Онтологические прогулки

 

 

Я решил написать эту статью, поскольку о творчестве Д.С. Мережковского в эмиграции у нас в России почти ничего неизвестно. Говорят о дружеском кружке в их парижской квартире, о «Зелёной лампе», но никто не говорит о том, что именно в кругу Мережковских сложилась та культура русской эмиграции, котороа важна нам до сих пор.

 

Именно в эмиграции: а особенно со второй половины 20-х годов и до своей смерти в 1941 году Д.С Мережковский по-настоящему понял и смог  выразить суть своего призвания: поиск и, по возможности, обретение Третьего Завета, то есть Завета Святого Духа, который, по его представлениям,  должен был дополнить и завершить то Откровение, которое было дано в Св. Писании.

Эта статья  – путеводитель  по творчеству Мережковского  зарубежного периода,  но не так, как бы его понимали биографы: а в смысле истории проблематики.

 

 

1920-е – 30-е  годы – это смутное время, в воздухе которого уже виднелись приметы наступающей новой войны. Д.М. в то время считал, что нужно вернуть европейской цивилизации некоторые ценности, утраченные после атлантического потопа: «Прометей – на восток, Атлас – на Западе. Оба – "страдальцы": tlao – корень имени Atlas – значит "терплю", "страдаю", – может быть, и все мистерии корень: тайна страдания – уже не олимпийская, а титаническая тайна Атласа и Атлантиды – Атлантики» (гл. VI из книги «Тайна Запада. Атлантида – Европа»). Рассуждая о современной ему политической ситуации конца 1920-х – начала 30-х годов, Д.М. не мог не видеть, что она катастрофична. Раздумья о гибели Атлантиды здесь не случайны.

 

Общественно-политическая деятельность Д.С. и З.Н. Мережковских в конце 20-х, а тем более 30-х и начале 40-х годов – эта тема практически не изучена не только в России, но и за рубежом. Нам известно всего только несколько рецензий и отдельных статей Ю. Терапиано, Т. Пахмусc  и некоторых других авторов. Даже  в вышедшей недавно книге Ю. Зобнина о Д.М. в серии ЖЗЛ этой теме уделено незначительное место; к тому же сам автор далеко не силён в эзотерическом мышлении, свойственном культуре «Cеребряного века».

 

Революцию Мережковские настолько не приняли, что даже потом, через 10 – 20 лет удивлялись, как она могла произойти, хотя вроде бы сам Д.С. совершенно отчётливо и ясно предсказывал её в своей знаменитой статье «Грядущий хам». Вяч. Иванов, будучи, может быть, более тонким мыслителем, принял на себя  нравственную ответственность за происшедшие события: «Да, сей костёр мы поджигали…». Но Д.М. революция и всё последовавшее за ней казалось абсолютным провалом, какой-то космической «чёрной дырой». Он даже «не хотел смотреть в ту сторону».

 

Многие авторы, в том числе и белогвардейские эмигранты, обратились к публицистическим выступлениям, в которых обличали советский строй, Ленина, Сталина и других большевиков. Среди них  И. Бунин, П. Краснов, И. Шмелёв, Б. Зайцев…  Но среди них нет Мережковского. Мы помним  язвительное стихотворение З. Гиппиус-Мережковской, посвящённое Октябрьской революции:

 

Не удалось. Мережковские сразу ушли в какую-то особую, не только внешнюю, но и внутреннюю эмиграцию. Им удалось в Париже создать своеобразный центр русской культуры, которая была как бы «не в изгнании, а в послании». О смысле этой фразы поговорим ниже.

 

Это странно, удивительно, даже труднопредставимо. Но первое, чем стал заниматься Д.М. заграницей, в отличие от всех своих единомышленников  – это историей исчезнувших цивилизаций – Древнего Египта и даже Атлантиды.  Парадокс? Нет, для него историческая  параллель была ясна: утонула в результате мирового катаклизма Атлантида, так же утонула в 1917 году Атлантида-Россия и так же утонет Атлантида-Европа. Этому посвящена главная книга Д.М. 20-х годов: «Тайна Запада: Атлантида-Европа» (1929 г.).

