Комментарий |

О биографии русского еврейства №4

Начало

Не являясь значимым в обществе активом, сила воинствующего клерикализма всегда проявляется на переломных рубежах русской судьбы, приобретая вид, который А.Храмов назвал «православным фашизмом». Предназначаясь для борьбы с ересью жидовствующих, это последнее само как бы является ересью. Филистёр с монастырским кругозором Иосиф Волоцкий в своём духовном наставлении «Просветитель» в приказном порядке склоняет верующих к сыску и доносительству и утверждает, что «всем любящим Христа следует обнаружить всякое старание, усилия и благоразумную хитрость в распознавании еретиков, разыскивать их и выведывать о них, узнав же – не утаивать, тот же, кто пытается скрыть еретика – сообщник еретиков». Эта сила православного воинствующего клерикализма явилась в ударном виде в XX веке при глумлении над эмблемой русской культуры – графом Л.Н.Толстым, что нисколько не удивляет, ибо Толстой воплотил в себе то эстетическо-духовное инакомыслие, которое противостояло непреложному церковному догматизму, а наследники Иосифа Волоцкого и Геннадия Новгородского приучены отвечать на это анафемой и проклятиями. Итак, воинствующие церковники в России изъяли из западной религиозной доктрины вместе с неприятием инакомыслия и непременную часть инквизиции – антисемитизм. А потому воинствующее крыло русской православной церкви стало лютым врагом русских евреев. Нельзя забывать, что хоругвь самого крупнокалиберного орудия российского антисемитизма – Союза Русского Народа, освятил Святой Праведный Иоанн Кронштатский, которому был выдан первый членский билет. А на еврейские погромы, то есть на массовые грабежи и убийства, шли крестным ходом, в церковном облачении и с пением молебна.

Тонус современного воинствующего пыла в русской православной церкви нисколько не меньше времён Иосифа Волоцкого и Геннадия Новгородского, и в полном соответствии с их заветами, в наше время был учинён донос, и не на кого-нибудь, а на патриарха Русской Церкви Алексия II. Вот выдержка из этого поразительного документа: ««Обращение к Святому Поместному Собору и всем Христианам Русской Православной Церкви рабов Божьих Артёма Стадника, Юрия Сапронова и Дмитрия Виноградова»

«1) Патриарх Алексий II (Ридигер) так обращается к иудеям: «Дорогие братья, шолом вам во имя Бога любви и мира». Этим, по сути, он выражает все свое отношение как ко Христу, так и к Его распинателям – иудеям. 11 Правилом VI Вселенского Собора определено: «Никто из принадлежащих к священному чину или из мирян отнюдь не должны ясти опресноки, даваемые Иудеями, ни вступать в содружество с ними, ни в болезнях призывать их и врачества принимать от них, ни в банях купно с ними мыться. Если же кто дерзнет сие творить, то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучен» (см. Каноны, или Книга Правил Святых Соборов, Вселенских и Поместных, и Святых Отцов. – СПб.: «Общество Василия Великого», 2000. С. 66). Следовательно, братание с иудеями для Христиан, в зависимости от церковного статуса, должно наказываться либо извержением из сана, либо отлучением от Церкви, ибо любое братство двух людей несравненно ближе содружества.

2) Патриарх Алексий II (Ридигер), ссылаясь на проповедь архиеп. Никанора (Бровковича), открыто и всенародно провозгласил: «Единение иудейства и Христианства имеет реальную почву духовного и естественного родства и положительных религиозных интересов. Мы едины с иудеями, не отказываясь от Христианства, не вопреки Христианству, а во имя и в силу Христианства, а иудеи едины с нами не вопреки иудейству, а во имя и в силу истинного иудейства. Мы потому отделены от иудеев, что мы еще «не вполне Христиане», а иудеи потому отделяются от нас, что они «не вполне иудеи»». Это вопиющая хула на Христа и ересь, а именно, это ересь жидовствующих, терзавшая Русь 500 лет назад. Тогда эта пагубная ересь из Новгорода проникла в столицу, а ее последователем, так же как и сейчас, стал предстоятель Русской Церкви тогдашний митрополит Московский Зосима, который всемерно покровительствовал и прочим еретикам. О нем преподобный Иосиф Волоцкий писал епископу Суздальскому Нифонту: «Известна тебе, государю моему, нынешняя великая беда, постигшая Русскую землю и все Православное Христианство. В великой церкви Пречистой Богородицы, сияющей как второе солнце посреди всей Русской земли, на том святом престоле, где сидели святители и чудотворцы Петр и Алексий и другие многие великие Православные святители, ныне сидит скверный злобесный волк, одетый в одежду пастыря, саном святитель, а по воле своей Иуда предатель и причастник бесам... Осквернил он святительский престол, одних уча жидовству, других содомски скверня. Змий пагубный, мерзость запустения на месте святе, отступник Христов, он не только сам отступил от Христа и прилепился диаволу, но и других учит от Христа отвергаться... Свински живя, он поджидает антихриста... Никогда не бывало такого злодея между древними еретиками и отступниками... Если не искоренится этот второй Иуда – мало-помалу отступничество овладеет и всеми людьми...» (И.Хрущев Исследование о сочинениях Иосифа Санина преподобного игумена Волоцкого. 1868. С. 126-127)» А ведь великий патриарх высказал удивительную по глубине мысль: соединению христиан и иудеев мешает то, что современные христиане не вполне христиане, а иудеи – не вполне иудеи.

