Рейтинг публикаций

Чудо растворено в воздухе, и, такое лёгкое, реющее, обещает воплотиться вот-вот: может быть даже тридцатого…

"...Люди всегда врут себя каким-то определённым смыслом, частным. А твоё начальное, истинное слово, ты сам – это чистый лист! Чистый лист существует вовсе не для того, чтобы на нем что-то нужно было изображать. Чистый лист в первую очередь существует для того, чтобы быть чистым... Измениться может всё вокруг тебя, а ты сам – нет..."

А потом она снова жила, сиюминутным сейчас, радостно осознавая, что она обошла те страшные моменты, которым могла так запросто и так глупо дать ход.

… И встретить ту женщину, большую и прекрасную, похожую на крокодилу. На добрую крокодилку из детской сказки… М. б., на ту самую плачущую по потерявшемся в Питере муже крокодилицу из страшной сказки К. Чуковского… М. б., на ее сестру… На младшую сестру, разумеется.

...они показываются из-за деревьев, все двенадцать. ...Они сходятся и расходятся, ведут хоровод, касаются плеч случайных прохожих, смеются. Звенящее дыхание весны сливается с жарким гулом лета. Стаи птиц взмывают с их ладоней, ворох снежинок и красных листьев вьётся в воздухе – и вдруг разом исчезает. Они кланяются мне издали и один за другим отступают в сумрак. Вместе с ними уходит и последнее осеннее солнце этого года. Год совершил свой круг. Из венка Августа выпало красное яблоко...

Он летел почти над тропинками Летнего сада. Его плащ развевался наподобие крыльев, изредка меняя окраску. Он летел на разных скоростях, почти не касаясь земли, вдыхая свежий ветер, расправляя спину и набирая легкие полные воздуха.

...было тесно и уютно! Всюду мелькала разноцветная жизнь! Полоски, кружочки, блёстки, шипики, усики и всевозможные глазки – кишмя кишели кругом! Жемчужницы, разинув свои домики, чванились великолепным жемчугом: белым, как молоко, розовым, как утро и чёрным, как ночь. Медузы томно кружились, изнемогая под тяжестью своих изысканных платьев. Креветки, звёзды, коньки и ежи, и ещё какая-то неопределённая, недовылупившаяся, разбитная мелочь, и с ними пара осьминогов, преодолевших чернильную злость – все кувыркались! все веселились повсюду! Ах, если б здесь, в подводье, запеть бы хором!

Пешка верит, что король режиссёр, ибо она не верит, что может им стать. Король знает, что он пешка, ибо не знает своего Я. Бог наблюдает за игрой, не помня Себя, а когда помнит, остаётся ни с чем. Абсолют лишь тогда Бог, когда становится игровой доской, когда снится Себе кем-то и чем-то, когда играет Собой. Именно игра разъединила Его на качества и количество, Он рассыпался на множество я, стал местом собственного сна и таинственным Сновидцем в душе Своих героев.

...Пусть считают, что я жлоб, пусть скажут, что я из голодного края, мне с ними детей не крестить, хочу доесть рис и доем. До последнего зёрнышка доем, назло им. Мы, русские, доедаем.

- Что-то не туда едем? – высказал я сомнение, опуская правую руку в карман.
- Не дергайся майор! – прозвучало напыщенно в ответ. – Надо отвечать за свои преступление перед чеченским народом. Забери у него автомат. – Задний захватил мою голову и приставил к шее нож.

Цыганка – о чём она думала? О чём думает береза? О зарубках для сока, о бересте, пошедшей на язык. Есть огромная, великая тайна ничего не значащих людей.

Оля поняла, что самое грустное не то, как её будут ругать родители! Самое грустное, что она осталась совсем одна. Не так уж братик и мешал, если честно! И не такие уж глупые эти малышовые игры! Ах, как бы она играла сейчас с Колей! И в самолёт! И в поезд! И в прятки! Ой, нет, только не в прятки…