Отправлено Ун-Ма суббота, 18 октября 2003 - 17:24:

Разочарование Сергея Моралеса

Сергей Моралес не боялся смерти. Во первых, ему было только двадцать лет, а во вторых, он был отчасти испанцем, потому что его дед, Педро Моралес, был стопроцентным испанцем – республиканцем, приехавшим в Ленинград после поражения республики. Да и черт их знает, эти гены, потому что несмотря на всю большую долю русской крови, Сергей Моралес выглядел, как самый натуральный какой-нибудь мадридский, или арагонский парнишка. Черноволосый и черноглазый, стройный как тореро, красавчик среднего роста.
Испанцы, по убеждению Сергея, не должны были, и не могли бояться смерти. В этих делах Сергей разбирался здорово, так как с детства пристально интересовался всем испанским. И вот, он пришел к убеждению, что Испания это такая особенная страна, в смысле всех этих смертельных дел, да просто она – страна пребывания Смерти. Сергея завораживали эрмитажные полотна Эль Греко и Пикассо, но особенно видения корриды действовали на его воображение. Со временем, смерть в сознании Сергея стала устойчиво ассоциироваться с огромным черным быком, бьющим землю арены копытом, и согнувшим перед решающим ударом могучую шею, увенчанную темной, безглазой и рогатой трапецией головы, в сантиметре от красиво изогнувшегося в манерном танце такого стильного, разодетого в золотое, красное и черное тореадора. Пусть вся туша быка утыкана острыми железными прутьями, и кровь его заливает и без того маленькие, подслеповатые глазки! Пусть бык послушно и тупо бросается на мулету, не замечая своего истинного, бесстрашного противника! Пусть даже, в конце концов, тореро, как и в большинстве случаев, в очередной раз математически красивым ударом шпаги в сердце убьет быка, и отрежет ему ухо, это ничего не меняет! Бык, другой, а на самом деле, один и тот же, всегда оживает. И когда-нибудь черная гора быка сомнет и растопчет тореадора, а беспощадные рога выбросят внутренности танцора на песок.
Вот таким странным образом, очевидно, повлияли на впечатлительного Сергея Моралеса постоянно им перечитываемые произведения Лорки, Хименеса, и особенно Хемингуэя. Впрочем, были и другие причины, кроме естественных, то есть романтических, для того, чтобы двадцатилетний юноша думал о смерти больше, чем это свойственно молодым людям.
Так что, Сергей Моралес считал себя испанцем, предпочитал, чтобы его звали Серхи, и даже убедил в этом тех немногих людей, с которыми тесно общался. Он жил в небольшой квартирке у Витебского вокзала со своей русской мамой, дружил с первого класса с одним-единственным русским парнем, и любил одну, по его мнению, замечательной красоты, и замечательного сердца еврейскую девушку. Девушка, как и Серхи, тоже училась на испанском отделении филфака, но была на курс младше. Нечего и говорить, что она была похожа на испанку, как две капли воды, и только глаза ее были медового цвета, и в них было что-то не по-испански покорное, тоже медовое, всегда удивлявшее, так как девушка всегда разговаривала очень иронически, и ядовито относилась к высоким словам, разговорам о любви, и другим сантиментам.
Однажды поздней осенью Серхи брел по тюзовскому садику домой, когда его остановил плохо одетый мужчина лет сорока, коротко остриженный, и совершенно седой. Антон небрежно взглянул на человека, по виду бомжа, и вдруг узнал его. Это был его отец, Алексей, или Алонсо Моралес, которого Серхи не видел уже года два после того, как пять лет назад мать выгнала отца за смертельное пьянство. Было уже холодно, а Алексей Петрович, или Педрович, отец, был без пальто, но более всего поразили Серхи эти совершенно серо-седые, а когда-то, иссиня-черные волосы. Теперь отец, в молодости совершенно испанец, был, наоборот, на вид типичный русский пьяница-алкоголик и погибший человек. То, что отец еще пытался сохранить человеческий облик, и был сравнительно совсем не грязен, дела не меняло, если знать, каким всю жизнь он был холеным, одетым с иголочки щеголем.
«Что?! – усмехнулся отец – Не узнал?! Ничего-ничего!» Серхи промолчал, не зная, что сказать.
«А я тебя сразу узнал –продолжал отец – даже странно. Большой стал. За девками-то бегаешь, наверное. Или они за тобой, а?!»
Серхи смутился, и человек, задававший ему вопросы о девках, показался слишком чужим для этого. И когда отец стал просить, впрочем, совсем не униженно, а наоборот, почти требовать, чтобы его бывшая жена, мама Серхи, простила его, и пустила жить снова, тем более, что скоро зима, и ночевать под кустами, и в подъездах не сахар, Серхи показалось сразу странным, и совершенно неприемлемым, чтобы этот совсем чужой человек поселился у них. В своем недостойном положении, и не только в этом, виноват был только сам отец, да и помогать ему, как справедливо убеждены и абсолютно все знавшие его люди, было бы бесполезно.
В конце отец неожиданно заговорил как-то совсем неловко, и сказал, что он любит и маму, и Сергея, и уверен, что мама все еще любит его, и что хоть он теперь в таком положении, и много чего повидал, а никакая грязь к нему не пристала. И резко замолчал, внимательно глядя Серхи в глаза, и без проблем, видимо, читая все, что было у его сына в душе. Серхи сразу стало неловко, и он хотел что-то сказать, но отец уже развернулся к нему спиной, и быстро шагал по мокрым газонам к переулку, выходившему на Обводный канал.