Как не кажется поразительным, но современный антисемитизм в России по-прежнему базируется на ереси жидовствующих и используется та же познавательная, а точнее, квазипознаваткльная, схема и с тем же набором чахлых бранных эпитетов, что и при архиепископе Геннадии. Образцом этого худотворчества может послужить измышления некоей Натальи Синцовой: «И вот сейчас мы видим новое возрождение этой ереси. За основу ее взяты талмудические (каббалистические) откровения, прикрытые лукавым наукообразием. Допускаются и откровенные кощунства по отношению ко Св. Троице, Иисусу Христу, Богородице, православным святым, иконам, святыням. Отрицается спасение души, как смысл земной человеческой жизни. Вместо этого превозносится стремление к земному совершенству, «богоподобию» вне общения с Церковью. «Сеятели» новой ереси всё те же – лица еврейской национальности, только теперь часто скрытые под русскими фамилиями и внешностью. Те же и носители ереси – высшая церковная иерархия, интеллигенция, «верхи общества». То же коварство, мимикрия, ложь, та же двойная игра: быть иудеем в православном облачении» И продолжает далее: «На этих лозунгах у евреев с детства взращивается отвратительное тщеславие и интеллектуальная гордыня, упорно вбивается миф, иллюзия особой интеллектуальной одаренности еврейского народа, презрение к чувству, к сердцу и душе. Такое характерное для евреев свойство, как постоянное стремление к рефлексии – умственной жвачке, навязчивому рассудочному наблюдению за собой, также объясняется внешней агрессивностью окружения: «Еврей знает, что на него смотрят и старается взглянуть на себя глазами других» (Ж.-П. Сартр «Размышления о еврейском вопросе», 1991 – Г.Г.). И. Ильин считал это свойство ума – «разлагающим, праздным, гложущим», мешающим истинному ясному мышлению, духовному созерцанию. С точки зрения Православия, рефлексия есть свойство неочищенного от страстей ума, чисто рассудочная деятельность души, несоединенная с голосом сердца, просвещенного благодатью Божией». Как видно, главным грехом, и даже преступлением, еврея считается его умение мыслить. Одно это заставляет рассматривать автора и его сочинение с вполне известной позиции: с-ума-сшедшее.

Итак, средства земной истории показывают, что явление, данное в академической историографии как ересь жидовствующих не соответствует номинальному содержанию и на деле есть фальсифицированная акция, деформированная под идею отпадения от христианства и проникновения иудаизма, то есть духовный процесс представляется в показаниях земной экспансии и агрессии. Вместе с тем это явление совершенно наглядно дано в виде общей вещественной формы наличия и функционирования: ересь жидовствующих состоит из переводов, пересказов, компиляций, рефератов и аннотаций христианских, иудейских, мусульманских текстов и духовных сочинений, а также сведений научного плана, в основном космологических, астрономических и астрологических. Это однозначно означает, что ересь жидовствующих суть продукт просветительской деятельности, и никакой другой, именно той, для которой в словаре В.Даля дано определение: «просвещать – даровать свет умственный, научный и нравственный, поучать истинам и добру, образовать ум и сердце». И как таковая, будучи распространителем виртуальных знаний, эта деятельность входит в компетенцию небесной истории, но при этом последняя не является методом изучения ереси жидовствующих, а сама ересь жидовствующих комплексно образуют её саму, то есть небесную историю данного хронона русской истории.

Это положение в корне меняет аналитическую стратегию изучения исторического процесса последнего. Здесь во главу угла выставляется первая основополагающая аксиома небесноисторической методологии: источником и первопричиной исторического процесса любого предмета (явления) служат исключительно внутренние производители и имманентные потенциалы этого предмета (явления). Это значит, что, с одной стороны, генезис явления, именуемого ересью жидовствующих, коль он является эпизодом русской истории, необходимо исходит только из коренной русской среды, и, следовательно, непосредственного отношения к евреям не имеет. Так что кажется правильным вывод Ю.И.Гессена: «…вполне установлено, что ни в насаждении ереси, ни в её дальнейшем распространении евреи не принимали никакого участия» (1925,,т.1,с.8). В исторической аналитической литературе закрутилась едва ли не целая философия вокруг «жида Схария» и термина «жидовин» (Г.М.Прохоров, К.В.Айвазян, Я.С.Лурье) с целью исключить ересь жидовствующих из еврейства. Но, как будет показано далее по тексту, эта мысль не является достаточной и не соответствует небесноисторической глубине анализа. Идея о русской инициативе в акте ереси жидовствующих, с другой стороны, означает, что «прогрессивная» точка зрения Лурье, к которой более всего склоняется небесноисторическая позиция, значительно преувеличивает аналогию с либерально-гуманистическими моментами общественной мысли Западной Европы того времени. Если и наблюдается какое-либо сходство, то оно должно быть отмечено лишь в прилагательной, но вовсе не в существительной части явления ереси жидовствующих, а влияние тенденций западного Просвещения не может перекрыть самобытности русского Просвещения.

При небесноисторическом освещении по-новому воспылали те особенности ереси жидовствующих, которые придали ей облик исторического феномена – «странного» явления, не имеющего в русской истории ни предпосылок, ни последствий. Если в академической историографии эти особенности даны как разрозненные эмпирические фиксации и констатации, то небесноисторический подход охватывает их логической последовательностью в единую небесноисторическую целокупность, обладающую своей причинностью исторических прологов и исторических эпилогов.

В первой из этих особенностей речь идёт об исключительной приуроченности ереси жидовствующих к высшим слоям русского общества, как раз к тем, где на то время было сосредоточено достояние русской культуры. Такое обстоятельство не было удостоено познавательного академического интереса, но методология небесной истории не может следовать таким путём, ибо в культурной ипостаси положены высшие духовные дивиденды исторической науки при такого типа подходе. Отнюдь не пассивное участие ереси жидовствующих в жизни культурной среды само по себе свидетельствует об идеальном тонусе этой ереси, которую в таком ракурсе и ересью называть нельзя, если иметь её в виду как уничижительный знак. Из духовного качества исходит ценность данной особенности, которая в традиционном летоисчислении познаётся только в политическом аспекте, то есть узурпировано и превратно. Яркий пример последнего продемонстрировал уже упоминавшийся профессор И.Я.Фроянов, твёрдокаменный адепт первой, официальной, точки зрения на ересь жидовствующих

А.И.Солженицын, как бы мимоходом заметил по поводу этой отличительной черты ереси жидовствующих: «Поразителен быстрый успех и лёгкость этого движения. Они объясняются, очевидно, взаимным интересом» (2001,кн.1,с.20). Солженицын здесь имеет в виду еврейский и русский интересы, но, если еврейский интерес был громогласно охаян и заклеймён, как стремление проникнуть в русские православные души, то о русском интересе при этом писатель не говорит ничего. В аналогичном «подвешенном» состоянии фактически оказался и академик В.Н.Топоров, сообщивший о своём наблюдении: «Когда переводились на русский язык с еврейского «Псалтырь жидовствующих» и другие произведения, имеющие целью обольщение неискушённого русского читателя и иногда отчётливо антихристианских, можно было бы думать о заинтересованности в них только евреев и иудаизма. Однако и русский читатель был заинтересован в еврейских религиозных текстах». Именно этой причиной Топоров объясняет то, «какой успех имела пропаганда «жидовствующих» в разных слоях общества» (1955,ч.1,с.357). Именно такое торжество еретических воззрений напугало сословие воинствующих клерикалов: дух критицизма, исходящий из этих суждений, грозил разрушить цитадель диктатуры старины, чему исправно служило православное, белое и чёрное, духовенство, ибо оно единственное давало им политическую власть в обществе.

