В настоящем произведении делается попытка обосновать необходимость развития нового направления человеческого знания - высшую логику, подобную высшей математике. Основное его содержание, в некотором отношении, можно определить как теорию предвидения в самом широком смысле (бытовом, воспитательном, образовательном, научном, социальном, военном, экономическом, политическом). Если бы у нас с предвидением всe обстояло благополучно, то общество экономически передовых стран не страдало бы от крупномасштабных катастроф последнего времени. В личной жизни не было бы несчастных браков, "трудных подростков" и многих житейских неприятностей.

За долгую историю философии в течение более 2,5 тысяч лет мудрецы прошлого и психологи новейшего времени не заметили факта огромного теоретического и практического значения, лежащего буквально на поверхности перед нашими глазами: все наши органы чувств воспринимают различные свойства пространства и мы не имеем органа, ощущающего время. Если пространство мы ощущаем, то время можем только мыслить. Наше восприятие времени происходит опосредованно через пространственные характеристики; оно настолько стало органической привычкой, что его механизма опосредования не замечают даже специалисты психологии или физиологии, занятые изучением органов чувств, и все уверены в нашей способности ощущать время.

Когда мы пытаемся определить что-то новое и неизвестное, то соотносим его с чем-то общеизвестным. В случае со временем возникает почти неразрешимая проблема. Оно настолько специфично и отлично от свойств пространства, что для своего определения не имеет подходящих аналогий не только в житейской практике, но и в науке. Поэтому в философской традиции американских индейцев просветлeнные наставники высшего уровня на выработку у своих учеников способности воспринимать время вынуждены тратить 15-20 лет. Мне кажется, что для более скромных европейских потребностей желаемый результат может быть достигнут за 2-3 года.

Жизнь наша протекает как в пространстве, так и во времени. Но, в силу опосредованного содержания наших ощущений, мы совершенно инстинктивно мыслим себя обычно лишь пространственно, вопреки своей природе. В соответствии с мыслями и действуем вопреки своей природе, сами создавая свои несчастья. Подлинных причин этих несчастий не осознаeм, а приписываем им различные свойства пространства, связанные с разными обстоятельствами или нашими ближними, с которыми живeм, общаемся, работаем.

Так как отсутствие способности ощущать время универсально присуще каждому человеку, то оно проявляется во всех сферах человеческой деятельности. Итак, пространство мы воспринимаем психически, а время - только логически.
Современная общепринятая формальная логика имеет пространственное содержание, это "логика действительного". Современная жизнь испытывает потребности в отсутствующей сегодня пространственно-временной логике - "логике возможного".

Помимо отмеченного недостатка наше восприятие обладает важным пространственным ограничением. Ощущать мы можем "единичное" и "множественное" (особенное), но не общее или всеобщее. Категорию всеобщего мы можем только мыслить - воспринимать логически. Эксперимент, господствующий сегодня в научной сфере, даeт информацию о единичном и множественном. Он не обеспечивает перехода от единичного к общему. Поэтому экспериментальная наука не в состоянии решать фундаментальные проблемы общего содержания. Разрыв между категориями единичного и всеобщего может быть преодолeн только логическим путeм. Следовательно, миф о всесилии экспериментального метода, господствующий в современном общественном сознании, лишeн объективных оснований и не выдерживает критики с позиций простейшего логического анализа. Экспериментальная наука может лишь решать частные проблемы, разрабатывать технологии.

Общепринятая логика тоже не позволяет преодолеть пропасть между "единичным" и "общим". В XVII-XIX веках оформился метод, который можно назвать "методом множественной индукции". Он позволял достаточно результативно преодолевать логическую пропасть между категориями единичного и общего, но в XX веке не получил заслуженной оценки и был забыт благодаря разгулу экспериментального фанатизма. Видимо поэтому XVII-XIX века были эпохой великих теорий, а XX век оказался эпохой великой технологической революции, опиравшийся на теоретический фундамент прошлого. Сегодня этого фундамента уже недостаточно.