А вскоре мама Серхи нашла свое счастье, и переехала к новому мужу, с гордостью даже оставив сыну немалое наследство, квартирку у Витебского вокзала. И он начал взрослую жизнь. Начал с катастрофы, потому что красивая и умная девушка с медовыми глазами бросила его и вышла замуж за толстого и надменного еврейского мужчину, лет на десять старше ее, носящего странное имя Рафик. Евреи, как понял Серхи из разговоров с девушкой, в принципе не имели ничего против русских, но только не в качестве женихов своих дочерей, потому что, мало того, что они не евреи, а это уже само по себе ничем оправдать невозможно, так еще и русские они, даже если и считают себя испанцами. Без разницы.
После этого Серхи еще некоторое время встречался с девушкой, теперь замужней женщиной, в своей квартирке, но очень скоро она с мужем и родителями уехала в Израиль, и ничего не осталось. Теперь Серхи целыми днями лежал на диване, и смотрел в окно на башню Витебского вокзала с большими часами, и красным бьющимся на ветру флагом на шпиле. К вечеру ветер утихал, и флаг повисал безжизненно, а башню заливало закатное солнце, такое ядовитое солнце ранней весны.
Всю весну он не ходил от тоски в университет, и знал уже, что сессию ему не сдать. Но он даже не особо переживал по этому поводу, а потом догадался, почему! Да потому, что он скоро умрет, и когда это подспудное желание умереть было, наконец, осознано, Серхи стало радостно как-то, и легко на душе. В тот апрельский день, выйдя из метро, пригретый показавшимся жарким солнцем, Серхи без сожаления выбросил в урну новую котиковую зимнюю шапку, подарок матери, и теплые перчатки.
Он решил, что вскроет себе вены, и не будет очень с этим тянуть, просто не может, настолько и сам он себе, и весь этот мир были невыносимы. Только мысль о матери еще держала, и нужно было время, чтобы себя уговорить и в этом плане.
Так начался очень странный период его жизни, потому что он думал ежеминутно и непрестанно только о смерти, или только о том, что со смертью связано, и ни о чем больше. Причем, смерть Серхи рассматривал во всех возможных аспектах и проекциях, то есть всячески обдумывал ее. Разумеется, он размышлял и о неизбежности смерти в любом случае, и о выгодах смерти в молодом возрасте. Гибель различных выдающихся реальных, и вымышленных людей всегда стояла у него перед мысленным взором. Пушкин, само собой. Лермонтов и Грибоедов, Галуа и Лорка, Андрей Болконский и Тузенбах, Есенин, Цветаева, и Люсьен де Рюбампре.
И выходило так, что, смерть это очень красивая, законченная, осмысленная, и милосердная, и очень логичная, неизбежная вещь. В то время, как жизнь - вещь крайне жестокая, лживая, абсурдная, и случайная. Именно тогда смерть окончательно представилась ему испанским быком, вечно убиваемым, но всегда воскресающим, чтобы, наконец, прикончить вертлявого и расфуфыренного тореро – человека. Так зачем же обманывать себя и публику! Не благороднее ли и честнее отбросить бутафорски кровавую мулету, и подставить грудь под удар черного рогатого и непобедимого существа, и таким образом поставив себя с ним на равных, рассмеяться ему в глаза, потому что когда померкнет свет, померкнет и оно, теперь уже навсегда!.
Все было решено, и только вопрос с матерью, Серхи все никак не мог решить, и вынужден был просто честно признаться себе, что вопрос этот не имеет значения. Ведь ничего не будет, и матери никакой не будет, вот и все. В последние дни он стал попивать водку, не один, а со свом другом, Антоном, единственным сыном одной очень известной, но несколько опальной балерины, уже не молодой, но все еще танцующей в Мариинке назло себе и начальству. Пили они с Антоном на их богатой квартире на Мойке, пили иногда вместе с мамашей, которая после ста граммов удалялась на репетицию, а они с Антоном, изрядно нагрузившись, садились в подаренный Антону мамочкой раздолбанный жигуль, и ехали за город, где по очереди садясь за руль, устраивали бешенные гонки на узком Приморском шоссе. Иногда их задерживали гаишники, но волшебная фамилия мамочки-балерины, обещание больше так не делать, и фиолетовый четвертной решали все проблемы. Во время этих гонок, Серхи окончательно убедился, что не боится смерти. Наоборот, он даже хотел, чтобы Антон вылетел на встречную, в лоб какой-нибудь другой тачке, и все бы для него было кончено. Проблема Антона в таком случае решалась бы также, как и проблема его, и Серхи матерей. Каждый раз, когда они, уставшие от адреналина и алкоголя, возвращались невредимые в город, Серхи чувствовал себя обманутым.
Заранее он ничего не планировал, но с каждым днем чувствовал, что мечтаемый час приближается, и вот однажды утром, с похмелья, понял вдруг, что он, этот час, настал. Он вскочил, и как-то заторопился, засуетился, заспешил. Как будто опоздать к сроку боялся. Он подготовил опасную бритву, еще дедовскую, и жгут, чтобы легче было найти нужную вену, и напустил в ванную теплую воду. Только покурить захотелось обязательно перед этим, а сигареты закончились. Досадуя на себя, дрожа от нетерпения, Серхи, схватив кошелек, выскочил без пиджака в жаркое июньское утро, и быстро пошел по переулку к пивному ларьку, где продавались и сигареты. Он перешел на другую сторону, и стал огибать собравшуюся у единственного подъезда дома ¹5 небольшую толпу.
«Недавно совсем умер – сказал голос в толпе – теплый еще». Серхи сразу остановился, как игрушка механическая, если завод кончится.
«Умер?! – удивился он – Кто умер?!»
Он машинально прошел сквозь толпу, и увидел неясный, неподвижный, серый силуэт лежащего мужчины во мраке под лестницей. Потом узнал, это был труп отца. Сергей потом не помнил все отчетливо. Помнил только, что бежал, или шел куда-то далеко, пил что-то спиртное, и опять бежал, пока не очнулся среди дико растущих на берегу Обводного канала кустов и тополей, с авоськой портвейна, в компании каких-то незнакомых алкашей, называвших его другом Серегой.
Домой он вернулся, сделав крюк, чтобы не идти опять по переулку, и больше уже не думал о смерти никогда.

