Комментарий |

Великая степь


великая степь

закипает великая степь половодьем строки и мы видим как мы далеки далеки далеки между нами и скифы и греки и прочая чудь через тысячу лет ты меня не забудь не забудь не забудь как мы плыли по этой широкой степи как безумная ночь законнектила наши ай-пи как в семантике ночи рожали мы алый рассвет как от наших касаний сгорел навсегда Интернет это даже не солнце а Жёлтое Слово взошло между нами теперь только ветер полынь и Число ...отстучи для меня айсикьюшный горячечный степ... догорает сожженная нами великая степь

* * *

закодировать память на проблески: я и ты назначать свидания в небе на всех углах а когда небо выйдет из берегов разводить мосты под мостами прячутся ангелы в душах птах зажигать фонари и гасить в небе лунный свет чтоб ночные бабочки помнили нас с тобой изучать голоса и запах других планет и смотреть с высоты на предвечный морской прибой

Из цикла «Киммерийские@письма»

море_лимонными_дольками

нарежьте мне море_лимонными_дольками без чаек отчаянья море – и только! чтоб был ободок от восхода по краю и быстрый дельфин как посланник из рая и я под язык положу эту дольку чтоб выжить зимою полынной и горькой чтоб плавать зимою как рыба в воде подобно морской путеводной звезде

* * *

там где камень на камень и сложены крымские горы где холмы вулканическим пеплом вросли в берега мы с тобой пережили народы и глады и моры мы с тобой пережили любовь подступают снега катер мелко дрожит бороздя карантинное море как любовник в котором ни страсти ни пыла уже стали настом эпохи все наши амуры amore а слова превратились под солнцем в цветные драже снег прорвёт эту тишь загипсует подобье улыбки на подобье лица и тогда уж меня не тревожь умолкают сирены цикады и прочие скрипки на киммерию вновь опускается вечная ночь

На окраине света

За последним перроном последняя станция – Крым. Там мы выйдем с тобою, покурим вдвоём, помолчим… На окраине света, где нечего больше сказать – бесконечное лето и лет нам, как водится, – цать. Звёзды падают в море, и светится ночью вода. Отпускают любови, стихи, города, холода. Безымянны и наги, как будто бы вновь рождены, мы отведаем браги бессмертья из чаши волны. И когда Карадаг, отколовшись, отправится в путь, путевые листы сновидений с собой не забудь. В Сердоликовой бухте мы встретим безумный рассвет. И запьём мускателем И вспомним, что времени нет.

Мой Эней

Это что за гудок корабля из далёких морей под окном в Строгино? Кто я, где я и где мои вещи? Оживает пространство от звука и входит Эней. «Собирайся, пойдём», – говорит. И смеётся зловеще. Мы выходим во двор, где разлит понемногу сентябрь, и ступаем на борт уходящего в прошлое судна. Говорю: разливай – и Эней разливает октябрь. Наша память чиста и суду ноября неподсудна. Дальше – больше. Опять начинается пенье сирен. Забываешь не только слова, но и метеосводки. А Эней привязал себя к мачте и крутит рефрен: «Забивай на сирен, – говорит, - наливай лучше водки!» Круто пил мой Эней, но под Сциллой его потерял я в неравном бою меж Харибдою и Минотавром. Он погиб как герой, он почти что случайно попал между их наковален… А дети их кличутся – тавры.

Пирамидальная провинция

Пирамидальная провинция – Малороссии захолустье, Где небеса, от стирки синие, Впадают в плавни, словно в устье. Где выйдешь утром за добычею – И затеряешься в Истории… Где вёсельное безъязычье Утонет в складках акватории. Где непонятно, кто на пристани Сидит – русалка или дивчина, А если приглядеться пристальней – То взгляд становится прилипчивым. Где, тополиной сетью пойманный, Куда ты денешься, коханый мой? Где после первой стопки: «Пой, Мане!» - Кричишь и пьёшь её стаканами.

Из цикла «НАБЛЮДАТЕЛЬ»

I. В подольской электричке

Девушка читает о дворцах Англии – в подольской электричке. Изучает светские привычки, поминая родину в сердцах. Впрочем, не потеряны ещё шансы на капризную удачу – без кольца на пальце. Это значит, что она поборется. Не в счёт белая подольская зима, полуподмосковная прописка… Англия, должно быть, где-то близко, Англия откроется сама – стоит только руку протянуть и сказать: «ну здравствуй, дорогая…» Родина лесами убегает, провожая поезд в дальний путь.