Процесс мышления принято делить на психологическую и логическую части. Первоначальный чувствительный этап (ощущение, восприятие, представление) составляет объект психологии. Следующие за ним мыслительные события (понятие, суждение, умозаключение) образуют предмет логики. Общепринятая формальная логика была наиболее модной в эпоху средневековой схоластики. Благодаря своей бессодержательности она оказалась неадекватной тем задачам, которые обозначились в эпоху возрождения. Протестной реакцией оказался эмпиризм. Если средневековая метафизика утверждала, что познание вещей возможно только в мыслях, т.е. логически, то эмпиризм ударился в противоположную крайность и стал искать достоверность исследований в чувственном познании - в фактах. Тем самым уже в XVIII веке наметилась тенденция замены логики психологией. Например, Э.Б. де Кондильяк в 1746 году писал в трактате "Опыт о происхождении человеческих знаний" (раздел "О методе", 35): "Есть ещe одно различие между методом де Карта и методом, который я пытался сформулировать. Согласно де Карту нужно начинать с построения дефиниции вещи и рассмотрения дефиниций как принципов, пригодных для раскрытия свойств вещей. Я напротив, полагаю, что нужно начинать с исследования свойств, и мне кажется, что это обоснованно. Если понятия, которые мы способны приобрести, являются как я это показал, лишь различными собраниями простых идей, которые опыт побудил нас соединить под определeнными названиями, то гораздо более естественным составлять их, исследуя идеи в том самом порядке, в котором даeт их опыт:" (А.Ю.Т.: под простыми идеями Кондильяк понимал ощущения).

В разделе втором "Анализ действия души и их образования" Кондильяк отмечает: "Речь идeт о том, чтобы выяснить, как совершается переход от одних действий души к другим, всe более сложным, и посмотреть, как они рождаются из одного первого действия души - из одного лишь простого восприятия. Одно это исследование полезнее всех правил логиков". В главе I, 14 он высказывается так: "Вещи привлекают наше внимание той стороной, которая в них больше соответствует нашему характеру, нашим страстям и нашему состоянию. Именно благодаря этому соответствию вещи воздействуют на нас с большей силой, а мы более ясно осознаeм их воздействие. Вот почему, когда начинает меняться наш характер, наши страсти, наше состояние, мы видим предметы совсем по-другому и выносим о них совершенно противоположное суждение".

Эта тенденция, наметившаяся в XVIII веке, привела в наше время почти к полному вытеснению логики психологией. Ему сильно способствовало развитие экспериментальной науки, которое сосредоточило своe внимание на чувственной стороне познания (на фактах), подобно психологии. Сфера мышления практически замкнулась в пределах восприятия и представления. Переход к категориям общего и всеобщего исчез. Решение проблем общего глобального и космического содержания стало невозможным. Например, поэтому психология в состоянии разрабатывать отдельные стороны терроризма, но неспособна подойти к решению этой проблемы в мировом масштабе. Психология занята изучением субъективной деятельности человека. Беда еe в том, что она субъективность своего объекта перенесла на свой метод исследований и сделала его субъективным, односторонним. Ощущение представляет собой не только психофизиологическое событие, но и первое логическое суждение, первую логическую мысль. В ощущении психическое и логическое взаимосвязаны подобно северному и южному полюсам магнита. Как бы мы ни пытались разрезать магнит на части, нам не удастся отделить его полюсы один от другого. Объективное и субъективное в ощущении взаимно проникают, они неразделимы. Существующее сегодня одностороннее рассмотрение ощущений ведeт к субъективизму; невозможным становится объективное решение задач по опознанию объектов, прокладывающих путь к созданию искусственного интеллекта.

Наша современность поистине эпоха эксперимента. Он проник почти во все области знания. Благодаря идейному сближению экспериментальной науки с психологией, господствующее мышление сделалось не столько логическим, сколько психологическим. Цениться стала его быстрота, а не широта и глубина мысли. На смену мышлению пришло соображение. Часто мы живeм по принципу: "Думать некогда, работать надо, время - деньги". В основе этого лежат экономические причины, рождeнные рыночной экономикой: преимущественное удовлетворение потребностей "сегодняшнего дня". Такой принцип широко распространился и в научной сфере. Он стал совершенно незаметной органической привычкой, свойственной не только многим научным сотрудникам, но и целым научным коллективам. Теперь учeные не столько думают, сколько работают. Видимо не случайно появился термин "научный работник", вместо классического понятия "учeный".

