Александр ГрановскийП И Р А М И Д А
Папирус в гробнице фараона начинался словами: «Привет тебе, о великий Бог Владыка Двух Истин! Я пришел, дабы узреть твою красоту! Я знаю тебя, я знаю имена сорока двух богов, пребывающих здесь, на Великом Дворе Двух Истин - они поджидают злодеев и пьют их кровь в день, как предстанут злодеи на суд Уннефера...»
И была там еще надпись: «Кто подымет покров с лица моего - умрет».
Но Гай этого не знал и чем дольше всматривался в загадочные иероглифы, тем больше ему начинало казаться, что вот-вот откроется какая-то тайна, и не просто тайна, а что-то очень главное именно для него, Гая. Словно этот юный фараон еще тысячи лет назад чудесным образом предвидел, что в назначенный день и час придет он, Гай, чтобы принять какое-то очень важное, а возможно, и самое важное в своей жизни решение. И от этого решения изменятся жизни и других людей, которые так или иначе связаны с ним, Гаем, а значит и жизни людей, которые связаны с теми людьми, и, если продолжить мысль дальше, то получалось, что в конечном счете от того, какое он, Гай, в эту томительную минуту примет решение - изменятся жизни слишком многих, даже тех, кто родится после. И он с какой-то обреченностью знания вдруг отчетливо увидел всех этих людей в виде бесконечной пирамиды жизни, которую как бы замыкали он, Гай, и этот фараон (только свою пирамиду мертвых, и, если Богам было угодно, чтобы они соприкоснулись в середине третьей пирамиды, то в этом должен быть и особый смысл, доступный только им, Богам), чью тайную гробницу случайно - не случайно обнаружили его центурионы с помощью странного человечка по имени Заз. Говорили, что когда-то он был жрецом, а потом за какие-то прегрешения боги отняли у него разум, и тогда Заз объявил себя богом - подводил глаза зеленой сурьмой, удлиняя разрез почти до самого уха, на голову надевал черепитчатый парик, а на бороду подвязывал на тесемочках Озирисовый жгутик из белокурого волоса ливийских жен. Здесь же, у пирамид, он и жил, перемещаясь с тенью солнца, словно совершал одному ему известный магический обряд. А может, между ним и фараоном действительно существовала какая-то связь, но место, где искать вход в погребальную камеру, Заз указал с поразительной точностью, и его, Гая, доверенные центурионы через монолит огромных глыб уже к вечеру пробились к входу, и вот исполнилось еще одно его желание - когда он, затаив дыхание, при свете потрескивающих факелов, приподнял покров мумии и сквозь сияющий слепок золотой маски увидел совсем юное лицо фараона, почти мальчика - его темные бездонные глаза, от которых невозможно оторвать взгляд. И уже проваливаясь в приятную невесомость ночи, будто откуда-то издалека услышал эту песню - так поет мать своему ребенку, чтобы он вырос спокойным и мудрым. Так поет ветер, заблудившись в ветвях сикоморы. А еще он почувствовал запах - едва уловимый запах шафрана и мирта, и это был запах праздника и детства, когда раздают лакомства и прогоняют ночь. А значит, еще долго будут плясать веселые карлики, пока звон их серебряных колокольчиков не сольется с пением дивных птиц. Этих птиц никто никогда не видел, потому что они начинают петь, когда все еще спят, а потом превращаются в тени, у которых нет имени. И сейчас эти тени испуганно метались и бились о стены тесной погребальной камеры, словно искали выход, и он, Гай, знал, что должен во что бы то ни стало обнаружить дверь. Но дверей оказалось почему-то две... На одной была изображена богиня Исида, на другой - царица Нефретаре, и каждая из них смотрела на него, Гая, тем неотразимым взглядом женщины, от которого все тело наполняется теплом... Но была и еще дверь, со странным орнаментом и бирюзовым жуком скарабеем в левом верхнем углу, и он, Гай, наперед знал, что выберет именно ее. Лишь на какой-то миг замер, прежде чем медленно... очень медленно сделать свой первый шаг... Словно пересекая невидимую черту, после которой уже нет возврата. И нужно сделать еще шаг и еще много шагов, чтобы получше рассмотреть все детали, с каждым шагом все отчетливее и яснее проступающие из темноты. Некоторые из них он узнавал сразу, но они почему-то не вызывали никаких чувств, но были и совсем новые... порой даже неожиданные... и приятные... и он невольно оглянулся, чтобы удостовериться, что двери больше нет... и можно продолжать спокойно и с удовольствием рассматривать каждую подробность... и изменяться еще больше. И было там еще нечто... чего он никогда не видел, но это «нечто» имело для него какое-то особое значение. И по мере того, как его взгляд все смелее и смелее начинал перемещаться вверх и в стороны... вверх и вниз... со все новым и новым интересом рассматривая все, что открывалось на его, Гая, пути - происходило странное явление: сперва он ничего не узнавал, но стоило ему покинуть это место - запоздало приходило узнавание, и он с отчетливой точностью смог бы указать время и место, где это уже видел раньше. Он даже попробовал вернуться, чтобы перепроверить впечатление, но на обратном пути все уже оказывалось по-другому, словно время успевало меняться быстрее, чем он сам со своими мыслями. Например, в какой-то момент он обнаружил себя на дне моря и увидел огромного Осьминога, из чрева которого в ил полезло семя рождающейся жизни, чтобы прямо на его, Гая, глазах превратиться в водоросль, водоросль - в животное, животное водяное - в земное, рыба - в птицу, раковина - в бабочку, еж морской - в ежа полевого, но с еще не проросшими лапками, конь морской - в коня настоящего, но на задних ногах, еще не законченных, из ила волочащихся... И так, звено за звеном - тварь за тварью, пока не возникло последнее звено - Человек - мертвец воскресающий выходил из гроба - чрева земли, как дитя из чрева матери... и этим Человеком был он, Гай, за которым теперь мог наблюдать как бы со стороны, не имея права вмешиваться. И сейчас этот Человек находился перед дилеммой - вернуться, отыскать дверь и выйти, оставив нечто незавершенным или все-таки завершить начатое, тем самым открывая дорогу в будущее, которое будет прекрасным, как детские сны на рассвете... как призрачный мираж в великой пустыне Зиф... как ожидание первого свидания... и первого поцелуя... и еще сотни тысяч удивительных вещей, из которых состоит жизнь... И он, Гай, словно через огромный магический кристалл пирамиды увидел будущее, которое для кого-то будет прошлым, как прошлое для кого-то тоже было будущим, и в этом будущем было много жизней, и у каждой из них было свое имя, например, такие имена, как Нефретаре, Брут, Фарнак, Красс, но всех их перетасовало время и какое из них он выберет первым, а какое вторым - он пока не знал. И были там еще голоса, которые на разных языках спешили сообщить ему Главное, но из всего сказанного, он только понимал отдельные слова или обрывки фраз. И тогда он позвал карлика по имени Заз, который когда-то был жрецом, а потом сошел с ума, чтобы не привлекать к себе внимание. «Так что же есть главное?» - спросил Гай, и карлик, проворно взобравшись на его плечо и приникнув к уху, успел прошептать разгоряченным от воспаленного ума воздухом... и тут же превратился в золотую фигурку богини-ястреба Небет. На ней была надпись: «Я останавливаю песок, чтобы он не засыпал секреты.»