МАРТА. Барыня, помогите!

Вбегает встревоженная ЭДДА.

ЭДДА. Альфред Вальдемарович, что c вами?

ПИЛЬХАУ. Я убью его! Я прочитал это письмо...

ЭДДА загораживает свои телом вход в комнату, где сидит РОМУАЛЬД.

ЭДДА. Вы не посмеете этого сделать!

АЛЬФРЕД ВАЛЬДЕМАРОВИЧ пытается оттолкнуть ЭДДУ. К ней на помощь
приходит МАРТА, достаточно крепкая физически. МАРТА коленом ударяет
АЛЬФРЕДА ВАЛЬДЕМАРОВИЧА в пах. Сабля выпадает из его рук. Согнувшись
от боли, он с воплем падает на пол.

ПИЛЬХАУ. Позор! Какой позор! С двумя бабами не смог справиться...

Женщины помогают ФОН ПИЛЬХАУ встать.

ЭДДА. Альфред Вальдемарович! Вам уже не больно?

ПИЛЬХАУ. Я прочел это письмо... Жизнь кончена... Ты меня предала...
Я всегда любил тебя... Я молча страдал, когда ты вышла замуж за
этого ничтожного Ромуальда. «Терпение», – говорил я себе. Придет
и мой час. Да, терпение и упорство – единственные черты немецкого
характера, оставшиеся у меня. Я русский в душе, хотя мое полное
имя Alfred Waldemar Anna-Maria Pillar von Pilchau und zu Hundesort.

ЭДДА. Очень красивое имя, но вот Hundesort – «собачье место»,
это как-то неблагозвучно.

ПИЛЬХАУ. Хундесорт – это немецкое название западной части нашего
острова, где сосредоточены владения нашей семьи. Да, я богат...
и все это могло принадлежать тебе.

ЭДДА. Я не понимаю, в чем я виновата.

ПИЛЬХАУ. Ты лжешь, несчастная! А кто же писал это письмо?

ЭДДА. Альфред, как ты глуп! Один Бог знает!.. Да это же не мое
письмо! Его писала Марта своему соблазнителю..

ПИЛЬХАУ. Но оно же написано твоим почерком!

ЭДДА. Так Марта же неграмотна... и я писала за нее.

ПИЛЬХАУ. Марта, это правда? (Марта, опустив глаза, кивает.) Прости,
прости меня, Эдда! Я порочный, похотливый старик... Ты бы знала,
какие мерзкие картины подчас возникают в моем мозгу...

ПИЛЬХАУ обнимает ЭДДУ. Она милостиво разрешает ему ласкать себя.

ЭДДА (гладя фон Пильхау по голове). Альфредушка, знаешь, о чем
я мечтаю? Что, когда я стану твоей женой...

ПИЛЬХАУ. Да, да... ты станешь моей женой...

ЭДДА. ...что когда я стану твоей женой, мы бросим к черту этот
проклятый остров и уедем в Стокгольм!

ПИЛЬХАУ. Почему в Стокгольм? Как же я брошу налаженное хозяйство?
Мои поставки картофеля в Кёнигсберг покрывают сорок процентов
потребностей столицы Восточной Пруссии в этом продукте... Я только
что с помощью американских инженеров построил завод по производству
картофельной муки... Как же я все это брошу?

ЭДДА. Да, я понимаю, но если бы ты меня любил... Мне необходимо
жить в большом городе...

ПИЛЬХАУ. Я часто бываю по делам в Кёнигсберге. Я могу тебя с собой
брать...

ЭДДА. Кёнигсберг? Я там никогда не была, но думаю, что это – провинция.

ПИЛЬХАУ. Главное, дорогая, не расстраивайся. Что-нибудь придумаем...А
сейчас мне надо бежать, а то я опоздаю на обед к городскому голове.

ПИЛЬХАУ уходит. Из двери слева, держась за живот, выбегает РОМУАЛЬД.
Ни на кого не глядя, он направляется в ванную комнату. В гостиной
неожиданно появляется ХОЛЬМЕНКОЛЛЕН.

ЭДДА. Трюгве Иванович, почему вы здесь... вот так... без звонка?

ХОЛЬМЕНКОЛЛЕН. У меня не было сил ждать... Мы не виделись целую
неделю... а до этого встречались урывками. Я так больше не могу...
Сейчас или никогда... Умоляю... Идем в спальню!