В представляемой книге читателю предлагается тема, невероятно трудная для понимания с позиций привычной логики. Предпосылки "высшей логики" были разработаны древнегреческими философами. Еe зачинателем выглядит Гераклит Эфесский, живший в VII веке до н.э. Его идеи достаточно просты, т.к. отражают лишь внешнюю видимость, формальную сторону: "Всe течeт, всe изменяется, в одну реку нельзя войти дважды". В IV веке до н.э. у Аристотеля эта тема не подразделяется на внешнюю и внутреннюю части. Она выступает в виде "философии действительного-возможного": каждая вещь существует как в действительности, так и в возможности. Потомки усвоили формальную логику
Аристотеля, достаточно простую для понимания, а понять его концепцию "действительного-возможного" и оценить по достоинству еe важность им оказалось не под силу. Наиболее завершeнный вид она получила в системе Георга Вильгельма Фридриха Гегеля: бытие это ничто, простая видимость, оно постоянно переходит в свою противоположность - в инобытиe и обратно. Эти постоянные взаимные переходы и есть истина бытия. Истина это "ничто".
Древние греки считали такие переходы вероятными только во времени и полагали нереальным одновременное сосуществование действительного и возможного: две вещи не могут занимать одно место одновременно. По их представлениям, противоположные состояния сменяют друг друга по принципу взаимного исключения, а по Гераклиту - даже взаимного уничтожения путeм борьбы. Гераклит всюду усматривал борьбу.

Гегель, напротив тому, приходит к мысли о необходимости непрерывного сосуществования и взаимоотношения противоположностей, подобно полюсам магнита: противоречие - вот что движет миром, по его мнению. Каждая из противоположностей является причиной и условием существования другой. Поэтому их недопустимо рассматривать поодиночке, изолированно одну от другой.

За период около 200 лет, прошедших от появления гегелевской логики, в мире не нашлось ни одного человека, сумевшего понять еe парадоксальное содержание (зато критиков было много). Оно буквально переворачивает "вверх дном" наши привычные логические представления. В общепринятой логике противоречивость суждений - признак их ложности. У Гегеля, напротив, это непременное условие истины. Нам очень трудно изменить привычку, выработанную житейским опытом, тысячи раз прошедшую практическую проверку, и, вопреки всему этому, принять противоречивость в качестве неотъемлемого свойства истины. Нелегко понять, что истина - это "ничто".

Автору этих строк в какой-то мере, судя по фактам, удалось экспериментально воспроизвести метод Гегеля в 1970 году. Затем работа в нашей лаборатории велась постоянно с применением нового метода. Поразительным был тот факт, что при этом ни один из сотрудников, аспирантов, студентов за прошедшие два с лишним десятилетия не понял сути своей работы. Кто-то не мог понять, каким образом благоприятные жизненные условия становятся причиной массовой гибели животных в одних случаях и процветания в других. Кому-то казалось, что мы изучаем несуществующие явления, хотя разнообразные факты показывали реальность событий.

Сказанное показывает, что содержание данной книги требует для его освоения неторопливого и вдумчивого отношения. Мне кажется, что предлагаемая здесь тема заслуживает такого внимания. Если все вещи, пребывающие в действительном состоянии, с неизбежностью переходят в возможное состояние, то должны существовать универсальные законы такого перехода. Задача науки их познать. Так как источник перехода в "возможное" постоянно присутствует внутри вещей, скрытно от нас, то, вскрыв источник, можно прогнозировать особенности перехода действительного в возможное. Появляется способ предвидения событий, которые никогда ранее ни при каких обстоятельствах не встречались в человеческой практике, т.е. делать научные открытия, экономические и политические прогнозы.

Во-вторых, традиционная общепринятая логика имеет альтернативную основу: "или-или". В конфликте кто-то прав, кто-то не прав, а то и виноват. По Гегелю, истина заключается в соединении противоположных мнений. Противоположности должны мирно сосуществовать. Марксисты, постоянно ссылавшиеся на свою приверженность к философии Гегеля, на самом деле не поняли сути гегелевской логики. Они осознали лишь простую логику Гераклита - взаимное уничтожение противоположностей во времени. Такая теоретическая предпосылка привела к подавлению и уничтожению в России большевиками "противоположности" в виде непролетарских слоeв общества. Совершенно иной пример даeт нам шведский социализм. В Швеции общественные "противоположности" не подавлялись, мирно взаимодействовали. В итоге теперь Швеция одна из экономически передовых стран. Шведский вариант не противоречит гегелевской логике, которая выглядит логикой открытого демократического общества.