II. Зарисовка в метро

Белый свитер, спутанные волосы... Больше и не надо ничего. А ещё она поёт вполголоса – Для себя лишь, а не для него. Записные книжечки Цветаевой, Хмуря брови, чиркает хитро. Ей ещё домой идти оттаивать. Двадцать первый век. Москва. Метро.

III. в метро

в метро хорошо наблюдать за чужими жизнями жёнами дамами сердца любовницами просто ничьими женщинами они такие искренние когда их никто не видит а если рядом нет мужа друга начальника тещи свекрови они почему-то уверены что их никто не видит вот и глаза закрыла наморщила лоб сжала губы дома ждёт мать и холодный ужин любимый не звонит третий день видимо передумал снимать квартиру для общей жизни работа из рук валится хреново начался год говорила ему новый год надо встречать вдвоём а не с женою ещё хорошо наблюдать молодых любовников их не спутаешь со старыми не ошибешься в близости не пошлёшь на три буквы смотришь не отрывая взгляда а они целуются как помешанные зачем им помехи когда они только что влюблены зачем им чужие взгляды (ах какая у неё крепкая попка какая роза во рту какая тайна в глазах какая она рыжая рыжая бесстыжая наверняка бесстыжая какой он нея нея неЯ!) так сочиняешь жизни листаешь души а в конце концов понимаешь что ты – акын просто aka akun наблюдатель

***колокольчик***

колокольчик, чей ты голосочек? кто так переливчато хохочет? так многозначительно молчит? смолкли звуки день прижался к ночи только колокольчик спать не хочет и со мной о ветре говорит он-то знает что случилось в мире и в моей полуношной квартире раздаётся новость: динь-динь-динь… я не знаю что всё это значит но меня волнует этот зрячий колокольный маленький аминь

Из цикла «ПЕТЕРБУРГСКИЕ СТРОФЫ»

III. СПб-зоопарк

В Питерском зоопарке живут летающие слоны. Но их никто не видит, потому что они всегда улетают. Девочка на воздушном шарике с ними почти на «ты», А сторож всё время стреляет вверх, но почему – не знает… Жирафы, как страусы, прячут головы, потому что летающие слоны, Пролетая, задевают их – то хоботом, то – ой! – ногами… Слоны (в большинстве своём) – добрые, потому что они влюблены В толстых слоних – не летающих, а прыгающих как мишки-гамми. В Питерском зоопарке директор по кличке Маугли Сидит в своём кабинете, обнявшись со старым медведем. Балу, говорят, свихнулся: ловит мартышек и сажает их на угли… Из Багиры сделали чучело, а Каа как удав – безвреден. Редкие посетители, называемые директором «бандерлоги», Забредают полюбопытствовать летающим зоопарком И кормят бананами ручных тигров, называя их Гиви и Гоги, Предлагают директору водки, требуют женщин… И уходят с подарком. Даже я вчера у одной старухи спрашивал адрес и улицу, Но она сказала, что звери разбрелись по белому свету. И только старый жираф по привычке сутулится. И что где-то есть ещё СПб. Но зоопарка нету.

IV. В Павловске

Наталии Соломиной …снова пахнет весною в Павловске (где мы лезли через забор по дурацкой привычке детской [во всё вникать] – через чёрный ход – где живут домовой и вор где для них молоко всегда оставляла мать) на старинном вокзале в Павловске где военный играл оркестр дамы в пышных нарядах бархатных рассекали туда-сюда а теперь тишина играет свой задумчивый полонез и извозчики на вокзале не приветствуют поезда Аполлону что раньше хаживал здесь среди полногрудых дам в благодарность за безобразия отпилили ножовкой член и какая-то из чувствительных посетительниц по словам местных жителей долго плакала ничего не найдя взамен говорят император ночью прогуливается у дворца оживают в старинном парке музы и львы на любое его движение будто молодцы из ларца появляются адъютанты без головы Павел смотрит в глаза собравшимся будто спрашивает: за что? но молчит граф Пален держит череп в руке и неважно кто первым начал – ведь живым не уйдет никто отдаётся в кустах солдату императрица Фике …это было весенней замятью – по канавам плыла вода по старинной пластинке памяти не проедешь той же иглой забываются обстоятельства помешательства города остаётся печатка времени – бесполезный культурный слой

Про небеса

Тёмное небо Питера лучше неба Москвы. Московское небо – серое. Ангелы в нём не летают. Уедем с тобою в Питер! Станем как все – на «вы». И будем подкармливать ангелов, которые там обитают. Будем бродить по крышам, вспугивать голубей, Гладить блохастых кошек, путающихся под ногами. И, сидя в кафе на набережной, там, где всегда борей, Будем с тобой беседовать о хокку и оригами. …тёмное небо Питера станет чуть-чуть светлей – Как светлеют глаза твои, когда ты со мною рядом. А одного, самого мелкого <ангела>, заберём из яслей И научим Землю останавливать взглядом.

