Отправлено Универсальная машина воскресенье, 16 февраля 2003 - 22:58:

Новые записки из подполья, написанные сумасшедшим

Моя мечта была такая – заключить сделку с Дьяволом. Я даже ездил один раз в Москву, и сидел часов пять на Патриарших, в чрезвычайно жаркий день, в начале июля. Сидел, пил пиво, и мечтал о Воланде. Князь, разумеется, не появлялся, а я умирал от зависти, потому что мимо потоком шли счастливые московские люди, явно уже обо всем договорившиеся с губернатором сумерек. Когда спустился вечер, я, взглянул с тоской на огромную луну, встававшую над трамвайными путями, и отправился восвояси, в славный город Мухосранск, именуемый в желтой прессе культурной столицей Мухосранской области.
Я должен откровенно признаться, что являюсь подпольщиком, хотя бы по месту жительства на чердаке старого дома на Большой Морской. То есть, сначала-то, до семнадцатого года, весь этот дом принадлежал нашей семье, а уж после этого замечательного года нас стали потихоньку выселять, пока все мы не сосредоточились в подвале по месту прописки. Да-да, в огромном подвале с окнами, в которых мелькали ноги прохожих. Но в пятьдесят каком-то году в Мухосранске был наводнение, и вода с ревом устремлялась в окна подвала, как в пробоину Титаника в одноименном кино, так что начальство после того, как вода ушла, предложило срочно переселиться большому семейству зловредно недобитых буржуев из подвала на чердак, скоропостижно переименованный по этому случаю в мансарды. Но дело в том, что после наводнения у нашей смешной семейки завелись откуда-то деньжата, и все накупили себе кооперативных квартирок на мухосранских окраинах, оставив в «мансардах» чисто конкретно меня одного, потому что в семье не без урода, и этот урод – Я!
Я бедствовал, и лежал подолгу на старом диване красного дерева с высокой спинкой не двигаясь, чтобы экономить энергию, и глядя в мансардино, то есть, в чердачное слуховое окно на мутное мухосранское небо. Очень хотелось есть, и от этого мозги мои постоянно работали, порождая мысли всего двух типов. Во первых, мне хотелось всех убить, всех моих смертельных обидчиков, которых было человек двадцать. Нет, так бы и поубивал всех, причем зверски, и это было бы справедливо. Во, вторых, я думал, какие все сволочи, и особенно мои родственнички, доставшие откуда-то кучу денег, да и вообще, просто так, сволочи, и все! Иногда, впрочем, я мечтал на свободную тему. В основном, насчет того, что хорошо бы было ограбить банчишко, или выиграть в казино долларов восемьсот, или трахнуть новую дворничиху, молодую толстогрудую колхозницу, хранившую теперь в нашем подвале метлы и лопаты. Помечтав так немного, вскоре я начинал страстно мечтать уже обо всем сразу. Например, чтобы стать невидимым, и запросто заходить без проблем куда хочешь, в сберкассу, где деньги лежат, или в женское отделение Фонарных бань, да мало ли куда! Стать всемогущим, и ездить на Порше, и поубивать всех сволочей, чтобы другим было не повадно, то есть необходимо было заключить сделку с дьяволом. Я даже согласен был на шагреневую кожу, но только достаточно большого размера.
Вместо дьявола на чердак приходила иногда одна самая бедная родственница и давала мне немного денег. Когда она уходила, я немедленно одевался, и бежал в какое-нибудь казино, которых было теперь в Мухосранске гораздо больше, чем в Лас-Вегасе. В казино я деньги проигрывал, утоляя многодневный голод пивом за счет заведения, и возвращался на свой диван на чердаке, так что моя бедная и богобоязненная родственница, сами понимаете, своим добросердечием невольно предоставляла мне возможность хоть как-то приобщаться к делам сатанинским. Ведь, как всем известно, игорные притоны, называй их хоть клубами, хоть домами буржуйской культуры, это самые сатанинские места и есть. И ведь я всегда заранее знал, что выиграть там невозможно по тысяче различных причин, но спешил туда и с последней копейкой, столь сильно бывало очарование от аромата серы внутри золоченых мухоловок со сказочными названиями. В Мухосранске же было так много этих Хрустальных Паласов, Золотых Эльдорадо, и Северных Шанхаев, что невольно закрадывалась мысль, что это не случайно, что этот город, по преданию основанный Антихристом, наконец-то, вместо того, чтобы утопнуть в болоте, или улететь в небо вместе с гнилым туманом, затвердел-таки в своем значении Пустого Места, то есть ставки Дьявола не Земле.
Это тем более казалось справедливым, что кроме Хрустальных Паласов в Мухосранске уже почти ничего не было, кроме тараканов, как в той известной темной баньке, и образующей вместе с тараканами пресловутый Ад. Когда я это понял, то мне стало просто смешно, что я ездил в Москву, на Патриаршие, в надежде повстречаться с Воландом, и завидовал москвичам, поголовно заключившим сделку с Князем Тьмы. Какая глупость. Москва – это только преддверие преисподней, а настоящая-то здесь – в вонючем Мухосранске.
Да, я забыл сообщить вам одно, не слишком, впрочем, важное обстоятельство. Так, на всякий случай. Я – сумасшедший.
Будучи человеком не то, чтобы умным, но настолько сообразительным, что даже смог проучиться один семестр на физфаке МСр-кого университета, я сам поставил себе первоначальный диагноз, который впоследствии полностью подтвердился. Прежде всего, я заметил, что время от времени, для того, чтобы преодолеть странное беспокойство, мне необходимо совершить, незаметно так, как бы шутя, несколько прыжков на левой ноге. Вот, собственно, и все сумасшествие, но надо сказать, что в периоды обострений мне приходилось иногда делать до трех тысяч прыжков на левой ноге в сутки, так что бывало уже трудновато объяснять свое поведение окружающим, особенно когда я служил в воздушно-десантных войсках укладчиком парашютов. Но это было позднее, а ранее, когда у меня завелись деньги, я нанял себе психиатра из Бехтеревки, вернее, красивую, упитанную психиатршу, которая стала приходить ко мне на чердак и производить беседы и тесты. Она назначала мне затем, как это всегда делается, кучу пилюль типа аминазина, или триптиллина там какого-то, или сонопакса, которые я, как и положено, спускал в унитаз. От психиатрши, которая страшно распалялась как-то, расспрашивая меня об особенностях моего аутизма на левой ноге, я узнал очень много интересного о шизофрении, и особенно о такой страшной болезни, как нимфомания. Однажды вечером она пришла совершенно пьяная, с сеткой коньяка и сухаря, и я очнулся ночью на своем диване со страшной головной болью и с голой врачихой под боком. Я вспомнил, как давеча она признавалась мне, что ее саму мучают какие-то огненные шары, и, что мои прыжки на левой ноге это совсем не безобидное явление, а признак особой формы нимфомании, общего безумия, еще, возможно, более системного, чем если бы я считал себя вице-королем Испании. Еще я вспомнил, что ночью она заплетающимся языком уверяла, что я очень опасен, и что она завтра же вынуждена будет перевести меня в режимное отделение для самых опасных маньяков. А я умолял ее не делать этого, уверяя, что на физфаке все такие, да и вообще, если покопаться, то у девяноста человек из ста есть за душой что-нибудь вроде моей левой ноги. Но пьяная тетка была неумолима. Итак, проснувшись ночью, я понял, что мне необходимо убить врачиху, что было, очевидно, также просто, как и совершенно невозможно. Не знаю почему, но я железно знал, что это невозможно. То есть, колебаний не было никаких. Это было почти как с Раскольниковым, который, идучи убивать старушку, вдруг поймал себя на мысли, что если бы он хоть на одно мгновение поверил на сто процентов, до конца, что он способен на задуманное, то тут же бы и бросил это глупое дело. В том и была необыкновенность Родиона Ромыча, что он не мог до конца поверить, в сущности, в невозможность умышленного убийства для себя. Я же еще раз убедился в своей обыкновенности, на каковую уже указывал сам факт моего сумасшествия, вещи более чем обыкновенной. Вместо того, чтобы убивать ставшую ненужной среди ночи бабу, я растолкал ее пинками левой ноги и сказал, чтобы она убиралась вон! Она, конечно, визжала, и даже пыталась драться, уверяя, что на улице холодно, и метро закрыто, что ее убьют, или менты изнасилуют, но против пинков и поджопников левой ноги ее аргументы были бессильны, и я таки выкинул ее под мокрый снег, а потом спокойно заснул в тепле, и засыпая, тешил себя верной надеждой, что угрозы врачихи – это мой пьяный бред, и я не опасный маньяк, а просто гнусная, сумасшедшая сволочь.