 

Книга открывается так называемым «бесполезным предисловием», в котором автор пишет: «После вчерашней войны и, может быть, накануне завтрашней, говорить в сегодняшней Европе о войне, всё равно, что о верёвке в доме повешенного: это "неприлично", а уж если быть неприличным, то  без предисловий.

Делаю же я это только потому, что мне терять уже нечего. Всё потерял писатель, нарушивший неумолимый закон:  будь похож на читателей или не будь совсем. Я готов не быть сейчас,  с надеждой быть потом».

 

Это «потом» настало.  Наивно думать, что Д.М. оказался пророком, предугадавшим дальнейшие судьбы России и Европы. Новую мировую войну предчувствовали многие. Об этом ясно говорили Э. Юнгер, О. Шпенглер и некоторые другие. Но дело в том, что в то время – и это делает их близкими к нам – тоже существовали лукавые и двусмысленные термины, например, «стабилизация». Вот что пишет об этом Д.М.:

« Все говорят о мире, потому что боятся и ждут войны» – сказал недавно человек, кажется, лучше всех знающий действительное положение Европы, Муссолини.

«"Хочешь мира, готовься к войне"»; хочешь войны, говори о мире». (Цитаты из книги Мережковского «Тайны Запада…» мы приводим по главам. VIII – Г.М.)

 

  В исследовании проблемы Атлантиды, рухнувшей как бы в результате своей внутренней неполноценности и греховности, Д.М. видит предпосылки грядущей Второй мировой войны: «Тайна второй и, должно быть, последней всемирной войны и есть тайна Запада – Атлантиды- Европы» (гл. ХХVIII). Причём, эту мысль  Д.М. подтверждает и своим пониманием русской культуры и философии: «Вся русская литература, душа России, есть эсхатология – религия Конца» (гл. ХХХ).

 

Понимание Мережковскими Октябрьского переворота как своего рода гибели Атлантиды (то есть прежней русской цивилизации и культуры) привело их к неотвратимой мысли  о том, что и вся европейская цивилизация, которая следует тем же путём, должна погибнуть.  Спасением может быть только возвращение к христианству. Свои прежние языческие увлечения  Д.М. полностью зачеркнул. Вот одно из свидетельств этого: «Если вторая всемирная война (напомним, что это написано в 1929 году – Г.М.),  будет самоистреблением человечества, то этого потребует он же, «бесконечный прогресс», самый кровавый из всех молохов» (гл. ХХХ).

 

Д.М. глубоко убеждён, что христианство – это центр мировых религиозных и философских учений. Мы бы сказали – то же самое говорил задолго до Д.М. Рудольф Штейнер. Хорошо известно, что сам Д.М. был хорошо знаком с Рудольфом Штейнером, но, может быть, усвоив некоторые моменты его вероучения, не решался в этом признаться. Он несколько раз в различных сочинениях упоминает о теософии Е.П. Блаватской, но неизменно с оттенком пренебрежения или даже неприязни, потому что он убеждён, что он сам лучше понимает эту проблему. Я склоняюсь к мысли, что Елена Петровна смотрела на эти вещи гораздо глубже, но оставим этот вопрос для обсуждения романтикам.

 

 

Могло ли быть христианство до Христа? Для Рудольфа Штейнера очевидно, что не только могло, но и должно было быть.  Об этом написана его книга « Христианство как мистический факт и мистерии древности».

Для Д.М. эта мысль также очевидна, хотя он очень и очень  соперничал с  ним и отчасти даже ему завидовал.

 

Через несколько лет после войны и смерти Мережковских были открыты Кумранские рукописи и свитки Мёртвого моря. Найденные рукописи и особенно их расшифровка как бы подтверждают мысли Штейнера  –  Мережковского о том, что Христос был всегда, потому что мысль о мессии – спасителе постоянно бытовала в еврейском народе, о чём ясно говорили древнееврейские пророки, особенно Исайя и Иезекииль.

Для Д.М., также как и для Р. Штейнера, важно нечто другое: ЛИЧНОЕ присутствие  Христа в истории как человека, почти что телесно близкого нам. Этому и посвящена книга «Иисус неизвестный».

Теперь мы обратимся к теме, что важнее – миф или история. Как известно из документов,  о чём отчасти было сказано выше, на протяжении приблизительно двухсот лет образ Спасителя еврейского народа – Христа – Мессии мелькал в религиозном воображении еврейского народа. И вот он как бы воплотился.  Миф или история?