Экзюпери (военный лётчик)

I

лети, упрямый лётчик товарищ Антуан сквозь грозовые ночи холодный океан тебя планета слышит тебе эфир стучит и лишь Рене не пишет твоя Рене молчит что ей далёкий лётчик летящий выше туч? её задачи чётче: дворец и принц – под ключ а кто там разрывает ночные облака кого грозой сбивает Господняя рука – её ли это дело в парижском далеке? летит военный лётчик и смерть стучит в виске

II

когда самолёт твой не вышел на связь, радисты сказали: бля! опять Антуан завернул в кабак выпить стакан вина…это всегда он очень любил – посидеть на краю земли свесив ножки в каком-нибудь городке которого нет на карте командир эскадрильи сказал: ну что ж, вернётся – уволю нах! хотя все, конечно, его любили, потому что – как не любить? ведь он умел очень складно рассказывать о том, как упал в пустыне и встретил там какого-то принца ужаленного змеёй когда самолёт твой не вышел на связь через второй и четвёртый час командир накатил кальвадоса и понял: всё и он сел в самолёт и взлетел орлом помахав земле свысока крылом он летал, пока врач не сказал ему: отдохни а какой-то немец сказал: вот плять! на хуа Антуана было сбивать?! шуганули бы из берданки – и все дела… у него была особая масть без него мы все тут можем пропасть! получилось, как с той княжной у русских… ага?

III

когда ты понял, что ты подбит, что ты сделал, мой милый граф? катапультировался? закурил сигарету? или хлебнул из фляги? думаю, что последнее, ведь ты был романтиком, а что может быть романтичнее, чем бесстрастно хлебать ром в горящем самолёте над Атлантическим океаном? когда самолёт твой вонзился в море, как штопор – в бутылку божоле, и стал батискафом вспоминал ли ты южный почтовый, Леона Верта и планету людей? видел ли парящих как орлы скатов, великолепных точёных акул думал ли о судьбе твоей Франции? что ты вспоминал тогда? знакомую с детства молитву? глаза Рене де Сосин? или как ты упал в Сахаре и увидел Маленького Принца? конечно, это было всего лишь видение… ведь ты был в бреду, мой дорогой Антуан!

IV

через шестьдесят лет

у побережья Франции твой самолёт обнаружили рыбаки дети тех, кто служил с тобой в эскадрильи такие подросшие дети они так и не дождались от тебя продолжения истории о Маленьком Принце хотя какое у неё может быть продолжение? ведь это история – без конца тебя-то в том самолёте – не было…

про Швецию

Рите Миллер Швеция – это такая страна где живут бородатые пингвины они селятся мелкими кучками на прибрежных скалах и с удовольствием пьют зимние вина из Атлантиды которые контрабандно ввозит пронырливый синий кит Швеция нанесена на сто тысяч географических карт но ещё ни один корабль не доплывал до её берегов сказка рассказанная на ночь становится продолжением сна и пока ты спишь пингвины плывут на твой зов давай переедем в Швецию где весна похожа на кубик льда в бокале текилы язык немного пощипывает от пряности аромата а сердце колотится тихо-тихо вот так: тук-тук станем с тобой пингвинами борода… мешает только первые трое суток потом привыкаешь …а все эти умники утверждающие что пингвины – не люди просто не понимают что это другой поворот сознания …вот там где развилочка – помнишь? – так вот оттуда – строго на северо-запад а там каждый покажет где Швеция некоторые гринго даже видели её в солнечную погоду… ну вот и ты не поняла как мы туда доберёмся отложи чемодан и дай руку просто дай руку чувствуешь движение ветра? это Андерсен с Амундсеном ищут разбившийся дирижабль Карлсона и не находят только не бойся не бойся! не кричи «кто здесь?» здесь миры параллельны как завтрак обед и ужин начинаешь разговаривать с цветочницей по одной линии и внезапно переключаешься на молочника по другой а позавчера в Швецию улетела Дюймовочка нет вначале она конечно же вышла замуж за нормального такого принца с каретой воздушным шаром и на белом коне но принц оказался дальним родственником Калиостро по материнской линии и оказалось что всё это ей приснилось даже свадьба Дюймовочка вначале хотела стать русалкой а потом подумала-подумала и улетела в Швецию какая умная девочка! такая маленькая а уже умная да забыл предупредить: не задавай лишних вопросов! любопытных высылают из Швеции ближайшим же судном поэтому там так много ближайших суден (это самый выгодный бизнес в Швеции) только никто не хочет уплывать оттуда… …знаешь а в соседней Голландии живут лысые кактусы но об этом как-нибудь в другой раз…