Однако, утром, для безопасности, я решил вообще пока не выходить со двора днем. Дверь у меня на чердаке железная, чердак большой, и даже есть старый телевизор с двумя работающими программами. Выходить же за едой можно и ночью. И действительно, днем кто-то страшно звонил в дверной звонок, и стучал в дверь, просто ломился так, что у меня уже не было сомнений, что это служители Палаты ¹ 6!. Я затаился, а ночью вдруг понял, что под видом похотливой психиатрши, и ее санитаров, ко мне и являлся, наконец, господин Черт, который вовсе не обязан предлагать мне за мою гнусную душу вечную молодость, или хотя бы мороженное макфлури! Потом эта догадка полностью подтвердилась, хотя и несколько неожиданно.
Рано утром я немедля отправился в ближайший военкомат, спрятав ключи от чердака и паспорт в вентиляционном отверстии, типа в одном парадняке на Невском, где раньше фарцовщики прятали валюту, когда за десять баксов на кармане спокойно могли припаять три года общего режима.
Время было осеннее, шел призыв, и надежды мои оправдались. Во дворе военкомата стояла толпа бритых братишек, ожидавших отправки на место службы. Я подошел к одному братку, и предложил ему поменяться участью. Тот согласился жить в дальнейшем два года под моим именем, и, отдав мне взамен моего свидетельства о рождении, свои документы, а именно кредитную карточку альфа-банка, плюс мобильный телефон, отправился домой, а я, предварительно записав на пачке Парламента его ФИО, погрузился в эшелон, где тут же напился, и стал таким же почти невменяемо пьяным, как и все остальные бедолаги.
Как впоследствии выяснилось, пацан с моим свидетельством о рождении сильно попал. Он узнал по справочному адрес моего чердака, и решил там тусануться с друзьями. Там его и повязали во время коллективного пробавления анашой санитары похотливой психиатрши. Бедолаге набили харю и увезли во Дворец Аминазина навсегда. А чердак опечатали, и забыли.
Но в этот момент я уже покидал туманный берег эмэсешных болот. И как раз вовремя. Дело в том, что губернатор Мухосранска совершенно неожиданно объявил себя главой культурных сил Добра на земле, в союзе со славным городом Лондоном, противостоящим армаде из Преисподней, нашествующей на Мухосранск, главным образом из района Москвы, и частично при содействии вечно вредящей Англии. Смотрите, - вещал губернатор со страстью Кассандры и фанатизмом боярыни Морозовой, правда, фальшивым, - до чего дошли уже силы Антихриста, открыто ставят на площадях Вавилона своего истуканы Примусов и Керогазов!
А в это время мой поезд шел на восток. Я как-то быстро протрезвел, так как меня вырвало. А вырвало меня потому что, один братишка, выпивший только что очередную порцию разбавленной спиртяги, тут же траванул ее на вагонный столик вместе с предыдущими продуктами питания. Это его нисколько не расстроило, урюк тут же выпил еще порцию, и, видимо от простоты сердца, стал ее немедленно же заедать бывшим содержимым своего желудка. Следствием этого перфоманса было то, что меня, во первых, немедленно вырвало, а, во вторых, я одномоментно, и глубоко, понял всю трагическую простоту творчества проклятого поэта Сорокина, этого гиперреалиста.
Когда я протрезвел, то стараясь избавиться от эффекта дежа вю, то есть от ощущения просмотра ремейка фильма ДМБ, отправился в соседний, купейный вагон, где за пять баксов купил себе место в купе, на верхней полке. Чтобы заснуть, я вытащил из кармана книжку по физике «Сверхсветовые скорости в туннелях и переходах», и, едва открыв ее, моментально заснул.
Проснулся я от того, что в купе шел оживленный торг. Военкоматовский капитан, сопровождавший призыв, продавал будущих солдат в рабство какому-то здоровенному чеченцу по двадцать баксов за человека. Но не в Чечню, а в Новгородскую область, где образовались уже целые чеченские аулы. Чеченцы организовывали при аулах колхозы, для которых и покупали теперь будущих колхозников. «Это твоя книга?» - спросил меня чеченец, заметив, что я проснулся, и кивнул на учебник по физике на столике. Услышав, что моя, он, решив, видимо, что читающий такие книги первым делом сожжет колхозное гумно, тут же забыл про меня.
Утром ребят высадили на какой-то лесной станции, называвшейся то ли Пихздиличи, то ли Передолбунец, то ли, вообще, Малые Ниневии. Я то же вышел вместе с ними, и предложил кое-кому отправиться на фиг по домам, так как чеченец с капитаном куда-то на время исчезли. Но контингент выразил твердое желание быть верным своему патриотическому предназначению. Поймите, - уверял я несчастных, - вы попали не в горячую точку! Вы попали в очень холодную точку! Здесь зимой холодно и скользко, и все воруют друг у друга дрова. А в округе на сто верст нет ни одного работающего предприятия, кроме пивзавода, да чеченских и азерских ларьков, торгующих ядовитым вермутом, и пивом местного производства! «А хорошее пиво! Мы слышали!» - отвечали мне патриоты. Я махнул рукой, сел в ближайший дизель, идущий в неизвестную сторону , и через некоторое время определенных скитаний в духе Коэльо, очутился вновь в родном Мухосранске, в культурной столице, блин, на старом диване красного дерева с высокой спинкой. Да-да, на моем чердаке, с дверей которого печати я посрывал.
Возвращение блудного попугая, блин! – подумал я. Разумеется, не было никакой психиатрши, и никакого военкомата! Все это я только что придумал! Все что было, это чердак, диван, мечты, и левая нога. И этого довольно! Однако. Иногда мне кажется, что я до сих пор нахожусь в утробе своей матери, и все, что происходит – сны эмбриона. И я неосознанно жду смерти. Когда он появится наконец, этот белый свет в конце темного коридора. Это и будет рождение!
И какая тогда разница, что теперь было, и чего не было!
А если так, то к каким невзгодам и лишениям подвигает нас обыкновенно доверчивость юности, и неопытность молодости. Даже, если тебе далеко за сорок. Доверчивость юна! А малопытность молода! Коварность же, алчность, и лжа всегда в зрелом возрасте, в самом соку! Так рассуждал я, лежа на своем диване в полном восторге счастья от того, что не надо никуда ехать, и что рассуждать, да еще так изящно, можно без всякого льготного билета. Достоевский!, - думал я, - после каторги!, если бы ему не надо было играть в рулетку и бегать от кредиторов, то так бы и пролежал всю жизнь на диване! Ну спускался бы в кабак, или в бордель, пообщаться со всякой сволочью. Он ведь, кроме всякой сволочи, ни с кем и не общался. С «приличными» людьми» - не общался! Оттого и считается, что он гений, и сумасшедший. А я!, - думал я – даже со сволочью общаться не желаю! Сумасшедший я и так, а что не гений, так это теперь даже оригинально.
Вышло, однако, опять по своему. Но об этом позже, а теперь мне хотелось бы закончить насчет Черта. Ну его совсем! Он бездарен, и как заметил поэт, кроме мордобития, никаким чудесам не обучен. Впрочем, вру! Еще он может писать. И даже преимущественно писать. Он сначала писатель, этот черт (и только потом игрок и пьяница), и пишет, главным образом, о себе. И право же, то, что он пишет в последнее время о себе, совсем неинтересно.
(продолжение следует)

