Предисловие редакции
Члены редакции долго дискутировали вопрос о том, стоит ли публиковать данный текст. Мнения и оценки были разные, от "гениально!!!" до "полный бред и спекуляция". В конце концов было решено опубликовать в качестве оригинальной гипотезы, заметив при этом, что Всемирный торговый центр был построен по проекту японского архитектора Минору Ямасаки.

Манхэттенский проект – 2

(Структурный анализ недавних терактов в США и предположительная культурно-этническая идентификация их "автора")

Анатолий Железняк, Лидия Железняк, Олег Заславский

об авторах:
Железняк Анатолий Михайлович, 1952,  инженер-электронщик и историк-социолог
Железняк Лидия Ивановна, 1954, художник
Заславский Олег Борисович, 1954, физик-теоретик, доктор физ.-мат. наук,
автор ряда работ по поэтике русской литературы и кино

E-mail: zaslav@ukr.net

 

It is shown that the recent acts of terrorism in USA represent a system, organized, to a considerable extent, according to structural principles, inherent to an artistic text. We analyze its structure and derive from it the conclusions about the "author"’s ethnical and cultural identity, his basic motives and purposes. Our research is based on well known facts.

Введение

Расследование недавних терактов в США наталкивается на очевидные трудности, связанные с необходимостью установления и проверки огромного множества самых разных фактов. При этом заметная часть фактического материала может оказаться ложным следом, намеренно созданным террористами и рассчитанным на "очевидную" интерпретацию, основанную на "здравом смысле". Но даже и без этого чисто эмпирический подход грозит увязнуть на долгие годы в бессвязной мешанине событий, а установление новых фактов – не прояснить, а еще больше запутать общую картину. Наш подход качественно иной – не предлагая никаких новых фактов, мы анализируем уже известные и показываем, что эти теракты (включая "почтовую" сибирскую язву) представляют собой единую целостную систему. Оказывается (это не предположение, а результат анализа), что эта система в значительной мере организована по принципам, свойственным художественному тексту. Дальнейший анализ ее конкретных особенностей позволяет сделать предположения о культурно-этнической принадлежности "автора", его мотивах и целях. Таким образом, мы предлагаем не расследование, а исследование .

* * *

Диверсионно-террористическая атака на США 11 сентября 2001 г. не имеет аналогов в истории. Помимо огромного числа жертв и масштабов разрушений, ей свойствен исключительно высокий, беспрецедентный уровень системности, резко контрастирующий с тем, что характерно для "классического" (в частности, арабо-исламского) терроризма. Одновременный захват нескольких пассажирских самолетов и применение их в качестве непосредственного оружия (а не средства удержания заложников), согласованная "работа" нескольких террористических бригад, одновременная атака на несколько объектов разного характера, сочетание ярко выраженной символичности и зрелищного эффекта с массовым поражением – все это свидетельствует не только об исключительной продуманности операции и высочайшем уровне координации по ходу дела, но и о том, что сама атака и ее план явились продуктом необычного "творчества". Эта военно-террористическая операция была задумана и проведена не как "улучшенный" вариант уже известных образцов (пусть даже и доведенный до "совершенства" и в гигантски увеличенных масштабах), а как нечто качественно новое. Такие скачки не только в созидательной деятельности человека (техника, наука, искусство), но и в ее разрушительном антиподе могут совершаться только "гениальными" одиночками.

Известно, что непосредственными исполнителями чудовищных терактов были арабы-мусульмане. С высокой вероятностью можно предположить, что заказчиками и спонсорами "черного вторника" были "сильные люди" арабо-исламского мира (С. Хусейн, бен Ладен или кто-либо еще). Однако скоординированные действия большого числа террористов в рамках нескольких сплоченных "коллективов", необычные цели и средства террористической атаки, ее глубокая продуманность, высокая организованность и высокая системность для арабо-исламского терроризма совершенно не характерны. Арабские (и вообще мусульманские) террористы склонны действовать в одиночку или (редко) небольшими группами, в основном спонтанно и хаотично, ставя перед собой простые и практичные цели, применяя известные, проверенные, "хорошо зарекомендовавшие" себя приемы и методы. Использование принципиально новой, совершенно не традиционной "технологии", да еще в таком масштабном, ответственном и рискованном "деле", – явление необычное и удивительное, причем не только для "классического" мусульманского терроризма, но и для мусульманской культуры как таковой. Арабо-исламская культура в значительной мере основана на "эстетике тождества", и новаторство ей (тем более в традиционной и весьма успешной деятельности) не свойственно.

Поэтому естественно предположить: у арабских (мусульманских) заказчиков и спонсоров был "начальник штаба", верховный организатор-координатор, не принадлежащий к арабскому (и вообще мусульманскому) миру, причем именно ему, "гению" террора, принадлежит не только общая идея и план терактов, но и практическое руководство их воплощением в жизнь (вернее сказать, в смерть). Будем для краткости называть его Х.

Предварительная характеристика серии терактов, бегло упомянутая выше, указывает на наличие в этой "операции" четкой внутренней структуры и высокий уровень связанности между разными ее элементами. Если прибавить к этому, что наличие символики бросается в глаза, то остается предположить, что эта символика не исчерпывается поверхностным уровнем (с очевидной ролью Всемирного Торгового Центра и Пентагона как символов экономической и военной мощи Америки), и что атака в целом была построена по "законам искусства" и представляет собой (в том, что касается мастерства исполнения) "выдающееся" произведение "адской музыки". Пока это лишь эвристическое соображение; структурный анализ, проведенный ниже, его полностью подтверждает. Более того, мы увидим, что такой анализ позволит с высокой степенью вероятности идентифицировать культурно-этническую принадлежность Х-а и объяснить, с какой целью им был задуман и осуществлен чудовищный теракт. Именно это и является основной целью нашей работы.

Что же касается основных заказчиков и спонсоров теракта, подрядивших Х-а "на работу", то мы ограничимся лишь кратким обзором (множество материалов на эту тему можно найти в СМИ). Высокой системности замысла и его исполнения должна была соответствовать столь же системная, масштабная и скрупулезная подготовка. Эта подготовка с необходимостью должна была включать в себя длительную, специфическую и тайную тренировку будущих пилотов-самоубийц на современных самолетах-тренажерах. Такая задача (как в организационном, так и в материально-техническом аспектах) была по силам только достаточно мощному тоталитарному государству, каковым в современном исламском мире является, пожалуй, только Ирак. Подготовить "черный вторник" в "пещерных" условиях воюющего многоплеменного Афганистана было, на наш взгляд, физически невозможно. Что, разумеется, нисколько не исключает активное соучастие бен Ладена – но не как основного организатора, а как спонсора и, главное, "начальника отдела кадров" (именно бен Ладен и его ближайшие подручные, по всей видимости, подбирали кандидатов на роль угонщиков и пилотов-камикадзе).

Итак, между верхушкой заговора и его непосредственными исполнителями, в арабо-исламской принадлежности которых сомневаться, очевидно, не приходится, находилось инородное, инокультурное, не арабское и не мусульманское звено – искомый Х. Именно он задумал и реализовал руками мусульманских террористов свой чудовищный "текст", убивший и искалечивший несколько тысяч людей. Попробуем же прочитать этот текст и "вычислить" его автора.

"Аномалия" с Бушем

Предметом анализа должна быть структура теракта во всей его полноте. Однако реально осуществленный 11 сентября теракт удался, как известно, не полностью. 4-й самолет (по не выясненным причинам) упал, не долетев до цели. Распространенную точку зрения, что 4-й самолет предназначался для удара по Белому дому, мы считаем бесспорной и в дальнейшем используем без оговорок. Между тем, из-за того счастливого обстоятельства, что самолет не долетел до Вашингтона, ряд нетривиальных и странных особенностей (которые бы непосредственно проявили себя в случае "удачи" с 4-м самолетом) отошли в тень. И перед тем, как приступать к выявлению и анализу внутренней структуры терактов, необходимо уяснить себе, в чем же фактически состоял полный замысел, и реконструировать некоторые важные детали, связанные с 4-м самолетом.

Казалось бы, "естественно" ожидать, что целью террористов должен был быть, наряду с Белым домом как общим символом Америки, и конкретно Джордж Буш как ее президент. Известно, что иракский диктатор Саддам Хусейн ненавидит Буша. И хотя поражение в войне в Персидском заливе Хусейну нанес Буш-старший, принятые в арабском мире традиции кровной мести делали личный аспект весьма и весьма вероятным. Но даже если главным "заказчиком" теракта был не Хусейн, а бен Ладен (или даже кто-то третий из мусульманского мира), все равно можно утверждать наверняка: никакой араб-террорист не упустит возможность убить американского президента. Тем более, что второго такого шанса уже не будет – в силу неизбежно повышенных мер безопасности после теракта, да и просто из-за того, что будет утерян эффект внезапности. Кроме того, коль скоро в терактах был, очевидно, символический аспект, и террористам так важно было поразить Белый дом как государственный символ Америки, то зачем при этом делать исключение для президента – главы государства? Не говоря уже о том, что президент в США – верховный главнокомандующий, т.е., в конечном счете, глава того самого Пентагона, на который был обрушен 3-й удар.

И здесь выявляется следующая "аномалия". Казалось бы, чтобы с уверенностью поразить Буша, атаковать Белый дом следовало тогда, когда Буш в нем наверняка находится, причем начинать надо было именно с Белого дома (так как с началом "операции" президент неизбежно покинул бы свою резиденцию: после 1-го удара, который должен был быть воспринят как грандиозная авиакатастрофа [1] , следовало ожидать отбытия Буша на место трагедии; после 2-го удара, когда террористический характер событий стал бы совершенно очевиден, президент, по логике вещей, должен был отправиться в убежище или на командный пункт [2] ).

Однако операция началась, когда Буш в Белом доме заведомо отсутствовал (он находился достаточно далеко от столицы – во Флориде) [3] . Кроме того, было совершенно очевидно, что после двойного тарана ВТЦ президент в Белый дом – до полной нормализации обстановки – не вернется. Все выглядит таким образом, как будто Х специально старался не убивать Буша. Эта аномалия не может быть разрешена при помощи обычного здравого смысла или политических соображений и в рамках арабо-исламской версии остается совершенно необъяснимой. Тем самым она дает еще один аргумент в пользу того, что Х арабо-мусульманскому миру не принадлежит.

"Художественные" признаки терактов

То обстоятельство, что в терактах существенным образом присутствует своеобразная "эстетика", уже неоднократно отмечалось. В первую очередь следует упомянуть известные высказывания немецкого композитора Штокхаузена, за которые он был подвергнут остракизму (вполне вероятно – несправедливому, так как эти высказывания были вырваны из контекста, и было упущено, что теракт назван Штокхаузеном "музыкой Люцифера"). В любом случае, свидетельство выдающегося композитора – важный фактор, указывающий на актуальность структурных принципов художественного текста в замысле и исполнении терактов [4] . Непредвзятое изучение этих принципов и дешифровка самого текста представляются нам важной и необходимой задачей. Однако сначала нужно определить границы этого текста, а именно, ответить на вопрос, имели ли события 11 сентября какое-либо логическое продолжение (или их следует рассматривать изолированно, сами по себе).