Отправлено Ун-Ма воскресенье, 19 октября 2003 - 13:45:

Разочарование Моралеса (продолжение)

Все же кое-как Серега закончил факультет, и поступил на работу в Эрмитаж, переводчиком, а, в сущности, экскурсоводом. И как-то подружился он быстро со старым переводчиком, заядлым матерщинником, и лицом эстонской национальности по имени Фридрих Карлович. Вместе и пили, и хулиганили. Почему-то в ментовках и вытрезвителях, когда знавший семь языков Фридрих Карлович посылал на все, и во все товарищей милиционеров от сержанта до полковника, то его не били зверски, как это бывает, и вообще не били, подобно тому, как не бьют в таких случаях и профессиональных блатных, то есть, воров, и рецидивистов. А однажды Серега и Фридрих Карлыч умудрились сбежать от ментов, причем тогда, когда им за оскорбление сержантствующего состава все же светило по пятнадцать суток, несмотря на эрмитажные корочки. Дело было в электричке, и старший милицейского наряда отвлекся еще одной заварухой в переполненном вагоне. Он бросил их паспорта на скамейку и крикнул перекрывавшему тамбур менту, чтобы тот забрал документы и «зафиксировал» двоих пьяных, оскорбивших власти интеллигентиков, молодого и старого. Поезд подходил к станции, и вдруг Карлыч схватил оба паспорта и рванул к выходу. Фиксирующий мент, не ожидавший такой прыти от дедушки, растопырил руки, но Карлыч лихо толкнул его на какие-то мешки в проходе, ментяра завалился, и Серега вслед за Карлычем выскочил на перрон, пройдясь слегка по мягкому животу милицанера.. На перроне Карлыч заметался, и Серега подтолкнул его к противоположному краю платформы, они спрыгнули, и нырнули под вагон стоявшего на следующем пути товарняка, сначала Карлыч, потом Серега. Как только они выскочили с другой стороны, грязные, немного рваные, и сильно протрезвевшие в секунды, товарняк тронулся. Станция была Удельная, впереди был темнеющий парк, а справа дурдом за забором, рядом метро, и вокзал, там полно милиции. Сейчас, - сообразил Серега – менты из электрички свяжутся по радио с коллегами, и их повяжут. Давай через забор! – сказал Серега. Куда, в дурдом? – удивился Карлыч. В дурдом, в дурдом! – подтвердил Серега. Забор был высокий, но вдвоем они справились, и вскоре уже углублялись в огромное, темное, тихое и безмятежное пространство между корпусами сумасшедшего дома имени Скворцова – Степанова. Выбрав подходящее, глухое место, они расположились на скамейке под кустами, и закурили.
Беда была в том, что сержант в электричке запомнил их данные, и Сереге светили большие неприятности. Неизвестно, чем бы все это кончилось, но тут ему пришла повестка из военкомата. Серегу призывали в какие-то секретные спецвойска переводчиком же. Там были всякие комиссии, и анкеты, и надо было указать честно-пречестно все про себя, и про всех своих родственников. Серега не хотел идти в армию, и не хотел разборок с милицией, грозивших тюрьмой. Но все же он понадеялся, что до тюрьмы дело не дойдет, и, рассчитывая, что военкомат от него сразу отстанет, Сергей откровенно написал в анкете о социальном положении покойного отца: БОМЖ.

Отправлено Ун-Ма воскресенье, 19 октября 2003 - 16:50:

Разочарование Серхи Моралеса
(продолжение)
Как ни странно, ни такое сомнительное происхождение, ни даже признание Сереги в имеющихся проблемах с милицией, на представителей всяких особых отделов и секретных спецчастей впечатления не произвело. Выяснилось, что как раз некоторая отпетость и требуется для бойцов одноразовых подразделений, каковыми и являлись особые разведчасти. Полковник, отвечавший за отбор состава, был откровенно циничен, и Серега понял, что ему не отвертеться. Вскоре он прибыл в располагавшуюся в глухом лесу часть в состоянии тяжелой депрессии, вызванной ненавистью всей его души к какой-либо дисциплине.
Однако, быстро выяснилось, что никакой такой, как раз, дисциплины особенно не предвиделось. Все было наоборот, хотя и пользоваться этим отсутствием было сложновато. Непрерывные, и довольно странноватые учения, похожие на детскую игру в войнушку, поглощали все время. Да плюс еще прыжки с парашютом ПД – 5м. Самовольные отлучки в пределах времени, свободного от учений и прыжков, только поощрялись, при условии непопадания в лапы местных патрулей, но в случае попадания, провинившиеся повторно переводились в пехоту.
Впрочем, Серегу чуть было не перевели в пехоту сразу после первого прыжка. Дело в том, что незадолго до этого боевого крещения, он получил письмо от матери, в котором она сообщала ему горестную весть о том, что умер, и уже похоронен его отец, талантливый военный инженер, генерал-майор Алексей Петрович Моралес, работавший в последнее время в Арзамасе – 16, в этом сильно засекреченном городе. Оказывается, после развода с матерью Сергея, у Алексея Петровича, тогда еще только полковника, от злоупотреблений алкоголем на почве бытовых неурядиц развилась сильнейшая гипертония, сделавшая дальнейшее пьянство совершенно невозможным. И вот, к тому времени потерявший работу, и заметно опустившийся полковник Моралес совершенно бросил пить. Его товарищ по Военмеху, тоже бывший алкоголик, и гораздо более тяжелый, но излечившийся от этой страшной болезнии вследствие внезапно охватившей его совершенно патологической, невиданной жадности, и рекомендовал Алексея Петровича где надо, как по трезвости необычайно талантливого вычислителя. И действительно, папаша Сереги сделал в последние годы жизни стремительную карьеру, покуда гипертония все-таки не достала его окончательно. Оказывается также, что папаша следил издалека за развитием своего эгоистического сына, но писал матери, чтобы она ничего не сообщала Сергею о высоком положении его отца. Во первых, чтобы не поехала у того крыша окончательно, а во вторых, Алексей Петрович был все-таки на половину испанец, и только на другую половину русский. Как испанец, он обиделся на сына, было за что. И как испанец же, оставил ему после смерти в наследство изрядную сумму денег, а также автомобиль Чайку, кожаное пальто, и золотые швейцарские часы Филипп Патек производства 1936 года, дедовские.
Это известие поразило Серхи Моралеса. Он понял, впрочем, что ошибся тогда, в утро несостоявшегося самоубийства, обознался, приняв за отца скончавшегося в переулке бомжа. Ведь все бомжи похожи друг на друга так же, как чем-то похожи одетые в одинаковые черные фраки и бабочки мужчины на каком-нибудь приеме, скажем, по случаю вручения нобелевских премий.