Отправлено Читатель воскресенье, 16 февраля 2003 - 23:43:

ОГО!

Отправлено Универсальная машина понедельник, 17 февраля 2003 - 05:41:

Новые записки из подполья (продолжение)
Посвящается Марусе Климовой
В Мухосранске есть знаменитый памятник Антихристу. Он стоит на Сенатской площади. Антихрист, лицом до смешного напоминающий нынешнего председателя Сената, восседает на вздыбленной бронзовой лошади, придавившей копытом извивающееся изваяние огромного сперматозоида. Указует же враг рода человеческого и основатель нашего города на области, прилегающие к Северному полюсу.
Конечно, придавленный сперматазоид – это гениальное пророчество, но это все же только символ, весьма поэтический. Яйцеклетка главнее. Размножение возможно и без всяких сперматозоидов, партайгенезом, или клонированием. Такой типа PARTNERSHEEP! Так что, к трехсотлетию Мухосранска я бы снес устаревшее конное чудовище, а на его месте установил бы исполинскую фигуру еврея-гинеколога, извлекающего на свет нежелательный зародыш, причем собственным членом! Эта железобетонная композиция стала бы поистине пронзительным памятником всей трехсотлетней истории России за истекший период.

Отправлено поклонница понедельник, 17 февраля 2003 - 07:53:

Браво, Сергей!

Отправлено Универсальная машина понедельник, 17 февраля 2003 - 16:56:

Лежа на петербургском диване, до чего только не додумаешься!
Я давно замечал, что мне тяжело бывать в церкви. Священник, кажется, всегда смотрит на меня с ненавистью, и даже лик Богородицы хмурится при моем появлении. И креститься мне трудно, рука как свинцом наливается, и, вообще, как-то стыдно мне бывает в храме. Может быть, я в Бога не верю?! Верю! И я боюсь его! И, думаю я иногда, может быть это оттого мне так стыдно, что я черт! Не демон какой-нибудь позирующий, а именно маленький черт с маленькой буквы. Гоголь и Достоевский видели кругом бесов, населяющих наш странный город, наверное, тоже потому, что были бесами, только гораздо более крупного масштаба. Гоголь, впрочем, был очень религиозен, а Достоевский кроме идеи Христа не видел в мире другой Красоты. Но почему же черт не может быть религиозен, хотя бы от страха перед крестным знамением?! Да, черт будет побежден Красотой и отовсюду изгнан, но ведь он и желает быть отовсюду изгнан! Разве черт меньше других понимает о красоте? Да больше, гораздо больше!
Страдающий бес – как это банально! Но что же делать, если это так выходит?!
Почему мне все так всегда стыдно? И неужели и им было всегда так же стыдно? Мне все всегда стыдно! Водку пить стыдно, и быть трезвенником, быть с женщиной, и быть одному, заниматься делами, бездельничать, умиляться, или быть циничным. Я знаю, что чтобы я не делал, я буду смешон. Потому что я черт? Так вот в чем дело?!
Я уверен, что Гоголю с Достоевским тоже было все всегда стыдно! И в рулетку Достоевскому тоже было всегда стыдно играть, а разве можно выиграть, когда стыдно! Впрочем, когда выпьешь, то не так стыдно! Это, кажется, Толстой сказал. Но Достоевскому нельзя было пить из-за эпилепсии. Ах, как жалко, что у меня нет эпилепсии. Тогда бы я уж точно знал, что я не только черт, но еще и Достоевский, отрастил бы бородку, и ходил в сюртуке. Но я пью, хотя могу и не пить. Я пью, чтобы не было так стыдно, все равно же нет эпилепсии! Хотя... Зато я подпрыгиваю на левой ноге. Что, впрочем, тоже очень совестно, хотя и не так, как быть «приличным» человеком. Хотя я согласен, и полностью понимаю, что «приличный» человек есть герой! Но не всякий, о, не всякий приличный человек, а только «несчастный» приличный человек, по которому незаметно, что он «несчастный». Он даже может и сам того не сознавать, но я то, я то уж знаю! Откуда? – спросите вы. А вот оттуда! По счастливым «неприличным» людям и знаю. Пошляки-с! Ведь кто на земле наиболее счастлив бывает, вы догадываетесь. Самые подонки, потерявшие уже и образ человеческий. И счастливы они бывают какой-нибудь невообразимой гадостью и мерзостью! Я, может быть, и не видел их никогда, сих насекомых в их подлом счастии, но вообразить могу-с! Ибо зовусь Федор Николаевич Гоголь, то есть при умном, а значит, страдающем сердце состою бесчувственным и подлейшим придатком с рогами, копытами, и хвостом-с!

Отправлено Универсальная машина четверг, 27 февраля 2003 - 19:29:

Лежа на диване, устав мечтать о нахождении очередного мешка с деньгами, я вспоминаю об одиночестве. Каково быть одиноким в Петербурге? Быть одиноким в Петербурге – значит быть еще живым. Если же ты не чувствуешь одиночества в Петербурге – значит ты почти умер. Если ты умер, то зачем тебе мешок с деньгами? Я часто думаю, что все богатые люди в этом городе – мертвецы. Однажды я нашел ну очень большой мешок с деньгами. Тогда я еще не знал, что это плохой знак, хотя мог бы и догадаться, потому что совершенно не обрадовался, когда нашел этот мешок. В куче мусора он лежал. Но сперва я увидел, что из этой кучи мусора торчит довольно приличный дипломат, ну, то есть, портыфель. Тогда еще никто не боялся террористов, и я смело открыл портфель. Он был совершенно пустой, и только на дне лежали три бумажки по сто тысяч рублей (были уже миллионы в ходу). Этим бумажкам я очень обрадовался, очень, как ребенок. Что тоже немного странно. Когда-то, давно, я шел по Невскому, и у какой-то тетки почему-то выпали из рук пачки двадцатирублевок. Ветер стал разносить их вдоль по проспекту, и все собирали и отдавали тетке. И я тоже собрал штук десять, и отдал, не задумываясь. А трем стотысячным я обрадовался, и стал заталкивать портфель обратно в мусор, а он не шел, что-то мешало. Тогда я увидел, что мешает туго набитый мешок. Когда я открыл мешок, то он доверху был забит нашими деньгами и долларами, стобаксовыми купюрами. Вот этой находке я уже не обрадовался. Не потому что испугался (для этого я был слишком глуп), а просто. Нет, и все. Мешок я притащил к себе на чердак, и даже не стал считать деньги. Куда я их потратил, совсем неважно. Помню только, что несколько лет не спускался в метро, а ездил много. Я все время ездил, ездил, ездил, носился по городу на автомобиле, куда глаза глядят, мимо летели дома и люди, и я смотрел на них, ни о чем не думая, наверное, как смотрят облака. Поздно вечером я возвращался в свои «мансарды» (мне и в голову не пришло сменить жилье), чтобы утром продолжить путь. У меня были деньги, но я не был богачем. Это вполне обыкновенно, я не был мертвецом, стало быть, но я был облаком. Иногда я думаю, а кто все-таки подсунул мне те деньги. Уж не черт ли? Потому что сам я, все-таки, никакой, видимо, не черт, во всяком случае, не больше, чем другие, впрочем вру, больше, но не настолько.
Да, видимо, черт тогда подкинул мешочек, но вместо того, чтобы тут же умереть от этих денег, я несколько лет летал. И тогда черт посулил мне еще больше денег. В тысячу раз больше какого-то жалкого миллиона зеленых. Но не в сумме дело, а в том, что не дал, а посулил. Заставил пожелать. А знаете ли вы, что пожелать миллиард, это вам не десятку до аванса стрельнуть. Это в 98-ти случаях из ста – погибнуть?! Мне кажется, я знаю, но только не в 98, а в 99 случаях из ста!