«Миф – полёт, диалектика – лестница; рушится лестница, крылья мифа возносят на высоты нерушимое. (…) Слушая спор, диалектику, споришь и сам; слушая миф, молчишь и вспоминаешь райские песни Ангела, петые всякой душе до рождения. (…) Что такое миф?  Небылица, ложь, сказка для взрослых? Нет, одежда мистерии» (гл. II–IV).

 

 

Вот в чём суть: из книги «Иисус неизвестный».

 

Том 1

 

 «Иисус  – дохристианский,  ханоано-эфраимский бог солнца, Joschua (древс); он же Иисус Навин, или патриарх Иосиф, или Озирис, или Аттис, или Язон; Он же –   индийский бог Агни – Agnus Dei или, наконец, только "распятый призрак"». (Глава ХVII).

 

Мережковский задаётся вопросом,  полностью ли вочеловечился бог в Христе:  «это значит, вопрос, был ли Иисус, –  при малейшем углублении, сводится к другому вопросу: мог ли не быть Иисус» (гл. ХVIII).  Мережковский считает, что не может, а я считаю, что может. Иисус Христос – всего лишь реплика в языке мировой религиозной культуры.  В гл. ХХХV Д.М.  говорит, что миф об Иисусе Христе не совсем предсказан в Ветхом Завете. Это совершенно верно.

Обратим внимание на такой факт. «Второй, освобождённый от креста Иисуса, Варавва, Bar-abba, – "Cын Отца" (так в древнейших подлиннейших рукописях)» (гл. ХIХ).

Мережковский пишет, что Христос был послан в мир, поскольку он «сошёл с ума» (Марк 3.21),  и это отчётливо согласуется с общим пониманием   миссии русской эмиграции: «Как Ты послал Меня в  мир, так и Я послал их в мир…» (гл. ХV).

 

Вот что пишет Д.М. о пришествии Христа: «Но медленно восходит  и для Него, как солнце из-за тучи, вселенская Церковь, Еcclesia, из-за иудейской церковной общины qahal (по-русски кагал – Г.М. )» (гл.ХIII).

 

«Крайняя степень нечеловеческой единственности – невыносимости, невозможности для человеческого слуха  (Бетховен оглох, чтобы услышать, может быть, нечто подобное) достигается …  в молитве последней земной речи Господа Иоанн 17: "«Как Ты послал Меня в  мир, так и Я послал их в мир…» (гл. ХV).

 

 

«И новым светом, ещё  сильнейшим, озаряется главное прошение молитвы Господней –  о Царстве: первое царство – Отца, второе – Сына, третье  – Духа Матери» (гл.  V - ХIII). Рассуждения Д.М. о том, где и когда родился Иисус Христос, едва ли интересны сегодняшним исследователям Св. Писания. Но всё-таки нужно отметить некоторые важные черты.  Д.М. постоянно ссылается на ряд апокрифических текстов. Например, в то время уже известное «Евангелие от евреев». Там по дискуссионному до настоящего времени поводу непорочного зачатия Девы Марии написано так: «Иосиф же (Иосиф  Обручник – официальный муж Св. Девы Марии  – Г.М.), слыша слова Твои, изумился. И тотчас же пошли мы и, войдя в дом, нашли Духа, привязанного к ножке кровати» (гл. ХХIV).

 

  Раздел III  «Назаретские будни»

«Иисус не был христианином; Он был Иудеем», – говорит великий историк, бывший христианин.  "Иисус был Иудеем и оставался Иудеем до последнего вздоха",– говорит маленький историк, настоящий иудей. Это, конечно, парадокс. Если нет связи между Христом и христианством, откуда же оно взялось и куда его девать во всемирной истории?»

3 глава. «Христос не христианин – неимоверная истина».

 

Глава ХХ

            «Знал ли Отец, на что идёт  Сын?  Бог "всеведущ", – не значит ли, что Бог всё может, но не всё хочет  знать, чтобы не нарушить свободы человеческой, потому что только свобода есть мера любви божественной». Д.М. с точки зрения ортодоксального православия впадает в глубочайшую ересь: он полагает, что единство всемогущего Бога распадается на две части: будто бы Бог что-то «может» и что-то «хочет».