Во второй особенности ереси жидовствующих зафиксирована закономерность и правомерность места её зарождения – Новгород Великий. Здесь сказалось то обстоятельство, что только в Новгороде на то время сложились условия, благодаря которым ересь жидовствующих смогла проявить свои специфические духовные свойства, какие в другом месте были бы неисполнимы. Полно об этом сказал профессор В.М.Кириллин: «Должно, кроме того, помнить, что в плане накопления опыта критицизма именно Новгород Великий – благодаря своим разнообразным связям с окружающим миром, своему старинному вольнолюбию и горделивому стремлению к независимости, включая и духовную, от кого и чего бы то ни было – представлял собой особенно подходящее место: здесь без труда, в непосредственном общении могли быть почувствованы и оценены, например, отличия между православием и католичеством, между христианством и другими религиями; здесь запросто могли быть уловлены любые бродившие по миру идеи и настроения, здесь отлично – в области знания вообще – срабатывала разница потенциалов и, соответственно, легко возникало напряженное поле для умственных беспокойств и блужданий. Так что зарождение ереси жидовствующих не где-нибудь, а в Новгороде совсем не удивительно». Вторая особенность ереси жидовствующих явила вольнолюбие и свободу мыслеизъявления как свои характерные черты, и она сполна впитала в себе те свойства общественного климата Новгорода, о котором хорошо сказал В.О.Ключевский: «Дух свободы и предприимчивости, политическое сознание «мужей вольных», поднимаемое идеей могущественной общины «господина Великого Новгорода», – нигде более в Древней Руси не соединялось столько материальных и духовных средств, чтобы воспитать в обществе эти качества, необходимые для устроения крепкого и справедливого общественного порядка» (2000,кн.1,с.429), именно против этих черт в ереси жидовствующих, прежде всего, был направлен крестовый поход секты воинствующих церковников.

И, наконец, третья особенность ереси жидовствующих трактует о масштабе и размере самого явления, взятого в контексте всего общества. По сути, третья особенность есть продолжение двух первых отличительных качеств ереси жидовствующих. Если в одной из них говорится о культурной содержательности ереси, а в другой – о её вольнолюбивом сознании, то в третьей представляется общественная природа ереси жидовствующих, которая не только проникла в культуроносные пласты общества, но и обволокла все иерархические подразделения тогдашнего русского государства. Ересь, как сообщает Андрей Зубов, «поразила высшее белое духовенство крупнейших городов Русского царства, монашество, светскую интеллигенцию, придворные сферы, вплоть до самого великого князя и его ближайших сродников». Величина распространения ереси среди русского населения была настолько значительна, что привела в ужас главного борца с ересью преподобного Иосифа Волоцкого, который известил: «С того времени, как солнце православия воссияло в земле нашей, у нас никогда не бывало такой ереси в домах, на дорогах, на рынке все, иноки и миряне с сомнением рассуждают о вере. основываясь не на учении пророков, апостолов и святых отцов, а на словах еретиков, отступников Христа; с ними дружат, пьют и едят, и учатся у них жидовству».

Уже только одно, что люди, как заметил главный хулитель ереси, учатся у еретиков, а не еретики учат (внушают, насаждают, внедряют, прельщают) русских людей, говорит вполне однозначно, что имеет место не ересь, не крамола, не эксцесс вольномыслия, а монолитное, целеопределённое общественное движение духовного плана. Эта всесторонняя процедура и есть та целокупность, что вобрала в себя все особенности, отличительные признаки и странности феномена ереси жидовствующих, выступающей в небесноисторическом облике как характерная просветительская деятельность, проявление самобытного русского Просвещения. Итак, основополагающим следствием, находящимся в соответствии с небесноисторическим постулатом об имманентности исторического явления, заявляется вывод о том, что инициатором и производителем ереси жидовствующих в её генетически первородном виде положен не еврейский, а сугубо русский источник. Однако это положение вовсе не исключает еврейский духовный актив из периодизации русской истории, а предусматривает участие еврейского материала в незнаемом ранее своеобразном смысловом виде, о чём речь будет идти далее.

Небесноисторический подход избавил ересь жидовствующих, взятую как специфический исторический акт, от принципиального упущения – «странного» исторического облика, не имеющего ни причин, ни следствий. Исторический контекст враз превратил ересь жидовствующих в компактное целокупное общественное движение, которое не только имеет собственную историческую привязку в цепи времён, но и знаменательно в качестве важнейшего переломного события истории земли Русской. М.С.Каретникова вывела: «В XV веке Россия освободилась сначала от господства греческой церкви, Византии, а затем – от татарского ига. В 1453 году Византия пала под ударами турок, и с нею кончилось существование Восточной Римской империи. Центром православия стала Москва. В 1480 году произошло великое «стояние на Угре», в результате которого армии Ивана III и татар разошлись в разные стороны, и иго кончилось в известном смысле мистическим образом, как и впоследствии у нас неоднократно происходило с другими формами «ига». Общественное потрясение от этих событий вылилось в эсхатологическое ожидание «конца света» и московско-новгородское реформационное движение, которое было уничижительно прозвано ересью «жидовствующих».