Отправлено Универсальная машина пятница, 28 февраля 2003 - 09:21:

Почему-то мне кажется иногда, что нужно сломать, раздавить человека, чтобы любить его. Потому что я сужу по себе. Между мной и миром стоит моя гордость. Я хочу быть или чертом, или богом. Но я – дерьмо. Я даже не заслуживаю смертной казни за свои преступления. Пожизненное заключение – вот приговор. Один человек не знал, что возможно сделать то, что я сделал, что бывает такая дерзость. А я доказал, и раздавил его. И полюбил затем. Но я ведь себя же самого раздавил. Между мной и жертвой только та разница, что я могу раскаиваться, а ей не в чем раскаиваться. В чем было ее преступление?! В том, что она дразнила меня, смеялась, и говорила: не сделаешь! Не сделаешь, ты не смеешь!? Но ведь она была права. Я не смел! Не должен был сметь! Но я посмел! Вот в чем дело. И это ужасно… Ужасно!
Она ведь не знала, что я долго шел к этому. Это был путь, длинный путь. Путь-жизнь. Вы знаете, мне известен один секрет, тайна. Как добиться всего, чего только может желать христианин! А это ведь много! И это не скучно, ох не скучно! Но именно христианин! Понимаете?! Не сволочь бесконвойная! Кто-то заключил за меня когда-то сделку с Тем, кто имеет значение! Все, что от меня требовалось, это время от времени отказываться от дерьма. Вы можете мне сказать – почему я так редко от него отказывался? Как и большинство людей, впрочем. Я не знаю. Сказать, что я хотел жить по своей воле? – так это не так. Быть клятвопреступником – каторга! Быть святотатцем – казнь! Но я сам всегда шел, да нет, бежал на эшафот с каким-то сумасшедшим предвкушением. Чего?!

Отправлено Универсальная машина пятница, 28 февраля 2003 - 11:21:

В эпоху, когда я считал себя чертом, я завел себе шофера. Черт должен ездить на машине с водителем, это ясно как день.
Так вот, этот шофер предложил мне как-то купить икону Николая-Чудотворца, большую, в тяжелом серебряном окладе с клеймом мастера, и пробой. Икона была явно краденая, так как шофер боялся нести ее в антиквариат. Я икону забрал, просили всего полторы тысячи долларов, но сказал, что подумаю, может сам куплю, а может и предложу кому.
Икону я пока поставил дома.
У меня тогда был бзик. Я воображал себя Достоевским. Отрастил бородку, и купил в бутике костюм, похожий на сюртук Федора Михайловича. Долго вспоминал, носил ли ФМД очки, но потом решил, что очки носил Чехов. Затем я накупил бумаги, паркеров, цейлонского чая, и стал писать. Но получалось все время что-то типа Кроткой, а типа Сна смешного человека – не получалось. Тогда я взял денег, свистнул шофера, и поехал в Казино, играть в рулетку. Ведь ФМД был игрок.
В Казино со мной случилась необыкновенная вещь. При входе мне выдали пятидесятидолларовую фишку. Я поставил ее на 22, и выиграл. Выигрыш я поставил… да какая разница, куда. Я все время выигрывал. Так не бывает. Но так было. Я не разу даже и сотни не достал своей. Выиграв две тысячи, поехал в другое, потом в третье, и все время выигрывал. Неделю играл и выигрывал. Так я отыгрывался за Достоевского, и отдавал ежедневный выигрыш на добрые, хотя и полезные для меня самого дела, оставляя немного на продолжение игры.
Через неделю я отдал икону чудотворца шоферу. Ведь я считал себя чертом, а зачем черту святые?
В тот же вечер я проиграл все выигранные деньги и кучу своих. Я усомнился тогда, что я черт. Если Никола-угодник, помогал мне выигрывать, то какой я черт. Но мог ли святой помогать в играх с Сатаной? Так, или иначе, я считаю одной из самых своих чудовищных ошибок в жизни – расставание с чудодейственным образом.

Отправлено Универсальная машина пятница, 28 февраля 2003 - 18:34:

Однажды я попал на войну. Прямо с дивана. Шел по Невскому, и вдруг – облава. Форма, погоны старлея, эшелон. Мало, кто знает, что при Советах наша Родина вела еще одну тайную, даже таинственную войну на своей территории. Эту войну тщательно скрывали по причинам, о которых я расскажу ниже.
Война велась в глухом районе сибирской тайги, неподалеку от места падения тунгусского метеорита. Там образовалось озеро какой-то неизвестной жидкости, неземного происхождения. Жидкость, испаряясь, как-то странно действовала на психику, но по разному она действовала на туземцев, и на людей. Люди впадали в страшное ханжество и морализм. Более того, они теряли способность лгать, постоянно уличали друг друга в лицемерии и фарисействе, и проводили большую часть времени в поисках нравственных обоснований своих поступков, которых они, вследствие этого, не совершали никогда. Люди становились ни на что не годными. Туземцы же, наоборот, становились чрезвычайно деятельны, и эта их деятельность заключалась только в одном – в неустанной добыче все новых и новых людей для принесения их в жертву их новому метеоритному богу, лежащему на дне ядовитого озера. Я позабыл уже, как называлось то пьяное, и довольно многочисленное племя. Главное, оно восстало.
Сначала на инцидент власти не обратили особого внимания. После нескольких нападений туземцев на геологов, против разбойников послали роту солдат с автоматами и на лыжах. Но солдаты надышались плохого тумана, и стали небоеспособны. Их перебили как котят. Та же участь постигла и посланную на подмогу целую дивизию с полком танковой поддержки. Попутно выяснилось, что в районе озера нельзя применять огнестрельное оружие, и механизированные части, потому что при соприкосновении пороховых, или выхлопных газов с плохим туманом, происходили страшные взрывы, уничтожавшие стрелявших или едущих. Дело приобретало скверный оборот.
Для борьбы с тысячами сумасшедших оленеводов были созданы специальные кавалерийские части. Лошади, правда, не годились, так как их тут же убивал гнус. Это была оленья кавалерия. Бойцы, вооруженные луками, копьями и саблями, передвигались на северных оленях, и обязательно в противогазах. Иногда, с высоты пять тысяч метров против бунтовщиков высаживался парашютный десант, прямо в тыл, в целях разведки. В такой десант я и попал. Мы прыгали, приземлялись в противогазах, распаковывали специальные мешки, и, достав луки и стрелы, становились на болотные лыжи, и шли в бой. Туземцы стреляли из луков лучше нас, они были просто снайперами, и мне повезло, что я был в бронежилете, иначе стрела пронзила бы мне сердце. Однажды другой десант в полном составе приземлился на лес заостренных копий, и люди были тут же съедены сырыми, даже еще живыми. В конце концов, меня ранило. В ближнем бою каменный топор раздробил мне руку. Мне повезло, что меня отправили в тыл. Я не знаю, сколько бы я выдержал еще. Многие не выдерживали, умышленно срывали противогазы, чтобы дохнуть туманцу. За это расстреливали. К тому же начинался чемпионат Европы по футболу.
Война кончилась, как я слышал, потому что озеро испарилось. Все. До дна. На дне ничего не оказалось.
Все участники давали подписку о неразглашении, но теперь, я думаю, можно рассказывать.

Отправлено Универсальная машина вторник, 04 марта 2003 - 22:14:

Случай в баре Тройка
Утром брат Юра приехал из Армении, чтобы защищать диплом. Его отец и мой были родные братья с той только разницей, что мой отец был младший из трех, и звали его, понятно, Иван. И был он, к моменту случая в баре, покойником. А старший, и средний братья, были, понятно, живехоньки.
Утром мы немного выпили, закусывая каким-то кавказским мясом, которое брат Юра резал небольшим перочинным ножиком. Отец Юры был офицером, как, собственно, и двое других братьев, и, значит, и мой отец. Часть отца Юры располагалась сначала в Батуми, а потом в Эчмиадзине, что-ли. Всю жизнь.
Мой отец был самым умным из них, так как когда его выгнали за пьянку из армии, он закончил Военмех. А Юрин папа служивший после войны все время на Кавказе, если бы его выгнали, не закончил бы и ремеслухи. А вот Юра был умный, как мой папаша. Генетика, блин!
И Юра был странным экземпляром русского кавказской национальности. Это сыграло потом роковую роль.
А мой отец умер в тюрьме. Его убили, как убили его отца, моего деда, и его мать, типа мою бабушку, немцы. Деда расстреляли, а бабка утонула, переправляясь через то ли Двину, то ли через Днепр, во время бомбежки. Наверное, поэтому меня потом всю жизнь убивали, и не убили только потому, что я думаю, папаша мой меня охранял. Покойный. Наверное, он имеет такую возможность. Видимо, заслужил он чем-то. Видимо, да!
Охраняет ли теперь, я не знаю!!!
Второй мой дед умер в начале сорок второго в Ленинграде от голода, и мне почему-то кажется, что ему совершенно не до меня. Прости, дедушка Федя! Но мне кажется, что смерть в блокадном Питере не оставляет возможности для посмертной заботы о сытых уродах, притворяющихся умирающими. Ты, деда Федор, мой последний резерв. Ты поможешь мне тогда, когда… Да и то, если…
Вечером мы с Юрой пошли в бар Тройка, чтобы выпить и снять блядей. Мама моя год до того вышла замуж, и жила в другом месте города. В баре мы быстро налакались, и сняли, вернее Юра снял, так как я был чисто клоуном, особенно выпимши, а Юра был и красив, и силен, и смел. Честно сказать, Юра был супер, а я никто.
Потом я с той, которую снял для меня Юра – был, когда началась вся заваруха.
По материалам следствия дело было так. В бар прибЫла группа курсантов среднего мореходного училища, желая кого-нибудь примочить. Кто-то из курсантов попросил у Юры сигарету, желая, чтобы его послали на •••, и почти без надежды добиться желаемого результата. Но мой брат Юра был русским лицом кавказской национальности. То есть, он привык, что у них на Кавказе посланный на ••• русский ублюдок побитой собакой отползает в угол, жалобно скуля. Поэтому Юра послал морячков на •••.
И началось. Эти то только этого и ждали, поскольку их было восемь, а он один. Да причем тут я, блин! Я, конечно, куда-то там бросился, размахивая хилыми ручками, как и положено питерскому «интеллигентишке», и меня тут же двое матросов схватили за руки, а третий стал пиздить по печени и конкретно по харе.
Я даже не понимал за что.
А в это время один из оставшихся пятерых сбил ударом с Юркиного лица очки, без которых он ничего не видел, и когда Юрка нагнулся за этими очками, кто-то из них ебнул сапогом сзади Юрку между ног.
Тут произошло другое недопонимание. Обычно, любой русский интеллигент после такого обращения в лучшем случае лез драться один против восьмерых и болевого шока, и все. Но Юрка же был лицом кавказской национальности, твердо знал, что он обязан делать в подобной, Господи, ситуации.
Да не просто достать нож, а – убить. Что он и сделал. Почти. Когда Юра вынул из кармана тот смешной перочинный ножик, никто даже не поперхнулся. Даже еще больше куража у тех обнаружилось. А потом Юрка ударил как-то очень метко одного в печень, а другого в шею, и все побежали. Кроме Юры. Все остальные побежали. И те, кто меня держал, и другие нераненные матросики, и зрители, и я, тем более, что я, по честному, узнал о том, что произошло, только в ментовке.
В ментовке мы с Юрой и встретились. Но дело в том, что эта ментовка была, то есть 28-е отделение, в двух шагах от дома, в котором я прожил лет двадцать, от Подъездного переулка и ВитВокзала в двух шагах.
И еще не протрезвев, я стал колотить в железные двери и кричать: Позовите капитана Апачиди! Позовите капитана Апачиди!
Дело в том, что капитан Апачиди это был тот мент, который приводил моего отца в наручниках к нам с мамой на квартиру, чтобы мама убедила папу отказаться от преступления, которого он не совершал.
Но отец отказался. А его все равно убили.
В тот случай я видел папу в последний раз.
Чего орешь! Так спросили менты. Апачиди давно уже полковник, и работает в большом доме. Но они ему позвонили, и после этого нас выпустили, и я отвез Юрку, бессознательного от боли, и с почерневшими яйцами, к двоюрдному брату моего папы, и моему втором отцу, доценту Военно-медицинской Академии и известному ученому Ивану Ерофеевичу Колуканову, который быстро устроил для Юрки операцию на кафедре урологии. Это все и решило. У Юрки потом родилось двое детей. Морячки, которых Юрка порезал выжили, но один стал инвалидом. Полковник Апачиди раскрыл какое-то невероятно запутанное дело, и вошел в анналы российской криминалистики.
А я?! Я люблю своего бедного папу! Он хороший!

Отправлено Ун-Ма среда, 05 марта 2003 - 08:30:

В общем, бытовуха как бытовуха. Ты летаешь, летаешь, думая, что ничего никогда не было, а оно было. Вот, скажем, дети. Откуда они взялись тогда, если ничего не было? Большой вопрос. Дети тебя не знают, как ты не знаешь свою мать, и не знал отца. В прошедшем времени, так как, если отец умер, то это то же самое, что как бы я умер. В этом контексте. Но я не умер еще?
В общем, не все умерли. Многие, но не все. Это здорово.
Нет, я не оправдываюсь. Я часто, и даже в трезвом виде, говорю то, что не надо. Ну не надо, и все. Я знаю, но говорю. Перехожу границу, определяюсь. Ориентируюсь. Такое спортивное ориентирование.
Но есть и такие вещи, о которых я никогда не расскажу. Они, эти вещи… Я часто задаюсь вопросом, а неужели у каждого человека есть тому подобные запредельные тайны под дном души? Неужели у каждого? Не знаю, но хочется, чтобы не у всех. Жалко их, вас, жалко. Не надо. Не надо ничего этого.

Отправлено Светлана Игоревна среда, 05 марта 2003 - 11:47:

У всех что-то лежит под дном души. И хочется людей жалеть, а нельзя. Станешь их жалеть по-настоящему и угодишь в сумашедший дом. Одна девочка плакала неделю, не переставая. Ее спросили: что плачешь? Говорит: людей жалко! Каких людей, спрашивают? А всех... И посадили ее в сумашедший дом. Через три месяца спросили: ну что, бодьше не жалко. Говорит: больше нет... Соврала.

Отправлено Ун-Ма среда, 05 марта 2003 - 14:21:

Перечитав в очередной раз письмо Кафки к отцу, я в очередной раз восхищаюсь. Во дает, парень! Как разбомбил старикашку!
И все же, как это и банально. Ничто не вызывает у нас такую ярость, как мать, или отец. Об этом даже и наука говорит. Эдипов комплекс. И еще там какой-то комплекс насчет матери. Причем почему-то все эти комплексы относятся, в основном, к сыновьям. Дочки, нет, дочки не комплексуют. Видимо, у женщин вся энергия, предназначенная на образование комплексов уходит на образование и преодоление «комплекса бляди». Выполнив задачу, и раз и навсегда удостоверившись в том, что «я не блядь», женщина в дальнейшем обходится без комплексов. Хотя, возможно, я и ошибаюсь.
Перед Раскольниковым стоял жесткий выбор – убить мать, или убить процентщицу. Убивая ростовщицу, Родя символически убивал мать. И осиротел тут же, и понял, что маменькин сынок, что жить без матери он не может. Да-да, без сумасшедшей своей мамаши и шагу ступить не в силах. Тогда пришла Сонечка, и заменила мамашу. Сонечка очень рано и радикально преодолела «комплекс бляди» – стала статусной блядью. Ужасаться преступлению, типа брезговать, значит комплексовать. Сонька не комплексует. Родя для нее уже свой человек, а своими не брезгуют. Жаль ей только, что он так раскис. Иди, говорит, на площадь Сенную, стань на колени, и скажи: я убил! Типа да покажи ты им всем болта, не будь соплей. Родя показал. Мама велела.
Надо выяснить насчет кафкиной мамаши. Почему-то кажется, что кафка и за мамашу не переживал, такой был лютый и крутой, строгий, юноша.

Отправлено Ун-Ма среда, 05 марта 2003 - 15:51:

Каким наивным выглядит пассаж Маруси Климовой о том, что человек – животное. Или, скорее, не наивным, а наоборот, или просто, неизбежным. Да нет, тут ведь другое понимание животности, не наукообразное, а эмоциональное.
Я очень часто вспоминаю юность именно в связи с «животностью». Ведь в юности, я убежден, никто не ощущает никакой-такой животности. Парадокс, но именно тогда, когда тело так молодо, и так много требует, и диктует, обладатель этого тела не чувствует в его приказах и импульсах ничего животного. Да что вы! Сплошная поэзия. Но со временем, как раз тогда, когда жажды и голоды стихают, а огонь превращается в «уголек в крови», ощущение своей и окружающих животности сопровождает тебя всюду как некая усталость. Как надоеда и прилипала. Обидно же как-то быть животным, немного унизительно, или нет?!

