1.           Р. А.  Двенадцатая муза. Об искусстве осязания

                . . .Вещи должны быть сделаны руками, носить отпечаток человека, вбирать его теплоту - только так они переводятся в разряд цельных вещей, одномерными проекциями которых выступают знаки. Вещь должна источать свой смысл не отвлеченно, а осязательно, как источает тепло или запах. Вещь должна ощущаться в руке, как дружеское рукопожатие. . .     Недаром в наше время создается новый род искусства, рассчитанный на орган осязания. Произведения этого искусства воспринимаются в темноте и тишине - наощупь. Сама поверхность вещи становится для "осязателя" (ср. "зритель", "слушатель") предметом тончайших переживаний и пространством художественного поиска. "О если бы вернуть и зрячих пальцев стыд, и выпуклую радость узнаванья" (О. Мандельштам). Наше осязательное искусство откликается на этот тоскующий голос поэта.

                Если зритель и слушатель имеют дело с проекциями или символами вещей, то осязатель - с вещью как таковой, как с продолжением своей руки и тела. Зрительное и слуховое восприятие слишком нацелено на знаки, слишком интеллектуально и идеологично, ищет истину по ту сторону вещей, а не в них самих. Отсюда такие понятия, как "привидеться", "померещиться", "ослышаться". Человеку дано видеть и слышать мнимое, несуществующее, но осязание никогда не лжет, оно прикасается к самой яви вещей. Ведь осязание - не восприятие условного сигнала, удаленного от своего источника, вроде световых лучей или звуковых колебаний, а прямое сближение и даже сроднение: плоть с плотью, подобное с подобным. Апостол Фома, не доверяя своему слуху и зрению, пожелал прикоснуться пальцами к плоти воскресшего Христа, на что получил благословение Учителя. Вера сродни осязанию, ибо ищет полной достоверности.

                . . .Оттого мы и учимся воспринимать вещи во мраке, подобно слепцам, развивающим в себе способность к духовному зрению. Вещь, погруженная во мрак, начинает источать из себя свет духовный, который дано воспринимать наощупь. Так вещетворчество породило новый вид искусства - изваяния-во-мраке, или осязательную скульптуру. . . Никто и никогда не видел этих изваяний, погруженных в вечную тьму подземных выставочных залов. Быть может, только автор в минуту слабости или душевного упадка позволил себе взглянуть на произведения собственных рук, которые вообще-то предназначены восприниматься только наощупь. Быть может, их вид ужасен, нелеп, безобразен. Но как много говорят они чутким пальцам, перебирающим их нежные завитки, тончайшие сочленения, всю эту поэзию незримой, необманчивой красоты, которая есть непосредственность бытия, продолженного бытием наших пальцев, нашего тела! Изваяние-во-мраке пробуждает глубочайший художественный инстинкт, обращенный не на знаки бытия, а на бытие как таковое, в чистоте его присутствия.

••••••••••••••••••••••••••••••••••••

    Опубл. в кн. Михаил Эпштейн. Новое сектантство. Типы религиозно-философских умонастроений в России. М., Лабиринт, 1994,  сс. 45-46.

2.                         Н. И.    Пятый путь.

 Существуют искусства зрительные, слуховые, а также обращенные к нашему вкусу и обонянию, хотя они и носят прикладной характер (гастрономия, парфюмерия). Но еще не выработаны основы осязательных искусств. Только в одной сфере - любовной ласки - сформулированы правила и законы осязания (древними трактатами типа "Камасутры"). Но разве осязание обязательно связано с вожделением, страстью? Разве осязание не может быть способом трезвения, постижения чистой формы вещей? Трезвение есть постижение границы, способность отделять одного от другого. Ум опьяняется, погружаясь в темную, обманчивую глубину вещей, а осязание протрезвляет ум,  удерживаясь на поверхности, скользя по границе вещей, удостоверяя их отдельность и непроницаемость.

                В религиозных текстах говорится об осязании как о прикосновении к чему-то священному, к телу или одежде другого человека. Но человек слишком слаб, чтобы, осязая другого человека, не впасть в соблазн, в грешные помыслы. Он испытывает либо недолжную брезгливость и отвращение, либо недолжное влечение и похоть. Поэтому человек, недостаточно закаленный духовно, должен овладевать искусством трезвения, прикасаясь к неодушевленным вещам.

                Благодаря чуткости осязания и непрерывно совершенствуясь в нем, он начинает осязать на поверхности вещей все то, что заключено внутри них. Далее он начинает осязать вещи совершенно неосязаемые, и в той темноте, где он делает это, через тепло начинает брезжить невещественный свет. Именно через осязание, как наиболее чувственное из ощущений, совершается расторжение чувственности. Именно через вещи, как наиболее вещественные из явлений, совершается расторжение самого вещества. Вот почему полное трезвление достигается лишь через искусство осязания".
 

***********************
Опубл. там же, сс. 46-47

Иногда мне рисовалась в мечтах стройная система человеческого знания, основанного на эротическом опыте, теория соприкосновения, в котором тайна и достоинство другого существа состоят именно в том, что оно предоставляет опорный пункт для постижения другого мира. Наслаждение стало бы, согласно этой философии, особой формой, более полной и необычной, этого сближения с Другим, а также стало бы мастерством, с помощью которого мы познаем то, что находится вне нас.
                                                                                                                     Маргарет Юрсенар. Воспоминания       Адриана.  М., Радуга, 1984, с.  38.

 Само по себе прикосновение двойственно: оно соединяет и разделяет. Оно преодолевает расстояние - и очерчивает границу. Прикасаясь, мы одновременно устанавливаем неприкосновенность того, до чего дотрагиваются наши пальцы. Прикосновением мы лепим образ неприкосновенного.  Прикосновение хранит нас и от греха вторжения, и от греха разъединённости. Прикосновением полагается именно то, чему надлежит быть: граница. Граница проводится нашими  кончиками пальцев, чтобы мы не смели переступать её. Плоть свята в своих границах. И прикосновение есть место границы, бытие границы, черта разделения-соединения, проведённая между всеми существами, чтобы хранить их от насилия  и спасать от одиночества.

        Каждый, кто прикасается к другому, прикасается к себе. Он впервые осязает свою собственную кожу. Он впервые узнаёт ямочки, бугорки, рытвины - местность через которую проходит его граница. Одно прикосновение - два самопознания.

   Благодаря соприкосновениям мир становится горячее. Два тепла, соприкасаясь, становятся огнем. Там, где переплелись пальцы или сдвинулись плечи, начинают биться маленькие сердца.

     Касание - крещение для некрещенных, обрезание для необрезанных.  Плоть святится плотью. Там, где соприкасается внешнее, образуется внутреннее.

  ОБСУЖДЕНИЕ

**********************************
Иван Соловьев. К теории соприкосновения (публ. М. Эпштейна), в журнале "Человек". М.,  Наука,  1991, #1, сс. 197-198. Перепечатано в  книге М. Эпштейн "Бог деталей", М., изд. Р. Элинина, 1998, сс. 194-195.