Поэзия

***
под вечер бабы грозные
как утки толстопятые
не сильно чтоб тверёзые
детей в амбарах прятали
страшили их страшилками
пугали их пугалками
дразнили их дразнилками
кидали в них кидалками
от страха дети плакали
пужались горемычные
а бабы толстопятые
ругались неприлично и
плясали и куражились
без совести и милости
а детки всё тревожились
скорей мечтая вырасти





***
убежав из эскадрилий
в девятнадцатом часу
к нам солдаты заходили
на чаёк и колбасу
у них пряжки золотые
и колючие усы
и желания простые
лазить девушкам в трусы
уж мы пели и плясали
тру-ля-ля тру-ля-ля
землю пятками чесали
тру-ля-ля тру-ля-ля
водку пили рюмки били
тру-ля-ля тру-ля-ля
по турецки говорили
фур-ля-ля фур-ля-ля
эни бени рики таки
тюль буль-буль каляки смаки
эус дэус краснодэус
бамс!!!





***
Новых писем нет. Что же – очень жаль!
Личный кабинет покрывет пыль.
На окне букет. За окном февраль.
В голове торчит золотой костыль.
Золотой костыль в голове цветёт,
как весенний луг, как осенний сон,
и чуть-чуть горчит, как алтайский мёд,
и мешает спать на постели он.
От того теперь мне кровать тесна,
от того в глазах пламенеет мак,
и сижу один третью ночь без сна,
на дворе февраль, в голове бардак.





***
а дети возятся вокруг
рассказывая мне
что солнца радостный паук
играет в вышине
но я не вижу ничего
не слышу ничего
я пью прогорклое вино
пьянею от него
а солнца радостный паук
смеётся надо мной
играют восемь цепких рук
моею головой





***
в ногах у женщины лежит дрожит весь шар земной
в глазах у женщины зарыт последний домовой
в промежности её капкан в губах её кинжал
её ресницы состоят из тонких острых жал
струятся ручейки волос по полукружьям плеч
шуршанье царственных стрекоз напоминает речь
не хватит миллиона рук и миллиона ног
чтобы малейший полукруг и каждый бугорок
чтобы мельчайший волосок и глубину излук
постичь, потрогать, ощутить ценой бессчётных мук
но срок приходит и в один из скучных четвергов
из мелких рытвин и морщин вдруг возникает ров
из мелких споров без причин вдруг вырастает взрыв
и нет и женщин ни мужчин есть ад, борьба, нарыв
не нужно ей твоей вины когда ещё любя
без объявления войны решит убить тебя
и не помилует убьёт утопит как щенка
как летний дождь в песок уйдёт любви её река
и ты опять опять один очнёшься рэкс фэкс пэкс
и нет ни женщин ни мужчин есть только унисекс





***
Турки варят кофе в турке,
дураки томятся в дурке,
финки прячут в платьях финки,
спиннинги лежат на спинке.
Чешки Чехова читают,
вечно чешутся, чихают
и, плевав на все насмешки,
всюду носят только чешки.
А датчане сняли дачу
в Подмосковье на реке
и сидят себе судачат
на датчанском языке.
Польки пляшут польку.
Греки варят гречку.
Колька любит Польку
(как обычно, вечно).
Старый перс у пирса
персики ворует.
Камни от Де Бирса
спёр Салман Радуев.
И стоят вьетнамки 
в стареньких панамках.
И стоят панамки
в стареньких вьетнамках.
Ох, эти вьетнамки!
Ох, эти панамки!
Из набитой нанки,
жёлтые с изнанки.





Современная колыбельная
Все давным-давно уснули:
спят солдаты в карауле,
сталевары у печей,
футболисты у мячей,
капитаны за штурвалом,
наркоманы над Непалом,
космонавты на ракете,
депутаты в горсовете,
президент уснул в Кремле
с мудрой думой на челе,
спят собаки на границе,
спит страна, и всё ей снится
как ответ унылой яви
сон о мощной сверхдержаве.





Художественный вымысел и нехудожественная реальность
Дороги замело. В накидке горностаевой
стоит сосновый бор.
Горит в печи огонь, я Бунина читаю и
горячий пью кагор.

Ну надо ж – занесло! Сижу на хате Катиной
(не хата, а нора!)
у стылых батарей в засаленном халате и
портвейн хлещу с утра.





Петька Баскаков
Петька Баскаков всегда одинаков. 
Горя не знает Петька Баскаков. 
Петька Баскаков дует в дуду, 
пачки дензнаков видел в гробу.
Он не ловчее других, не умнее.
Шепчут соседи: «Жить не умеет».
Тихо редеет дым над рекой.
Жить не умеет – странный какой!





В начале и в конце
Эти туфельки, эти лодыжки,
эти пальчики, эти ладошки,
эти звёздочки глаз (или льдышки?)
эта гордость породистой кошки,
эти трусики, маечки, шпильки,
шубки, бюстики, брошки, булавки!
Всё в начале восторг – как у Рильке! 
А в финале абсурд – как у Кафки.





Разговор с Богом
И вот Госпдь Бог берёт ластик
и стирает меня потихоньку.
А я говорю ему:
– Здрасьте!
Я не дописал свою последнюю хайку!

Он отвечает:
– Хайку
ты допишешь в следующей жизни,
когда я превращу тебя в зайку,
стайку рыб или птичку-сойку,
или в соседку Зойку,
(господи, только не в Зойку!)
а пока я ставлю тебе «двойку» -
ты не выучил основного урока:
жил одиноко, сгорел до срока.

Я ему:
– Это жестоко!
– Во как
заговорил!
Зол, говорит, был.
Только себя любил,
дебил.
Ступай-ка ты, говорит, в переплавку...

– А может покурим травку?
У меня есть в загашнике косячок.

– Дурачок!
Ты откурил своё.
Адьё!

– Ад? Ё-ё-ё-ё-ё-ё!!!





Разговор, подслушанный в троллейбусе
– Нынче были у косого...
– У косого?
– У косого.
– К какого?
– У такого.
– В Бутаково?
– В Бутаково.
– Ну так он же не косой, а укушенный осой!






По мотивам Александра Сергеевича
                                 Брожу ли я вдоль улиц шумных...                
                                                             А.С. Пушкин
 
брожу ль по улицам шумящим
вхожу ли в новую мечеть
сижу ли в обществе курящих
пою ли (отчего ж не спеть?)
я думаю:
промчатся годы
всему что вижу я вокруг
цивилизации
свободе
придёт один большой каюк
придёт он с узкими глазами
с хиджабами на голове
другими ли придёт стезями
какая разница?
москве
как и парижу и нью-йорку
удел один и он таков – 
стучатся орды новых орков
в ворота древних городов