Однако столь общий ретроспектив, показательный для историков, анализирующих период ереси жидовствующих, хоть и подтверждает появление ереси жидовствующих на русском общественном поле, но не даёт возможности проникнуть в небесноисторическую глубину, определяющую подлинную историческую значимость ереси. С этим блестяще справились «профессиональные» историки, знатоки общей русской истории в её земном облике. Особо выделяется интеллектуальный В.О.Ключевский, который, хотя и не упоминает о «ереси жидовствующих», но блистательно раскрыл суть исторического явления. В своих знаменитых лекциях Ключевский заявил, что «положение Русской земли в половине XV в. можно определить двумя чертами: политическое порабощение извне и политическое раздробление внутри. На всём пространстве нашей равнины, где только обитала Русь, кроме Вятки, не было деревни, которая не находилась бы под чужим иноземным игом…В такой обстановке Иван III продолжал дело своих предшественников, великих князей московских. Ещё до него на протяжении полутора столетий мы наблюдали в истории северной Руси два параллельных процесса: собирание земли и сосредоточие власти, постепенное территориальное расширение вотчины московских князей за счёт других княжеств и постепенное материальное усиление великого князя московского за счёт удельных» (2000,кн.1,с.438-439).

Это означает, что испокон веков внутри недр русского духа зрела и вызревала идея соединения и сочленения духов в нечто общее и единое, другими словами, русский дух формировал свою духовность, то есть коллективное, единое для всех индивидуальностей. Это обстоятельство знаменательно в том отношении, что русский дух таким образом демонстрировал свою врождённую способность к восприимчивости философского мышления, что в корне отвергает бытующее до сих пор мнение, что русская философия является производным европейского мудролюбия. О зрелости стихийного русского философского созерцания говорит факт того, что идея о соединении русских людей в единое сообщество переросло в мысль о самодержавии, а период ереси жидовствующих есть время, когда мысль о самодержавии переходит в мировоззрение, когда великий князь Иван III (1440-1505) впервые в русской истории заимел титул «царь вся Руси», когда окончательно определились контуры Московского государства.

Царь Иван III – основатель Великорусского государства.

Ключевский резюмировал: «Вот тот основной факт, от которого пошли остальные явления, наполняющие нашу историю XV и XVI в.в. Можно так выразить этот факт: завершение территориального собирания Северо-Восточной Руси Москвой превратило Московское княжество в национальное Великорусское государство и таким образом сообщило великому князю московскому значение национального великорусского государя». К этому заключению Ключевский сделал любопытную приписку, в которой говорится о связи с «…одной идеей, пробуждающейся в московском обществе около этого времени, – идеей национального государства. Эта идея требует тем большего внимания с нашей стороны, чем реже приходится нам отмечать прямое участие идей в образовании фактов нашей древней истории». Симптоматично, что здесь впервые громогласно заявлено о действии в русской истории земных и небесных элементов, и благодаря чему оказалось возможным оценить значение открытия Ключевского, что «…в центральной и северной Руси сложилось новое племя в составе русского населения, образовалась новая народность – великорусская. Но до половины XV в. эта народность оставалась фактом этнографическим…. Теперь вся эта народность соединяется под одной государственной формой, вся покрывается единой политической формой» (2000,кн.1,с.с.444,445,444).

В небесноисторической шкале ценностей значение имеет не только и не столько «политическая», то есть земная, форма, сколько духовное небесное содержание, – стало быть, если имеется великорусская народность, то в обязательном порядка наличествует соответствующая духовность, которая в данном случае насыщена до предела мыслью о самодержавии. Царское самодержавие не только обеспечивает новый облик государственности, не только образует новые общественные отношения, но и, создавая новый этнический тип обывателя – великорусскую народность, сооружает историко-этнографический рубеж между двумя мирами: Руси,\ как конгломерата удельных княжеств и монастырских вотчин, и Руси как централизованного целокупного Московского государства. Говоря иначе, процесс обратился в проблему, проблему создания совершенно нового на Руси типа общественной организованности русских людей – государство-духовность (царское самодержавие), вырастающего из прежней вечевой формы княжеского феодализма – государство-народности.

Переход из одного мира в другой представляет собой сложно запутанный процесс прежде всего в мировоззренческой плоскости, ибо он есть смена человеческого миропорядка: мировоззрения холопа на мировоззрение гражданина, мышления гоменоида, озабоченного только своей тесной средой обитания, на воззрение человека, чувствующего свою значимость в космическом масштабе государства. Ересь жидовствующих, знаемая как общественное движение, и есть эта мировоззренческая процедура, ориентированная на духовность самодержавия. Здесь и зарождается тот вопрос, что делает всю акцию «странным» парадоксом: какое отношение к изложенной небесной суматохе, по всем параметрам обладающей сугубо русской сутью и представляющей собой чисто русскую духовную потребность, имеет еврейская данность и где здесь еврейское участие? Тут сказалась степень развитости и уровень философской зрелости специфической и стихийной русской способности мышления.

При любой смене стилей и типов мировоззрения центральным вопросом всегда будет соотношение и сочетание критериев прошлого и настоящего; в рассматриваемом случае эта апория ставится в таком виде: необходим ли при новом мировоззрении (духовности самодержавия) духовные ценности прошлого времени (типа «Русской Правды» Владимира Мономаха) либо должны быть задействованы арсеналы мирового духа? Русская философская мысль склонилась к последнему, но ни в коем случае нельзя сказать, что данную апорию она решила в пользу этого последнего. Русская мысль была уже настолько развита, что понимала: подлинная истина не порождается только мыслию, а потребна и инакомыслие; то бишь истина есть сочетание мыслия и инакомыслия. Русская философская дума вызвала к жизни в России еврейские, христианские и мусульманские источники мудрости, а в результате просветительской деятельности образовала мощный монолит инакомыслия, который впоследствии мог быть синтезирован с мыслью доморощенных мудростей, той же «Русской Правдой». Главное, что эта отвлечённая премудрость, переведенная в онтологическую плоскость, признавала только одну цель: единоличную царскую власть. Как не парадоксально, но на тот исторический момент царское самодержавие являлось единственной духовной установкой великорусской народности. Против этого решительно выступила православная церковь, которая боролась не только за свою земельно-вотчинную собственность, но и за политическую власть в обществе, а также, имея в этом свою первейшую цель, против всякого нового, против инакомыслия. Итак, то, что так неаккуратно названо «ересью жидовствующих», и что было узурпировано воинствующей церковью, есть не что иное, как талантливо скомпонованное инакомыслие, призванное дать морально-духовное обоснование формирующемуся Московскому государству. Что же представляет из себя это инакомыслие, на которое возлагались столь обширные перспективы при становлении специфической русской духовности самодержавия? В литературе имеется немало источников, где излагаются тексты и интерпретации содержания просветительской деятельности ереси жидовствующих; но я сошлюсь лишь на двух авторов, отмеченных своими познаниями в этой сфере: профессора В.М.Кириллина, упорного приверженца официальной точки зрения на ересь жидовствующих, и представителя русского еврейства, противника наклёпа на евреев в русской истории, Феликса Канделя.

