БЕЛЫЙ ДУБ В АФИНАХ.
Манифест реизма.

 Михаил Эпштейн
 


Как известно, афинская школа философии, представленная Сократом, Платоном и Аристотелем, породила идеализм, направление мысли, которoe считает высшей реальностью чистые идеи, а чувственно постигаемые вещи - их множественными копиями. Например, то общее, что присуще всем дубам, березам и липам,  есть идея или форма дерева, которая вечна и неуничтожима, в отличие от единичных деревьев, растущих, дряхлеющих, умирающих.

Принято думать, что антитеза идеализма -  материализм,  который объявляет началом всех вещей их материальность. Но материализм, как неоднократно указывалось, есть одна из "вырожденных" форм идеализма, которая представляет материю как некий всеобщий принцип, начало, "идею материи". Подлинная альтернатива идеализму  -  то, что можно назвать реизмом, представление о том, что всякая конкретная вещь есть начало и конец самой себя.[1]    Индивидуальное, сингулярное лежит в основе всех вещей, каждая из которых постигается сама по себе, как "эта", единственная, отличная от всех других. [2]   Данное дерево служит не представителем класса деревьев вообще или дубов в частности, а вот этим деревом, растущим здесь и сейчас. Задача понимания как раз состоит в том, чтобы от общих, абстрактных понятий  - "природа", "жизнь", "растительность", "деревья"    -  двигаться навстречу единичному существу данного дерева, постигать его смысл "здесь и сейчас".  Такова не только задача познания, но и направленность бытия, которое в своем высшем пределе становится самобытием, обретает цель в самом себе. В этом состоит смысл этического предписания И. Канта: всегда обращаться с людьми так, как если бы они были только целью, и никогда - средством.

 Казалось бы, неодушевленные вещи меньше всего могут притязать на такое самобытие. Обычно, если они вступают в человеческий мир, то служат только средством для облегчения, обогащения, украшения человеческой жизни - орудием, утварью, в лучшем случае объектом эстетического созерцания. Египетский старец о. Дорофей призывал род человеческий "хранить совесть по отношению к вещам", не портить их, не ломать, содержать в чистоте и порядке, чтить даже в вещи лик Божий, в каждой твари - образ Творца. Но людям не хватает сил любить и почитать  Бога даже в образе друг друга; тем более они склонны потребительски относиться к вещам, превращая их в самые низкие, рабски послушные и безответные орудия своего благополучия.

Перенесемся теперь в другие Афины,  штат Джорджия, США. Южане-аристократы любили давать своим маленьким городам имена больших европейских городов, окружать себя словесным изыском. Здесь, на Юге, есть Рим, Афины, Венеция, Неаполь, С-Петербург... Именно в здешних Афинах, университетском городке в часе езды от Атланты, мне удалось обнаружить самый яркий и наглядный антитезис тому идеализму, который считается высшим интеллектуальным достижением  древних Афин. Если греческий идеализм возвышает вечные идеи над единичными, преходящими вещами, то в американских Афинах мне был явлен образец реизма - высшего почитания единичной вещи.

В демократических странах высшая и вседоступная форма суверенитета, священное право свободного гражданина - это право собственности. Каждый может быть собственником - и никто не может быть собственностью другого.  В Афинах есть дерево, которое в буквальном смысле принадлежит самому себе.  Хозяин, полковник Джексон, так возлюбил это дерево, что в 1820 г., умирая, передал ему права юридического субъекта.

Вот сухая справка из путеводителя:
 

"Самый невероятный владелец собственности в Афинах - белый дуб, который стоит в сквере на перекрестке Диаринг и Финли улиц. В знак восхищения его тенистой красотой, владелец передал дубу юридическое право собственности на самого себя и на всю землю в окружности 8 футов. Дерево было повержено грозой в 1942 г., но другое выросло из его желудя на том же самом месте. Законность прав этого "Дерева, Которое Владеет Собой", никогда не подвергалась сомнению."
Я посетил этот белый дуб, широко раскинувший свои ветви. Он действительно красив и тенист, но более всего поражает в нем не величавая внешность, не природа и порода, а царственная принадлежность самому себе.  Он не есть собственность ни государства, ни корпорации, ни частного лица, он сам владеет собой, в нем - Самое-Самое. В каком-то смысле этому дереву повезло больше, чем роскошным коронам, алмазам и изумрудам, которые хранятся в царских палатах или национальных музеях. Те драгоценности кому-то принадлежат и имеют цену. А дуб  - ничей, его нельзя присвоить или продать, он не имеет цены. Дуб не только самовладелец, но и землевладелец - ему принадлежит земля в округе примерно 2,5 метров, т.е. его права собственности простираются и на ближайшие  условия его существования.

Вдруг понимаешь, что есть еще один способ украсить мир:  раскрепостить  вещи, животные, растения от полезно-служебных функций, - то, о чем писал Велимир Хлебников:

 Я вижу конские свободы
 И равноправие коров.
               "Ладомир" (1920)
Возможно, Хлебников понимал освобождение вещей несколько революционно, по-коммунистически.  Ровно за сто лет до Хлебникова полковник Джексон  продемонстрировал иной вариант освобождения, передав любимому дубу право собственности на самого себя. Этот юридический акт, совершенный в рамках и на основе капиталистической системы, исполнен поэтической дерзости, которая не уступает хлебниковской.