Отправлено Ун-Ма пятница, 24 октября 2003 - 02:34:

А потом пришлось таки прыгать. Инструктор, товарищ крупный и основательный, долго читал лекцию.
28!
Двадцать восемь! – говорил он. Это для вас главнейшее теперь число в жизни, потому что! Потому что в парашюте десантном пятой модели модернизированной – двадцать восемь строп. Да и в шестой, блин, модели тоже! Двадцать восемь! Поняли?!
Есть двадцать восемь! – ответили хором четыреста человек, весь батальон.
Но! – говорил инструктор товарищ майор. Но! Еще главнее для жизни товарищи десантники – это прибор!
Есть прибор!
Прибор!, товарищи – продолжал майор (весь седой!) – это не презерватив имеется ввиду!
Есть не гандон! – грянул батальон.
Прибор, блядь тропическая!, это прибор! Поняли?!!
Есть гандон! – грянул батальон.
ДА не гандон, козлы! А КАП-3, сволочи!
(Тишина любопытная)
Да любое НАТО за этот КАП-3 отдаст ровно пятнацать тыщ фунтОв стерлинговых. – объяснил майор.
(Толпа впала в шок!)
Затем нас разделили на пары, и расстелили брезентовые, как нам сказали, «столы».
Вся суть укладки парашюта, оказывается, заключалась только в аккуратной расстилке его типа кромок. Разобравшись с кромками, необходимо было придавить их похожими на колбаски мешочками с песком.
Сам типа купол можно было и нужно запихивать в ранец сапогом!
Затем важным оказалось выровнять стропы параллельно, как макароны в пачке, и распихать их по газырям, таким кармашкам на поверхности ранца с помощью специальной вилки люминевой.
Затем надо было сделать противуестественное!
То есть затянуть ранец с куполом намертво веревкой, конец которой зажимался в... в карабине люминевом.
А ка же распуститца купол жизни?! – выступил с протестом смышленый кимрский паренек – када он завязан узлом веревочным?!
Пидер! – сказал тучный майор – Закрой ротелло!
Сам пидер! – ответил савеловский чувак.
Не в этом дело! – пояснил майор – А в том, чито веревка на разрыв – сорок килограмм! Кто весит меньше сорока килограмм – вытти ис строю!
А никто не вышел!
Умора!

Отправлено Ун-Ма вторник, 28 октября 2003 - 11:12:

Удивительно много, однако, в армии раньше ругались матом. Из пяти слов четыре матерных. Дома потом даже было тяжело разговаривать. Однако, в этой матершине была некая самозащита, дистанцирование от, и одновременно ежеменутный обмен сигналами с товарищами по беде. Типа "я тут", и "я такой же как ты", "мы вместе" в общем, но без излишеств. Мат на гражданке это совсем другое, нет в нем того гуманизма.

Отправлено Глазырин вторник, 28 октября 2003 - 12:09:

Ну вот, а раньше утверждали, что материться не умеете. Есть еще оказывается порох в пороховницах!

Отправлено Ун-Ма вторник, 28 октября 2003 - 12:34:

Лампочка

Смотрю в окно я напряженно,
И думаю, что если я поэт,
Тогда я честно, обнаженно
Нести обязан некий бред.
Вот вижу я окно напротив,
А в нем средь дня осеннею порой
Висит без абажюра лампочка на проводе,
Вся голая висит вниз головой.
И только ветра слышен дикий вой.
Тогда кипит в моей груди смола рыданья, закипая,
И умоляю я кого-то неизвестного,
Чтобы она задвинула хотя бы занавески,
Свои колготки на ножки надевая.
Но неизвестная меня не слышит, и не внемлет,
Свой белоснежный бюст она в бюстгальтер лишь вправляет,
Он слишком мал ей, и она его меняет,
Бросая тряпочки французские на землю,
А лампочка висит, горящей головою,
Болтаясь вниз, стремясь об пол разбиться,
Она не верит в ночь, она полна тоскою,
Что в день, в ненастный день, ей довелось включиться,
В чем, собственно, она не виновата,
Как я не виноват, что я поэт,
Тут неизвестная выходит вон, наверно направляясь в ад разврата,
При этом уходя небрежно гасит свет.