В своём добросовестном исследовании профессор В.М.Кириллин использует обширный и обстоятельно осмысленный фактический материал, который служит твёрдой посылочной базой. Но заключительная часть исследования Кириллина, где он защищает избитый тезис о покушении иудаизма на христианство русского православия, не исходит из этих посылок, и его вывод рассчитан, как пишет профессор, на субъекта, «недостаточно твёрдо державшегося православия»; именно ввиду этой шаткости субъекта выводная часть исследования сама по себе относится к разряду ошибочных заключений. Кириллин пишет: «Действительно, круг чтения еретиков был довольно широк и разнообразен, причем бытовавшие среди них сочинения были: либо достаточно редко встречавшимися в русских библиотеках – по самым разным причинам и, конечно же, не только из-за неготовности русских книжников воспринимать содержательно сложные тексты; либо вовсе не встречавшимися – в силу их несоответствия духу и смыслу православия; либо, наконец, едва лишь известными, но известными под знаком именно вредности, неполезности для жизни во Христе. Популярные у жидовствующих сочинения являлись в основном переводными и по своему происхождению могут быть разделены на две группы – на христианские и нехристианские. К первой группе относились сочинения богословско-полемические и агиографические – например, сочинения Дионисия Ареопагита, «Житие папы Сильвестра», «Слова» Афанасия Александрийского против ариан, «Слово» Козьмы Пресвитера против богомилов, послание патриарха Фотия болгарскому царю Борису-Михаилу. Все они, вероятно, привлекали внимание еретиков, прежде всего содержащейся в них ортодоксальной аргументацией по поводу различных догматических, церковно-практических и религиозно-философских вопросов. Однако такой сугубо конфессиональной христианской литературой жидовствующие не ограничивались. Их интересовали и светские по содержанию тексты – например, «Мудрость Менандра», сборник нравоучительных афоризмов и сентенций древнегреческого драматурга о любви, дружбе, вражде, добре, зле, труде, учении, лености, семейной жизни и т.д.; причем главной, связующей темой всех этих этико-философских изречений, по преданию, собранных воедино святым Григорием Богословом, был вопрос о силе и возможностях разума, о значении просвещения и образованности. Именно данная особенность сборника, по-видимому, и вызывала специальный интерес еретиков, тяготевших к рационализму. Итак, популярная среди жидовствующих христианская литература в целом указывает на их очевидную приверженность к занятиям отвлеченными предметами и принадлежность, соответственно, к интеллектуальной элите. Собственно такой вывод подтверждается и теми ветхозаветными текстами, которые, оказавшись в сфере внимания еретиков, вместе с тем вообще в славянской письменности были весьма редки, либо только-только, к концу XV в., появились в славянских переводах. По-видимому, особый интерес у еретиков вызывали книги Бытия, Царств, Притчей Соломона, Пророков, Премудростей Иисуса, сына Сирахова. Но в чем конкретно состоял этот интерес, какова была его специфика сравнительно с православным подходом, пока не установлено. Можно лишь в самом общем плане предположить, что их интересовали вопросы о судьбах тварного мира, о мессианстве и мессианских чаяниях, о мудрости божественной и человеческой. Что же касается текстов второй группы – нехристианских, к которым влеклась мысль жидовствующих, то таковые, как установлено, в исконном своем виде принадлежали к еврейской или арабской книжной традиции, но на русский язык были переведены, по мнению большинства ученых, именно с еврейского. Эти тексты также различались в плане содержания. Одни из них, думается, были вполне адекватны религиозным запросам жидовствующих. Известны, например, некоторые ветхозаветные тексты, переведенные на славянский не с греческого – по «Септуагинте», а с древнееврейского масоретского оригинала. Это «Книга Эсфирь», «Книга пророка Даниила» и др. Известна, кроме того, и так называемая «Псалтирь еврейская», – сделанный неким Федором «новокрещеным» перевод с какого-то еврейского молитвенника (краткого варианта праздничного молитвенника «Махазор»). И совершенно справедливо отмечалось, что подобные тексты, будучи введенными в обиход древнерусского чтения, предназначены были, помимо религиозных целей, к тому, чтобы «ослепить малоосведомленных русских идеей искаженности ветхозаветной Библии, на которую опиралась вся христианская церковь». Особенно показательна в этом отношении «Псалтирь еврейская», ибо в ней, во-первых, отсутствуют какие бы то ни было пророчества о Сыне Божием Иисусе Христе, во-вторых, отчетливо просвечивает «иудейская оппозиция учению о троичности лиц Божества», в-третьих, прослеживается «тенденция восстановления земного царства единого Бога в Израиле». Отсюда не удивительно, что всякий древнерусский читатель, склонный по натуре к критицизму и недостаточно твердо держащийся православия, вполне мог заразиться, прельститься таким текстом и принять его в качестве идейной опоры для собственных произвольных религиозных установлений, которые, естественно, должны были войти в противоречие с комплексом понятий, знаний, убеждений, обрядовых действований, выработанных и откристаллизованных в христианском соборном опыте богопостижения, богоисповедания и богослужения. Другую разновидность нехристианских книг, популярных у еретиков, составили книги светские. Это – либо научные, либо паранаучные сочинения, которые опять-таки и своим происхождением и своим содержанием связаны были, прежде всего, с умственной жизнью средневекового еврейства. Так, книга «Шестокрыл» представляла собой славянский перевод трактата «Шеш кнафаим» – руководства по математическому определению лунно-солнечного движения, написанного в 1365 г. евреем Иммануэлем бен Яўаковом Бонфисом. И примечательно, что на Руси данная книга использовалась именно в гадательной практике. Читали жидовствующие и переводные труды по философии. Примером может служить «Книга, глаголемая логика» – пересказ сочинения «Миллот ха-хигайон», автором которого был известный еврейский ученый XII-ХIII в., раввинист Моисей бен Маймун (Маймонид). К текстам из круга еретиков принято относить также «Трактат о сфере» Иоанна де Сакрабоско, или Джона Галифакса, английского ученого XIII в.; это сочинение содержалось в одной из древнерусских «Космографий», переведенной, между прочим, с еврейского оригинала. Следует, наконец, отметить и такие сочинения, как «Учение луннику», «Рафли», «Тайная тайных» (или «Аристотелевы врата»). История названых книг опять-таки связана с еврейской средневековой литературой (связь их, кроме того, с арабоязычной традиций в данном случае не имеет значения). И важно, что, несмотря на различие в содержании, все они обнаруживают известное сходство, поскольку так или иначе касаются темы сокровенного, эзотерического знания».