ЭДДА. Нет, нет! Мы еще не поженились... До свадьбы не могу.

ХОЛЬМЕНКОЛЛЕН. Но тогда, в моей капитанской каюте, когда я взял
вас в инспекционную поездку по объектам рыбного промысла в Ботническом
заливе...

ЭДДА. Тогда я потеряла рассудок... Мы стояли на рейде близ Стокгольма,
а близость этого города делает меня безумной.

ХОЛЬМЕНКОЛЛЕН. О несравненная! Дай мне только вновь взглянуть
на твое роскошное тело!

ЭДДА. Только после свадьбы!

ХОЛЬМЕНКОЛЛЕН. Но ведь ты говоришь, что ждешь от меня ребенка!
Если я действительно его зачал... это же было до свадьбы!

ЭДДА. Ну, конечно же, Трюгве Иванович, это ваш ребенок... просто...
сейчас... здесь...

ХОЛЬМЕНКОЛЛЕН. Я все понимаю, но только один взгляд... только
еще раз увидеть эту роскошь!

ЭДДА (задумавшись). Трюгве Иванович, милый... Ну а после свадьбы
мы будем бывать в Стокгольме?

ХОЛЬМЕНКОЛЛЕН. Разумеется. Все банковские расчеты я произвожу
через Шведский коммерческий банк и, по крайней мере, раз в три
месяца мне необходимо бывать в Стокгольме.

Лицо ЭДДЫ светлеет.

ЭДДА. Ну, хорошо, милый проказник! Я разрешаю вам полюбоваться
моими подвязками.

ЭДДА поднимает юбку. ХОЛЬМЕНКОЛЛЕН опускается на колени и, закрыв
глаза, прижимается к животу ЭДДЫ, левой рукой придерживая ее юбку.
За кулисами слышны громкие шаги. ЭДДА вскрикивает, вырывается
из объятий ХОЛЬМЕНКОЛЛЕНА. Ее юбка остается в его руке. ЭДДА выталкивает
ХОЛЬМЕНКОЛЛЕНА в боковую комнату. Входит ПИЛЬХАУ.

ПИЛЬХАУ. Дорогая, извини, я забыл у тебя саблю. А почему ты в
одних панталонах?

ЭДДА. Я... мы... то есть я... переодевалась.

ПИЛЬХАУ. Переодевалась? В гостиной? А почему ты вся дрожишь? А
почему я слышал твои крики из передней?

ЭДДА. Тебе показалось.

ПИЛЬХАУ. Ты лжешь... ты опять мне лжешь! Но знай: в этот раз я
уже не буду таким идиотом!

ПИЛЬХАУ хватает саблю, выбивает ногой дверь в боковую комнату
и врывается в нее.

ПИЛЬХАУ. Я его убью!

Через секунду ПИЛЬХАУ в растерянности выходит из комнаты.

ПИЛЬХАУ. Ушел, упустил гада!

ПИЛЬХАУ в истерике катается по полу. На крики выбегает МАРТА.
ЭДДА о чем-то шепчется с ней.

ЭДДА. Альфред Вальдемарович, прощайте! Я не хочу вас видеть! Вы
унизили меня и себя своей ревностью. Я не буду ждать, когда кончится
ваш припадок. Я пойду к морю, а вас прошу как можно скорее покинуть
мой дом.

МАРТА подходит к лежащему на полу ПИЛЬХАУ.

МАРТА. Господин фон Пильхау, в спальне была я. Мне стало дурно
и барыня разрешила мне там прилечь. А когда вы вошли, я испугалась
и выбежала через террасу в сад. А до этого я здесь в гостиной
штопала барышне, я извиняюсь, исподнее... бедняжке не на что новые
панталоны купить... ну вот я штопала и уколола ее нечаянно. Она
и вскрикнула... Я испугалась и обомлела... Она меня в свою спальню
и положила... Вот так-то...

МАРТА уходит.

ПИЛЬХАУ (рыдая). Прости меня, Эдда!.. Эдда, где ты?

ПИЛЬХАУ по-пластунски движется за кулисы. Из ванной комнаты выходит
РОМУАЛЬД. Выйдя на середину сцены, он молча разводит руками.

ЗАНАВЕС

(Окончание следует)

Комментарий Павла Руднева к пьесе Леонида Целева «Эдда Ивановна»