Христос означает мессия,  искупитель,– Г.М.) есть Иисус» (гл. 5 Иоанн Креститель).

 

Глава XXV

«"Иисус есть Христос – Мессия",–  этого Иоанн не говорит нигде у синоптиков. "Идёт за мною Сильнейший меня",– вовсе ещё не значит, то идущий за ним Христос (напомню, что Иоанн Креститель, двоюродный брат Иисуса Христа не узнал в своём брате не только Богочеловека, но  даже и посланца высших сил наподобие пророка Израильского. Неужели на него нашло какое-то ослепление, что он не увидел в брате своём Богочеловека?  И вынужден был его «крестить», то есть окунуться в воды Иордана. Мы знаем, что после этого на него снизошёл Св. Дух в виде голубя (или голубки colomba, поскольку слово Дух ruah по-еврейски женского рода – Г.М.). Это – проблема пола – при понимании сущности Св. Троицы – для Мережковского одна из центральных в его переосмыслении  христианского вероучения.

 

       3 (глава 6 Рыба-Голубь) III

«Имя самого Иордана занесено в Палестину с о. Крит, где племя Кидонов, как мы узнаём из Гомера, – "обитало у светлых порогов Ярдана". Об этом и написан его роман «Тутанкамон на Крите».

Это первый дар Крита Св. Земле…».

Мережковский неоднократно подчёркивает, что палестинская цивилизация не имела исконного еврейского происхождения, а была порождением некоего эзотерического симбиоза между Древним Египтом и Древним Кипром. Его романы исследования середины ХХ годов «Тутанкамон на Крите» и «Мессия» призваны популяризировать эту мысль. В художественном отношении это даже не романы, а публицистические выступления. После этого Д.М. никогда не  писал художественных произведений. Все его книги и журнальные публикации направлены к одной цели: понять, как  христианство должно быть осознано в настоящее время. Он полностью отбросил увлечения своей молодости (конец 1890-х годов), когда он считал, что Христа можно дополнить Антихристом. Мережковский конца 1920-х – 30-х гг. не сомневается, что христианство – это высшая истина. Он старается доказать это, как и Рудольф Штейнер, что христианство, также как и Христос, было всегда (догмат о Св. Троице, согласно которому Богородица, Приснодева Мария, мать Христова, была одновременно  дочерью Христа).

 

Том 2

Глава 1 (Кана Галилейская) V

«Смешивать Христа с Дионисом – грубое кощунство и невежество.  Но если, по глубокому слову Августина, "то, что мы называем христианством, было всегда, от начала мира, до явления Христа во плоти", то в Дионисовых таинствах достигнуто, может быть, высшая, и ко Христу ближайшая точка в дохристианском человечестве».

 

Мережковский, ссылаясь на бл. Августина, и не первый раз подчёркивает, что Христос является центром мировой истории. Он много раз ссылается на апокрифические тексты, в основном гностического, а отчасти еврейского происхождения, но крайне редко цитирует Талмуд.  Исследования найденных уже после Второй мировой войны   Кумранских свитков довольно ясно показали адекватность Рождества Христова с общей цепью мировых событий и с символикой еврейской нумерологии. Мережковскому в довоенное время точные даты едва ли были известны, но по апокрифическим текстам Христос должен был родиться в 5500 году от «сотворения мира», поскольку это половина цикла в 11000 лет. И последняя четверть священного иудейского  цикла в 22000 лет, что соответствует 22 двум букам еврейского алфавита, который воплощает в себе священные символы тайного Завета (Ныне издающийся в еврейской среде США журнал так и называется «22» –Г.М.). 

 

Глава 9 (Суд Пилата) V

«Нянчатся  римляне с иудеями  так, то этом трудно поверить: римских граждан казнят, по закону, за оскорбление той самой веры иудейской, которую читают просвещённые римляне «Иудейским суеверием», judaika supertitio. А иудеи, чем больше с ними нянчатся, тем хуже наглеют. Римских наместников доводят до такого отчаяния,  что те сослепа бьют по ком и по чём попало. Кажется, нечто подобное произошло и с Пилатом. (…) С каждым днём всё яснее предчувствовал он, что не сносить ему головы, не уцелеть между двумя огнями – римским баловством и "жидовскою наглостью". (…) Править ими всё равно, что гнездом ехидн.  То же, что впоследствии будут чувствовать такие просвещённые и милосердные люди Рима, как Тит Веспасиан и Траян, – желание истребить всё иудейское племя, разорить дотла гнездо ехидн, разрушить Иерусалим так, чтобы не осталось в нём камня на камне,  плугом пройти по тому месту и солью посыпать ту землю, где он стоял, чтобы на ней ничего не росло, –   это, может быть, уже чувствовал Пилат».

 

Мережковский, когда пропагандирует свою веру Третьего завета, даже сам не замечает, какие необычайные истины он открывает для нас, людей совершенно иных поколений.

 С его точки зрения, по крайней мере, в 1930-х годах, важно было обновить христианство, придать ему статус Нового религиозного сознания, но он никогда не сомневался в том, что христианство – центр всемирной истории. А мы в этом усомнимся.

 

Глава ХIХ

«В нашем каноническом чтении  Βαραββάς, – имя, а в древнейших и лучших кодексах Матфея и, может быть, Марка,– только прозвище, что означает по-арамейски: "Сын Отца" – "Сын Божий",–  одно из прозвищ Мессии; полное же имя: Иисус Варавва, Ιετους  Βαραββάς. Так в  кодексах Матфея, читал Ориген и глазам своим не верил (…), что это страшное и отвратительное созвучие имён,  как бы дьявольская игра слов: "Иисус Варавва – Сын Отца" (…). Иисус и Варавва.  Страшный тёзка Сына Божия – сын дьявола. Выбор между ними сделает весь Израиль – всё человечество,– мы знаем, какой».

Мне кажется, что Д.М.  что-то не уловил и в истолковании Св. Писания, и в некоторых своих прогнозах относительно дальнейшей судьбы России. Я не принадлежу к числу тех исследователей, которые говорят о том, что как бы было. Я хочу судить прямо по существу вопроса. Начнём с простого. Если Варавва и есть Сын Божий, то, может быть, отпустив Варавву и казнив Иисуса Христа, Понтий Пилат и еврейский синедрион как раз и помиловали Сына Божия, а лжеучителя Иисуса Христа казнили? Поставим вопросительный знак.

«Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нём.

Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху; хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?

Тогда опять закричали все, говоря: не Его, но Варавву. Варавва же был разбойник». (Иоан. 18:38 – 40) (Д. Мережковский «Тайна Запада: Атлантида - Европа» (М. Эксмо, 2007))

 

Мне кажется, что слова Юрия Терапиано о Мережковском – эпиграф к этому тексту – наиболее точно отражают суть и смысл его деятельности: «Он ощущал себя предтечей грядущего Царства Духа и его главным идеологом».  Постоянной мыслью на протяжении всего творчества Д.М. была мысль о том, что после царства Бога Отца и Бога Сына должно наступить царство Святого Духа. Сама по себе эта мысль не новая, она (и это сам Д.М. не скрывал) восходит к учению св. Иоахима Флорского.  Но для Д.М. это учение преобразилось в некое апокалиптическое представление об общем смысле жизни, особенно в тяжелейший период между началом Первой Мировой войны и началом Второй. Он всегда предупреждал, что между Первой и Второй мировой войнами существовало только условное различие: «После вчерашней войны и может быть, накануне завтрашней,   говорить в сегодняшней Европе о войне, всё равно, что говорить о верёвке в доме повешенного:  это "неприлично", а уж если быть неприличным, то без предисловий.

 

Делаю же я это только потому, что мне терять уже нечего. Всё потерял писатель, нарушивший неумолимый закон: будь похож на читателей или не будь совсем. Я готов не быть сейчас, надеждой быть потом» (с. 15-16, II ).

 

Это «потом» настало сегодня. И сейчас так же  «неприлично»  – теперь принято «неполиткорректно» – говорить о конечных судьбах истории, о царстве Духа и о многом другом.

Касаясь послевоенной (Первой мировой войны)  ситуации,  Д.М. говорит:  «Может быть, укрепляя внешний порядок и не думая о внутреннем, мы укрепляем стенки снаряда,  начинённого порохом: чем крепче стенки, тем сильнее будет взрыв» (VII  с. 18).

 

Одно из ключевых понятий в своеобразной  историософии Мережковского – это понятие о личности. Оно необычайно актуально и в наше время. «Личность бесконечна только в нездешней, трансцедентной возможности, а в здешней, эмпирической действительности – ограничена, замкнута: лицо духовное, так же, как плотское, определяемой чертами, концами, пределами, есть тоже человечески-божественное явление Конца;  быть бесконечным здесь, на земле,  значит быть безличным» (ХХХV, с. 29).

 

 

Д.М. считает, что безличность в земной жизни – это путь к бесчеловечности. Так оно и есть. Массовые понятия безличности: демократия, коммунизм, капитализм – везде выигрыш то ли денежный навар, то ли коммунальный строй. А где же личность? Мережковский задаёт этот вопрос, но отвечает на него туманно: «Если вторая всемирная война будет самоистреблением человечества, то этого потребует он же "бесконечный прогресс", самый кровавый из всех Молохов» (ХХХVI, с. 29).

 

«Бесконечный прогресс»  –  это и есть творческая мысль сегодняшней глобо-центристской идеологии. Тогда ещё не поняли, к чему это всё ведёт, а сегодня это совершенно ясно: чем больше прогресса,  тем больше глобализма, чем больше глобализма, тем ближе конец света.

 

Кто дал нам, земным людям, право на жизнь, на цивилизацию? Почему в нашем распоряжении Интернет, и даже просто огонь и колесо? Дарвин говорит: вы потомки обезьян, и ползайте рядом с ними. А есть и другие мнения.

 

«Я смертным дал, и вот за что наказан, –  говорит Прометей, и мог бы сказать Атлас; тот создатель второго человечества, этот первого; оба – человеколюбцы: страдают за то, что любят людей больше богов.  Тайна страдания – тайна любви: вот огонь титанов, которым сожжён будет мир богов.

 

Первым человечеством страдает Атлас в Атлантиде – предыстории, со вторым Прометей – в истории» (гл. 2 , VII, с. 59).

 

Мережковский размышляет об Атлантиде одновременно в концепциях праистории человечества  (Мы должны обязательно вспомнить книгу Валерия Брюсова "Учители учителей"; она была написана примерно в это же время, но по другую сторону границы  – Г.М.) и как бы текущей судьбы современной ему истории Европы. Атлантида – это и есть современная Европа, которая должна рухнуть  и быть погребённой в каком-то наступающем мировом кризисе. Ещё до революции в знаменитой статье «Грядущий хам» он предсказывал, сам содрогающийся от ужаса, что грядёт нечто страшное. И вот пришло.

Как же погибла Атлантида?  Как погибнет Европа? «Корень зла не на земле, а на небе; с небес оно сошло на землю: плоть человека растлили ангелы. Странен и страшен ответ». (В кн. Еноха) (гл 4, с. 91).

Для понимания сущности происходящих событий Д.М. всегда пользуется авторитетами Св. Писания или богословов разных времён. Поэтому его мысль всегда несколько двоится.  Особенно это относится к его пониманию вопроса о христианстве, каким он ему представлялся в 30-х годах. Именно этот период в творчестве Д.М. Почти никем не изучен и даже не освещён. Более того, некоторые книги о религиозных реформаторах, написанные на русском языке, были опубликованы в Германии  в немецких переводах в 30-х годах. В России они были частично опубликованы только в 90-е годы, а отчасти даже в постсоветский период.

 

 

В конце 1920-х и на всём протяжении 30-х годов Д.М. мучительно думал о том, состоялось ли христианство как центр мировой веры. Действительно ли Иисус (как личный человек, еврей) был ХРИСТОМ, то есть спасителем, мессией, благословением всего человечества?  Кто такой Иисус, откуда он появился, до какой степени достоверны все Евангелия и писания апостолов? Вот основные темы размышлений Д.М. в это время.

Теперь более подробно.