Справедливости ради, следует отметить, что проведенное исследование позволяет профессору Кириллину высказать и такие суждения, которые не вписываются в категорический статус его окончательного резюме: «Этим, несомненно, оправдывается известная убеждённость относительно действительного влияния со стороны именно еврейской книжности и мысли на так называемое пробуждение общественного сознания, а точнее – увлечения еретическими идеями, имевшее место в Московском государстве в последней трети XV в.»

Сообщение Феликса Канделя не несёт в себе признаки столь рафинированного исследовательского подхода и представляет собой лишь перечисление переводных трудов, которые отнесены к разряду ереси жидовствующих. Однако, излагая лишь видимые факты, Кандель более обнажённо выставил на обозрение момент исторической истины, какой в рефлексии профессора В.М.Кириллина дан только в подспудном виде в виде расплывчатого логического умозрения: огромная удельная доля еврейской мудрости в инакомыслии, предназначенной для сугубо русской духовной потребности. Кандель описал: «Распространение «ереси жидовствующих» сопровождалось появлением книг еврейских философов по логике, астрономии, астрологии и другим наукам. Эти книги переводились с иврита на древнерусский язык, в основном для того, чтобы доказать правильность еврейского летоисчисления и исторической традиции в сравнении с византийской. Были переведены «Слова логики» Маймонида, «Тайная тайных», книга по астрономии «Шестокрыл» Эммануэля бен Яакова Бонфиса, астрологическая книга «Лопаточник», а также «Логика Авиасафа» мусульманского философа одиннадцатого века Гадали, тоже переведенная жидовствующими с иврита. Переводились на древнерусский язык Книга Даниила и апокрифическая Книга Ханоха; имелась у жидовствующих даже сборник еврейских праздничных молитв, так называемый «Псалтырь Фёдора Жидовина», который перевёл крещённый еврей Фёдор» (2008). Необходимо уточнить, что в состав еврейского инакомыслия включались сочинения Моисея бен-Маймона (Маймонида), которые в среде ортодоксальных еврейских духоведов считались ересью и по представлению которых после смерти Маймонида его книги подверглись сожжению. А, с другой стороны, вместе с произведениями абстрактной мысли переводились фрагменты повседневной жизни евреев: праздничные молитвы и песнопения. Это свидетельствует, что замысел просветительской деятельности обладал широтой свободной мысли и ему чужд религиозный догматизм и ортодоксальная косность, – первое, что должно быть на виду, будь это просветительство еврейской экспансией.

Необходимо напомнить и ещё раз повторить, что ересь жидовствующих была неверно определена по существу: «ересь» здесь вовсе не вздорное нарушение общепринятых норм, и «жидовствующие» тут никак не уничижительный негатив, и подлинное понимание ереси жидовствующих непостижимо для средств земной истории. Методология же небесной истории ставит вопрос о природе ереси в совершенно иной смысловой тональности: почему в сугубо русской духовности такая высокая доля еврейского присутствия? Главнейший принцип, согласно которому осуществляется методологическая функция в небесной истории, должно называть принципом саморазвития духовного естества. Ранее уже была использована первая основа данного основополагания – имманентная природа генезиса исторического явления. Теперь же в связи с основным вопросом о природе ереси жидовствующих потребно обратиться к другой важнейшей опоре этого принципа: историческая личность как демиург исторического явления. Это означает, что ответ на поставленный «еврейский вопрос» вменяется в обязанность личности, ответственной за просветительскую деятельность в России этого времени.

Интеллигенция (действующая функция) духа по выработке духовности как коллективного качества в среде индивидуальных духов происходит спонтанно и самопроизвольно, и не прекращается ни на иоту времени, только пульсируя по интенсивности. А резкие вспышки и всплески этого процесса во времени с полной гарантией свидетельствуют о появлении индивидуального деятеля, несущего в себе задатки и дарование исторической личности. Именно такая ситуация сложилась во время взявшейся вроде бы неоткуда ереси жидовствующих. Но спрашивать имя этой исторической личности означает, в известном смысле, признаться в собственном невежестве, настолько это имя значимо. Его имя – Фёдор Васильевич Курицын, и о нём известно так много, что диву даёшься тому, что ни один историк не решился назвать его величайшим идеологом Московского самодержавия и великим русским просветителем. Общую причину здесь, по-видимому, следует усмотреть в том, что земная история в целом не способна полноценно осмысливать любое духовное явление. Но главное: Курицын есть первый русский философ, – самородный, самобытный и самочинный. Но даже Я.С.Лурье, более всех историков сумевший разглядеть исполинскую фигуру Курицына, числит его в ряду «русских современников Возрождения» и не более.

Ни у историков, ни у церковников не возникало сомнения в лидирующей роли Курицына в эпопее ереси жидовствующих: архиепископ Геннадий определил Курицына: «он у еретиков главный печальник» и ему вторят в церковной летописи: «Курицын начальник всем тем злодеям». Курицын был блестяще образованным человеком, владеющий пятью языками (кроме русского, знал венгерский, польский, греческий, немецкий); имеются исследователи, которые в «Лаодикийском послании» Курицына усматривают элементы каббалы (Ф. фон Лилиенфельд), что предполагает знание древнееврейского языка. С.М.Соловьёв сказал о Фёдоре Курицыне: «Известный грамотей своего времени». «Википедия – свободная энциклопедия» охарактеризовала Курицына: «древнерусский политический деятель, писатель и поэт эпохи Ивана III, один из наиболее влиятельных сторонников московско-новгородской ереси («жидовствующих») и противник Иосифа Волоцкого». Стало быть, образованность и просвещённость Фёдора Курицына стали той действующей причиной, что вызвала общественное движение, а вовсе не случайное появление в Новгороде «жида Схария», хотя не исключено, что еврей Схария, при условии, что он был свободен от сакрального гнёта фарисейских ортодоксов, принимал участие в просветительской деятельности, совместно с русскими деятелями (Фёдором Курицыным, его братом Волком Курицыным, князем Вассианом Патрикеевым).