За "черным вторником" (но не сразу, а спустя почти месяц – и в этом кроется, как мы покажем ниже, определенный смысл!) последовала "почтовая" сибирская язва. Ее террористический характер сомнений ни у кого не вызывает. Однако прямая связь сибирской язвы и "черного вторника" до сих пор не выявлена. Мы намерены доказать, что такая связь (причем связь высокосистемная) есть. Более того мы покажем, что самолетная атака 11 сентября и рассылка спор сибирской язвы в октябре и ноябре – суть звенья одной цепи, взаимосвязанные фазы единой диверсионно-террористической кампании, задуманной все тем же Х-ом и осуществленной под его руководством. В дальнейшем будем для краткости авиаудары называть 1-м терактом, "почтовую" сибирскую язву – 2-м (в действительности каждый теракт представлял собой целую серию терактов, причем 2-я серия, в отличие от 1-й, была растянута во времени).

Основные мотивы и стилистические фигуры

Обратим внимание на неявную общность деталей 1-го и 2-го терактов. Оружием террористов в самолетах были ножи для разрезания бумаги. С другой стороны, споры сибирской язвы рассылались в конвертах, т.е. изделиях из бумаги , причем для того, чтобы достать содержимое конверта (и тем самым сделать теракт удавшимся), получатель должен был раскрыть конверт, что наиболее естественным образом может быть сделано при помощи ножа для разрезания бумаги. То есть в обоих случаях непосредственная жертва поражалась как бы одним и тем же оружием. При этом структурное сходство всех трех элементов (ножи, бумага, жертвы) осуществлялось посредством метонимии, т.е. связи по смежности (в указанной триаде каждый из элементов связан с остальными двумя и в 1-м и во 2-м терактах). К этому еще прибавим, что основное орудие 1-го теракта – самолеты – вонзились в башни ВТЦ как гигантские ножи.

Можно не сомневаться, что место самолетного удара по ВТЦ было выбрано еще на стадии предварительной подготовки исходя из задачи нанести сооружению максимально возможный ущерб и в конечном счете обрушить обе башни, что и произошло в действительности. Но тогда становится значимым, что при падении башни ВТЦ сложились как изделие из бумаги, а именно – бумажный китайский (японский) фонарик. Можно также с большой вероятностью предположить, что для подготовки теракта использовались макеты ВТЦ, Пентагона и Белого дома, что дает еще одно проявление мотива бумаги или заменяющего ее (и эквивалентного ей в данном контексте) материала. К сказанному прибавим, что бумага используется для изготовления игрушечных летающих объектов – бумажных самолетов и змеев. Так что "невинные" письма, несущие гибель, можно представить в этом контексте как бумажный, эфемерно-воздушный и игрушечный метафорический аналог грозных самолетов, произведших столь массовые разрушения и жертвы 11 сентября.

Обратим также внимание на общий для обоих терактов мотив воздуха: в 1-м случае смерть приходит при воздушной атаке, во 2-м – после вдыхания спор.

Таким образом, основные элементы терактов складываются во "вторичные" упорядоченности, которые "в норме" (то есть в обычном преступлении) отсутствуют, – иначе говоря, эти элементы образуют "стилистические фигуры".

Переключение регистра

Бросается в глаза контраст между масштабами терактов (почти одновременная гибель тысяч людей в 1-м теракте, несколько погибших за все длительное время 2-го теракта), при том, что и 1-й и 2-й имеют общий психологический результат – чувство страха в американском обществе. Если в 1-м теракте эффект был достигнут аномально большим ("громким") выражением, то во 2-м – аномально малым ("тихим"). Результат оказался неожиданным дважды – и в том, что 1-й теракт разразился как "гром среди ясного неба", и в том, что затем, на фоне ожидания дальнейших "громких" нападений и диверсий, произошел аномально "тихий" теракт. Второе обстоятельство особенно сильно ощущается на фоне всеобщего ожидания биотерроризма и предпринятой в этом направлении подготовки. "Камерный" способ осуществления 2-го теракта выглядит совершенно неожиданно, а число жертв от него в принципе не может сравниться с, например, диверсией в биолаборатории. Но даже и в своих собственных рамках этот теракт мог бы вызвать намного большие жертвы (если бы, скажем, террористы резко увеличили число адресатов и разослали все письма одновременно). Тот факт, что рассылка опасных писем примерно через месяц без видимых причин фактически прекратилась, также свидетельствует о том, что у Х-а были какие-то иные цели, чем просто убить (заразить) большое число людей. Напрашивается вывод, что (если говорить о психологическом эффекте) цель 2-го теракта состояла в том, чтобы породить ужас небольшим числом "тихих" действий, причем при помощи предметов повседневности.

Еще один контраст между аномально громким и аномально тихим терактами состоял в том, что в 1-м случае использовались реальные самолеты, произведшие столь оглушительный эффект, тогда как во 2-м – аналоги бумажных игрушечных самолетиков.

Контраст между "тихим" методом 2-го теракта и вызванным им "громким" результатом – еще один резкий контраст масштабов. Но и в 1-м теракте невиданный масштаб жертв и разрушений был достигнут, если вспомнить, что происходило в самолетах, всего лишь при помощи ножей для разрезания бумаги. Кроме того, существен чисто пространственный контраст между размерами самолетов, врезавшимися в башни ВТЦ, и самими башнями. Поэтому, если в том, что касается непосредственного выражения (авианападение и рассылка конвертов по обычной почте), 1-й и 2-й теракты соотносились как "аномально большое" и "аномально малое", то в том, что касается соотношения "метод – результат", просматривается сходство. В обоих случаях конечный эффект с аномально "громкими" последствиями достигался, в конечном счете, аномально малыми средствами.

Таким образом, мы видим, что на протяжении обоих терактов происходит чередование "громких" и "тихих" акций, причем не изолированно друг от друга, а с их значимым со- и противопоставлением – прямой аналог переключения регистра в музыкальном произведении.

Дуальная композиция

Весь теракт в целом четко распадается на две части ("громкую" и "тихую"): авианалеты 11 сентября и рассылка спор сибирской язвы. Кроме того, эти части (фазы) могут быть противопоставлены как практически мгновенная и длительная, постепенная. Рассмотрим теперь внутреннюю композицию обеих частей.

Здесь также обнаруживается наличие двух фаз. Структура 1-го теракта: в 1-й фазе – поражение двух башен ВТЦ (т.е. гражданских объектов); во 2-й фазе – атака на Пентагон и Белый дом (объекты военно-государственные). (То, что удар по Белому дому не состоялся, не отменяет данных рассуждений: важно, что такой удар планировался .)

Структура 2-го теракта: в 1-й фазе письма со смертоносными спорами направляются – с целью привлечения общественного внимания – в средства массовой информации (СМИ); во 2-й фазе спорами сибирской язвы поражаются основные госучреждения США (обе палаты Конгресса, Белый дом, Госдепартамент и Верховный суд).

В общем виде композиция терактов может быть теперь описана следующим образом. Каждый из терактов, как и террористическая кампания в целом, четко распадается на две части. В 1-й фазе каждого теракта целями ударов были гражданские объекты, во 2-й – военно-государственные, причем именно первые фазы (как и 1-й теракт в целом) характеризовались значительно большим числом жертв.

Итак, террористическая кампания композиционно состоит из двух половин, каждая из которых, в свою очередь, распадается надвое (причем принципы расчленения обеих половин – одни и те же).

Матрешечные конструкции

При захвате самолетов в качестве оружия использовались ножи для бумаги. Такие ножи номинально предназначены для вскрытия конвертов или коробок – т.е. замкнутых вместилищ (в некоторых сообщениях с захваченных самолетов непосредственно упоминались инструменты с данной функцией – "box cutters"). Главный, ключевой пункт при захвате состоял в том, чтобы проникнуть в кабину пилотов – своего рода отсек, часть самолета, отделенную перегородкой ("box"). В этом смысле проникновение туда террористов, вооруженных ножами для бумаги, – независимо от того, каким конкретно образом это им удалось, – представляло собой как бы успешное вскрытие коробки и помещение туда смертельно опасного источника угрозы – самих террористов, заменивших обычных пилотов. Заметим теперь, что каждое из зданий ВТЦ, пораженных террористами, представляло собой гигантскую "коробку" (box). Получается наращивание матрешечных конструкций, причем изнутри – от меньших масштабов к большим.

Во 2-м теракте существенным звеном был почтовый ящик (mail box), откуда поступали конверты, внутри которых находились несущие (по крайней мере потенциально) смерть споры сибирской язвы, – налицо опять матрешечные конструкции. Но теперь они наращиваются в прямо противоположном направлении – от больших масштабов к меньшим.

Символика цвета

Еще раз обратим внимание на обстоятельства рассылки спор сибирской язвы. Как дозу, так и число адресатов преступники, при желании, могли значительно увеличить; кроме того, все письма они легко могли разослать одновременно, что обеспечило бы мощный эффект внезапности. Следовательно, убийство адресатов не было самоцелью. Естественно предположить здесь какую-то знаковую функцию. Об этом говорит и тот факт, что белый порошок со спорами язвы рассылался как письма . Что, в свою очередь, дает возможность рассматривать это преступление не только как покушение на жизнь и здоровье получателей, но и как некий текст, имеющий смысл. В этой связи важно, что наполнитель, содержащий споры, неизменно представлял собой белый порошок, хотя это было совсем необязательно (как был необязателен и сам порошок). Например, можно было просто "надуть" споры в конверт, положить туда горсть спороносной пыли и т.д. Поэтому логично предположить, что белый цвет (как и порошок) сам по себе оказывался носителем смысла.

Рассмотрим это обстоятельство подробнее, учитывая не только состоявшиеся события, но и планировавшиеся. Представим себе, что атака на Белый дом удалась. И тогда вышло бы, что работники СМИ и госчиновники получают белый порошок после того, как Белый дом стерт в порошок , причем об этом узнает вся страна. В данном контексте письма явились бы зримой и страшной угрозой (а кроме того – утонченным издевательством). Причем из-за того, что значимым элементом оказывался цвет, угроза приобрела бы "эстетическую окраску".

Таким образом, белый порошок в конверте представлял собой как бы Белый дом в целом. Тем самым здесь проявились такие характерные для мышления Х-а свойства, как склонность к миниатюризации и построению уменьшенных смысловых моделей (часть вместо целого [5] ).

Развертывание лейтмотивов

Вся цепочка основных событий выстраивается теперь следующим образом: при помощи ножа для бумаги "открыли" "коробку" кабины – убили пилота ножом для бумаги (или пригрозили пилоту ножом для бумаги) – превратили сам самолет в нож и ударили им с воздуха по "коробке" здания (ВТЦ), которое сложилось как изделие из бумаги, – потом ножом для бумаги сделали конверт – вложили туда как бы то, что осталось от здания (Белого дома), – отправили "бумажный самолет" со смертоносной начинкой – он "попал" в "коробку" почтового ящика – получатель вскрыл конверт ножом для бумаги – вдохнул смертоносные споры через воздух.

Контрапункт

Число жертв 2-й фазы 1-го теракта (Пентагон) существенно меньше, чем число жертв 1-й фазы (ВТЦ). Причем по-другому и быть не могло (чтобы в этом убедиться, достаточно сопоставить объемы двух обрушенных небоскребов и одного пораженного крыла Пентагона). Если бы удалась атака на Белый дом, то человеческих жертв, скорее всего, не было бы вовсе: все сотрудники Белого дома к тому времени уже были эвакуированы. И это обстоятельство, опять-таки, нетрудно было предсказать заранее (после первых трех ударов, и особенно после удара по Пентагону, эвакуация главных правительственных учреждений была мерой естественной и необходимой).

Итак, с одной стороны, последовательность ударов шла по нарастающей в том, что касалось "ранга" врага: сначала нападению подверглось гражданское население, потом – военное ведомство, в завершение планировался удар по верховной власти. В том же, что касалось предусмотренного числа жертв, последовательность, как мы видим, была прямо противоположной: тысячи (если не десятки тысяч) жертв среди гражданского населения (ВТЦ), максимум несколько сотен погибших в Пентагоне и полное (или почти полное) отсутствие жертв в случае удара по Белому дому. Таким образом, в одном аспекте ("ранг" жертв) удары шли по нарастающей, в другом (число жертв) – по ниспадающей. Это означает, что последовательность ударов по своему характеру была двойной и заключала в себе "контрапункт" .

"Нормированность" насилия и системность терактов

У терактов (1-го и 2-го) есть важное общее свойство. В них проявила себя "нормированность" насилия: в 1-м теракте Х имел возможность убить американского президента, но не стал это делать; во 2-м теракте Х мог вызвать намного большие жертвы, чем несколько человек, но также не стал это делать. В "обычном" терроризме практически никогда не бывает, чтобы террористы намеренно "жалели" своих врагов и старались как свести к минимуму число жертв (причем не среди постороннего "мирного" населения, а именно среди "врагов"!), так и уберечь врага высшего ранга. То есть "нормированность" насилия для терроризма – как такового – вообще не характерна. А поскольку в данном случае "обычный" терроризм может иметь только арабо-исламское лицо (других вариантов просто нет), то "нормированность" насилия как таковая (а не только ее частное проявление в аномалии с Бушем) дает еще один аргумент в пользу того, что Х арабо-мусульманскому миру не принадлежит.

С общей же точки зрения "нормированность", будучи дополнительным ограничением, указывает на повышенную степень системности терактов. И хотя сама по себе высокая системность террористической кампании не определяет, разумеется, наличия в ней "художественных" признаков, но сочетается с ними "органично", поскольку для художественного текста как раз и характерно усложнение системных связей.

То обстоятельство, что "нормированность" насилия оказалась свойственна наиболее кровавым и чудовищным по последствиям терактам в истории, является еще одним "контрапунктом", изобретенным Х-ом.

Мистификации как аранжировка основной мелодии

Напомним два известных факта. 1) Мохаммед Атта (предположительно "пилот" одного из захваченных "Боингов") тренировался на небольшом аэродроме неподалеку от места, где жил Боб Стивенс (1-я жертва сибирской язвы). Причем Атта и его подельники пытались расспросить летчиков соседнего аэродрома о методах опыления полей ядохимикатами. 2) Две квартиры, где жили будущие угонщики, были сняты для них агентом по недвижимости, которая замужем за редактором того самого журнала "Сан", где работал Стивенс.

В обоих случаях речь идет о странных совпадениях, не имевших практических последствий. Естественно допустить, что таких последствий и не предполагалось. Рассмотрим сначала 1-й эпизод. Он не имеет ничего общего с реально состоявшимися 11 сентября терактами, и в рамках подготовки к ним представляется совершенно излишним с практической точки зрения. Особенно иррациональным выглядит интерес к альтернативным методам террора со стороны лиц, которым предназначалась роль смертников. Не говоря уже о том, что такая "самодеятельность" со стороны исполнителей могла бы нарушить строгую системность плана, разработанного Х-ом (а можно не сомневаться, что Х разработал значимые моменты плана вплоть до мельчайших деталей и строго следил за их исполнением). Поэтому следует признать, что расспросы о методах опыления ядохимикатами, очевидным образом ассоциирующиеся с опасностью биотерроризма и вскоре реально происшедшей историей с сибирской язвой, были мистификацией, сознательно придуманной Х-ом. То есть он специально дал задание поговорить на эту тему с пилотами сельхозавиации, чтобы затем, в свое время, это стало известно СМИ. Практический смысл лежит на поверхности – сбить расследование с толку, увести на ложный путь, а также дополнительно припугнуть общество перспективами биологической войны. Но есть и другой – чисто "эстетический" аспект: в разговоре террористов с летчиками перекрещиваются оба основных мотива , составивших, соответственно, основу 1-го и 2-го терактов, – нанесение поражающих ударов (с воздуха) самолетами и распространение отравляющих веществ (с самолетов) через воздух.

Что касается 2-го эпизода, то неслучайно ведь ФБР не нашло никаких конкретных следов связи между квартирами угонщиков и распространением язвы. Вместе с тем, связь имеется, только проявляет она себя не в оперативно значимых фактах, а в структурных соответствиях. Квартиры, снятые угонщиками, – это точка, в которой пересеклись, опять-таки, оба основных мотива терактов; причем в данном случае это пересечение реализуется иначе, чем в 1-м случае. А именно – через посредство человеческих отношений, с помощью многозвенной метонимии: самолетный теракт – угонщики самолета – жена начальника намеченной жертвы – сам начальник – сама жертва – смертоносная сибирская язва. Практический же смысл 2-го эпизода, очевидно, совпадает с практическим смыслом 1-го.

Таким образом, не только реальные события, но и сознательная имитация, мистификация построены при помощи нетривиальной мотивной структуры и существенно используют принцип метонимии (непосредственного контакта, связи по смежности). А тот факт, что и в "боевых", и в имитирующих действиях использованы одни и те же основные мотивы и приемы, превращает описанную мистификацию в "аранжировку" главной "мелодии".

"Художественные" признаки терактов: предварительные выводы

Перечислим основные "художественные" свойства терактов, как они вытекают из предшествующего анализа:

1) многообразное использование одного и того же структурного элемента, который в результате оказывается лежащим на пересечении целого ряда закономерностей (что является характерным признаком художественного текста высокого уровня);

2) использование "стилистических фигур" (главным образом метонимии);

3) попеременное использование двух "регистров" (аномальная громкость – аномальная тихость);

4) активизация языка пространственно-временных отношений: а) дуальная композиция, продублированная на нескольких уровнях; б) матрешечные конструкции;

5) попеременное развертывание одной и той же пространственной конструкции ("матрешек") в двух противоположных направлениях;

6) одновременное действие двух противонаправленных структурных механизмов в одном и том же фрагменте ( "контрапункт");

7) повторение в разных сочетаниях небольшого числа основных мотивов – лейтмотивная структура;

8) использование текста-дублера (мистификации) в качестве "аранжировки" основной "мелодии" при помощи тех же мотивов и стилистических фигур;

9) использование цветовой символики;

10) взаимодействие между образом и словом.

Таким образом, Х использовал приемы, свойственные как музыкальным произведениям (лейтмотивы, контрапункты), так и произведениям словесно-художественным (то же плюс значимость слова); кроме того, в "творении" Х-а имеются признаки изобразительного искусства (цвет). Можно сказать, что "адская музыка" Х-а (будем для краткости по-прежнему говорить о "музыке") оказалась "полифоничной" .

Хотя эти наблюдения являются предварительными (ряд других аргументов предлагается ниже после предположительной культурно-этнической идентификации Х-а), уже на их основании можно заключить, что теракт в целом (1-й + 2-й) был в значительной мере построен как текст, причем текст художественный и, более того, синтетический (в котором переплетаются черты, характерные для разных искусств).

Наличие "художественных" признаков имеет еще один важный аспект: замысел такого текста мог родиться только индивидуально. Коллективное создание текста с "лейтмотивами", "стилистическими фигурами" и прочими "художественными" элементами совершенно исключено [6] . Поэтому "художественные" признаки терактов сами по себе служат важным аргументом в пользу выделенной роли их автора и организатора, т.е. свидетельствуют о существовании Х-а. Более того, выявленная "художественность" говорит также о том, что Х в эти теракты "вложил душу" (подобно тому, как вкладывает душу в собственные творения художник-созидатель). В свою очередь, это говорит о том, что у Х-а были очень сильные чисто эмоциональные мотивы для его преступного "творчества", как это бывает и при творчестве нормальном (далее мы предложим реконструкцию этих мотивов).

"Художественность" и преступная прагматика

Предложенная выше характеристика терактов как "художественного" текста содержит, если вдуматься, парадокс. Дело в том, что замысел и осуществление столь нетривиального преступления, каковым являются рассматриваемые нами теракты, сами по себе предполагают чрезвычайно высокую степень системности. Казалось бы, связи между различными звеньями плана и упорядоченность самих звеньев должны были быть столь жесткими, что это не оставляло места "эстетическим задачам", а попытка навязать их дополнительно к собственно оперативному плану должна была привести к конфликту двух совершенно разных структурных принципов организации одного и того же материала и в конечном счете затруднила бы или даже вовсе разрушила преступный план. Но дело как раз в том и состоит, что "художественный" слой был отнюдь не внешним довеском в виде отдельных украшений к основному плану и даже не дополнительной подсистемой, мирно сосуществующей с основным планом. Х-у удалось нечто гораздо большее – "художественные" элементы не дополнили оперативную часть, а оказались средством ее реализации: получилась не "преступность плюс художественность", а "преступность как художественность". Подчеркнем, что соотношение между обоими понятиями в данном контексте существенно асимметрично: в основе указанного синтеза лежит преступная задача, реализуемая "художественными" средствами, – а не художественная задача, реализуемая преступным путем. Соотношение между собственно преступным замыслом (устроить теракт с массовыми жертвами, разрушить ряд ключевых объектов, добиться при этом максимального психологического эффекта) и его "художественной" организацией напоминает соотношение между "первичным" естественным языком (русским, английским и т.д.) и художественной прозой или поэзией как явлениями искусства – "вторичной" моделирующей системой, которая строится на основе естественного языка, с ним не совпадая. (К принципиальным отличиям специфической "художественности" Х-а от нормальной, созидательной художественности мы подробно обратимся ниже.)

Как видим, Х сумел сделать из терактов явление, в котором органично сплавлены два совершенно разных аспекта. То же самое свойство наблюдается и в деталях: в качестве смертоносного оружия Х-ом использовались предметы обычной мирной жизни – ножи для бумаги, пассажирские самолеты, почтовые конверты. При этом одни и те же предметы выступили сразу в двух обличьях: 1) как орудия преступного замысла, 2) как звенья единого "художественного текста". Таким образом, Х придал двойную структурную организацию как теракту в целом, так и его деталям, сочетав в едином целом "художественный" текст с прагматическими задачами.

Менталитет, характер и личность Х-а

Предварительный анализ терактов – в сочетании с общеизвестной информацией – позволяет сделать общие предположения о менталитете, характере и личности Х-а.

С одной стороны, Х – человек предельно логичный и рациональный (только обладатель такого менталитета мог продумать и реализовать сложную многоходовую комбинацию, искусно сочетая при этом разнообразные средства и приемы). С другой стороны, Х – человек образный, более того, – человек художественный, однозначным подтверждением чего служит показанная выше "художественность" его страшного "творения".

С одной стороны, Х – человек предельно конкретный (ведь при подготовке столь сложной диверсионно-террористической кампании требовалось учесть массу разнохарактерных деталей, предусмотреть возможные отклонения и сбои, и т.п.). С другой стороны, Х – человек абстрактный и системный, о чем однозначно свидетельствует абстрактный и системный характер спланированных им терактов.

Наконец, Х нетривиальным образом совмещает в себе холодный рациональный прагматизм и интуитивно-образный "эстетизм" .

Таким образом, налицо редчайшее (может быть, уникальное) сочетание разных менталитетов – логичного и образного, конкретного и абстрактного, рационально-прагматического и художественно-символического, причем сочетание органичное, сбалансированное и высокосистемное. Х предстает перед нами – в своем "творении" – как человек с многогранным синтетическим менталитетом. Также и само это "творение" демонстрирует свойства синтетичности , интегрируя существенно разные или даже взаимно дополнительные свойства: с одной стороны, в нем объединились прикладные задачи и "художественные" средства их достижения, с другой стороны, сама "художественная" часть (как это показано выше) оказалась синтетической.

Так же обстоит дело и с характером Х-а. С одной стороны, это, безусловно, волевой человек; более того, это человек с огромной, непреклонной волей (ведь подготовка "операции" заняла по меньшей мере несколько лет [7] , сама "операция", включая ее "тихую" часть, растянулась на два месяца – и все это время Х, преодолевая неизбежные препятствия и трудности [8] , не только сам неуклонно шел к намеченной цели, но и вел за собой многочисленный "коллектив" инокультурных исполнителей).

С другой стороны, трудно отказать Х-у в высоком интеллекте (сложный художественный текст, который он "написал", – достаточное тому подтверждение).

С третьей стороны, есть все основания полагать, что и эмоциональность Х-а – также самого высокого уровня (очевидно, что на такое чудовищное и в то же время организационно и технически сложное преступление можно было пойти только под влиянием сильнейших эмоций и страстей [9] ).

Таким образом, перед нами редчайшее (может быть, уникальное) сочетание разных характеров – волевого, интеллектуального и эмоционально-чувствительного, причем сочетание, опять-таки, органичное, сбалансированное и высокосистемное. Х явился миру как человек с многогранным синтетическим характером.

Обобщая приведенные соображения о менталитете и характере искомого преступника, можно сказать, что Х – личность чрезвычайно многосторонняя, неоднозначная и, в то же время, цельная и высокосистемная. Очевидно наличие "художественного таланта" и развитого "художественного вкуса". Очевидно также наличие инженерно-конструкторских и организационных способностей. Наконец, очевидно отличное знание американского общества и американской психологии (например, Х ясно представлял себе, какой будет реакция американцев на "почтовую" сибирскую язву). И последнее: по крайней мере 11 сентября Х находился в США.

Культурно-этническая принадлежность Х-а

Гениальный преступник, перевернувший западный мир, – совершенно нестандартный, уникальный человек. Он настолько индивидуален, что любые предположения о его культурно-этнической принадлежности могут показаться надуманными и безосновательными. Мол, такой штучный монстр мог родиться и получить воспитание в любом народе. Мы с таким суждением не согласны [10] . Любая, даже ярко выраженная индивидуальность произрастает из родительских генов в условиях той или иной культурной среды. Не вдаваясь в этногенетику, этнопсихологию и культурологию, заметим лишь, что совершенно невозможно представить в роли Х-а, скажем, араба, афганца, ирландца, серба, русского, нигерийца, ... да почти никого [11] . А кого можно? Вариантов, как выясняется при ближайшем рассмотрении, не так уж много... Перечислять не будем... Выскажем лишь общее соображение. Х, вероятнее всего, – представитель того народа и той культуры, которые органично совмещают в себе европейско-американские и азиатские признаки (в частности, логичность и образность, конкретность и абстрактность, прагматизм и символизм [12] ). Возможно также, что Х совместил эти признаки на индивидуальном уровне (например, в результате рождения от смешанного брака или/и вследствие воспитания в поликультурной среде).

Это соображение – в сочетании с выявленными нами "художественными" свойствами терактов – позволяет (с высокой вероятностью!) предположить, что Х – АМЕРИКАНСКИЙ ЯПОНЕЦ (может быть, полукровка).

В пользу этого предположения – следующие аргументы.

1) Японский менталитет и японская культура органично соединяют в себе азиатскую абстрактную образность и европейско-американский конкретный логизм, азиатский символизм и европейско-американский рациональный прагматизм (и все это – в высокосистемном синтезе). Что же касается американской составляющей личности Х-а, то из общих соображений представляется весьма вероятным, что организовать столь сложную террористическую кампанию, с длительной подготовкой, часть которой наверняка проходила внутри самих США, мог только тот, кто хорошо знает реалии Америки и жил в ней длительное время [13] . Причем это относится не только к реально проведенным терактам, но и к мистификациям (о которых мы писали выше): следовало знать, кого и каким образом можно было ввести в заблуждение.

2) Японский характер органично соединяет в себе европейско-американскую холодную волю, азиатскую чувственность и системный евразийский интеллект (и все это, опять-таки, в сбалансированном синтезе).

3) Японцам свойственно работать в команде; японцы умеют создавать корпоративный дух (не подавляя при этом человеческую индивидуальность); японцам свойственны целеустремленность, терпение, выдержка и скромность (араба, например, на месте Х-а просто распирало бы от гордости за свой "подвиг"); японцы – большие эстеты, "эстетика" смерти – заметная часть японской культуры ("харакири" чего стоит!).

4) Японская культура (в целом) отличается особой экономностью выразительных средств и особым изяществом (достаточно взглянуть на японскую графику). То же можно сказать и о японском поведении.

5) Японцы отличаются склонностью к миниатюризации (достаточно упомянуть о неповторимых японских двориках).

6) Бумага широко и разнообразно применяется в японском декоративно-прикладном искусстве и народном творчестве (в качестве примера можно упомянуть оригами – искусстве складывания фигурок из бумаги, которое получило в Японии широкое распространение).

7) Камикадзе – чисто японское явление. Мы имеем в виду "камикадзе" в узком, исходном значении этого слова (летчик-смертник). Арабы взрывают на себе бомбы, русские закрывают собой амбразуру, а вот самолет-торпеда с пилотом-смертником – явление чисто японское. В Японии в годы 2-й мировой войны была создана целая культура камикадзе (в том числе разработаны приемы такого нетривиального пилотирования, методики психологической подготовки, и т.д.).

8) Сочетание японской темы с особенностями теракта 11 сентября неизбежно приводит к заключению, что "черный вторник" Америки – а значит, и системно связанная с ним "почтовая" сибирская язва – были местью за атомную бомбардировку Хиросимы - Нагасаки!

В пользу этого говорят также следующие конкретные соображения:

а) возмездие Америке пришло с неба;

б) первым объектом нападения оказались небоскребы нью-йоркского района Манхэттен – а работы в США по созданию атомной бомбы носили, как известно, кодовое название " Манхэттенский проект";

в) затем атаке подвергся Пентагон – то есть главный военный штаб США;

г) в обоих случаях (в 1945 и 2001 гг.) было использовано принципиально новое, ранее не применявшееся оружие, что привело не только к огромным разрушениям и жертвам, но и к сильнейшему психологическому шоку. Роль последнего обстоятельства подчеркнем специально: достаточно представить себе, насколько бы изменился общий психологический эффект (как текущий, так и в исторической памяти), если бы те же жертвы и разрушения явились следствием применения "традиционных" методов – обычных бомбардировок Японии в 1945 г. и "обычных" взрывов в США в 2001 г. (о том, сколь существенно самое ограниченное применение качественно нового оружия может влиять на общественную психологию, достаточно ясно говорит и история с сибирской язвой, из-за которой погибло несколько человек);

д) дополнительное соображение: в 1945 г. атомной бомбардировке подверглось 2 японских города – в 2001 г. им соответствует 2 американских (Нью-Йорк и Вашингтон).

Может показаться неожиданным и странным, что Х несколько десятилетий ждал "своего часа" и никак не проявил себя на террористическом поприще раньше [14] . Вопрос решается довольно просто: раньше для таких масштабных и специфических диверсионно-террористических кампаний не было подходящих условий. И прежде всего, были непреодолимые трудности с подбором большого числа фанатичных, стойких и самоотверженных исполнителей (сейчас, когда в арабо-исламском мире наблюдается мощный пассионарный подъем, подобрать "достойных" кандидатов в камикадзе особого труда не составляет) [15] . Размениваться же "по мелочам" Х, понятное дело, не хотел. Следует учесть также исключительные целеустремленность, настойчивость и терпение японцев и их приверженность воспитанным с детства нормам (последнее особенно актуально по отношению к патриотизму и воинскому долгу).

9) Японцу-террористу вовсе не обязательно быть мусульманином (и, тем более, имитировать свой исламизм): близость с мусульманами могла возникнуть на почве ненависти к общему врагу (мотив для мусульманина близкий и понятный). К тому же японцы, как правило, малорелигиозны. Вероятно, с атеистом исламистам легче контактировать на почве общего объекта ненависти, чем, например, с христианином (даже бывшим).

Теперь мы посмотрим, какие следствия вытекают из японской версии.

Что дает японская версия

Объяснение "аномалии" с Бушем

В рамках японской версии, как мы сейчас увидим, получает простое и естественное объяснение "аномалия" в 1-м теракте, связанная с намеренным сохранением жизни Бушу. Месть за Хиросиму - Нагасаки с необходимостью предполагает адресную месть "главному начальнику", принявшему решение сбросить атомные бомбы, т.е. американскому президенту. Ясно, однако, что поскольку месть за события более чем полувековой давности может совершаться здесь не буквально, а условно, то адресатом мести должен был стать не нынешний президент лично, а президент ("император") как таковой, "президент" как символ. Поэтому перед Х-ом стояла задача отомстить "вражескому императору" символически. А поскольку президент – это субъект верховной власти в стране, то острие мести должно было быть направлено именно на его власть – иначе говоря, естественно предположить, что Х собирался символически лишить президента власти.

Если говорить о способе осуществления этого замысла, то им, надо полагать, был планировавшийся удар по Белому дому как государственному символу Америки, удар, разрушающий "дворец" американского "императора" и тем самым символически лишающий его власти. Причем это произошло бы в самом конце 1-го теракта, как его кульминация (а перед этим Х "давал возможность" "вражескому императору" бессильно наблюдать результаты всех трех предшествующих атак). Следует еще учесть тесную метонимическую связь между президентом и его дворцом. По отношению к американскому президенту это вошло в повседневность (ср., например, выражение "шаги, предпринятые Белым домом"); что касается японских традиций, то термин "микадо" (сакральное древнее наименование японского императора) относился также к императорскому дворцу или резиденции. Так что, разрушив Белый дом, Х как бы уничтожал и императора. Причем знаковый механизм этой акции представлял бы собой двойную метонимию: разрушение дворца – лишение "императора" власти – уничтожение преступной силы, ответственной за сбрасывание атомных бомб.

Еще раз подчеркнем, что это было бы именно символическое убийство, объектом которого должен был стать "император" (президент) как общее понятие, как символ верховной власти, а вовсе не данный конкретный президент. Более того, если бы Буш был убит, то получилось бы, что "вражеский император" погиб "при исполнении", то есть целиком удерживая власть в своих руках, и тогда символически лишать власти было бы уже некого. А если бы Буш при налете остался невредим или получил несмертельное ранение, то для Х-а все обернулось бы еще хуже: получилось бы, что вражеская власть устояла; и чем больше был бы разрушен Белый дом, тем сильнее оказался бы символический эффект от выжившего ("выстоявшего") президента, прямо противоположный тому, чего добивался Х. Вот почему Х специально хотел, чтобы Буша не было на месте во время воздушной атаки на Белый дом.

В пользу такой трактовки "аномалии" с Бушем говорит и сам принцип "справедливого воздаяния" за Хиросиму - Нагасаки, которого, вероятно, придерживался Х. Ведь американцы в 1945 г. японского императора не убивали, хотя при желании вполне могли это сделать (император был им необходим, ибо только он мог отдать приказ о капитуляции). Подчеркнем, что аналогия проявляет себя не на чисто предметном уровне (американцы дворец японского императора не бомбили, а Х "дворец американского императора" собирался "разбомбить"), а на уровне символики [16] .

Объяснение дуальной структуры терактов

Если принять японскую версию, то с ее помощью объясняется, помимо прочего, дуальная структура терактов. В самом общем виде, такая дуальность вытекает, во-первых, из идеи воздаяния, делающей теракты в США смысловыми двойниками событий Хиросимы - Нагасаки, во-вторых, из принципа деления, лежащего в основе действия атомной бомбы (см. ниже). Еще раз рассмотрим дуальную структуру терактов в США – на этот раз с учетом японской темы.

Прежде всего, дуализм проявляет себя в разделении террористической кампании на две части – "громкую" (11 сентября) и "тихую" (сибирская язва). Такое деление соответствует двум фазам событий 1945 года: сначала (и тогда, в Японии, и теперь, в США) сверхмощные удары с практически мгновенными массовыми жертвами и огромными разрушениями, затем – относительно постепенный эффект от последствий заражения (радиоактивного в случае Японии, бактериологического в случае США). Таким образом, разделение терактов на "громкую" (быструю) и "тихую" (медленную) фазы находит в рамках японской версии простое объяснение.

Далее, получают объяснение и особенности структуры каждого из терактов, а также структурное соответствие между ними. Рассмотрим сначала 1-й теракт. Напрашивается, что сам по себе ВТЦ представлял собой "двойник" Хиросимы - Нагасаки, причем двум японским городам со схожей судьбой соответствуют две башни-близнецы (twins) ВТЦ. То есть в 1-м теракте Х сначала устроил американскому народу "Хиросиму - Нагасаки в миниатюре" (точнее, создал уменьшенную смысловую модель атомных бомбардировок 1945 года), а потом обрушил "удары возмездия" по американской военно-государственной машине (по не зависящим от Х-а обстоятельствам месть американскому государству оказалась неполной).

Сейчас мы увидим, что та же самая структура присутствует и во 2-м теракте. Сначала Х устроил "заражение в миниатюре" гражданским лицам – сотрудникам СМИ, причем добился смертельного исхода. Прагматический смысл отправки смертоносных спор в СМИ очевиден – чтобы об этом быстро узнала вся страна. Не менее важным, однако, в данном контексте представляется и ряд других обстоятельств.

Во-первых, адресат смертоносных писем – средства массовой информации ("mass media"). Заражение представителей средств массовой информации является метонимическим аналогом массового заражения , что позволяет рассматривать 1-ю фазу 2-го теракта (как и 1-ю фазу 1-го) в качестве уменьшенной смысловой модели событий 1945 года. Причем, если в 1-й фазе 1-го теракта моделировались ядерные взрывы как таковые, то в 1-й фазе 2-го – относительно отдаленные последствия этих взрывов. Обратим внимание, что Х так перекомбинировал пару понятий ("массовость" и "заражение"), что и общий смысл, и характерные метонимические отношения смежности между обоими членами пары остались в силе, в результате чего массовый эффект был "смоделирован" (опять-таки, метонимическим образом) единичными смертельными случаями. Кроме того, в данном контексте действует еще одна метонимия: назначение СМИ состоит в том, чтобы распространять получаемую ими информацию; Х воспользовался этим, чтобы распространить по стране и то, что к этой информации метонимически "налипает". А именно, выполнив свою функцию, СМИ в данном случае "распространили" на все американское общество атмосферу ужаса, а заодно и (символически) "радиоактивное заражение". Установленное в результате такого метонимического действия "единство" СМИ и американского народа позволяет считать, что объектом теракта в 1-й фазе были не только конкретные гражданские лица – сотрудники СМИ, но и гражданские лица как таковые, американский народ в целом.

Во-вторых, СМИ по самому смыслу своей работы отображают события, причем фотокорреспондент (а 1-й жертвой сибирской язвы стал именно фотокорреспондент) непосредственно запечатлевает образ события. Тогда "прямой контакт" трех образов в метонимической цепочке (Хиросима - Нагасаки – образ этой трагедии, "запечатленный" Х-ом в ударе по ВТЦ, – образ этого теракта, запечатленный в СМИ) приводит к "заражению". Иными словами, разослав сибирскую язву в СМИ, Х реализовал – "проявил" – закономерность, как бы уже существующую в силу природы вещей.

Согласно данной интерпретации, 1-й и 2-й теракты предстают не как механическая последовательность изолированно организованных событий (сначала месть за бомбовые удары, потом, отдельно, месть за их последствия), а воплощают в себе образ причинно-следственных связей. Развалины ВТЦ как бы сами оказываются источником "заражения", которое по указанным выше причинам поражает СМИ, а затем – и американский народ в целом. Иными словами, Х создал не две "одноразовые" модели Хиросимы - Нагасаки (два "статических макета"), а единую работающую модель, воспроизведя динамику события.

После рассылки спор в СМИ Х, в качестве мести американскому государству, разослал сибирскую язву в основные госучреждения США. Во 2-й фазе 2-го теракта (в отличие от его 1-й фазы) месть носила символический характер и отнюдь не состояла в убийстве конкретных чиновников (число жертв среди которых Х при желании мог бы сделать весьма большим). При этом объектом действий Х-а были не здания госучреждений или чиновники, там работающие, а государственная система в целом, государство как таковое. Символически отомстить американскому государству означало приостановить его работу, функционально нейтрализовать – символически "убить". Разумеется, Х не мог разрушить американскую государственную машину необратимым образом; однако, в духе характерной для Х-а миниатюризации и метонимии, даже кратковременные перебои в ее работе вполне могли быть для него полноценным символическим заменителем. Именно таких перебоев (связанных с эвакуацией сотрудников, их медицинским обследованием, проверкой и дезинфекцией помещений) Х и добился.

Обратим внимание также на одну "аномалию" в ходе 2-го теракта (до сих пор, насколько нам известно, не оцененную должным образом): в отличие от других основных госучреждений США, споры сибирской язвы не попали в Пентагон. Наша интерпретация позволяет объяснить эту "аномалию" очень просто: Пентагон был символически убит еще в 1-м теракте, а "заражать" мертвого бессмысленно [17] .

Японская версия позволяет также понять, почему 2-й теракт начался не сразу после 1-го, а с заметной временн ой задержкой (более 3-х недель). Во-первых, Х-у было важно воспроизвести особенности прототипа – ведь последствия радиоактивного заражения проявляют себя не сразу. Кроме того, Х-у, чтобы добиться максимального психологического эффекта от 2-го теракта, нужно было выделить его в максимально "чистом" виде. Поэтому Х ждал, пока уляжется шок, вызванный 1-м терактом, а также завершатся траурные мероприятия (государственные и частные). И как только американцы начали приходить в себя после 11 сентября – была запущена сибирская язва. Заметим, что ожидание Х-а не могло быть слишком долгим: 2-й теракт должен был начаться до военной операции в Афганистане – чтобы его не восприняли как месть за эту "акцию возмездия".

Таким образом,

1) между событиями 2001 и 1945 годов наблюдается четкое структурное соответствие: 1-й теракт соответствует первичному эффекту атомных бомбардировок, 2-й теракт – вторичному, временной промежуток между терактами соответствует интервалу между взрывом атомной бомбы и наблюдаемыми последствиями радиоактивного заражения;

2) внутренняя структура 1-го теракта соответствует внутренней структуре 2-го: их первые фазы (в совокупности) представляют собой "Хиросиму - Нагасаки в миниатюре", вторые фазы (в совокупности) являются "акциями возмездия" за Хиросиму - Нагасаки; соответственно, первые фазы являются местью американскому народу в целом, вторые фазы – местью американскому государству;

3) 1-я фаза 1-го теракта представляет собой миниатюрную смысловую модель ядерных взрывов как таковых, 1-я фаза 2-го теракта аналогичным образом моделирует отдаленные последствия этих взрывов; 2-я фаза 1-го теракта – это удары возмездия за атомные бомбардировки как таковые, 2-я фаза 2-го теракта – акция возмездия за отдаленные последствия этих бомбардировок.

Выявленные нами структурные соответствия между событиями 2001 и 1945 гг. сведены в таблицу (см. в конце основной части текста).

Символика 2-го теракта

Японская версия в новом свете представляет символику 2-го теракта. Первым письмо с сибирской язвой получило издание, имеющее название "Sun", то есть солнце – объект, изображенный на национальном флаге Японии (дополнительно: Япония связана с солнцем не только "изнутри", по японским канонам, но и, как "страна восходящего солнца", с точки зрения стран Запада). Причем первой жертвой стал фотограф, то есть человек, профессия которого (и по названию и по сути) теснейшим образом связана с солнечным светом.

Вспомним теперь, что порошок, содержащий смертоносные споры, имел белый цвет (хотя это вовсе не диктовалось практической необходимостью). Следует учесть, что белый цвет в японской культуре – это цвет смерти (функционально аналогичен черному цвету европейской культуры). Это позволяет в новом контексте интерпретировать белый порошок как смысловую миниатюрную модель разрушенного Белого дома: на общую символику смерти и разрушения накладывается, таким образом, символика чисто японская.

Суммируем теперь различные символические аспекты белого порошка: 1) белый цвет приобретает символику смерти и разрушения, связанную с одним из основных государственных символов Америки – Белым домом; 2) он же символически связывается со смертью по нормам японской культуры; 3) переплетаются воедино такие в общем случае взаимно дополнительные аспекты как слово и зрительный образ. Разумеется, неудача с Белым домом означала для Х-а существенную смысловую и "эстетическую" потерю. Однако отменять из-за этого 2-й теракт ему было незачем: общая стройность замысла сохранялась.

Ранее мы уже подчеркивали, что один и тот же структурный элемент теракта может лежать на пересечении совершенно разных закономерностей и, соответственно, принимать разные значения – вплоть до противоположных (например, в 1-м теракте один и тот же объект удара включался в убывающую последовательность по числу жертв, но в возрастающую – по их символической значимости; замкнутое вместилище оказывалось элементом наращивания матрешечных конструкций как от меньших масштабов к большим (в 1-м теракте), так и наоборот (во 2-м теракте). Теперь же мы видим, что возможен и другой случай, когда значения одного и того же элемента совпадают в противоположных символических системах ("своей" и "вражеской").

Происхождение и смысл мотивов

Ряд особенностей терактов объясняется стереотипами японской культуры – как общими, так и специфическими. О военной "культуре" камикадзе, подсказавшей Х-у общую идею 1-го теракта, мы уже упоминали выше. Особенностями японской культуры естественным образом можно также объяснить активное использование мотива бумаги, миниатюризацию и т.д.

Дело, однако, не только в том, что в конкретных особенностях терактов формально (хотя и необычным образом) проявили себя некоторые стереотипы японской культуры. Японская версия позволяет, объяснив происхождение соответствующих мотивов, еще и выявить их конкретный смысл в данном контексте, связав его с событиями Хиросимы - Нагасаки. Так, мотив бумаги является содержательным из-за связи бумаги с темой послания врагу (белый порошок в почтовых конвертах!). А использование ножей для разрезания бумаги объединяет сразу два аспекта: и указанное выше послание врагу и мотив непосредственного удара возмездия, что в свою очередь связывается с самолетными ударами как местью за бомбовые удары по Хиросиме - Нагасаки. Содержательным является и мотив воздуха во всей его полноте – как в 1-м теракте, где этот мотив связан с гибелью, которую несут самолеты (воспроизведение атомной бомбардировки 1945 г), так и во 2-м, где гибель также приходит по воздуху (через вдыхание спор сибирской язвы, соответствующее радиоактивному заражению после атомной бомбардировки). Таким образом, японская версия не только объясняет происхождение основных элементов мотивной структуры терактов, но и наполняет эти элементы конкретным содержанием.

Соотношение уровней и масштабов: атомная бомба в миниатюре

Мы уже упоминали выше, что терактам свойствен резкий контраст масштабов между орудиями и результатами: нож для бумаги в конечном счете поражает тысячи людей, самолет обрушивает гигантскую башню, почтовый конверт вызывает массовую панику в стране и парализует работу основных государственных учреждений, причем непосредственный источник угрозы (споры сибирской язвы) имеет микроскопические, не различимые глазом размеры. Можно думать, что все это – не чисто "формальные", а содержательные "эстетические" детали, как это и должно быть в выдающемся "художественном" произведении. И первоисточником, придающим смысл лейтмотивному повтору этой темы, служит контраст, свойственный атомной бомбе: объект, принадлежащий микромиру (атомное ядро), приводит к гигантским разрушениям.

Здесь вырисовывается еще один момент. Цепочка нож – самолет – башня представляет собой миниатюрную, со сжатием масштабов, модель триады атомное ядро – бомба – город. Тем самым, и здесь проявилось тяготение Х-а к построению уменьшенных моделей и миниатюризации [18] . Сюда же можно добавить создание структурных матрешечных конструкций (о чем мы писали выше), что в динамике как бы воспроизводит тему устройства материи (макроскопический уровень, средний, микроскопический).

Есть еще один аспект, в котором проявила себя связь с темой атомной бомбы. Объект нападения четко делится на две части, каждая из которых в свою очередь делится на две: Нью-Йорк – 2 башни ВТЦ, Вашингтон – Пентагон и Белый дом; особенно наглядным образом это обстоятельство проявило себя по отношению к ВТЦ, так как две его башни видимым образом были двойниками друг друга. Вспомним также дуальную композицию терактов с характерным для нее двукратным раздвоением одной и той же структуры (см. об этом выше). Такое повторяющееся раздвоение представляет собой не что иное, как структурное воспроизведение процесса деления – то есть того процесса, который лежит в самой основе действия атомной бомбы.

Происхождение "художественности"

Выше мы проследили, как те или иные отдельные "художественные" элементы плана получили простое истолкование в рамках японской версии. Сейчас мы хотим обратить внимание на нечто большее: "художественность" как таковая была необходимым объективным свойством плана Х-а, так что реализовать этот план без какого-то минимума "художественных" свойств было просто невозможно.

Действительно, если принять, что Х (согласно нашей версии) собирался воспроизвести для американцев событие Хиросимы - Нагасаки, то это с необходимостью предполагает моделирование и миниатюризацию – ясно ведь, что повторить бомбардировку в тех же масштабах у Х-а физической возможности не было. По той же причине миниатюризация должна была быть не физической (вроде сбрасывания "небольшой" атомной бомбы), а смысловой. А это, при всех многочисленных реальных жертвах, уже требует от автора теракта резкого повышения меры условности и активизации соответствующего "вторичного" языка, надстраивающегося над собственно преступными действиями: требовалось, чтобы на этом "языке" теракт и/или отдельные его части действительно обладали для Х-а значением, причем вполне определенным – обозначали Хиросиму - Нагасаки (в том числе относительно отдаленные последствия атомных бомбардировок в виде радиоактивного заражения).

Таким образом, поставленная Х-ом преступная задача сама по себе, по своей внутренней логике, требовала каких-то "художественных" средств для ее решения (но, как и всякая художественная задача, не определяла их однозначно – замысел мог быть реализован множеством разных способов).

Общие замечания о роли японской версии

Основные наблюдения структурного характера остаются в силе независимо от того, принята японская версия или нет. Однако японская версия позволяет понять их смысл – раскрывает семантику структуры. Кроме того, мы видели, что из японской версии вытекает и ряд новых структурных следствий, которые не только полностью укладываются в предварительные выводы о свойствах терактов и их автора, но и дополнительно эти выводы усиливают.

Конечно, вероятностность японской версии, несмотря на все это, сохраняется. Но вероятность, на наш взгляд, достаточно высока. Прежде всего потому, что японская версия позволяет объяснить ряд фактов, до сих пор не объясненных (например, почему террористы "пожалели" Буша или почему отправители сибирской язвы ограничились минимальным числом жертв). Главное же – только в рамках японской версии, как нам представляется, все известные факты (включая конверты с сибирской язвой) укладываются в единую, цельную и стройную систему. Кроме того, японская версия естественным образом объясняет не только "художественность" терактов как таковую, но и ее конкретный тип (например, свойство "миниатюризации"); в рамках японской версии объясняется и единство "стиля", с удивительным постоянством выдержанное на всем протяжении террористической кампании. Таким образом, и сам "сюжет" терактов и способ его реализации получают в рамках японской версии единое непротиворечивое истолкование.

"Художественная система" Х-а (маньяк и его "текст")

До сих пор (как в "общей", так и в "японской" части работы) речь шла об отдельных "художественных" свойствах (признаках) терактов. В этом же разделе мы проанализируем "художественную систему" Х-а в целом. Как мы увидим, она оказывается – несмотря на искусность Х-а в деталях – внутренне противоречивой и ущербной. Кроме того, мы ответим на вопрос, какое место в этой системе занимает сам Х.

Автор – текст – аудитория

Почему Х, завершив свою чудовищную акцию, не объяснил американцам ее суть? Иными словами, почему Х задним числом не сообщил Америке, за что он ее так сурово наказал? (Ведь это легко можно было сделать через СМИ, не выдавая себя лично.) В общей форме можно сказать, что паника, страх и ужас вследствие терактов всегда намного больше в условиях анонимности "автора" и неясности его целей, неясности смысла происходящего. Когда террорист после теракта публично объясняет, почему и зачем он совершил это преступление, атмосфера иррационального ужаса закономерно рассеивается (хотя страх повторных терактов, конечно, остается или даже усиливается).

К этим общим соображениям можно добавить, в рамках японской версии, и нечто специфическое. Атмосфера ужаса из-за необычности и непонятности происходящего воспроизводит соответствующий эффект после атомных бомбардировок японских городов и, таким образом, входит как одна из важных составляющих в месть Х-а. Поэтому Х не открыл и по доброй воле не откроет смысл терактов: такое объяснение поставило бы под сомнение полноту их успеха и смазало бы всю "картину". Кроме того, здесь действуют и чисто эстетические критерии: автору "выдающегося художественного произведения" не пристало объяснять его смысл своими словами.

Но и адекватное понимание "аудиторией" смысла происходящего без специальных объяснений также не входило в планы Х-а (единственное, что должны были бы, по замыслу Х-а, понять американцы – это смысл издевательской угрозы с белым порошком; поскольку, однако, разрушить Белый дом Х-у не удалось, этот аспект остался не реализованным). Во-первых, здесь действуют те же причины, которые препятствуют прямому объяснению. Во-вторых, установка на понимание "аудиторией" смысла событий означала бы, что "автор" допускает какой-то диалог со своими жертвами. В-третьих, пришлось бы допустить, что конечный результат "спектакля" зависит от не вполне предсказуемой реакции "зрителей". Все это в данном случае исключено принципиально: жертвы (американцы) для Х-а всего лишь объект, марионетки, которые должны были сыграть роль статистов в грандиозном спектакле. Часть из них выполнила для Х-а функцию "материала" – их кровью и плотью Х "написал" свой чудовищный "текст"; другим предназначалось испытывать чувство страдания и ужаса. Месть Х-а имела надличную природу и не была направлена против каких-либо личных врагов (что особенно ярко проявилось в его отношении к судьбе Буша); поэтому понимание смысла мести ее объектами было для Х-а не только нежелательным с описанных точек зрения, но и просто ненужным. Таким образом, приходится заключить, что единственным представителем подлинной (то есть понимающей смысл "текста") аудитории для кровавого "спектакля", поставленного и разыгранного Х-ом, является он сам – предельно эстетизированная позиция.

Наказание мира?

Рассмотрим еще один аспект "черного вторника", в котором, возможно, проявила себя специфическая "художественность" Х-а. Среди погибших (пропавших без вести) в ВТЦ были не только американцы. Часть жертв – граждане Великобритании, Франции, Канады и многих других стран мира. Естественно, Х заранее знал о том, что среди сотрудников и посетителей Всемирного Торгового Центра наверняка окажется много иностранцев. Как он отнесся к этому обстоятельству? Занес всех неамериканцев в "побочные жертвы войны"? Или рассматривал их как "законный" объект мести? Последнее не исключено: летом 1945 г., после капитуляции Германии, Япония воевала одна фактически со всем миром (и именно так это воспринималось японцами); под актом о капитуляции Японии "расписалось" 9 государств. Так может быть, взрывая ВТЦ, Х мстил – за "соучастие" в атомных бомбардировках – не только Америке, но и всему миру? Если это так, то и здесь не обошлось без излюбленного "творческого" приема Х-а – смыслового моделирования и миниатюризации. И действительно: Всемирный Торговый Центр – как по названию и функциональному назначению, так и по национально-гражданской принадлежности своих обитателей – вполне мог рассматриваться как миниатюрная смысловая модель современного мира. Таким образом, не исключено, что 11 сентября в Нью-Йорке (общепризнанной "столице мира"!) Х устроил "миру в миниатюре" "миниатюрную Хиросиму - Нагасаки".

Но дело не только в том, как Х оценивал события завершающего этапа 2-й мировой войны. Из нашей реконструкции следует, что Х присвоил себе единоличное право карать, причем на "идейной" основе. Масштаб этой кары не был произволен (как при "слепой" мести), а определялся свойствами преступления-прототипа и механизмом воздаяния. Если говорить о реальном масштабе "наказания", то он, несмотря на тысячи жертв и огромные разрушения, был, с точки зрения Х-а, "миниатюрным"; в символическом же аспекте, выбрав в качестве объекта поражения ВТЦ, Х сделал "наказание" всеохватным – на уровне целого мира (что следует из очевидной метонимической цепочки "Всемирный центр – центр мира – мир в целом"). В совокупности все это дает основание видеть у Х-а претензии максимально высокого ранга – претензии на роль Бога, судьи строгого, но справедливого, наказывающего (за грех Хиросимы - Нагасаки) целый мир, но выверяющего при этом характер и масштаб наказания. В пользу такой интерпретации говорит и то обстоятельство, что "текст" Х-а (как это было аргументировано выше из совершенно независимых соображений) должен был быть понятен только ему одному – представлять своего рода "письмена Бога". При этом разрушение ВТЦ выглядит как целенаправленное воспроизведение библейского сказания о Вавилонской башне. Таким образом, соображения общего характера подкрепляют наше предположение о том, что удары по ВТЦ были местью не только Америке (непосредственной виновнице давней японской трагедии), но и всему миру ("соучастнику" преступления).

Внутренние противоречия преступного "текста" и его художественная ущербность

Задуманный и реализованный Х-ом диверсионно-террористический план несомненно представляет собой "выдающееся произведение" в своей области. Само по себе это не содержит никаких противоречий – в истории немало примеров, когда, скажем, военные операции были задуманы и проведены жестоким агрессором безусловно талантливо и с блеском, стоившим жизни тем большему числу людей, чем более талантливой была операция. Однако данный случай выделяется на общем фоне "выдающихся" масштабных злодейств весьма неожиданной чертой: план Х-а характеризуется наличием структурных принципов, свойственных художественному тексту, и является носителем определенного смысла. С одной стороны, это говорит о том, что Х – прямым использованием в практических ("прикладных") целях структурных принципов, характерных для художественного текста, – продемонстрировал произведение "артоники" [19] (этого аспекта мы здесь больше касаться не будем). С другой стороны, "художественные" свойства терактов неизбежно актуализуют проблему "гений и злодейство". Подробное обсуждение этой проблемы также выходит за рамки данной работы, однако и совсем проигнорировать ее в таком контексте невозможно. То, что "текст" Х-а аморален и чудовищен, очевидно. Может ли такая аморальность сочетаться с внутренней "красотой" и стройностью? Или ненормальность, преступность самого предприятия поражает этот текст также и изнутри?

Прежде всего, создание любого текста (а тем более художественного) – это акт творения, превращение хаоса в космос, тогда как здесь все произошло с точностью до наоборот (оборвались тысячи человеческих жизней, сложнейшие архитектурно-строительные конструкции рассыпались в пыль). Но, может быть, хотя бы в качестве деструктивного двойника нормальных текстов, данное "произведение" следует признать "выдающимся" и "совершенным" с внутренней точки зрения? Иными словами, может ли "дьявол" (вспомним, что Штокхаузен назвал теракты "музыкой Люцифера") оказаться гениальным (талантливым, выдающимся) композитором, пусть только "адской" музыки и по ее же собственным критериям? Или сами эти критерии таковы, что созданный согласно им текст не может не быть ущербным в принципе, а потому никакое "совершенство" (даже "деструктивное") и никакая "гармония" (даже "адская") здесь вообще присутствовать не могут? Ниже мы даем на эти вопросы – применительно к исследуемым терактам – совершенно определенный ответ: чудовищному тексту Х-а свойственны неустранимые внутренние противоречия, так что несмотря на всю искусность отдельных деталей, компонентов и структурных связей, он оказывается внутренне ущербным как целое.

В принципе текст Х-а (в рамках японской версии) допускает два варианта интерпретации – сугубо конкретный (месть американцам за японцев) и абстрактный (справедливое воздаяние за невинные жертвы – первый вариант входит сюда как частный случай, но его не исчерпывает). Первая – примитивная – интерпретация резко противоречит системному характеру операции и, главное, ее "художественности". Анализ показывает, что не только конкретная реализация мести, но и ее общий смысл предполагали весьма высокий уровень абстракции. То обстоятельство, что месть Х-а строилась на принципе воздаяния, породило подробно описанные выше двойниковые конструкции: разрушение двух башен ВТЦ соответствовало двум ядерным взрывам, рассылка спор – радиоактивному заражению и т.д. Но тогда сама логика построения "текста" неумолимо подсказывает и дальнейшие соответствия – не только по принципу идентификации объектов поражения (японский объект – американский объект), но и по функциональной соотнесенности "сторон": преступник – жертва. Эта пара повторяет в 2001 г. аналогичную пару 1945 г., причем теперь в роли мирных и невинных жертв оказались американцы (но не только – мы уже упоминали о некоторых следствиях этого обстоятельства и будем еще говорить о нем ниже), а в роли преступника, обрушившего на них чудовищный удар, автоматически оказывается сам Х. В рассматриваемом контексте это важно не само по себе (моральная оценка и так очевидна); важно то, что такая трактовка "творца" в терминах бинарных противопоставлений неизбежно вытекает из внутренних структурных принципов его собственного текста: устроенное Х-ом "зеркало" показывает не только исторические события и их современные образы, но и функцию самого Х-а как автора. Можно сказать иначе: "текст" Х-а – такого рода, что автор с необходимостью входит в сам этот текст как его составная часть, и это самым существенным образом меняет структуру и смысл текста по сравнению с тем, как это было задумано Х-ом с позиций "вненаходимости".

Более того, в ходе терактов принцип зеркального отражения сработал против глубинной идеи Х-а о "справедливом воздаянии" не только в аспекте "мстителя", но и в куда более значимом аспекте "объекта мести". А именно: в число жертв террористической акции 11 сентября неизбежно должны были попасть (и попали!) соотечественники Х-а – японцы, находившиеся в зданиях ВТЦ [20] . Неожиданный и страшный удар с неба оказался для этих японцев новой "Хиросимой - Нагасаки".

Не беремся судить, каким образом Х оправдывал это в своих глазах – то ли отнес жизни соотечественников на неизбежные "издержки войны" (так сказать, записал в "процент допустимых потерь"), то ли заочно принял японцев – сотрудников и посетителей ВТЦ – в "почетные камикадзе", то ли что-то еще. Однако одно "соображение" очевидно: число японцев в зданиях ВТЦ было по меркам Х-а "относительно" невелико – как по сравнению с общим числом жертв теракта, так и тем более по сравнению с числом жертв Хиросимы - Нагасаки. Но аргумент "пренебрежимо малого" числа, на который явно или неявно опирался Х, является не просто типичным для исторической практики примером аморализма по принципу "цель оправдывает средства". В данном контексте здесь заключено и нечто специфическое: ведь такой аргумент означает не что иное, как миниатюризацию проблемы – то есть один из основных "художественных" приемов, на которых держался созданный Х-ом "текст". Причем прием миниатюризации был здесь использован Х-ом дважды. Во-первых, сама по себе гибель людей в ВТЦ представляла собой "Хиросиму - Нагасаки в миниатюре" как со структурной точки зрения (мы описали это выше), так и по числу жертв. Во-вторых, доля японцев в числе жертв была, по меркам Х-а, "небольшой".

Таким образом, в результате столь "изящного" теракта Х устроил "Хиросиму - Нагасаки в миниатюре" не только американцам, но и японцам. Последнее означает, что Х не только отомстил бывшему врагу за давнее преступление, но и сам воспроизвел это же преступление по отношению к тому же самому народу – жертве настоящих атомных бомбардировок. А это – не только "обычный" аморализм (в истории и до Х-а несть числа примерам мести врагу, игнорирующей гибель соотечественников от ее результатов), но и внутреннее противоречие в смысле и структуре самого "текста". И то обстоятельство, что такое противоречие актуализовалось "при помощи" основных "художественных" приемов, дискредитирует "художественность" Х-а как таковую.

Добавим, что "Хиросиму - Нагасаки" (в качестве мести за Хиросиму - Нагасаки!) устроил японцам не кто-нибудь, а японец же. А это уже не просто противоречие, но противоречие монструозное.

Казалось бы, наличие или отсутствие японцев в атакуемых зданиях – обстоятельство привходящее (мол, если бы Х вместо ВТЦ подобрал другой объект, без японцев, то описанное внутреннее противоречие не возникло бы или, по крайней мере, оказалось неактуальным). Дело, однако, в том, что присутствие хотя бы одного этнического японца (практически неизбежное для любого американского небоскреба) здесь является решающим. Это следует не только из общих моральных соображений, но и, опять-таки, из ключевых принципов организации самого "текста" – миниатюризации и метонимии (малая часть как представитель и заместитель целого): малейший дефект в таком "тексте" означает полный крах всей "художественной системы" (независимо от искусности входящих в нее элементов), один погибший японец – это новая Хиросима - Нагасаки. Кроме того, указанные принципы построения "текста" говорят о том, что Х, будучи японцем и, следовательно, представляя свой народ так же, как и японцы-жертвы, ударом по ВТЦ устроил японскому народу невольное символическое самоубийство ("харакири") [21] .

В том, что касается внутренних противоречий, есть еще один, более общий аспект, связанный с природой текста и коммуникации как таковых. В истории терроризма немало примеров, когда "авторы" преступления ответственность за него на себя не брали. Однако данная ситуация, согласно нашей реконструкции, выделяется тем, что не только подлинный автор, но и подлинный смысл преступления должны были, по плану, остаться неизвестными. Мы уже говорили о предельно эстетизированной позиции Х-а, который намеревался остаться единственным "адекватным читателем" своего текста. По существу, Х попытался построить текст со следующими свойствами: 1) текст связан с воспроизведением максимально наглядным (иконическим) образом исторически значимого события, известного всему миру; 2) однако смысл этого текста должен был остаться неизвестным для всех наблюдателей, более того, никто (кроме самого Х-а) не должен был вообще понять, что совокупность этих событий образует текст. Ясно, что 1) и 2) несовместны. Неизбежность, в силу 1), адекватной дешифровки преступного текста означает внутреннюю противоречивость его "конструктивных" принципов и ущербность Х-а как автора.

Стремление Х-а оставить свой "текст" не дешифрованным объясняется не только его извращенной эстетизированностью, но и соображениями весьма практического свойства – как и любой преступник, Х старается замести следы (в частности, чтобы запутать следствие и перевести внимание на исполнителей, Х устроил описанную выше мистификацию). С этой точки зрения, удавшееся преступление (как "текстуальное", так и "обычное") предполагает полное уничтожение следов, по которым можно было бы опознать преступника. Однако этот "идеал преступления" не достижим в принципе: отсутствие следов означало бы отсутствие взаимодействия преступного субъекта с окружающим миром, что, в свою очередь, означало бы физическую невозможность совершить преступление. В данном случае Х не оставил конкретных и материальных (по крайней мере, заметных) следов, но зато он оставил следы абстрактные и идеальные – а именно, структурные особенности преступного "текста", по которым и вычисляется его автор (причем эти структурные особенности составляли сердцевину преступного замысла).

Х добился многочисленных жертв и создал атмосферу ужаса – как маньяк-убийца он оказался весьма успешен. Однако достичь большего – реализовать теракты (как он хотел) в виде "совершенного" "художественного" текста, воплощающего своей структурой "позитивную" идею "справедливого" воздаяния, он, несмотря на всю свою виртуозность, не сумел – и не мог суметь в принципе из-за неустранимых внутренних противоречий плана. Внутренне противоречивой (а потому и не реализуемой) оказалась и его задача совершить преступление с огромным символическим эффектом так, чтобы никто не смог это преступление адекватно интерпретировать; не осуществилось, как видим, и намерение Х-а не оставить следов, по которым можно было бы "вычислить" преступника.