Отправлено Ун-Ма вторник, 28 октября 2003 - 14:44:

Рассказ одного человека

В окне моем Башня,
На башне круг.
По кругу цифры друг за другом бегут,
Внутри круга две палки вертятся в разные стороны,
Встречаясь то и дело, но не сталкиваясь,
Просто проходят одна сквозь другую,
Другая сквозь первую,
Из башни звон раздается вдруг,
И падает вниз проржавевший круг.
И падают палки, и цифры одна за другой
Сыплются на головы прохожих,
Которые становятся беспокойной толпой,
Звук лопается в воздухе,
И звон обрывается,
И я думаю, что что-то
За этим скрывается!
Только темная Башня стоит и стоит в окне,
А потом начинает тихо идти ко мне…

Отправлено Ун-Ма вторник, 28 октября 2003 - 15:05:

Шпион

Один был шпион,
Но потом его разоблачили,
Все стали против него,
За ним – следили.
А он мечтал оторваться,
Сбросить наружки хвост,
Он начинал метаться,
Как раскаявшийся прохвост.
У него болела душа за дело его,
Рация в рюкзаке, батарейки в порядке,
Но на нервной почве он забыл азбуку Морзе,
Помнил только букву «Л», ти –тааа-ти-ти,
Потому что это «солдааатики»,
Бедные солдатики, марширующие грядки,
И все же он стал радировать, без перчаток в лесу на морозе,
А его окружили
Кольцом другие солдатики,
По нему открыли огонь, как по бешенной собаке,
А он все выстукивал в космос свои ти-таа-ти-ти,
Покуда душа его не растворилась во мраке…

Отправлено Ун-Ма среда, 29 октября 2003 - 11:11:

Профи

Я выпиваю кофе,
Я выкуриваю папиросу,
Я чувствую себя профи
Во всех вопросах.
Я выпиваю виски,
Закусываю суши,
Я являюсь специалистом
В вопросах воды и суши.
Я пацан знатный,
В понятиях просто профи и,
Я поступил на платный,
Насчет философии.
А с утра водяру пить -
Непрофессионально это,
Я знаю: нельзя жить
Без Тютчева и Фета.
Если профессионал ты
Прицела оптического,
То ты мыслишь точно, коротко, и красиво
Про реализма мистического,
Про категорического императива.
Ты достиг высоты,
В тебе есть типа основа,
И как профи профи скажу тебе, так и быть!
Без Льва Толстого!
Нельзя жить!
Бля буду!

Отправлено Ун-Ма среда, 29 октября 2003 - 15:21:

Мальчики

Бить морды на словах простая слабость,
Но только не в случаях маленьких мальчиков,
Способных броситься и на гориллу,
В воображении, или на деле, все равно,
Кого-то защищая тех,
Кто в сущности от них неотделим,
Но больше них настолько,
Что никакого страха быть не может,
Когда они нуждаются в защите,
Не мальчики, а боги их сердец.

Отправлено В.Ш. четверг, 30 октября 2003 - 01:21:

Ходячая Башня как будто из галлюционаций, а Шпион - очень жизненно.
А я сегодня Шервуда Андерсона сильно захотела почитать и, бросив всё, почитала.

Отправлено Бога четверг, 30 октября 2003 - 08:34:

Ун-Ме.
Шпион очень классный. Прямо классика!

Отправлено Ун-Ма пятница, 14 ноября 2003 - 10:01:

Северное сияние

Итс Раша, однако!
Говорю я себе по утрам.
Потом говорю я себе: ты асфальтоукладчик,
И это твоя гонка!
Потом я замечаю, что я какой-то странный асфальтоукладчик,
Все другие тусуются, а я же всегда один,
Как будто я маленький трехколесный велосипед!
К тому же, времени всегда очень мало!
Поздней осенью в Питере светлеет в 14.00,
Темнеет же в 14.44,
Наша проблема в том, что у нас есть белые ночи,
Но нет северного сияния!
Есть только фабрика Северное сияние,
Которая выпускает духи Белые ночи,
Но настоящего сияния нет!
Это большое упущение Петра Первого,
Зря ему поставили такой замечательный памятник Шемякина!
Подумаешь, метафизическая фигура!
Северного сияния-то нет!
Как бы оно нам теперь пригодилось по понедельникам!
Вау!

Отправлено Ун-Ма пятница, 14 ноября 2003 - 19:42:

УРОД

Ты давишь мне на психику, урод!
Ты давишь мне на психику, урод!
Ты давишь мне на психику, урод!
Ты давишь мне на психику, урод!
Ты давишь мне на психику, урод!
Ты давишь мне на психику, урод!
..........................................................
Ты давишь мне на психику, урод!
.........................................................
Так и твержу, бывает, целый день,
Не зная сам, кому...

Отправлено Поэт суббота, 15 ноября 2003 - 09:18:

Унме.
Урод хорошая рифма "ебана в рот".

Отправлено Ун-Ма понедельник, 17 ноября 2003 - 11:42:

Супер стар или Абсцисс

Иногда мне кажется, что я уже стар,
А иногда, что уже супер стар.
Ведь все, что казалось важным,
Все эти функции времени,
Слились с осью абсцисс.
Ну и словечко: абсцисс!
Всему приходит Абсцисс!
О, линия великого аргумента!
Твоя формула проста:
Y = 0.

Отправлено Ун-Ма понедельник, 17 ноября 2003 - 15:13:

Резидент

Он резидент, он сообщений ждет
От агентуры, очень разветвленной,
И он дежурит ночи напролет
В условном месте, словно лох влюбленный.

Так что ж! В своих он агентов влюблен!
Ведь он за них, как и за Родину, в ответе,
С которой дать им связь лишь может только он,
Он весь седой, он папа, а они же – дети!

Есть у него для каждого привет героя, кому от мамы, а кому от крали,
Ну, а кому шлет весточку родимый детский сад,
Условный знак, что б волки не узнали,
Позорные волки из ФБРа и Моссад.

Но нет вестей, шифровок нет, хоть вой!
Зловещей тишиной эфир проклятый надвигается,
Он чувствует, что мозг его уж с этим не справляется,
И что провала грань в душе его больной!

Тогда, превозмогая нежную истому,
Столичной рюмку выпив, не прячась, в полный рост,
В туман Манхеттена выходит он из дому,
И направляется на Бруклинский он мост.

И на мосту все пьет свою он водку,
И матерится, и курит беломор, урицкий, горький
И видит уж внизу заветную подлодку,
Ее прислали, чтоб забрать его, и остается прыгнуть только…

Отправлено Ун-Ма вторник, 25 ноября 2003 - 12:22:

Навеяно Удюдей Бибиком

Если я умру сегодня,
Окажусь я в преисподней,

И возмещение вреда
Не получу я никогда.