М.С.Каретникова пишет: «Главой этого движения был дьяк Федор Курицын, советник и друг Ивана III, имеющий большое влияние на царя и глубоко почитающий Священное Писание. Федор Курицын проповедовал обращение от церковной традиции к первоначальному «пророчеству», или «откровению» Писаний и признание именно его основным источником религии, а также высоко поднял значение мудрости и образованности в духовной области. Он осуждал самоправедность «внешнего жительства» как фарисейство, утверждая наставление в вере через пророчество, т.е. Библию, и отрицал необходимость посредников между Богом и человеком. Федор Курицын был влиятельной фигурой при дворе Ивана III, и с этим движением нельзя было справиться, не устранив образованного дипломата, а тот твердо стоял за авторитет Библии, в делах же практических выступал против церковной иерархии, обрядовости и монашества как явлений не библейских. Таким образом, центром борьбы между реформаторами и охранителями старины стал вопрос об авторитете: что является авторитетом в вере?».

Расширенную и полную зарисовку кипучей жизни Фёдора Курицына предоставил А.А.Зимин: «Выдающимся дипломатом был брат Ивана Волка – Федор Васильевич Курицын. Все важнейшие переговоры конца 80-90-х годов XV в. проходили при его деятельном участии. В 1488 г. он изложил имперскому послу декларацию, обосновывавшую суверенные права русского государя, и участвовал в переговорах с венгерским послом. В 1490 и 1492 гг. присутствовал на приемах имперского посла фон Турна, в 1492 г. писал грамоту послу в Крыму К. Г. Заболоцкому. В 1493 г. участвовал в переговорах с послом Конрада Мазовецкого, в марте 1497 г. вел переговоры с ногайскими послами, с 1491 по 1500 г. активно участвовал в русско-литовских переговорах. В мае 1494 г. вместе с кн. В. И. Патрикеевым ездил в Литву сватать дочь Ивана III Елену. В конце 1494 г. вместе с дьяком А. Майко вел переговоры с ганзейцами, а в 1495 г. – с ливонцами в связи с закрытием Ганзейского двора в Новгороде. В конце 1495 – начале 1496 г., как и его брат Иван Волк, сопровождал Ивана III в Новгород. Возможно, с Ф. В. Курицыным следует отождествить «дьяка Федора», присутствовавшего на приеме послов кафинского султана. Ф. В. Курицын участвовал и в различных делах по внутреннему управлению. Около 1488– 1490 гг. он подписал докладную правую грамоту суда Ивана Молодого, а около 1490 г. – подтверждение княжичем Василием одной грамоты Троице-Сергиеву монастырю в Переславском уезде. В ноябре 1490 г. именно он скрепил своей подписью жалованную грамоту Ивана III пермскому епископу Филофею, предусматривавшую секуляризационные мероприятия великого князя. В июле 1497 г. Ф. В. Курицын подписал меновную грамоту Ивана III и кн. Федора Волоцкого, скрепленную печатью, на которой впервые изображен новый государственный герб, а в конце XV в. – докладную грамоту дворецкого П. В. Шестунова. Л. В. Черепнин предполагал, что Ф. В. Курицын мог участвовать в составлении Судебника 1497 г. Предположение это весьма убедительно, ибо отвечает внутриполитической ситуации конца 1497 г. В 1498 г. в списке думных чинов Федор Курицын назван третьим среди дьяков. После апреля 1500 г. сведения о нем исчезают. Из обзора деятельности Ф. В. Курицына видны не только его большая роль в политической жизни страны, но и его близость к великому князю Ивану Молодому, причастность к секуляризационным планам правительства, участие в контроле над деятельностью княжича Василия, последовательная защита им курса на укрепление власти русского государя. Но все это – из-за отрывочности и скупости сведений – скорее догадки, чем обоснованные гипотезы… Ф.В. Курицыну принадлежит авторство во многом неразгаданного произведения, носящего название «Лаодикийское послание» и вызвавшего большую полемику, как в советской, так и в зарубежной литературе. Этот небольшой (девять строк) памятник состоит из набора афоризмов. Начинается он словами: «Душа самовластна, заграда ей вера». В нем есть такие изречения: «Мудрости сила – фарисейство жительство. Пророк ему наука. Наука преоблаженная». Анализируя послание, А. И. Клибанов отмечает, что его афоризмы (частью библейского происхождения) подобраны в духе реформационных идей. Идея самовластия души, своеобразно интерпретированная Курицыным, фактически означала утверждение человека как мерила духовных ценностей и противостояла схоластической трактовке Священного писания как памятника нормативного характера. Курицын рассматривает религию как порождение пророческого дара, а не как свод обрядов и мертвых догм. «Впервые, – пишет Клибанов, – свободе, как праву на принуждение, противопоставлялось право человека на свободу». С кругом идей «Лаодикийского послания» он связывает так называемое «Написание о грамоте». В нем говорится, что «грамота есть самовластие, умного вольное разумение и разлучение добродетели и злобы». Бог дал человеку «самовластна ума». Знание делает человека свободным. Автором «Написания» мог быть также Ф. Курицын. Интерес к вопросам языкознания в «Написании» гармонирует с толкованиями различных слов, помещенных в «Лаодикийском послании» после философского введения…. Выступая против всеохватывающей власти церкви, за освобождение мысли от господства богословия, московские вольнодумцы могли рассчитывать на какой-то успех, только опираясь на власть государя всей Руси. Именно поэтому они уже с 80-х годов XV в. последовательно проводят линию на укрепление идеологических основ великокняжеской власти. В 1488 г. Ф. В. Курицын от имени Ивана III зачитал имперскому послу декларацию (скорее всего им самим и составленную), где, в частности, говорилось: «Мы божию милостию государи на своей земли изначала от бога». В этих словах четко сформулирована идея полного политического суверенитета Русского государства. Та же линия на укрепление власти русского государя прослеживается и в «Изложении пасхалии», и в «Чине венчания Дмитрия-внука», и в «Сказании о князьях владимирских». Для создания этой политической теории сторонники Дмитрия-внука широко использовали тверскую традицию: ведь отец Дмитрия – Иван Молодой был фактическим наследником последнего тверского князя. Рост влияния Дмитрия-внука и его сторонников при дворе, а также позиция Ивана III и митрополита Зосимы встревожили главного гонителя ереси – Геннадия…Многообразная литературно-публицистическая деятельность кружка Геннадия отражала складывание идеологии воинствующих церковников. Она питалась не только особым положением церкви как государства в государстве, но и традициями новгородской обособленности, уходящей корнями во времена феодальной раздробленности. Ударной силой воинствующих церковников в начале 90-х годов стал игумен Волоколамского монастыря Иосиф Санин….Процесс секуляризации общественной мысли, наметившийся на рубеже XV– XVI вв., отразился и в повышенном интересе к позитивным знаниям (в том числе к языкознанию, астрономии, медицине, строительному делу). В силу недостаточно интенсивного развития социально-экономических условий явления гуманизма не были сколько-нибудь значительными. К тому же их носителями были не столько торгово-ремесленные круги города, сколько дальновидные представители государственного аппарата и дворянства. Поэтому в России дело не дошло до противопоставления суверенной личности церковному мировоззрению. Речь шла прежде всего о противопоставлении самовластия монарха всевластию церковников».

