Сюцай Гунню Сисы приобщается к Дао Любви (6)
(всё или почти всё о сюцае Гунню Сисы и его коте)
Глава 25
Учёный господин Лэ Люй пришёл к сюцаю
И предложил ему – вдвоём искать ответ,
(Лэ Люя мучала проблема непростая.)
Какая именно? – Сюцай недолго ждал.
(Он знал до этого учёных лишь заочно,
Хоть в Поднебесной их – весьма изрядный штат.)
Учёный Люй ему сказал примерно вот что:
“Уметь дышать – легко, как не уметь летать.
Ходить по воздуху – возможно, но нелепо,
Поскольку станешь небожителям под стать.
На первом небе не посадишь даже репу.
Второе небо выше всех полётов птиц.
На третьем небе – нет ни облаков, ни ветра.
У обитателей четвёртого – нет лиц,
Они шлют письма в ненадписанных конвертах.
На пятом небе нет ни солнца, ни луны,
А значит – нет сезонов, как и дней недели.
Края шестого – неизвестно чем полны,
Да и края там различимы еле-еле.
Седьмое небо не вмещается в слова.
Восьмого мощь – неисчерпаема, как атом.”
Лэ Люй сюцая смог заинтересовать:
“Скажи мне – что ты будешь делать на девятом18?”
Вот так спросил, сведя практически к нулю
Любые шансы вразумительно ответить,
Сюцая просвещённый господин Лэ Люй,
Как мог спросить – зачем он сам живёт на свете.
Сюцай помедлил, для приличия, затем
Развёл руками широко – и улыбнулся,
Пробормотав: “У человека много тел,
А суть воды в морях – есть суть воды из блюдца.”
“И, если мы возьмём любой объём небес,
То он окажется – всегда – весьма подобным
Тому, который заключён – сейчас и здесь –
Под потолками, в стенах этих самых комнат.
Когда приходит осень – паучки летят
На уносимой ветром тонкой паутине.
В какое небо метит их полёт? Хотя –
Мы говорим не о пути, а о причине.
Куда приводит паучков воздушный путь,
По сути дела, совершенно безразлично.
Он их у в о д и т – от привязанности пут,
Цепей оседлости и притязаний личных.
А на девятом небе – люди без голов,
А если так, они без туловищ и прочих
Своих конечностей, и им не хватит слов
(А также ртов) – чтоб объяснить нам покороче
И, даже, длинно – что такое жизнь вдали
От нашей милой, но навязчивой, планеты, –
Как объяснить им не смогли бы мы, с земли,
Что хорошо лежать на солнышке раздетым.”
На этом Гунню сделал паузу – и вдруг
Любезно предложил – прилечь и выпить чаю.
Учёный Люй брал чашку из неспешных рук
И очень вежливо благодарил сюцая.
...Стоял один из тех приятных летних дней,
Когда сам воздух дышит яблоком и мятой...
Сюцай с Лэ Люем пили чай – на самом дне
Восьмого неба, не заботясь о девятом.
Глава 27
О том, как сюцай держал оборону задолго до Декамерона
Сюцай однажды вечером сидел с какой-то женщиной,
О вечном всуе размышлял – и судьбах человеческих.
От женской близости его бросало в дрожь, а темнота
Казалась вещею... Сюцай вздыхал – и вспоминал кота.
У женщины рука была привычна к земледелию;
Сюцай благоразумно ждал, смещаясь еле-еле, –
Подальше от её больших ладоней и запястий,
Гадал о том, как лучше жить: спокойно – или счастливо?
Большая женщина росла в его воображении,
Казалось, – схватит, как осла, – и на себе поженит.
А если не поженит, то заставит ублажать себя –
Мужским началом, лживым ртом, и – даже – целоваться!!
(Сюцай резонно полагал, что смыться не получится,
Поскольку женщина ввела – и заперла на ключ его.)
Спускалась ночь. От женских форм и ласк слегка потерянный,
Сюцай конечностью любой напоминал растение.
Его вершки и корешки, скукожась, как от ветра,
Производили действия, для глаза незаметные.
О, если б только знал сюцай, какими казановами
Расцвечен будет вскоре мир, на равенстве основанный,
Где роли женщин и мужчин меняются местами,
И каждый хочет в сексе быть – как Мао или Сталин!
Но делать было нечего, он оставался в темноте –
Вдвоём с какой-то женщиной, – скучал, вертелся и потел.
В таких мучениях прошло, должно быть, целых три часа.
От приставаний женщины сюцай отчаянно устал.
И вдруг был осенён простой, но действенной, идеей:
“Мне нужно очень... по нужде,” – сказал он, чуть робея.
Большая женщина взяла расписанную вазу
И протянула Гунню, но тот отказался сразу:
“Спустив с себя исподнее, терзать сосуд эпохи Хань19
Не может верноподданный, как недостойную лохань!”
Поняв, что Гунню Сисы образумить не получится,
Поскольку в вазу ханьскую он не желал мочиться,
Большая женщина свела сюцая зá руку во двор
И согласилась подождать... – И ждёт, должно быть, до сих пор.
...Сюцай летел, как ласточка, не чуя под собой земли, –
Счастливей, чем брачующий дельфин, ныряющий в залив.
И вскорости входил в свой дом, где страшно проницательный
Инь-янский кот сидел впотьмах – вполне самостоятельно.
Сюцай ощупал голову, заполненную ватой.
“О вечном всуе размышлять, – заметил он, – чревато.”
“В подлунный мир все существа грядут с правами равными,
Но стоит женщину найти – и кончишь жизнь бесславно.”
“Остерегайся их!” – сюцай рек голосом решительным.
Кот неприступно промолчал, взглянув неодобрительно
На Гунню – виноватого, усталого, в испарине...
Затем, смягчившись, подал знак: “Корми меня, Лотарио!20 ”
Глава 28
О тонкости понимания сюцаем фелинологичных хиазмов
Гунню Сисы отнюдь не всегда был сама простота,
Даже если ему представлялось, что это не так.
Он безмерно гордился котом,
А сам кот часто думал – о том,
Что гордится сюцаем, который лелеет кота.
Глава 29
сказал сюцай коту достаточно сурово,
(кот в это время мышь уписывал за бороду), –
“и было бы умней – приобрести корову.”
Сюцай желал мышам добра и процветания,
а кот их потреблял, поскольку прагматичность
была его чертой, и от недоедания
он вес терял – как кот, как тело и как личность.
Сюцай кормил кота и выпускал на улицу,
но местным грызунам ничто не шло на пользу:
кот уплетал омлет с грибами или курицей,
шёл убивать мышей – и возвращался поздно.
Сюцай любил кота и строго не отчитывал,
хоть видел, что мышам приходится несладко.
Кот редко возражал, а пышность и упитанность
прекрасно шли – к лицу и к жизни распорядку.
А жизнь текла своим, весьма особым, образом.
Курчавились бобы, зима сменяла лето...
Сюцай кормил кота, а кот слонялся пó лесу
и истреблял мышей, не следуя советам.
Но как-то раз лиса (а может быть, и женщина)23
решила поиграть с котом в его же игры.
Кот прибежал домой, хромая, и невесело
сел уплетать обед в тени плакучей ивы.
Сюцай принёс бальзам и, смазывая ссадины,
ощупывал кота – и поучал попутно.
Кот смутно сознавал, что пользовался задним – и
седалищным – умом, притом сиюминутным.
Сюцай ему сказал, цитируя Конфуция:
“Слова теряют смысл, как мы – свободу, котик.”
Кот наконец-то внял увещеваньям куцым – и
с тех самых пор мышей не трогал даже когтем.
Глава 30
Сделав горизонт зелёным, – цвета недоспелых яблок.
Гунню Сисы на пригорке ел подвяленные сливы
И закатом любовался, – безмятежный, как крапива.
Жёлто-розовые тучи, шевелящие боками,
Арестовывали взгляд и атрофировали память.
Гунню вспоминал триграммы ба гуа, – давно "И Цзином"
Увлекаясь. Вдруг воспрянув, ветерок погладил спину...
Показавшись из-за дома, кот направился к сюцаю
И потёрся. Гунню ожил – и немедленно растаял.
Между тем, улегшись рядом, кот спросил его о чём-то.
Две нарядные вороны взмыли, отливая чёрным...
Гунню так коту ответил: “Невозможность жизни вечной
Обусловлена – не телом, а конечностью перцепций.
Часто, люди проживают три-четыре разных жизни;
Это значит – жизнь конечна, но от смерти не зависит.”
“Смерть – субстанция иная, связана с потерей тела,
А поэтому – всех знаний, практик, опыта и веры.
Интересно то, что память предыдущей жизни – смутно
Остаётся в смерти с нами, ширя амплитуду чувств, а
Это значит, что при жизни постараться должен каждый, –
Отказавшись от гордыни, научиться быть – не важным.”
Зрело выслушав сюцая, кот был мудростью такою
Беспредельно очарован, совершенно успокоен.
...Приближавшаяся осень нам напомнила о детстве.
Снять бы поскорее обувь – и до пояса раздеться!
Покатиться прямо в небо, – к шэнь, благому духу-богу!..
Или сбегать на пригорок, где сюцай с котом под боком...
Мы лишь издали – в два глаза, а возможно, и в четыре –
Взглянем на дихотомию, – их оставив в странном мире
Поднебесной, где возможна диалектика простая;
В ней сюцай коту положен, а инь-янский кот – сюцаю.
Примечания
19 Эпоха Хань хронологически охватывает период правления династии Хань, пришедшей на смену династии Цинь, и остававшейся у власти более 400 лет, с 202 BCпо 220 AD.
20 Лотарио (Lothario) – ставшее нарицательным имя персонажа пьесы английского драматурга Николаса Роу "Прекрасная грешница" ("TheFairPenitent" byNicholasRowe, 1703), синонимичное обольстительному соблазнителю.
21 Зелёные перья зимородка в древнем Китае считались драгоценностями.
22 Юань – первоначало, источник, родник, (с начала xxв. также основная денежная единица Китая).
23 Лисы в китайской (а равно и японской) мифологии часто выступают в роли оборотней, способных представать в женском облике.
(Продолжение следует)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