А мог бы и вчера.

А если я умру к среде,
То не окажусь нигде.

Буду для всего снаружи.
Это хуже.

Это – хуже!

Отправлено Бога среда, 26 ноября 2003 - 08:15:

Ун-Ме.

Это про мое сегодняшнее состояние. Хожу по улицам и помещеньям, но нахожусь совершенно снаружи всего.

Отправлено Ун-Ма четверг, 27 ноября 2003 - 12:46:

Шахидка

Шахидка с поясом шахида
В мужской одежде из пластида
Подходит к радостной толпе людей,
Лаская взглядом маленьких детей.
У нее внутри много запутанных органов специального назначения,
На модном поясе ярко-красная кнопка набухла развратно,
Мозг ее мерцает, как светопреставление,
Она не убивает, а рожает обратно.

Отправлено Ун-Ма понедельник, 01 декабря 2003 - 13:55:

Крест

Мама потеряла крестик,
Мама, не грусти!
На кресте с тобою вместе
Мы давно летим.
Ведь не шар у нас планета,
Погляди окрест,
Между звезд несется этот
Пассажирский крест.

Отправлено Ун-Ма понедельник, 01 декабря 2003 - 16:26:

На смерть старика

Самодовольный, грубый эгоист
Стал в старости подвижник, и аскет,
Снег выпал, жизнь опять как белый лист,
Пятнать который смысла больше нет.

Отправлено Бога вторник, 02 декабря 2003 - 13:36:

Ун-Ме.
Мне понравилось про пассажирский крест!
Навещал я как-то знакомого в дурдоме и он рассказывал: там один сумашедший говорит, что кресты - это камеры, с помощью которых Бог за нами следит.

Отправлено Г.Райков вторник, 02 декабря 2003 - 13:38:

Посвящается А.Г.Дугину,
Человеку Нашедшему Свой
Внутренний Ишим.

Шла машина из Ишима -
Шестеренки брякали.
Две старушки в кузове
Старика пиздякали.

Отправлено Ун-Ма вторник, 02 декабря 2003 - 19:49:

Соло на заданную тему

Раньше ты мог найти на улице копейку,
И купить коробок спичек,
Ты мог найти две копейки,
И позвонить кому-нибудь из автомата,
А если звонить было некому,
То и на фиг те две копейки,
И те два коробка спичек,
Да и вообще, какие там спички!
С той поры все пошло по другому,
И дело не в том, что другие цены,
И, конечно, не в том, что курить ты бросил,
И даже не в том, что звонить тебе некому,
А дело в том, что кури, не кури,
А дело в том, что звони, не звони,
Сказать тебе нечего, извини.
Спросить тебе нечего. Морген фри!

Отправлено Г.Райков среда, 03 декабря 2003 - 10:39:

ТОЖЕ СОЛО.

На тюменском на мосту
Встала баба раком.
Отморозила .....
Оттирает шлаком.

Отправлено Ун-Ма среда, 03 декабря 2003 - 11:10:

Ну, этта хоровая вещь!

Отправлено Ун-Ма среда, 03 декабря 2003 - 12:07:

А постинги Д.Г. все же очень похожи на те же разводки лоха. Начальники, конечно, это ужас на крыльях ночи. Но начальство, с другой стороны, вещь человеку необходимая, чисто по человечески, то есть, причем необходимость эта чрезвычайно запутанного свойства. И весь этот постинг про начальников, этносы, и прочую дребедень - полное дерьмо. Хорошо, что я его только сегодня прочел не через строчку.
Другое дело, что эта вечная русская проблема, из нашего же национального характера происходящая. У нас долговременный естественный отбор выталкивает на поверхность самую дрянь, причем в любой почти сфере (но только почти). Посмотреть только на эту попсовую, или телевизионную элиту! А дело в том, что с какого-то момента любая почти элита становится у нас наследственной, и потому, в своем большинстве, бездарной и подлой. Пробиться там может только человек еще более удивительный. Признаю, что очень много исключений, например дочь знатной балерины оказывается реально талантлива, и порядочна, и умна, и так далее. Но системы это не меняет. Система раньше не действовала в полном объеме только в точных науках, понятно почему. Кстати, и балет тут не очень подходящий пример, тоже, своего рода физика, или математика. Короче, предостерегаю от упрощений, но в сути-то, я прав?! С опричниной это все завязано довольно прихотливо. А еще у нас есть пролетарии. Вроде не начальники, и могли бы жить, но. Подобно тому, как горцы, вне железных рамок горских законов (для своих) часто превращаются в свиней, так и пролетарии (ну, не люблю я их, сорри, хоть и не виню ни в чем, и не зарекаюсь ни от чего), так вот, пролетарии эти наши, те же крестьяне, только свободные от ответственности перед собственностью и "обчеством", давление которого и держало их в рамках в архетипическом прошлом, и они подобны горцам, попавшим на равнину, где кругом горизонт, и сначала страшно, и сбиваются в кучу, а потом тихо начинают наглеть, и пошло-поехало. Классовой борьбы тут очень мало, мне кажется, да и вообще, деньги делаются не за счет эксплуатации кого бы то ни было, а лишь за счет близости к станку, на котором деньги печатаются. В бизнесе деньги не "зарабатываются", а как бы дарятся, в любом бизнесе, дарятся, в конечном счете теми, кто деньги в прямом, физическом смысле, делает на специальных заводах. Но это особая тема, так же, как и то, а почему дарятся тем, а не другим.

Отправлено Ун-Ма среда, 03 декабря 2003 - 14:31:

Мда, и этот мой постинг - тоже полное дерьмо.
Вообще, надо поменьше рассужданть! Не мое это дело!