В русской истории бытует мнение о том, что глава русской просветительной школы Фёдор Курицын был сожжён вместе с другими, которые в земной истории выставлены еретиками и раскольниками, а с точки зрения небесной истории должны быть признаны просветителями и подвижниками. С сожжением Ф.Курицына Россия обзаводится своим Сократом, своим Яном Гусом, своей Жанной д’Арк, – словом тем, что опосредованно причисляет русскую философскую мысль к разряду высшего качества. Несмотря на инквизиторские меры и изуверскую жестокость дело, за которое отдали жизнь Фёдор Курицын со товарищи, не было убито, – как заявил академик С.Ф.Платонов: «Ересь была осуждена, её проповедники пострадали. Но созданное ими построение критики и скепсиса в отношении догмы и церковного строя не умерло» (1926,с.37-38). Принцип царского самодержавия окончательно утвердился на русском престоле. Это была историческая победа с земной точки зрения и необходимость в небесном понимании. Однако с течением времени всё в большей мере под воздействием воинствующего клерикализма стиралась в самом принципе моральная грань между самодержавием и самовластием. И началось это с ренегатства и двурушничества Ивана III, по поводу которого Ключевский заявил: «Преемникам Ивана III дан был пример, которому они следовали с печальным постоянством – одной рукой созидать, а другой разрушать своё создание, пока не разрушили созданного ими государства» (2000, кн.1,с.459). Это было историческое поражение в обеих классификациях – земной и небесной. Наиболее обогатилось историческим опытом каста воинствующих клерикалов. Уподобив еврейское слово ереси, православные ратоборцы сумели внедрить в русское общество нелюбовь к евреям на бытовом уровне, а, являясь злейшим врагом всякого инакомыслия, они отождествляли любое инакомыслие с проявлением еврейского воззрения и антисемитизм превратился в универсальное орудие борьбы с инакомыслящими. Самое важное здесь заключено в том, что антисемитизм стал частью общественного мнения ещё до массового появления евреев в России.

Основной мишенью воинствующего клерикализма времён Геннадия Новгородского и Иосифа Волоцкого, таким образом, являются не евреи, которых в то время в России не было, а новаторская сущность самодержавного царского правления, все модификации которого объявлялись ересью жидовствующих. Пока великий реформатор царь Пётр «в 25 день Генваря 1721 года» не лишил русское православие самостоятельного существования, взяв его под самодержавную опеку. Это была одна из величайших реформ и впервые в Европе церковь была отлучена от государства. Величие этой реформы заключалось в том, что церковь отстранялась от чуждых ей по духу политических интересов и направлялась в свойственное ей духовное русло, где православие обладало колоссальной духовной мощью. Русское православие или греко-русская церковь содержала в своей потенциальности неисчислимое количество первоклассной внутренней энергии, обнародованной многими славными именами, и самой малой доли мудрости, присущей этим умам, было бы достаточно, чтобы признать антисемитизм ничтожным и недостойным умственным занятием. Многие великие иерархи так и поступали (пример: патриарх Всея Руси Алексий II), но жажда политической власти, внедрённой иерархами Геннадием и Иосифом в русскую церковь, была столь необорима, что в борьбе с инакомыслием антисемитизм, как ярость к ереси жидовствующих, был даже не стратегическим направлением, а тактическим приёмом, какой извлекался каждый раз, как ощущалось действие новаций инакомыслия. После указа Петра русская православная церковь, по существу, превратилась в государственное ведомство. Однако исступление рьяных ратоборцев не прекратилось, и его рецидивы наблюдаются и в наше время, где первенствует митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн, великая учёность которого не может совладеть с куцей и битой молью позицией ереси жидовствующих, которую он исправно поставляет на страницы журнала «Советская Россия».

Итак, человек, на котором лежит ответственность за «еврейский вопрос» – почему для решения русской духовной проблемы потребовалась такая большая доля еврейской мудрости? – называется Фёдором Курицыным, генеральным конструктором просветительской деятельности на стадии формирования автономного Московского государства. В свете небесноисторического понимания всего этого исторического процесса данный вопрос несколько видоизменяется в стилистическом плане. Отпала необходимость в определении «большой доли» еврейской мудрости в русском становлении, – сколько бы не было мудрости, её всегда не будет хватать, а потребная доля мудрости просто неопределима, – достаточно того, что она есть. Поставленная для решения теорема звучит следующим образом: мысль об использовании еврейского духовного ресурса в процессе становления русской духовности принадлежит единолично авторству Фёдора Курицына либо же эту идею он почерпнул извне, со стороны? Здесь открывается в известной мере парадоксальный аспект: оказалось, что своеобразная познавательно-духовная связь русского и еврейского духопорядков органически входит в русскую традицию, которая всецело исходит из русского фольклора.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка