Литературная критика

Премия имени Аполлона Григорьева присуждается академией критиков за достижения в области любых жанров;
премия имени Юрия Казакова, придуманная редакцией журнала "Новый мир" - только за рассказ авторов, пишущих на русском языке и живущих в России. На этом их различия заканчиваются. Потому что критики из академии критиков и оргкомитет "Казаковки" пересекаются.

Достаточно сказать, что нынешним президентом академии критиков является главный редактор "Нового мира"

Андрей Василевский.

Поэтому конкретное содержание списков, длинных или коротких, ничего не означает: решение обязательно будет взвешенным и продуманным, но весьма и весьма консервативным, далёким от нужд "простого" (если такая категория может быть легитимной) читателя. Члены оргкомитетов и жюри прекрасно это понимают, они же не дураки, люди умные и изощрённые.

Тем не менее, собственные их представления о том, какой должна быть литература, а также узко партийные интересы, оказываются выше всего остального.

Поэтому, очередной раз, с умным видом, умные и изощрённые люди будут превращать "минусы" ситуации в "плюсы" лабораторного подхода. Инновационных усилий. Оно, может, так и надо, кто вообще знает, может знать, как оно должно быть. Поэтому попытаюсь порассуждать.

В ситуации, когда жанр романа оказывается наиболее коммерчески состоятельным, прибыльным (читай, выхолощенным) именно на жанр рассказа переносится ответственность за освоение новых территорий. Именно жанр рассказа, короткого, динамичного высказывания, оказывается наиболее подходящим для экспериментальных разработок. Новые писатели, новые стили, способы письма, расширение тематического диапозона, синтаксическая изощрённость - вот что здесь может быть важным и интересным.

Именно поэтому в этом году я и выдвинул на премию Юрия Казакова рассказы
Маргариты Меклиной и
Андрея Левкина, писателей сложных, тонких, красивых. И хорошо известных постоянным читателям "Топоса", выходящей на его страничках
библиотечки "Эгоиста". Меклина строит свои рассказы на непрямых, расходящихся кругами, ассоциациях, события в них происходят одновременно в разных временах и реальностях. Левкин - главный метафизик современной прозы, идеально передающий ощущения тревожных, городских пространств.

То, что для романа - смерть (усложнённость, изощрённость формы, рваный, ассоциативный сюжет), для рассказа - самая что ни на есть норма. И, если действовать по уму, то именно премия за лучший рассказ могла бы стать главным инновационным мероприятием. Она, как мне кажется, так именно и задумывалась - не зря в первый год существования Козаковки победил Игорь Клех, писатель странный, точный, вдумчивый. Но потом истеблишмент "развернул" премию в другую сторону: чтобы наградить премией недавно умершего классика, много смелости не надо.

Если смотреть на сегодняшний список, бросается в глаза его вопиющая оплиткорректность: в нём представлены самые разные, типа противоположные, писательские силы. Дмитрий Галковский представляет патриотически настроенный лагерь, Михаил Бутов (член редколлегии "Нового мира") - лагерь консервативный, Марина Вишневецкая, чей рассказ опубликовал "Октябрь" - либеральный лагерь. Разумеется, не обошлось без участия журнала "Знамя" (учредившего премию за лучшую повесть, такой своеобразный бартер выходит, вот дождёмся списка премии "Повести Белкина" и увидим), чей автор - Асар Эппель. Однако новомировских всё равно больше: за их сборную, помимо Бутова, играет тяжёлая артиллерия в лице Владимира Маканина (председателя жюри последнего букеровского розыгрыша). Не забыта и провинция, которую представляет журнал "Урал" и писатель Иван Плужников.

Всем сёстрам - по серьгам. Фишка в том, что вся эта политкорректность работает только изнутри литературно-редакционной реальности. Главная беда наших толстяков в том, что они уже давно варятся в своём соку, медленно, но верно, теряют тиражи, читателей, но остаются верными себе. И никаких изменений, никакого движения во вне. Лучший рассказ, из вошедшего в короткий список, на мой взгляд, написала Марина Вишневецкая, но вряд ли победу отдадут именно ей.

Все эти родовые свойства переходят и на премию критической академии, чьи условия, казалось бы, позволяют расширить формат внимания к жанрам хорошим и разным. Между тем, главным "конфликтом" премиального движения в этой премии назначено весьма условное противостояние поэзии и прозы. Случайно или нет, но призы Григорьевки распределяются словно бы по принципу "домино", и если один год чествуют романы, то на следующий обращают своё просвящённое внимание на поэтические сборники.

Поэтому совершенно неважно, что там, для отмазки" вставлено в список. Кстати, следует отдать ему должное - выглядит он весьма репрезентативно и полно: профессионализм не пропьёшь. В этом смысле, список Григорьевки мог бы претендовать на универсальность. Проблема в том, что результаты работы с этим списком всё равно будут специфическими. Всё зависит от состава жюри, меняющегося каждый год. В этом году его возглавляет (так распорядился жребий) Андрей Немзер. Поэтому легко предположить, что ни "Воскрешение Лазаря" Владимира Шарова, ни "Кулинар Гуров" Ильи Бражникова, ни, тем более, "Лёд" Владимира Сорокина, или "Голем, русская версия" Андрея Левкина, лучшие, на мой взгляд тексты минувшего года, не будут удостоены.

Куда больше шансов у "НРЗБ" Сергея Гандлевского, к тому же прокаченного Букером, или у "Диверсанта" Анатолия Азольского, "А. К. С.", рассказа всё той же Марины Вишневецкой или "Берлинской флейты" Анатолия Гаврилова. Впрочем, изощрённая проза Гаврилова художественно радикальна, а победит какой-нибудь очередной сюжет усреднения. Или же какие-нибудь стихи, призванные спасти ситуацию.

Впрочем, ситуация может повернуться и в какую-нибудь иную сторону, имена могут лауреатов могут быть немного иными. Лично я бы отметил скромную, по изобразительным средствам, но весьма сильную повесть Андрея Геласимова "Жажда", опубликованную "Октябрём". Или чёткие, прозрачные рассказы кемеровского прозаика Сергея Солоуха, продолжающего классические традиции.

Хотя принципиально состав вышедших в финал или, тем более, победивших не изменится. Измениться он просто не в состоянии. Выше головы не прыгнешь.

Да и не для того всё это громкокипение придумано было. Ситуация с литературными премиями показывает пример типичного ведения элиты (в данном случае, литературной) в кризисные времена. Когда они всё больше и всё дальше отрываются от реальности, замыкаются в собственных играх. Что из этого следует дальше, мы знаем: верхи не могут, низы не хотят, революционная ситуация назревает, мы наш, мы новый мир построим. И тд, и тп.