Отправлено Аноним среда, 03 декабря 2003 - 18:34:

Постинг Д.Г. - плевок против ветра. Общество - самоорганизующаяся субстанция, лидеры возникают по необходимости, исчезают по необходимости в силу социологического закона. Начальник - начало. От него "круги" расходятся, рыба гниёт, но и без него никуда. Без него никакой рыбы не будет вообще - атомы. Именно поэтому Д.Г. и подобные ему так боятся "голоса" в пользу атомизированного русского этнического сообщества, тем самым стимулируя его возникновение.

Отправлено Сергей Летов среда, 03 декабря 2003 - 19:14:

по поводу начальства.
Сказано: En arche hen ho logos. Традиционный русский перевод "вначале было Слово" - несколько меняет, упрощает и буквализирует, делает более плоским смысл . Можно ведь понять и так: "Во Главе всего был Смысл, Порядок". Arche - это не столько о временной последовательности, сколько об иерархии.

Отправлено И.Вегеря среда, 03 декабря 2003 - 21:28:

Так и надо понимать.

Отправлено Ун-Ма четверг, 04 декабря 2003 - 12:51:

Губернатор сердца

Четвертое декабря. 2003 год.
В Питере плюс три, тишина, полумрак, сладкий запах гниющего Питера.
Нева распухла.
Объявлено штормовое предупреждение.
На конногвардейском бульваре опять стою с бутылкой тысячедолларового бренди.
Аллея пуста и прозрачна, вижу зорко, могу отличить в воздухе кислород от азота.
Но мысли мои далеко.
Думаю о начальнике. Губернатор! Я пью, а она работает. В Смольном! Трезвая! Где я даже весь в кокаина серебряных нитях не смог бы!
Шторм приближается, но страха нет!
Плюс три, коньяк, и Mild seven.
И губернатор в сердце.

Отправлено Ун-Ма четверг, 04 декабря 2003 - 13:27:

Инструкция пользователя

Рыжие девушки,
Как рыжие листья, такие различные,
Медные, красные, бронзовые, и золотые.
Рыжие девушки - девки опричные.
И все они одинаковые.
Потому что они рыжие.
Каждая на вес бриллианта.
Все знают, что с ними не все так просто,
Они наносят всему живому урон,
С помощью рыжего таланта,
Шифром их веснушек написаны магические формулы.
Во избежанье эксцесса
Спит в стеклянном гробу универсальная рыжая принцесса.
Разбудят, и потащат сниматься в порно.
И если рыжая прикидывается Иолантой,
То правильный выбор, или единственное спасенье, сделать вид, что ничего не подозреваешь,
Что слишком мало знаешь,
А иначе пропал, пан,
Твой бизнес-план!
Расслабься, сделай вид, что все как обычно,
Пошути с ней насчет блондинов,
Скажи, что она красавица,
Тем более, что так оно и есть,
Скажи, что будешь ее защищать от всего живого,
От, обычно, довольно подлого такого всего живого.
Действуй по обстоятельствам, но помни:
Ты знаешь немного!
Держись этой линии, а лучше, действительно, все забудь.

Отправлено И.И. Вегеря пятница, 05 декабря 2003 - 00:22:

И. Вегере.
Брат? Тезка мой? Привет! Но, ЕМАЕ,
Что в имени тебе моем?

Отправлено Ун-Ма пятница, 05 декабря 2003 - 17:08:

Просто, я думаю, фамилия красивая, профессорская какая-то.
Метафизическая академия, ЕМАЕ, вчера была временно закрыта, в связи с думами о губернаторе. А также, в связи с виртуальным (только!) употреблением внутрь, поскольку думать о тяжкой доле губернатора, и не думать при этом о спиртосодержащих жидкостях нельзя.
А бури не было в городе св. Петра. И в городе самого человечного человека тоже не было. А вообще-то, как-то неправильно, наверное, сегодня, пытаться как бы шутить. Опять людей взорвали. Впрочем, внезапно вспомнить об этом, ни к селу, ни к городу, не к месту, не есть ли это уже некий авангард? Наш классический метод - забыть вчера! Это страшнее израильских танков в ответ. Русские! Мы страшные люди!

Отправлено В.Ш. пятница, 05 декабря 2003 - 23:07:

Ун-Ме
Убийства и убийства. Слоны друг друга не топчат, а человек обрекает на смерть невинных. Смертнику - десятки девственниц и мальчиков обещается, а что - смертницам? А тем, кому они принесли смерть - что?
Тяжко.

Кто, интересно, реанимировал слово "губернатор", а "губернию" - не стал?

Отправлено Ун-Ма суббота, 06 декабря 2003 - 07:20:

Привет, В.Ш.

Каменное время

Время разбрасывать камни...
Время собирать камни...
Это не мудрость старика,
И не сценарий человеческой жизни,
Это просто
О свойствах времени,
Время бывает плотское, каменное, и водяное,
Поезжай на финский брег,
Где ледниковые камни бесчисленны,
Собери-ка их кучу,
Видишь, какая куча времени?
Потом они станут водой залива,
Потом паром,
Потом пустотой,
Это будет не скоро,
Во всяком случае сам ты станешь пустотой гораздо раньше,
Но это не важно.

Отправлено вопрос суббота, 06 декабря 2003 - 15:31:

Скажи мне, что будет?
Скажи мне, какого цвета
Станут листья,
Когда мы уйдем из лета?

Они станут ярче,
А мы станем легче листьев,
В белила и охру свои окуная кисти.

Скажи, кто зовет нас?
И голос его так тонок,
Что вливается прямо в кровь,
Не задев перепонок.

Это просто синицы.
Рано утром поют, поют синицы.
Они знают, что мы с тобою немножко птицы.

Мы немножко деревья,
Немножко реки,
Немножко камни,
И немножко тот,
Кто смеется с небес над нами.

Отправлено ИгоВ суббота, 06 декабря 2003 - 16:59:

Зима висит над головой мерво,
Ни жизнь, ни смерть не износить до гроба,
Покуда у кровавых врат метро
Я не сравнюсь с истаявшим сугробом.