Заключение: Х и ислам

Все соображения о культурно-этнической принадлежности Х-а никак не отменяют того практически достоверного факта, что непосредственными исполнителями и заказчиками-спонсорами терактов были мусульмане. Гениальный террорист и радикальные исламисты нашли друг друга и взаимно использовали: Х использовал финансовые, материально-технические и, главное, человеческие (специфически человеческие!) ресурсы исламского мира, исламские лидеры и рядовые исламисты-фанатики использовали незаурядные организаторские способности Х-а и его знание Америки (к художественному "таланту" Х-а его мусульманские "друзья", надо полагать, были равнодушны).

Эффективное (если судить по конечному результату) "сотрудничество" сторон представляет собой нетривиальный пример взаимодействия культур, причем культур абсолютно разных. Мы имеем в виду не только "предполетное" сотрудничество Х-а с исполнителями-камикадзе (отработка деталей плана, тренировки и т.д.). Главное здесь состоит в том, что в единой точке пересеклись два разных аспекта одного и того же феномена смертников . В современном радикальном исламе жертва собственной жизнью во имя уничтожения "неверных" превратилась в одну из "культурно значимых" императивных целей. Следующая из этого готовность арабского мира массово поставлять террористов-самоубийц была использована Х-ом, который придал феномену арабского терроризма сложную форму и структуру в соответствии с самурайскими традициями милитаристской Японии 40-х годов. В результате арабский терроризм (способы реализации которого, как правило, достаточно примитивны) неожиданно проявил себя в форме сложно структурированной квазивоенной операции, а японская культурная традиция воинов-камикадзе, бесстрашно таранящих вражеские авианосцы (или другие военные объекты противника), наполнилась банальным преступно-террористическим содержанием и, несмотря на все "художественные изыски" Х-а, вылилась в массовое зверское убийство мирных людей.

Как видим, взаимодействовать и "обогащать" друг друга могут не только культуры как таковые, но и их разрушительные (в том числе и саморазрушительные) антиподы ("минус-культуры").

* * *

Существует ли опасность новых терактов? Да, и очень большая. Однако опасность для Америки (и вообще Запада) исходит, очевидно, уже не от Х-а, а от исламских (и прочих) фанатиков, которым Х дал впечатляющий и вдохновляющий пример. "Черный вторник" и "почтовая" сибирская язва наглядно продемонстрировали миру, что Запад не всесилен, Запад уязвим, Запад боится. "Запад может быть побежден и низвергнут", – такой вывод делают "идейные" террористы всех мастей (и прежде всего, исламские радикалы). Поэтому новые, разрушительные теракты и диверсии очень вероятны. Однако никакой "художественности" в них уже не будет.

* * *

И наконец, краткое замечание общего характера.

Проблема борьбы с международным терроризмом, с учетом значимости в ней культурно-психологических аспектов, делает настоятельно необходимым привлечение для этой цели социогуманитарных дисциплин (в том числе тех, которые, казалось бы, являются сугубо теоретическими).

 

Структурные соответствия между событиями 1945 и 2001 гг.

1945 г.:

Хиросима - Нагасаки

Первичный эффект:

взрывы атомных бомб

Временная задержка

Вторичный эффект:

радиоактивное заражение

2001 г.:

теракты в США

1-й теракт:

самолетные атаки

Временная задержка

2-й теракт:

бактериологическое заражение

1-я фаза:

гражданские лица

(ВТЦ)

2-я фаза:

госучреждения (Пентагон, Белый дом)

1-я фаза:

гражданские лица

(СМИ)

2-я фаза:

госучреждения

(Конгресс, Верховный суд и др.)

Хиросима - Нагасаки в миниатюре – первичный эффект

Реакция на Хиросиму - Нагасаки – первичный эффект

Хиросима - Нагасаки в миниатюре – вторичный эффект

Реакция на Хиросиму - Нагасаки – вторичный эффект

Смысловая модель ядерных взрывов

Акции возмездия за ядерные взрывы

Смысловая модель отдаленных последствий ядерных взрывов

Акции возмездия за отдаленные последствия ядерных взрывов

Месть американскому народу

Месть американскому государству

Месть американскому народу

Месть американскому государству

 

 


[1] Что и произошло в действительности.

[2] Что также произошло в действительности.

[3] Первые два самолета врезались в башни ВТЦ рано утром, а Буш, согласно брифингу его пресс-службы, должен был вернуться в Вашингтон днем.

[4] Об "эстетике" терактов см. также статью М. Эпштейна "Ужас как высшая ступень цивилизации", "Новая газета", № 80, 2001 г. (1 ноября 2001 г.).

[5] Что, как известно, является разновидностью метонимии.

[6] Мы отвлекаемся от редких случаев соавторства (таких как Ильф и Петров или братья Стругацкие в русской литературе), в которых фактически присутствует единый автор в двух лицах, – к рассматриваемой нами ситуации они, очевидно, не имеют никакого отношения.

[7] Не говоря уже о долгих десятилетиях ожидания (см. ниже).

[8] Одна из таких трудностей – отношения с заказчиками и спонсорами (см. ниже).

[9] О том, какие чувства двигали Х-ом, см. ниже.

[10] Тем более мы не согласны с расхожим тезисом о том, что "преступник не имеет национальности". Имеет (как и любой другой человек). Что дает дополнительные возможности для его идентификации и задержания.

[11] И дело, конечно, не в "нравственности" или "безнравственности" того или иного народа, а в его этническом менталитете и характере.

[12] Логичность, конкретность и прагматизм – классические атрибуты "европейско-американского" мышления, в то время как образность, абстрактность и символизм характерны для мышления "азиатского" (особенно южно- и восточно-азиатского); все это, конечно, с определенной условностью.

[13] Нельзя также исключить, что Х какое-то время работал в авиаслужбах США – например, диспетчером. В пользу такого предположения говорит его способность к организации согласованного поведения нескольких управляемых объектов одновременно. Плюс естественно предположить, что выбор столь нетривиального орудия как самолеты уже предполагал профессиональное с ним знакомство.

[14] Здесь возникает вопрос о возрасте Х-а. Вероятно, что он – современник атомных бомбардировок (т.е. ему не менее 60 лет). Однако вполне возможно, что он родился после войны и об атомном кошмаре знает от родителей (в таком случае ориентировочный возраст – лет 45-55). И все же вряд ли Х моложе 40-45 лет: для молодых японцев Хиросима - Нагасаки – давняя и неактуальная история.

Во всяком случае, у Х-а было более чем достаточно времени, чтобы продумать план терактов в деталях заранее и прийти к своим "работодателям" с готовыми разработками.

[15] Это хотя и важнейшая, но отнюдь не единственная причина столь длительной "отсрочки". Здесь и крайне низкий, до недавнего времени, образовательный уровень в исламских странах (ведь не каждый фанатик годится в камикадзе: смертник, прежде чем погибнуть, должен в совершенстве освоить самостоятельное, без подсказок диспетчера, пилотирование громадного лайнера!), и недостаточная, в прошлом, материально-техническая база у исламистов (в том, что касается самолетов-тренажеров, средств связи и проч.). Опираться же на человеческий и материально-технический потенциал демократической и либеральной послевоенной Японии Х, естественно, не мог...

Однако за последние 2-3 десятилетия изменился не только исламский мир – изменилась и Америка. В частности, резко выросло осознание ценности жизни своих граждан. Так, в 60-70-е гг., когда американские солдаты тысячами гибли во Вьетнаме, смерть нескольких граждан от "почтовой" язвы (несмотря на всю экзотичность и таинственность ее распространения) была бы воспринята в США достаточно спокойно, и устраивать подобный теракт Х-у не было смысла.

[16] Может возникнуть вопрос, почему же тогда 1-й теракт не был назначен Х-ом на день, когда Буша в Белом доме наверняка не будет? Ведь его возвращение 11 сентября, пусть и не на утренние часы, все-таки планировалось. И, следовательно, был "риск", что Буш, из-за каких-то непредвиденных обстоятельств, вернется раньше и, в результате сбоев в "программе полетов" (подробнее см. ниже), попадет-таки под удар (впрочем, вероятность такой двойной "накладки" была, очевидно, невелика). Но если бы теракт был запланирован Х-ом на день, когда Буша в Белом доме наверняка не будет, это стало бы известно "заказчикам – спонсорам", и они определенно не согласились бы с таким "странным" выбором даты; кроме того, возникли бы сложности с арабами-камикадзе (любой из них также мог "не понять"). И совсем другое дело, если день назначен "правильно", а есть лишь небольшое несоответствие с часами (хозяева в такие детали, очевидно, не вникали, а смертникам перед решающим броском в рай было не до того).

Однако Х располагал, на 1-й взгляд, простым и эффективным средством добиться своего и в тот день, когда Буш определенно находится "дома". Действительно, если бы в такой день удары следовали в том же порядке и примерно с теми же интервалами, что и 11 сентября, эвакуация президента (как и всего персонала Белого дома) задолго до 4-го удара была бы гарантирована. Добавим, что очередность атак, как и прочие важные детали плана, очевидным образом определял Х. Но при таком раскладе существовал серьезный "риск" поразить Буша из-за непредвиденных осложнений по ходу дела: первые 3 самолета по множеству причин могли задержаться, а 4-й, наоборот, – слишком рано оказаться у цели, и т.д.

Как видим, день 11 сентября, когда Буш, до того в Вашингтоне отсутствовавший, должен был вернуться "домой", оказался удивительно удачным для Х-а – "компромиссным" , промежуточным между двумя крайними вариантами. Мы не знаем, располагал ли Х при покупке авиабилетов какой-либо информацией о планах Буша на 11 сентября, однако о многом говорит тот факт, что непосредственно перед рейсами Х наверняка знал (как и вся страна) местонахождение и распорядок дня Буша, но – несмотря на это – операцию не отложил.

Таким образом, осуществив теракты без убийства Буша, Х сыграл в "свою игру" и фактически перехитрил своих "работодателей". И то, что атака на Белый дом в итоге не удалась, этот вывод не отменяет.

[17] Можно предположить, что если бы авиаудар по Белому дому состоялся, сибирская язва обошла бы его "останки" стороной.

[18] Разумеется, Х физически не мог воспроизвести реальные масштабы "первоисточника", так что миниатюризация была неизбежной. Однако можно полагать, что именно свойственная Х-у склонность к миниатюризации и моделированию сыграла роль в том, что им был найден как раз такой (а не другой), столь успешный способ реализации мести.

[19] Артоника – наука, изучающая возможность использования структурно-семиотических механизмов искусства в технических приложениях. См. Б. Ф. Егоров, "Жизнь и творчество Ю. М. Лотмана", М., 1999, с. 205-212.

[20] В ВТЦ размещались представительства нескольких японских корпораций; имелись также международные организации с японским участием; японцы могли оказаться в роковой день и среди деловых посетителей ВТЦ (не говоря уже о вездесущих японских туристах).

[21] Был еще один потенциальный фактор монструозности преступного "текста" – весьма вероятное наличие японцев в самолетах, поразивших ВТЦ. И действительно, в числе пассажиров одного из лайнеров оказался уроженец Японии.