Отправлено Ун-Ма среда, 05 марта 2003 - 16:28:

Пушкин на одном из последних портретов, если не на последнем, выглядит нахохлившейся обезьяной. Интересно, ощущал ли он эту животность, и животность всей истории с Натали и Дантесом. Не слишком успешного в социальном плане самца обижают более успешные, и искусство тут не помощник, наоборот. Честь Пушкину дороже искусства, потому что животное сильнее поэзии. Чтобы жить дальше, необходимо урегулировать вопрос с инстинктами. Мечта сбежать в деревню – из этой же оперы. Если победить невозможно, то надо бежать. Инстинкт бегства – один из трех или четырех основных. Но бежать нельзя было нахохлившейся обезьяне, ибо распорядок действий был продуман и установлен не им. И надо сказать, что смерть Пушкина в результате этой животной истории тоже вполне биопсихологична. Fuck! Плакать хочется.

Отправлено Ун-Ма понедельник, 10 марта 2003 - 10:06:

Роковой отсос
Как ни странно, КО не училась в нашем классе, и даже в нашей школе. В нашем классе учился БТ, маленький прыщавый еврейчик, говорящий очень медленно, как бы обдумывая каждое слово, и это вызывало ощущение непонятной уверенности и спокойствия
Наша школа стояла и стоит на маленькой улочке между Фонтанкой и Загородным, и называется школой имени Павлова, так как ее до войны построил на свои деньги этот академик, о чем и повествует соответствующая мемодоска. Только памятника собаке почему-то нет перед входом.
БТ был мои другом потом всю жизнь. И его папаша Сеня, тоже, как ни странно, еврей, только старый. Сеню, питерского историка арестовали в сороковом за троцкизм. Десять лет лагерей в Воркуте, и шесть лет ссылки в Казахстане. БТ родился в Казахстане.
БТ, Сеня и другие члены семьи изменника родины жили в коммуналке на Коломенской, угол Разъезжей, и БТ единственного из нашего класса взяли рядовым в армию. Служил он водителем танка на границе с Норвегией.
Вернувшись, БТ вынужден был учиться на вечернем и работать, где и познакомился с только что закончившей университет КО. КО была высокая, телесная молодая баба с прыщавым, некрасивым, треугольным и очкастым лицом маниакальной убийцы, решительной анархистки, и трудолюбивой эсерки. В одном флаконе, то есть большевички самого пряного посола. Странно, что при этом она совершенно не была дурой, а напротив, это был умный человек.
В первую же неделю КО зажала БТ где-то в закоулке шараги и отсосала ему. По мнению БТ, это было такое извращение, что прямо тянуло на любовь, и он влюбился в КО. Впрочем, поженились они лет через пять после первого отсоса, так как совершенно не страдали инфантильным легкомыслием.
Но к чему я это все?! Да дело в том, что КО была тоже поздним ребенком своей мамаши, которая, мамаша типа, проработала всю жизнь в ЧК-ГБ, сначала на Гороховой 2, а потом на Литейном. У них и квартира та была на Гороховой 4, рядом с музеем Дзержинского, очевидно бывшая служебная. Так что, за долго до перестройки каждый желающий мог бы догадаться, что если дочери красных чистильщиц человечества отсасывают сыновьям сионистко-гоминдановских шпионов, то ССССР обречен. Поэтому я и назвал про себя КО типа КО (Королева Отсосов), а БТ – большеротый товарищ, типа птичка такая, но не скворец
Но с другой стороны я все чаще думаю, что дело было вот как. Как только КО узнала, что БТ является ЧСИР, она твердо решила ему отсосать, как бы имитируя на таком уровне его расстрел в подвалах ЧК на Гороховой 2, а потом отсасывала всю жизнь.
Или это БТ, как только узнал, что КО есть сатрапова дочка, то и возмечтал, как Иван-Дурак, чтобы царская дочка ему отсосала. Ибо кайф-то какой. А как сильно возмечтаешь, то иногда сбывается.
А политика здесь только в том смысле причем, что политика есть всего лишь разновидность такой, действительно, серьезной вещи, как отсос и прочее блядство.

Отправлено Ун-Ма понедельник, 10 марта 2003 - 20:47:

Это только кажется, что Бог - шлюха, мол, это нечто новое по сравнению с "Бог умер". Может быть, надо еще парочку Освенцимов, или Воркутинских лагерей, где однажды за одну ночь расстреляли несколько тысяч человек без суда, чтобы согласиться - это не то, это совсем не то. Дискурс, говорите?! Ну, очевидно существуют три разновидности бога. Чисто индивидуальный, свободного выбора, и тогда Бог - да хоть бы и шлюха, лишь бы "верить", бог групповой, православный, католический, протестантский, и для многих он умер. И бог совсем общий, тот, о котором писала, мне кажется Симона Вейль, а еще раньше Апполинер, просивший снисхождения, впрочем, не у Бога, а у людей.

Отправлено Ун-Ма понедельник, 10 марта 2003 - 20:58:

Аполлинер, впрочем, писал "Пан умер", и просил снисхождения у людей, только что резавших друг друга миллионами. После этих миллионов, разумеется, "Бог - шлюха" напрашивается, но эта формула еще невозможна в контексте не пережитого, а только что испытанного опыта. "Бог - шлюха" в той же последовательности появилось после второй мировой войны. Как "переживание" опыта. Гийота не случайно был Гийотой. Война в Алжире это такая была война, когда испытание, проведение опыта совпадало с одновременным его переживанием. Война колониальная была инкапсулирована в длительный мир метрополии. И эта война была велика, но недостаточна велика, чтобы стать вновь таким опытов, внутри которого возможен только всеобщий, третий Бог, который не может быть шлюхой, и его санкция на убийство не означает, что он и есть убийца. Пардон, но рассуждать о третьем Боге с позиций морали - вообще не наша компетенция. Сами понимаете. Но писать о нем, наверное возможно. И такой дискурс существует. А может быть, и нет.

Отправлено Ун-Ма вторник, 11 марта 2003 - 19:21:

Порой, на чердаке, я читаю. Это, в основном, воспоминания. Я думаю, почему люди так любят читать воспоминания? Обычно совершенно лживые, однообразные сказки о не существовавших людях. О гениях, полководцах и артистах, о поэтах и миллионерах. Наверное, потому, что эти люди так похожи на них самих в их собственном воображении. И потому, что никто не любит своих собственных воспоминаний. Как бы они не были сладки или романтичны, они могу только измотать. Не потому, что это воспоминания о когда-то имевшем место, а теперь недоступном наслаждении. Их вообще можно игнорировать. А потому, что воспоминания любого человека о своей жизни не пусты только, как воспоминания о череде этих роковых точек, точек поворота, или выбора. И у большинства, мне думается, правильный выбор в этих точках был возможен, но не был сделан. Воспоминания не признают «судьбу», ведь ряд еще не закончен. Но судьба-то, обыкновенно, уже есть, и человек чувствует ложь воспоминаний, и эта ложь отвращает его.

Отправлено Ун_Ма среда, 12 марта 2003 - 09:29:

Переписывая смысл
А в Питере дождик преследует
Из края болота, и в край,
А в Питере он проповедует
Свой демократически рай.
Хандра без причин, и без поводов,
Без пива и джина хандра,
Ханда не от встреч, или проводов,
А сладенький дождик с утра.