 На участке земли, который тоже принадлежит этому дубу, стоит табличка:

"В силу и знак великой любви, которую я питаю к этому дереву, и огромного желания сохранить его на все времена, я передаю ему право полного владения собой и всей землею на расстоянии восьми футов во все стороны".
                        Вильям Джексон" [3]
Передо мной пронесся образ Плеромы [4], божественной полноты бытия, когда Бог станет Все во всем и когда каждое станет Самим собой и Самым-самым.  Белый дуб в Афинах знаменует бытийную полноту и преизбыточность вещи, которая наделяется  правом юридического субъекта, правом владеть собой. Не так ли со временем будет развиваться и "оцеливаться" мир природы: морям, лесам, лугам, горам будет даровано право собственности на самих себя? Не лучше ли это, чем национализация, когда собственность отнимается у частных владельцев и передается на попечение государства, точнее, правительства, которое может быть еще более хищным и безжалостным, чем отдельный хозяин? Пусть объекты постепенно уравниваются с субъектами в своих правах, пусть сами вещи постепенно становятся собственниками - хозяевами себя.

Разумеется, дуб не может сам защитить своих прав   - для этого нужна соответствующая институция, юридическася система, поддержанная мощью государства. Но важно, что государство защищает права собственников, а не присваивает их себе. В этом смысле права белого дуба на самого себя подлежат такой же государственной охране, как права любых частных собственников. Такова метафизика американских Афин. Таковa юридическая декларация белого дуба.


В заключение  - несколько строк из стихотворения Роберта МакКэфери Младшего (Robert J McCaffery Jr.) "Дерево, которое владеет собой" (2000):
 
Когда Юнион сползал к войне
и классики сдавались романтикам,
белый дуб, один из многих,
в Афинах, Джорджия,
по неизвестным причинам
был передан в собственность самому себе
Вильямом Джексоном в 1820.

...Но кто дарует нам
полное владение собой,
в силу и в знак
великой любви?

[1] Естественно, термин "реализм" сюда никак не подходит, ибо в философской традиции он обозначает нечто весьма близкое идеализму - веру в реальность общих понятий.  Реизм -  это философия отдельной вещи, а  не общего свойства реальности, которое растягивается реализмом до того, что обнимает сферу общих понятий.

    Термин "реизм" однажды уже употреблялся в истории  мысли - польским
философом Тадеушем Котарбинским (1886-1981), одним из основоположников львовско-варшавской школы. Вот как  он сам излагает
свою позицию в эссе "Kартина собственных раздумий":
    "Я сформулировал в 1929 г. лозунг так называемого реизма. В
     наиболее зрелой форме он сводится к следующей программе
     борьбы с гипостазами языкового происхождения: стараться, как
     только можно, доводить ознакомительные высказывания до такого
     состояния, чтобы в них не было имен, кроме имен вещей, т. е.
     физических тел или физических частиц. Личности при этом
     считаются вещами, испытывающими [воздействия] вещами...
    Речь идет только о том, чтобы не было других имен,
     кроме имен вещей. Вот примеры реистической интерпретации
     предложений. "Рассудительность присуща мудрости" - это ничто
     иное, как "Каждый мудрец рассудителен"...  Среди прочего добавлю, что сейчас я предпочитаю употреблять термин "конкретизм" вместо термина "реизм", поскольку читатели не раз были склонны отождествлять "реизм"
с "реализмом", а значение этих терминов все же различное".
http://www.ruthenia.ru:8083/logos/number/1999_07/1999_7_08.htm

В другой работе:
"...Директивы реизма можно
     представить следующим образом: будем стараться редуцировать
     каждое высказывание к форме, не содержащей иных имен, кроме
     имен конкретных".

     О позиции реистической или конкретической.
http://www.ruthenia.ru:8082/logos/number/1999_07/1999_7_09.htm

Обе работы цитируются по переводу Бориса Домбровского, журнал "Логос", #7, 1999.

Для Котарбинского, в духе неономинализма и логического позитивизма 1920 -30-х гг.,  важно очистить язык от метафизики, от неверифицируемых высказываний, свести предложения к атомарным фактам, "вещам" или "телам" (как синоним реизму он использует "соматизм"). Наше понимание реизма лишено лингвистической и номиналистической заостренности.  Дело не в том, чтобы очищать язык от общих имен и редуцировать их к именам конкретным, а в том, чтобы совершать весь процесс мысленного восхождения от общих понятий к единичным вещам, устанавливая их приоритет в самом бытии и соответственно ориентируя  - реизируя - этику, политику, метафизику. Такой реизм, в отличие от редуктивного варианта, предложенного Котарбинским,  я бы назвал интегративным. Интегративный реизм  не отбрасывает общих имен и понятий, а пользуется ими как ступеньками для восхождения к единичному. И упор при этом делается не на употребление конкретных имен,  не на язык как таковой, а на всю совокупность отношений к единичному, как они устнавливаются в логике, этике, праве, в повседневных отношениях между людьми и вещами.

Реизм как направление мысли соотносится с проектом новой науки - реалогии, изложенным ранее Михаилом Эпштейном в статье "Реалогия - наука о вещах".- "Декоративное искусство СССР", 1985,  #6, с. 21 22, 44. В последующих номерах журнала проведена дискуссия вокруг реалогии: Аронов  В. Вещь в аспекте искусствознания (1985, # 11); Анненкова Л. Реалогия и смысл вещи (1986, # 10); Воронов Н. На пороге "вещеведения" (там же).

[2] Еще одно возможное название этой философии - ипсеизм, от лат ipse, "сам, самый".

[3] "For and in consideration of the great love I bear this tree and the great desire I have for its protection for all time, I convey  entire possession of itself and all land within eight feet of the tree on all sides". William H. Jackson.

[4] Гностический термин, означающий совокупность всех сторон и свойств Божества, явленную вне времени и пространства; в определенном смысле предвещает математическое понятие актуальной бесконечности (в теории множеств).