про ключи

Африку не откроешь переводным ключом если чего-то стоишь стой за моим плечом перешепчи по почте почерком смс кто к тебе этой ночью месяц или обрез если надела пояс верность здесь ни при чём поезд уходит поезд поговори плечом крутит кольцом на пальце ключиком у виска ты приручила зайца розочкою соска съежась под наготою ключиком позвени может тебе откроют может ну извини

тайна двух океанов

твоё имя могло бы быть Амфора, Агнешка, Кариатида ты могла бы быть негритяночкой или мулаткой танцевать стриптиз или писать статьи для журналов любил ли я тебе больше? меньше? – не помню не помню имени твоего и твоего призванья цвета кожи не помню и запах остался тайной помню только это твоё: «my darling…» – говорила будто хотела сына – и открывалась я чувствовал себя капитаном Немо в твоих глубинах мой эхолот открывал в тебе столько марианских впадин что на изучение берега не оставалось времени да и смысла а ты улыбалась мне… да, ты мне улыбалась по твоей улыбке плавали яхты морских пиратов – о, улыбка всегда живёт грабежом и разбоем! – и, пока океанолог изучает тайны двух океанов, пираты наверху грабят судно и сбрасывают за борт капитана и уже непонятно: счастлив ли океанолог aka капитан Немо что не пережил этого ужаса твоей улыбки ведь ему предстоит всплытие без страховки и унылое зрелище сожжённого корабля сколько их было! – переживём и этот друзья пришлют вертолёт с ящиком виски алкогольная терапия излечивает от всех болезней – входите, доктор! – так как её звали: Лесбия, Мнемозина?

* * *

за окном уже осень и листья с балконов летят и никто не вернётся из лета в россию назад корабли растекаются тушью по краю реки мы с тобою не вправе теряться откуда же эти звонки? вот звонок чёрно-белый как профиль мой в старом ЖЖ вот звонок красно-жёлтый - твоё уходящее лето ты оставил на станции память свои башмаки а теперь допеваешь о том что судьба не пропета заходи за моим сентябрём я тебя накормлю будем пить крепкий чай и заваривать воду из крана я тебе напою: ляляля напою люлюлю и мы выйдем в рассветную нежность из белого стана пусть завидует лето вращению нашей земли пусть завидуют птицы тем песням, что мы промолчали я тебе расскажу всё что боги придумать смогли кроме самой последней их шутки – вселенской печали впрочем я не об этом а листья летят и летят и ты пишешь на них имена и забытые даты в листьях нашего лета сложней сфокусировать взгляд чем на них прочитать нашу жизнь как по старым билетам ты же знаешь где выход билет в коктебельскую глушь где счастливее нас только сны и летучие мыши нам сыграют прощанье славянки помашет рукой чей-то муж и подарят на счастье ухмылку две старых цыганки за окном уже осень до самой границы страны переехать её – и наступит безумное лето но таможне уже настучали и мы не вольны нас подставили нам подменили цыганки билеты

хочешь?

хочешь дожить до старости – наливай сине-зелёной просени через край хочешь дожить до странности – заходи есть у меня старинный друг алладин хочешь смотреть как чайки в тебе кружат - тихо открой ту дверцу что наугад хочешь любить – никогда не шепчи люблю просто открой глаза и впусти зарю там за последним домом где стынет сад я тебя буду ждать сто веков назад там где твой дом считает века и дни не обмани его детка не обмани трах-тибидох-тибидох потерял ключи хрустнула дверца жар пошёл от печи света не будет уже не разжечь огня сколько ещё секунд у тебя – меня хочешь сгореть рябиною под окном вот тебе для пожара стихов проём переходи на sos sms щелчок – слышу тебя ты где почему молчок

* * *

Марине Гершенович в Net-ландии где горлицы поют нездешними чужими голосами где всё в порядке только неуют душе под неродными небесами где гомон лиц и всхлипы голосов пронзают иногда косноязычьем там тоже наши ангелы живут ты узнаёшь их по повадкам птичьим и тянешься – слова зажав в горсти - лететь за ними до границы рая и вдруг – взлетаешь и летишь летишь как будто бы и правда неземная