Отправлено Ун-Ма пятница, 14 марта 2003 - 19:07:

А я и действительно думаю, что Гийота религиозный писатель, хотя сам он об этом вряд ли догадывается. Рассуждения типа «Бог – шлюха», конечно, остроумны, но они парадоксально лишают ту же Проституцию глубины. Потому что Бог у Гийоты, по крайней мере, в Проституции, не шлюха.
Непрерывающеися совокупления всех со всеми постепенно переходят в ритуал, доминация «грязи» слышится все сильнее, ритуал превращается в молитву-триумф, так кому молятся? Ну уж, во всяком случае, не человеческому духу, и это уже – гениально.
Рискну утверждать, что тому же Богу, какому и самые ортодоксальные приверженцы «традиционных» религиозных форм, молятся «они».
Просто «они» иначе не умеют, а «они» это мы и есть в озарении, или в обстоятельствах, когда иначе молиться невозможно.
Этот псалом – признание того, что мы такие, какие есть, и, что единственное наше оправдание (если в нем есть необходимость), и отличительное свойство это способность молиться.
Ведь для Бога нет ни животного, ни человеческого. И грязи нет. Грязь в Проституции божественна, но не потому, что Бог грязен, а потому что вдруг потрясает открытие, что грязь эта не сама по себе тут, а нечто такое, что для Бога имеет значение почти не большее, чем человек, или не меньшее, и если человек по образу и подобию, то и грязь по образу и подобию. И значит бог похож на человека также, как он похож на грязь!
И дело совсем не в том, что человека, в отличие от грязи, можно убить, и значит не отстраха молитва сия, а по духовной потребности.
Но кому же молится, не отсасывающейся же шлюхе, и не пидеру обтруханному, хотя Бог, как мы поняли, похож и на них. Но ведь они тоже молятся. Значит, не они.
Но грязь не молится, и она похожа на Бога, и Бог похож на грязь. И они молятся грязи с таким невиданным фанатизмом, какого не встретишь.
А Бог не грязь, разумеется.

Нет, не удалось выразить, не схватить, не получается. Глубже.

Отправлено Ун-Ма пятница, 14 марта 2003 - 22:44:

Мда! Сосущая шлюха. Обтруханный пидер. Куда уж "глубже". Вообразишь себя умником, и выйдет смешно.
У меня потому так грубо всегда выходят все эти пидеры и шлюхи, что я в этом, наверное, ничего не понимаю. Ни в пидерах, ни в шлюхах. Так как моя метода понимания не предусматривает почти никакого общения с объектом. Я называю это динамическим перевоплощением. В себя, в объект, и снова в себя. Я – шлюха – я. Я – пидер – я. Что-то это дает, и немало, но в каких-то отношениях, разумеется, можно с полным правом сказать, что я ничего не знаю ни о пидерах, ни о шлюхах, А раз не знаю, то и произнося пидер, вкладываю в это означающее все-таки фантастическое представление об означаемом (и лишь частично совпадающее с реальными свойствами объекта, хотя, и весьма существенными), то есть, то, что нереальное. Реальность моя нежна, и нереальное выходит отвратительно, ханжески, грубым. Неуместным.
Я - шлюха – я. Я – пидер – я. Я – ребенок – я.
И не надо грязных усмешек! ?
Но если я скажу «ребенок», то это будет гораздо уместнее в моих устах, чем пидер, или шлюха.

Отправлено Ун-Ма пятница, 14 марта 2003 - 22:54:

Попросту говоря у меня получаются не, скажем, обозначения "персонажей", а ругательства. Ругательства же - отрыжки морализма. Без зомнения! Морализм никакого перевоплощения не предполагает. Наоборот, он полностью противоположен диалогу. Моралистов убивать надо, потому что, не зависимо от личной честности, объективно они опаснейшие аферисты. Ведь их мошенничество сопряжено с насилием, иногда зверским.

Отправлено Ун-Ма суббота, 15 марта 2003 - 12:00:

Русский человек существо говорящее. Это поистине птица-говорун, отличающаяся умом и сообразительностью. Нет, не болтун, а именно говорун, сопровождающий нетривиальным и точным комментарием все свои дела, в основном, хорошие, так как дела плохие, понятное дело, пиарятся плохо.
Хорошие же дела имеются ввиду не добродетельные и богоугодные, а по жизни, незлодейские и неподлые. Например, можно ли назвать хорошим делом сидение в окопах какого-нибудь Мухосранска во время очередной русско-нерусской войны? Лично, я считаю, что это тоска, конечно, но ничего злодейского или подлого здесь нет. Сходил в атаку, остался жив, сиди, рассуждай. А убили, лежи и молчи. И русский человек спешит рассуждать, так как замочить могут в любую минуту.
Пушкин потому и наше все, что легализовал русского, как неглупо говорящего человека, который даже если совсем уже, блин, лишний, все равно ученый малый и «педант».

Отправлено Ун-Ма суббота, 15 марта 2003 - 23:35:

Ура! Все мои приехали из места, где все было бы не так хорошо, будь там я. Но я там был. Как бы.
Это уточнение.
Интересно все же это, когда ты воспринимаешься другими как некая крыша. Крышевание собственной семьи! Забавно.
Но, возможно, это главная функция мужчины.
Быть крышей.
Пока жив.
Знаю, что не всегда, совсем не всегда это возможно. Да минует меня...
Типа спокойной ночи!

Отправлено Ун-Ма воскресенье, 16 марта 2003 - 00:46:

Мда, ну и хуйня!
Функция мужчины! Да не врать хотя бы! Вот и вся , блин, функция. Не врать!
Крышевание то как раз все на бабах и держится. Что да минует... ? Да чтобы твоя баба легла под кого ,чисто чтобы тебя и детей спасти?! Ну так! Да минует!
Чтобы твоя мать, старуха, ради тебя дерьмо ела, и на перекрестке Барыню отплясывала?!
Да минует!
Чтобы твоя дочь ради тебя...
Да минует!

А минует ли...?! Господи помилуй!

Отправлено Ун-Ма понедельник, 17 марта 2003 - 08:31:

В конце концов разница между жизнью и смертью одна единственная. Эизнь это когда можешь общаться с людьми, которых любишь, хотя бы теоретически можешь общаться. А смерть это когда не можешь общаться. Значит, если не любишь никого, то разницы нет.
Правда, можно, говорят любить ни кого-то, а что-то. Мол, эффект тот же. А я не верю. Думаю, это обман такой, и что-то не заменит кого-то. Или Кого-то.
А постинтеллектуализм забавная вещь, так как не имеет своей «зоны подчинения», не образует системы власти, и, следовательно, как бы не существует. Увы. Парадокс в том, что постинтеллектуализм «возможен» только если он достаточно интеллектуален.
А интересно, как с точки зрения постмодернисткой теориии общества это все вообще? Какое «пространство заключения» существует в дисциплинарном обществе для интеллектуалов? Ясно, что никакого. Одно из двух, то есть. Или дно? Или власть! В той или иной степени завуалированная. Это многое объясняет.

Отправлено anonimno понедельник, 17 марта 2003 - 11:07:

Мы вкладываем в любовь.
Мы вкладываемся в любовь.
Вернуть бы своё, не проценты...
Но впрочем - подарков не жаль.
А жалко, что вкривь или вкось,
Ценя, кто во что - как горазд,
Наш дар зашвырнут в дальний угол,
Чтоб сгнил там - и с глаз долой!

Не в счётах души суть облом.
Скорей, в нежеланьи дать чек.
Ведь если подарок - то значит бесплатно,
Ну просто за то, что ты есть.
А будешь ли с ним или с ней -
Тебе не положено знать!
Свободен ведь в выборе всяк, понимаешь?
А значит - и вправе послать.

Отправлено Ун-Ма понедельник, 17 марта 2003 - 12:53:

Почему-то весной мир становится объемнее и глубже. А ты - тот же. И пониаешь, что трава, и другие растения стали больше, а ты - нет, меньше стал. Весной чувствуешь, что весной лучше быть деревом, или травой, но не чееком.