Не быть, не стать, не воплотиться: в наст?
В коросту мерзлую, объявшую планету?..
И – не простить, и промолчать ответно
Богам, что не прощают молча нас.

Отправлено В.Ш. воскресенье, 07 декабря 2003 - 05:53:

Привет, Ун-Ма! И Вопрос! и ИгоВ!

Прекрасно! Камни, время, пустота, уход из лета, короста зимы...

Только вот легко загрустить не на шутку. :о)
Можно помечтать вместе с Бодлером:
"Когда ж придет зима с докучными снегами,
Все двери, входы все закрою я гостям
И чудные дворцы в ночи моей создам!
И буду грезить я о горизонтах синих,
О сказочных садах, оазисах в пустынях,
О поцелуях дев небесной красоты,
О всем, что детского бывает у мечты.
Пусть под окном моим мятеж тогда бушует, -
Меня он за трудом любимым не взволнует:
В искусство дивное всецело погружен -
По воле вызывать весны волшебный сон,
Из сердца извлекать я буду волны света,
Из мыслей пламенных - тепло и роскошь лета."

Зимой совсем иначе, чем летом, воспринимается дом, комната, угол, тепло очага. Становятся заметными и значимыми шторы - за ними холод и падает снег, лампы - от них уют, чашки с горячим чаем или кофе становятся желаннее зимой... Закутаться в тёплый плед в любимом кресле, с книжкой или журналом, или просто так! Надо всё это заценить - кров, тепло постели, еду, возможность перемен и невозможность их.

Отправлено Ун-Ма понедельник, 08 декабря 2003 - 12:40:

Всем привет!
Только что прибыл на службу. Добирался три часа. А метро поезд вдруг остановился. Пахнет немного гарью. Машинист говорит по радио: Граждане, сохраняйте спокойствие, щас все будет хорошо. Сохраняем спокойствие, но как-то муторно на душе, как бы крыша чуток едет. Тут в нашем вагоне начинает дико орать некий подросток. Мол, он опаздывает, задыхается, и вообще ненавидит тут стоять. Поезд трогается, и вскоре опять останавливается. Машинист успокаивает, говорит: на эскалаторе затор, постоим лучше тут, сохраняйте спокойствие. Подросток опять начинает визжать совершенно невменяемо. Потом приехали на станцию. В огромном вестибюле - тысячи скопились, и поезда еще прибывают, пахнет дымом, на выход работает один эскалатор. Ждемс, сохраняем. Пустили еще два эскалатора, и я поехал наверх. Один эскалатор остановили, по нему вниз пожарные со шлангами. Бред какой-то. Ну, выбрался, и пошел пешком на работу, км десять, оно надежней. Пришел, и узнал, в чем дело было. Жена позвонила, беспокоится, говорит в тоннеле мусор загорелся на площади два кв. м. Ну много ли человеку огня нужно?!

Отправлено В.Ш. вторник, 09 декабря 2003 - 06:01:

Ун-Ме
Невесёлое утро, но хорошо, что всё обошлось. Какой же там мусор может быть в тоннелях? Откуда ему взяться?

Отправлено Ун-Ма вторник, 09 декабря 2003 - 10:59:

Привет, В.Ш.!
Понимаю так, что Вы спрашиваете про непосредственно мусор, а не про милицианера. У Вас менталитет иначе не позволит. Я думаю, это строительный мусор, оставшийся со времен постройки метро, возможно. Но я вдруг, согласно своему менталитету, увы, сразу представил себе милицанера приговского в тоннеле метро, и он, бедняга, почему-то горит. Нет, не сильно, а так, дыму много, и паралич движения на путях сообщения. Такой вот постинг ужасов.

Отправлено Ун-Ма вторник, 09 декабря 2003 - 14:00:

А если серьезно, то да! Натерпелся я вчера страху-то! Обнаружил у себя некие признаки клаустрофобии что ли? Я и раньше замечал. Или принадлежу к породе "беглецов", как и многие травоядные существа, вне зависимости от наличной бодливости. А беглецу нужен простор, и черный ход, и дворы проходные, чтобы обязательно. Или лес, лес - друг разведчика! Но и лес не спасет от грусти, когда наезжают со всех сторон, был у меня опыт. Отсюда я вывел свою теорию изоморфизма неприятностей. Скажем, если бы была только одна неприятность, одна, и только одна, то тогда такая неприятность могла бы полностью разрушить мою чувствительную психику. Но дело в том, что неприятности никогда не бывают в единственном количестве. И, спрашивается, чего я буду так уж расстраиваться из-за этой, когда другая не хуже, и третья, и четвертая... А в туннеле, в вагоне метро, в дыму, теория эта изоморфная утрачивает свою спасительную силу. Одна непрятность начинает явно выпячивать себя из ряда, и в результате - клаустрофобия.

Отправлено Ун-Ма среда, 10 декабря 2003 - 17:01:

Папаня

Он играет на баяне!
Он рисует, •••, ракеты!
Он мой маленький папаня!
Сиротинушка отпетый!

Он окончил военмех!
Он крестьянский аполлон!
Он окончил жизнь в тюрьме!
Потому что русский он.

Отправлено В.Ш. среда, 10 декабря 2003 - 20:24:

Ун-Ме
Да.

Отправлено Ун-Ма суббота, 13 декабря 2003 - 14:19:

Гололед

Мы перешли бы небо вброд,
Когда бы не пошли в обход.
Мы перешли бы небо по льду,
Когда бы не гололед!

Отправлено алька суббота, 13 декабря 2003 - 16:24:

Гололед, гололед, скользкие дорожки...
Что нам новый год несет? Сломаные ножки.
Иэххх...

Избежать падений в гололед Вам желает
Алька.

Отправлено Ун-Ма суббота, 13 декабря 2003 - 16:36:

Спасибо, Алька!
А то эти сломаные ножки, это как-то слишком пафосно, не надо.