Одна из последних книг Д.М. «Лица святых от Иисуса к нам» вообще появилась в целостном виде только в 2000 году. До этого она была напечатана отдельными статьями в конце 30-х – начале 40-х годов, когда уже разгорелась вторая мировая война. Важно подчеркнуть, что впервые отдельные материалы оказались опубликованными только в переводе на немецкий язык. Мережковский, будучи верен одной из своих программных статей («Христианство и антисемитизм» , 1934 г.), считает, что христианство невозможно без еврейской религии и – парадокс! – что это высшая религии мира. «Первый святой – Павел; в нём первая точка пути от Иисуса к нам» (I).

 

«Цену себе он  (т.е. Павел – Г.М.) знает:   "Нет у меня ни в чём недостатка против высших Апостолов"(II Кор. 11,5).– "Слуги Христовы – они? В безумьи говорю: я больше, я гораздо больше" (II Кор. 11,23)» (I).

Личность и деяния апостола Павла всегда казались странными для многих христиан. Это единственный «апостол», который никогда в жизни не видел Христа, и, напротив, был назначен еврейскими властями для искоренения христианских сект. Вот что говорит он сам: «Я преуспевал в Иудействе более многих сверстников в роде моём, будучи ревнителем отеческих моих преданий» (Галатам, 2,11-15).

И вот такой-то довольно спорный христианин вдруг явился основателем христианства как всемирной религии.

Очень интересно эту мысль развивает Д.М. чуть дальше: « А между тем никто иной, как Павел, и превратил именно здесь, в Антиохии, столице на арамейском языке самого Иисуса), в Церковь Вселенскую и "еретиков Назарьян"– в "христиан"» (ХХХ).

Иными словами – основываясь на опыте Д.М. – Иисус Христос превратил кагал в христианскую общину, то есть в церковь (напомним, кто не знает, что слово «церковь» происходит от слова циркус, то есть круг), а может, наоборот христианская община по мере вступления в вероучение апостола Павла превращалась в рамки своеобразного кагала.

Мережковский говорит об этом прямо: «Если Павлово учение о свободе не понято людьми и доныне, то, может быть, потому, что учение самого Иисуса сделалось новым Законом, более тяжёлым и рабским, чем Ветхий Завет – Закон» (ХХХIХ).

 

 

Вторым святым Мережковский считает Августина («Павел. Августин», 1936 г.). Августин близок Д.М. тем, что он родился и жил на переломе эпох, «между тем, что ещё не умерло, и тем, что ещё не родилось» (II).

«"Ересями Церковь возвышается",– учит Августин. – Сколько великих учителей в Церкви осталось бы неизвестными, сколько вопросов – неразрешёнными, если бы не Ереси! (…)»  За такие слова  через тысячу лет будут людей жечь на кострах» (VIII).

 

Мережковский видит удивительную близость Августина к нашей современности в его поразительном признании: «Жизнью века сего я уже начинал тяготиться;  уже не так, как прежде, томился жаждой богатства и почестей… Но похоть к женщине всё ещё крепко держала меня.»–  "Даруй мне, Господи, целомудрие,–  только не сейчас!"– молился я, боясь быть услышанным слишком скоро» (ХХХIХ).

Бл. Августин для Д.М. был внутренне очень близким человеком, но он считал его всего лишь первоисточником Реформации, которая расцвела в последующие века.

 

Д.С. Мережковский. «Франциск Асизский».

Самое главное для Д.М. при анализе жизни, творчества Франциска (если так можно выразиться по отношению к святому) состоит в том, насколько он приблизился к жизни и страданиям Христа лично. Сам св. Франциск был сыном  крупного купца, и в молодости любил покутить и поразвлекаться с женщинами. Но неожиданно на него снизошло Откровение, и на его ногах и руках появились стигматы, то есть кровавые раны,  знаменующие места распятия Христа.

 

 Д.М. «Есть ли христианство всё, чем жило, живёт и будет жить человечество? Нет ли чего-то  до христианства и за христианством;  нет ли по сю и по ту сторону его какого-то древнего, забытого, и нового, неизвестного, религиозного опыта? Вот вопрос, поставленный за семь веков до нас Иоакимом и встающий перед нами сейчас грознее, чем когда-либо.

 

  "Многое ещё имею возвестить вам, но вы теперь не можете вместить. Когда же придёт Дух… то откроет вам всю истину… и будущее возвестит вам" Ио. 16,12,13».