Дискуссия вокруг книги Д. Андреева "Роза
Мира: Метафилософия истории" (1950-1958, опубл. 1991)
и статьи М. Эпштейна "Роза
мира и царство антихриста:
О парадоксах
русской эсхатологии", 1994).
Три мнения, пять писем:
1. Письмо
Ф. Синeльникова М. Эпштейну (май 2001)
2. Письмо
С. Кладо М. Эпштейну (май 2001)
3. Ответ М. Эпштейна Ф. Синельникову и С. Кладо (май 2001)
4. Ответ
Ф. Синельникова М. Эпштейну (июнь 2001)
5. Ответ
С. Кладо М. Эпштейну (июнь 2001)
Здравствуйте, уважаемый Михаил Наумович!
Я получил Ваш ответ. Благодарю Вас. Я не возражаю против опубликования моих писем в Вашем журнале. Напротив, я признателен Вам за Ваше предложение.
Относительно Вашего последнего письма. Вы занимаете вполне определенные религиозные позиции, и я уважаю их. Вести дискуссию о том, Какой Бог, не очень уместно и, в общем, безрезультатно. При этом считаю необходимым отметить некоторые моменты, которые кажутся мне существенными. Буду рад, если они вызовут у Вас интерес.
I.
1. Вы выступаете (как мне кажется, излишне резко) против слова «аспект»,
используемое Андреевым в отношении Троицы. Да, слово «аспект», может быть,
неудачно и непоэтично. Возможно, оно не выражает идею тайны и глубины Божественной
Личности. Но «аспект» – это «взгляд», «вид», точка зрения, с которой рассматривается
объект. И, если у Андреева Бог выражает Себя в мироздании как Троица, в
Себе оставаясь Единым, то в этом случае наше видение Бога есть именно Его
аспектное восприятие.
Замечу, что у Андреева это совсем не канонический подход к постижению
Троицы. Это явная модалистическая ересь – с точки зрения ортодоксов. Но,
кстати, «еретик» Савелий впервые «уровнял» ипостаси между собой. «Правоверные»
христиане использовали открытие Савелия. Но сам он, как часто бывало в
истории христианства, был анафемствован за то, что ипостаси понимал только
как выражение Бога в мире, не имевшее для Его внутренней жизни значения.
После паламических споров в XIV в. в константинопольской церкви было
принято положение о различении непостижимой для человека сущности-усии
Бога и Его действия-энергеи, которое открывает Бога миру.
Андреев, как мне кажется, занимает промежуточную позицию. Но, все же
для Него, как и для Савелия, ипостаси – преимущественно модальности. Поэтому
слово «аспект» более приемлемо здесь, чем «ипостась». Для сохранившихся
христианских исповеданий (халкидонитов всех направлений и монофизитов)
каждая ипостась – есть Сам Бог. Именно поэтому из богословских опытов Андреева
(в общем, очень далекого от интеллектуальных спекуляций) неправомерно делать
вывод о переносе Андреевым на сущность-усию Бога каких-либо «аспектных»
«гендерных» отношений.
Касаясь таких сложных тем, как Троичность Божества, мы выходим за рамки
дискуссии о «Розе Мира». По сути, мы начинаем обсуждение ныне существующей
христианской догматики. Еще раз отмечу, что я не стремлюсь что-либо доказать.
Мне кажется, что Троичность Божества – это настолько сложная идея, что
какое бы оформление она ни получила в прошлом или будущем, оно не может
претендовать на безусловность. Мы приходим к эпохе, когда фактически у
каждого человека, живущего на Земле, есть своя вера в своего Бога. И никакая
догматизация того или иного вероисповедания теперь невозможна. Христиане
уже имели печальный опыт «разработки» своей догматики Троицы. Время догматических
религий прошло. Догматы появляются тогда, когда исчезают пророки. И когда
в будущем появится новое религиозное всечеловеческое Братство, я надеюсь,
что менее всего оно будет заниматься догматизацией философских спекуляций
(даже тех, которые будут создаваться самыми тонкими мыслителями). Сами
эти размышления очень интересны и важны, и осмысление Бога – это такой
же дар, как все другие Божьи дары. Но попытка объявления какой-либо абстракции
догматом может восприниматься не иначе, как покушение на свободный поиск
Бога любым человеком.
Троичность Бога, на мой взгляд, может пониматься ипостасно и полярно.
Первое понимание более связано с отношением Бога к миру и с неполярными
взаимоотношениями ипостасей внутри Божества в связи с Его отношением к
миру. Полярное понимание Божества основано на видении в Нем двух сверхонтологических
Начал, единство Которых абсолютно. И абсолютность этого свободного единства
есть не Начало, но Слово любви и творчества.
2. Вы пишете, что старая христианская догматика «целомудренно» обходит вопрос о поле Бога, «называя Бога Отцом, но, не ставя рядом с Ним, в пределах Божественного, никакой Матери». Из этого Вы делаете вывод: «Это значит, что Бог есть Личность, и для выражения Личности в нашем языке мы вынуждены приписывать Ему свойство определенного пола, по патриархальной традиции – мужского…».
Ваша идея, которая первоначально кажется прозрачной, на самом деле кажется мне внутренне противоречивой.
Во-первых, отцы церкви намеренно использовали термин «ипостась», а не
«просопон» (что гораздо ближе к нашему пониманию «лица»). Те, кто принимал
догматы о Троице, менее всего были охвачены поиском «личности». Собственно,
тогда философская и богословская мысль еще не создала определения «личности»
(если ее вообще можно определить). Это было сделано в VI в. Боэцием, который
дал определения «личности» как «индивидуальной субстанции разумной природы».
В никейско-халкидонском Символе веры Бог именуется равно Отец и Творец.
Творец – как источник креационных отношений с миром «неба и земли», а Отец
– эманационных отношений с Сыном и Святым Духом. Подчеркивание эманационных
отношений было необходимо тогда для утверждения единосущия Отца и Сына.
Способность творить есть качество личности. Эманационные связи к личности
не приложимы. Личность не эманирует и не эманируется. Получается, что Личность
Бога, это скорее Бог-Творец, а не Отец – во всяком случае, в Своем обращении
к Сыну.
Во-вторых, если мы отстранимся от традиционного догматического понимания и вернемся к восприятию ипостаси Бога-Отца как Личности, то нужно отметить следующее. «Отец» и «сын» совсем не так однозначно вызывают ассоциацию с личностью. Отношения между отцом и сыном есть семья. Личные отношения, тем более любовь, совсем не исчерпываются семейными связями, тем более, почитанием отца. «Отец» – это качество семейное, половое, возрастное. Личность может быть отцом, но может быть и другом, женой, любимым животным. «Отец» и «сын» – более узкие понятия чем «человек», «личность», тем более, чем «Абсолютная Личность». Если есть духовная потребность выражения Бога как Личности, то зачем по традиции использовать определения, создававшиеся для решения совсем других богословских задач?
В-третьих, Вы сами утверждаете, что для выражения Божественной Личности
«в нашем языке мы вынуждены приписывать Ему свойства определенного пола…».
Здесь Вы одновременно отмечаете особенности человеческого языка, в котором
для Бога так или иначе используются антропоморфные (в данном случае – половые)
определения, и через язык соотносите пол с личностью.
Именование Бога Отцом такой же неизбежный антропоморфизм как любые
наши попытки что-то сказать о Нем. Вы противник антропоморфизма. Вы видите
снижение в перенесении на Бога некоторых человеческих качеств. Но Вы сами
все равно вынуждены использовать «по традиции» антропоморфные определения.
Я считаю вполне допустимым антропоморфные определения при строгом осознании их условности. Мы сами антропоморфны и язык наш такой, какие мы. Эту вынужденную антропоморфность понятий можно считать стадиальной неизбежностью. По-другому мы не можем говорить о непостижимом и абсолютном Боге. И, конечно, апофатическое богословие выше катафатического (хотя сам апофатизм условен). И любые попытки определения Беспредельного будут относительны и несовершенны. Но, если уж человек решился рассуждать о Боге, то он будет говорить о Нем на своем языке. Человек есть образ и подобие Бога. Наш язык есть образ и подобие Слова. Христос есть Богочеловек, принявший нашу плоть для нас и ради нас (тех, которые были созданы по образу и подобию Бога). Если теофания предполагает принятие антропоморфной плоти, то почему словесный антропоморфизм вызывает такое отторжение?
Мне непонятно объединение Вами пола и личности. Это соотнесение пола
и личности связано с тем, что для Вас «пол» не только негативное определение,
или, во всяком случае, более широкое, чем «физический пол»? Вы имеете в
виду «физический пол», когда говорите, что «половое деление» есть лишь
для «половинчатых, несовершенных, смертных, размножающихся организмов»?
Слово «пол» в русском языке не столь однозначно как в языках западных
(хотя, конечно, этимологически ясно видна его недостаточность, неполноценность).
Не вступая в дискуссию о том, насколько правомерно уравнивать «пол» и «секс»,
в этом письме я намеренно буду использовать вместе со словом «пол» определение
«физический». Это создаст некоторые неудобства, но позволит избежать дополнительной
неясности и двусмысленности.
Вы пишете, что «половой акт есть отношение между двумя полами». Если Вы говорите о физическом поле, это так. Но все многообразие отношений между мужчиной и женщиной не могут быть сведены к половому акту. Спутниками физического пола в нашем мире остаются секс, смерть, размножение. Природа физического пола заражена злом (хотя даже физический пол не есть само по себе зло). Но само деление человечества на мужчин и женщин не есть только «физически-половое» деление.
В Ветхом Завете Адам и Ева до грехопадения были мужчиной и женщиной.
Но никаких «физически-половых» отношений между ними не было. Как не было
размножения и смерти. И само деление двух первых людей на мужчину и женщину
согласно Ветхому Завету вполне соответствовало творческому замыслу Богов-Элогим,
создавшего человека по образу и подобию Своему (Быт. I, 26). И после страшного
Суда и Воскресения, согласно уже христианской догматике, деление на мужчин
и женщин в преображенном человечестве сохраняется, и, при этом преображенные
тела не будут иметь физического пола. Деление на мужчин и женщин сохраняется
и в раю, поскольку мы чтим святых как конкретных личных людей. Я не думаю,
что мы переносим наши земные представления на небесную жизнь. Именно в
восходящих мирах образ человеческий просветлен, там он таков, каким должен
был быть здесь.
В нашем временно-пространственном слое отношения между физическими
полами отягощены «половыми отношениями». Но это совсем не значит, что злом
поражены мужское и женское начала, или что их нет вне нашего временно-пространственного
мира, Энрофа. Эти начала – как экзистенциальные полюса – больше физического
пола. Для нашего временно-пространственного мира проблема состоит не в
присутствии в нем полярных начал, одной из искаженных сторон которого (этого
присутствия) является физический пол, а в необходимости просветления физических
полов, преображении его в мета-физические начала.
Существование мужского и женского начал в живом существе есть личностная, экзистенциальная полярность. Человеческая (в частности) личность независимо от «наглядной» физической половой принадлежности ее не преображенной в этом мире оболочки, совмещает в себе и мужское и женское начало. Личность есть гармония этих начал внутри себя, и обращенность их вне себя, к другой личности.
Поскольку любить и быть любимой может только личность, то личная любовь двух человеческих (в частности) существ связана с взаимным динамическим и многообразным притяжением противоположных полюсов в каждой из этих человеческих личностей, даже если они физически однополы, или если это, предположим, мать и сын. Даже любовь человека к животному, если угодно, эротична (в платоновском смысле), поскольку и животное есть личность, и в животном есть экзистенциальная полярность. Страх перед эросом есть боязнь женственности. Может показаться, что женственность размывает личность. В действительности именно благодаря женственности личность и становится личностью. Но из всего только что сказанного совсем не следует, что отношения личные, основой которых является притяжение этих полюсов, есть отношения, основанные на физическом различии полов. Физический пол никак не исчерпывает полярность личностей (мужчины и женщины) и полярность внутри одной личности.
Если мы говорим об отношении полярных онтологических начал, то принципиально важно отметить, что женское начало есть начало вдохновляющее, начало жертвенное. А мужское – начало творческое, действенное, организующее. Если мы признаем экзистенциальную полярность вне нашего временно-пространственного мира, если мы считаем мужское и женское начала космической вселенской реальностью, то необходимо сделать вывод об их источнике.
Для меня Абсолютная Личность Бога абсолютно полярна. Эта полярность
на нашем языке может быть объяснена как отношение двух Любимых – Творящего
и Вдохновляющей, Творца и Приснодевы-Матери, жертвенно отдающей Себя сотворенному
миру. Бог творит и Бог вдохновляет Бога на творчество. Недопустимо упрощенное
«линейное» понимание Божества как сочетания физических полов. У Андреева
нет этой линейности, и, говоря о Вечной Женственности, о Приснодеве-Матери
Вселенной, он, в частности, нигде не упоминает о «вечной мужественности».
Понимание Вечной Женственности Приснодевы светлыми пророками человечества
было всегда целомудренным.
В Египетской и Иранской метакультурах в XIV-XII в. до н.э. предпринимались
попытки создать монотеистические религии. И даже в то время, когда создание
строгого монотеизма имело необычайную важность, и Эхнатон и Заратуштра
рядом с принципом Личного Бога – Атона и Ахура-Мазды сохраняли и женственный
принцип Правды-Истины – Маат и Аши (Арты).
Помимо многозначного «Элогим» в иудаизме можно встретить образ Премудрости-Хохма
(Притчи 8. 22-30). Любопытно, что христианскими экзегетами он стал трактоваться
как Христос-Логос.
В христианстве догматически рядом с Богом-Отцом есть Бог-Сын. Но интуитивно
христиане чувствовали женственную духовность. К сожалению был утрачен глубинный
смысл «Руах». Но христианство дало иной женственный образ – Образ Богоматери,
который хотя и не был включен в Троицу, но, несмотря на это, занял огромное
место в этой религии.
Даже пророк Мухаммад, не принявший идею Троицы и настаивавший на строжайшем
монотеизме, когда потребовал убрать из Каабы все изображения, сохранил
там один образ – Образ Богоматери.
Всякое упрощение в рассуждениях о двух началах не уместно еще вот почему.
Христос, Который есть Логос, так же и Жертва, страдающий Бог. Жертвенное
начало есть начало женственное. И в этом смысле Логос, Бог-Сын, Центр и
Ось мироздания, оказывается в Своей жертве более женственным, чем кажется
на первый взгляд. Сведение экзистенциальных начал к физическим половым
различиям мешает нам постигать всю глубину и сложность отношений Бога и
человека.
Присутствие в Безначальном Боге двух Начал, абсолютно совершенная их
Любовь не может вызывать неприятия. Если такое неприятие возникает, то
это еще не значит, что на Божество перенесены антропоморфные представления.
Это значит, что мышление, склонное к критике такого «антропоморфизма» само
не может абстрагироваться от реалий нашего временно-пространственного мира.
3. Относительно угрозы демонических искажений.
Добро и зло как абстракции – близнецы. Они словно готические Ахура-Мазда
и Ангра-Манью, словно Христос и Антихрист, изображенный на фреске Синьорелли.
Не в силах создать ничего собственного, антагонисты Бога могут только быть
Его «обезьянами». И если дьявольской и кощунственной пародией на Тайну
Божества может быть совокупление Антихриста и Лилит, это совсем не значит,
что Любовь Двух есть соблазн. Считать источником соблазна его предмет,
значит совершать логическую и метафизическую ошибку. Христос говорил, что
блажен тот, кто не соблазнится о Нем. Но соблазнившиеся были, есть и будут.
Но это не значит, что Сам источник Света есть источник соблазна.
II.
В Третьей части Вашего последнего письма Вы возвращаетесь к критике
Розы Мира как «теократии». Вслед за Андреевым мне хотелось бы использовать
термин «иерократия». Но дело, конечно, не в терминах. Мне жаль, если Вам
показалось, что я не принял Вашей критики «идеальной» общественной системы,
обрисованной Андреевым. Напротив, четкое разграничение Вами «утопизма»
Андреева (если под утопизмом понимать всемирную догматическую организацию,
претендующую на власть и осуществляющую ее) и его духовидения представляется
для меня лично очень важным. Я считаю обнаруженное Вами противоречие необычайно
значимым.
И я благодарен Вам за тот вывод, который я окончательно сделал для
себя, прочитав Вашу статью: властная конфессиональная организация мирового
масштаба несовместима с всечеловеческим Братством. Ваша критика Розы Мира
как такой гигантской организации, административно решающей для всех и каждого
что хорошо и что плохо, представляется мне более чем справедливой. Для
меня Роза Мира не может быть властной структурой, тотально регулирующей
жизнь всего мира. И здесь, конечно, я не могу согласиться с Андреевым.
Но это, пожалуй, единственное принципиальное положение «Розы Мира», которое
для меня неприемлемо.
Здесь очень важно отметить, что я понимаю под «делом Розы Мира». Вы
говорите о Вашей надежде на то, что я себя с ним не отождествил. Если под
«делом» понимать создание всемирной организации, жаждущей власти ради преобразования
человечества, то, конечно, для меня это «дело» совершенно чуждо. Но если
«дело Розы Мира» – сопричастность новому откровению, новой религиозности
(по возможности не упрятанной в новые конфессиональные рамки), всемирное
Братство Духа, то это мое Дело, насколько вообще это слово совместимо со
свободным духовным творчеством.
III.
И в завершении позволю себе краткое метаисторическое отступление. Возможно,
оно покажется Вам слишком мифологичным. Но я воспринимаю язык Андреева
как всечеловеческое духовное достояние и считаю возможным говорить на нем.
Я ограничусь общими тезисами, во-первых, потому что не знаю, насколько
Вам это будет интересно, а во-вторых, потому что эта тема даже в самом
сжатом виде требует отдельного рассмотрения.
Звента-Свентана есть женственный дух. Женственность у Андреева начало
соборное, а не интегрирующее, как Демиурги метакультур или Планетарный
Логос. Например, Соборные Души сверхнародов и наций сохраняют единство
народов, но не направляют их активность. Женственность Звенты-Свентаны
уже есть залог того, что новая религиозность не будет жесткой и претендующей
на мировладычество. Роза Мира – это круг, не имеющий четкого центра в Энрофе,
потому что на планете у него не будет границ.
Второе Пришествие Христа осуществит Смену Эонов. Но наступление Второго
Эона будет возможно только тогда, когда в высших мирах Шаданакара появится
новая монада, «Дух Второго Эона». А его появление связано с непостижимым
нами браком Планетарного Логоса и Звенты-Свентаны, Невесты Агнца.
Этот союз, в свою очередь, будет возможен, когда Звента-Свентана, обретя
метаэфирное воплощение в одном из затомисов (верю, что в затомисе России),
постепенно взойдет на должную высоту Света. А, поскольку в Энрофе отражением
эфирного воплощения Звенты-Свентаны будет всемирное религиозное братство,
которое осуществимо только в объединенном мире, то и объединение мира является
задачей Сил Планетарного Логоса. И без Розы Мира Смена Эонов невозможна.
Сейчас к объединению мира стремятся и Силы Света и силы тьмы (эти –
для воплощения Антихриста и заселения земного Энрофа античеловечеством,
избороздившим на своих НЛО наше небо).
Пока же и в России, и во всем мире сохраняются великодержавные системы,
инспирируемые уицраорами. Без разрушения Друккарга и гибели Третьего Жругра
невозможно и освобождение Соборной Души России. Невозможен и ее брак с
Демиургом, через который Звента-Свентана и может получить свое метаэфирное
воплощение. А до разрушения российского великодержавия, которое невозможно
без крушения некоторых других великодержавных систем (или, хотя бы их значительного
повреждения), как мне представляется, еще не менее двух десятков лет.
Ф. Синельников.
9 июня 2001 г.