Отправлено Ун-Ма вторник, 18 марта 2003 - 08:18:

Конечно, замечание Маруси Климовой о том, что она писала про настоящих человеков, очень остроумно. Прежде всего потому, что указует на сверхавангардисткий характер Повести о настоящем человеке. Я тоже, и давно, восхищался авангардизмом фигурантов сталинского большого стиля. Но я обращал внимание на Кавалера золотой звезды, или Тлю Шевцова, а Повесть о настоящем человеке их далеко затмевает своей гармонией. Настоящий человек это, разумеется, сверхчеловек, но, увы, сама Маруся Климова не дотягивает до философской чистоты Бориса Полевого также, как не дотягивает, скажем Гофман, который тоже изображает сверхчеловека в образе Щелкунчика. Н1 Общий культурный контекст не тот, и у Полевого получилось, а у Гофмана и Климовой не получилось.
Гофмана я, разумеется, не случайно перетираю здесь чисто конкретно. Так как, в России тут мы говорим Гофман - подразумеваем Достоевский.
У Маруси получились именно БЕДНЫЕ люди. (см. "Беееедный" С. Мармеладова "Преступление и наказание")
Бедные не в материальном смысле, а типа жалкие и ничтожные, но величественные, и где-то великие. Как типа и Петербург, вообще.
То есть именно преодолеть Питер и не удалось, в то время как Полевой писатель всечеловеческий, ирландскосаговый и софоклоэврипидовый, как бы, универсальная машина.
Таким образом, имеем две, по крайней мере, Маруси, общеевропейского интеллектуала, и русско-петербургского писателя. Здесь есть контра, противоречие, и если Маруся сумеет когда-нибудь преодолеть Питер, что и правда еще никому не удавалось, то может и станет мировым писателем. Ведь Питер, да и Россия это теперь провинция (что само по себе, в данный момент, только замечательно).
Правда, есть мнение, что Набокову, или Бродскому, как-то удалось разобраться с Невским Сфинксом. Но я с этим не согласен.

Отправлено Аноним вторник, 18 марта 2003 - 08:39:

Про Набокова и Бродского и я не согласен. Не удалось им преодолеть, хотя, наверное, хотелось.

Отправлено Ун-Ма вторник, 18 марта 2003 - 13:23:

Статья… не скажу, кого… довольно жесткая штука, и очень «сомнительного» содержания, хотя, это, и вообще, довольно жесткий человек, если иметь ввиду его тексты. Интеллектуально жесткий. Наверное, он был бы неплохим математиком. А так, мне кажется, ему приходится скрывать иногда эту мыслительную холодность, потому что она не совпадает с предрассудками. Это мудро. Казалось бы, предрассудки тоже жесткая вещь, прямо-таки, негнущаяся, но вот именно поэтому упрямую мысль приходится часто оборачивать в несколько слоев ветоши. Предрассудки нужны. Это опознавательные знаки. И это какая-никакая броня, или, хотя бы хитиновая оболочка. Повреди, и кто-нибудь совсем не погибший, может даже погибнуть, чуть ли не нравственно.
Например, так было с одним моим знакомым, однажды, на заревом тумане. Парнишка из крестьян женился на профессорской дочке, которая ему и объяснила, что все его представления о добре и зле, не более, чем комплексы, и еще более, предрассудки.. Она не хотела. Бедняжка, сама вся из «комплексов», которые называются иногда «золотое сердце», просвещала мещанина чисто «теоретически», в порядке дискурса, ну он ей и показал портрет Дориана Грея! Но его ведь тоже нельзя винить, ведь у него, положим, золота сердца не было, но были основательные предрассудки. Зачем же было их разрушать так неосторожно и сразу?! Надо было проверить на счастливость детства, в котором только и образуется, в счастливости, истинная величина души, а, значит, и стойкость против жестких истин, в борьбе за истины не столь жесткие.
Возможно, я ошибаюсь.

Отправлено V.S. вторник, 18 марта 2003 - 14:58:

Un-Me
Dumaetsya mne, chto u kazhdogo svoy dushevnyi resurs ot Boga, no vospitaniye, sotsializatsia sposobny correctirovat'. Est' tak zhe "spyashee" nechto, chto ya ne hochu dazhe i nazyvat', no obsoyatelstva sposobny probuzhdat' temonoye.
Un-Ma, ya ne veryu, chto kto-to mozhet byt' ponyatym. Kazhdyi chudovishno odinok.

Отправлено Ун-Ма вторник, 18 марта 2003 - 15:37:

1)Нет, почему же, я думаю, что такие случаи бывают. Редко, как говорится, но бывают. И мне кажется, что именно в момент "понимания" (в кавычках, чтобы именно подчеркнуть), действительного понимания, и наступает это самое чудовищное одиночество. Я даже уверен в этом. Может быть, нам нужно не понимание, а доверие, которое обнимакет собой и понимание, и не понимание, и то, что ты т сам не понимаешь. Детское такое доверие. У взрослых людей.
Это довери так просто не возникнет, я думаю. Это вопрос времени. То есть, любви и дружбы. И тогда, не дай, Господи, мне понимания меня.
Это, V.S., мое мнение, основанное на практических случаях из жизни, и высказанное со всей откровенностью!
2)Вот и борись после таких мнений с предрассудками!
3) А никто и не борется!

Отправлено Ун-Ма вторник, 18 марта 2003 - 17:02:

Вспоминаю, как я случайно встретился с дядей, в день его смерти. Не виделись лет шесть. Он был рад меня увидеть, и я, очень рад.
Он никогда меня не понимал, дядя. И не хотел. Все это мое "психологическое" нытье, "тонкости", я думаю он это презирал. Но что-то связывало нас, была какая-то связь. Я даже думаю, что не будь у меня дяди, я бы вообще ничего не понимал в жизни, или, вернее, наоборот, думал бы, что что-то понимаю. Это, впрочем, одно и тоже.
Он всегда рассказывал что-нибудь, какие-нибудь житейские истории, смеялся и возмущался от души, женщин всех за глаза называл, к моему возмущению, чаще всего "блядями", не иначе, но при этом он их как-то так уважал по своему, основательно. Ебарь это был первостатейный, необыкновенного здоровья человек, и красивый. Талантливый и несчастливый, как я понимаю теперь. Он и не мог быть счастливым. Таким не положено. Не положено настоящим людям. Однажды ящик с землей, где были культуры какого-то смертельно-опасного грибка, упал с полки, и это попало ему в глаза. Заболел, но не умер. Просто умер потом раньше своего срока. Принмал самой непосредственное участие в создании нашей вакцины от полиемиелита.
Его воззрения на искусство, философию, всякую интеллектуальщину были никакие совершенно. Это было не его. При этом он мне многое не говорил, не вводил в курс дела, щадил, или считал слишком глупым, нежным.
Теперь, я думаю часто, а о чем он молчал?! Он кажется мне мудрецом просто потому, что, видимо, любил меня. За что? Вот вопрос. Поскольку, по моему мнению, не за что, то, скорее всего, это был один из самых умных людей на свете.
А когда я сообщал ему свои "мысли", дядя отмахивался. Какой молодец!
Дядя, ты слышишь меня? Я люблю тебя, Ерофеич!

Отправлено Ун-Ма среда, 19 марта 2003 - 09:26:

Не скрою, мне бывает страшно. Практически, мне все время страшно. Даже не знаю, как другие люди проживают свою жизнь все время абсолютно трезвые. А я иногда напиваюсь. Не потому, что, чтобы не так стыдно, как по классике. А чисто от страха.
Я часто смотрю на свою дочь, и слушаю ее, и понимаю, что когда она вырастет, то какая-то часть маленькой девочки, наивной и непосредственной, и беззащитной в ней все равно останется. Но даже когда у меня еще не было ни дочери, ни сына, в юности-молодости, я почему-то часто видел во взрослых женщинах маленьких девочек. Потом мне много раз давали понять, что я глубоко ошибаюсь, что ничего там уже не осталось такого сентиментально-ангельского. И действительно. Но прошли еще годы, и вот я стал смотреть на дочь, а потом на старую мать, которую я иногда просто ненавижу за ее убежденность, что раз она меня родила, то навсегда лучше знает, и как мне думать, и какой салат мне любить. И я вижу, что и в моей престарелой матери эта маленькая девочка все прыгает и прыгает через свои лужи.
Но, возможно, я и ошибаюсь, и все это неправда. Потому что, и глядя на сына, как он растет, я вижу маленького мальчика в глубине этого высокого и красивого парня. Так неужели же и в каждом мужчине…? Но это же бред. Скорее всего, мне это только кажется, так как сам я по недоразумению так и не вырос, а женщину, наверное, может правильно понять только женщина, так как мужчина или идеализирует, или инфернализирует.
Но мне страшно. Иногда.