Далее гегелевская логика имеет принципиально более глубокие основы. Современная логика исходит из причины и первопричины. Принято говорить, что задачи науки состоят во вскрытии причин. Гегелевская логика проникает под внешние покровы причины до субстанциальных истоков. У многих причин может быть один источник. Например, вековая история терроризма показывает целый ряд конкретных причин его возникновения (религиозных, политических, нравственных), но источник у них, с позиций высшей логики, один - способ мышления.

Наконец, новая логика сильно облегчает освоение человеком новых областей знаний, новых специальностей. Это способствует расширению образованности. С другой стороны, в настоящее время в России наблюдается тенденция к удлинению продолжительности среднего образования с 10 до 12 лет. С позиций новых логических подходов в этом совершенно нет необходимости. Путeм качественного изменения принципов современной педагогики, за 10 лет можно дать учащимся информации значительно больше, чем за 12 лет при современных принципах преподавания. Исходя из последних, скоро и 12-ти лет будет мало.

Г.В.Ф.Гегель никак не обозначил свою логику термином, удобным в обиходе и отличающим еe оригинальное содержание. Свой логический метод он назвал "системой абсолютного идеализма" (область чистой мысли). И.Кант, исходя из существовавшей в его бытность логики, пришeл к выводу о нашей способности понимать только внешние стороны предметов - "вещей для нас", а сущность вещей - "вещей для себя", человек познать не в состоянии. "Вещи в себе" - непознаваемы. Гегель возразил и сказал, что нет ничего проще, чем познать "вещь в себе". Обычно мы приписываем предикаты (свойства) предметам, а нужно, чтобы предметы "сами определяли себя из самих себя, из своей самости". Поэтому можно говорить о "низшей логике" традиционного познания "вещей для нас", не выходящего за пределы причин, и "высшей логике", познающей непознаваемые ранее "вещи в себе" и уходящей глубже причинно-следственных отношений и даже к их субстанциальным истокам.

Свой метод Гегель назвал ещe диалектикой. Термин этот многозначен и поэтому порождает неопределeнность содержания при его практическом применении. Ранее, в Древней Греции и эпоху средневековья, под диалектикой понимали искусство ведения диалога. Гегель под ней понимал процесс развития и говорил, что диалектика душа всякого развития. Во-вторых, он же под диалектикой подразумевал свой оригинальный метод. Позже, в марксистской литературе, под диалектикой понимали всю диалектическую теорию познания. В итоге набирается около четырeх значений одного термина. Мне импонирует термин "диалогика". Во-первых, исходя из принципов приоритета - "диалог". Во-вторых, такой термин можно расшифровать как диалектическая логика (приставка - "диа"), что соответствует содержанию термина.

Всякая самостоятельная наука определяется по трeм признакам: специфический объект изучения, определeнная цель, оригинальный метод. Объект в данном случае - "вещь в себе", переход из "действительного" в "возможное". Поэтому "диалогику" можно также назвать "логикой возможного", логикой предвидения. Цель - познание конкретных механизмов перехода для вероятного управления процессом. Метод - "источниковый". Источник это то, что содержит в себе одновременно причину и следствие, как непрерывно сосуществующие и взаимопереходящие одна в другую противоположности. Метод можно ещe назвать "асимметричным". Впервые результаты асимметричного исследования были опубликованы автором в 1970 году в Центральном биолого-теоретическом журнале СССР - "Журнал общей биологии".

Здесь важно заметить, что метод "асимметричной информации" был разработан в области экономики, нашeл там практическое применение и признание. О признании убедительно говорит присуждение его авторам Нобелевской премии в области экономики за 2001 год.

Диалогику, видимо, следует рассматривать в качестве составной части философии возможного,  в качестве еe технологической составляющей. С одной стороны, логика в качестве метода способствует развитию философии. Вместе с тем, философия выступает в виде связующего звена между методом и местом его практического применения. Такая взаимосвязь была продемонстрирована Г.В.Ф.Гегелем путeм создания им на базе логического метода "Энциклопедии философских наук": науки логики, философии природы, философии духа, а позже ещe и философии права, философии истории. Тем самым адекватная методу философия оказывается питательной средой для функционирования и развития логики. Кажется, обстоятельства начинают этому способствовать. Появляется инициатива по созданию "философии возможного". Если автор правильно понял, в частности, такие шаги предпринимает М.Н.Эпштейн, работающий в США.

Опыт практического применения диалогики пока невелик, несмотря на еe длинную историю. Если еe изложение, предпринятое здесь, вызовет у части читателей конструктивный интерес, автор будет считать свою цель достигнутой.