Новая Одиссея

– Эй-эй, одиссеева лодка, стоять-бояться! Далёко едем? Цель путешествия? Что там в трюмах? Итака, значит? С войны троянской? Продукты в трюмах… Уже лет двадцать? Ну вы даёте! Там плыть – неделю! Видать, несильно тоска по дому вас обуяла… Ааа, Пенелопа… слыхали, как же! Да кто не слышал! Сидит старуха, прядёт и плачет, прядёт и плачет. Какой-то саван сто тысяч раз уже распускала. Теперь же вяжет носочки правнукам и прапрапра… И всё цитирует чьи-то вирши… ах, да – Гомера! Из-за чего хоть у вас такая фигня случилась? Из-за Елены? Ну как без бабы?! – Никак без бабы! Ну, Менелай-то, пиздострадалец, с ним всё понятно! А вы-то что же бросали семьи, тащились в Трою? За ради дружбы? За ради чести? Чего за ради??? Ну, ладно, ладно! Валите с миром! А мы? – Таможня. Мы проверяем таких, как вы, на наличье виски. Все говорят, что они из Трои. Поют про битву. А мы – работай, ищи спиртное… Сухой закон ведь! Это – Америка! А вы думали, что – Итака?

Пушкину – в осень

Осень – время пьянства и печали. Откачали реку мужики – Сколько бы им бабы не кричали, Чтоб остановились, дураки! Велики глаза моей избушки: Глянь в окошко – всё тебе видать. Глядь: уходит одичавший Пушкин В березняк к девчонкам выпивать. Счастлив он – легко ему на свете: Весь в себе – однако ж наше всё. Ведь поэты – пушкинские дети. Отдыхайте, Байрон и Басё! Осень – время тихих перелётов: Из Караганды – на Катманду… Вату разбросают с самолётов – Я тогда оденусь и пойду… Побреду осыпавшимся лесом, Вдавливая в вату каблуки… А за самым дальним перелеском Допивают прудик мужики.

Осенние письма

…так Птица Моих Откровений поёт: да здравствует пение наоборот – от коды к начальному звуку! …так Птица Любви раскрывает крыла, а Змейка Любви из-под ног уплыла, предчувствуя скорбь и разлуку. Учитесь осенние письма читать – бесцветных чернил восковую печать… подержишь у сердца минутку – и вспыхнут слова на чужом языке, но что-то родное в любом завитке, и радостно станет, и жутко.

предзимье

…а потом выходишь из дома и видишь сны: облетевшее лето, забытый велосипед… представляешь, сколько лет ещё до весны понимаешь, что, вероятно, немало лет что отступит море и птицей падёт зима на убогий город ставший чуть-чуть твоим будешь песни петь и тихонько сходить с ума как в пещерном холоде выживший караим и чем дальше смотришь на белый-пребелый свет тем важней следы ангелов утренних на снегу потому что в лето уже возвращенья нет потому что лето – лишь лодка на берегу

охота на райских птиц

запечатаю бутыль сердца – куплю манок заделаюсь птицеловом – на редких птах буду раскладывать письма твои на свой порог ангелы прилетят – а я тут как тут <сижу в кустах> можешь смеяться – ангелы любят смех но ещё больше – наши письма читать ты возразишь мне что ловля ангелов – грех а я отвечу что ангелов не поймать хочешь и ты посвисти в мой чудной манок может – явится птица а может – Сиринъ и Алконостъ охота – такое дело: не разевай роток а то – осыпется небо и нахватаешь звёзд а в запечатанном сердце – живут поют приумножают радость и скорбь Его птицы Любовь и Ревность а извлекут пробочку – и не останется ничего

поездное

…поезда всё короче – лишь взгляд успевает скользить по названиям станций ловя перестук метронома и уже понимаешь что жизнь твоя тоже – транзит потрясёшься в дороге чуть-чуть – и окажешься дома …поднимая метель пассажирский стремглав пролетит и пока не осядет в бокалах волшебная пена просишь Нового Года с безумством его конфетти Голубою Стрелой пролетающего по вселенной …и летят за окном – полустанки леса города там за белой рекой вьётся дым и волнуется печка и уже не увидеть как всходит ночная звезда и задумчивый месяц садится на чьё-то крылечко

зимняя рыбалка

и видишь под корочкой тонкой змеиное тело реки и ловко орудуя донкой гарцуют на ней рыбаки змея извивается грозно но тонкая корочка льда спасает от жизни-стервозы от жён от детей от труда и если змея извернётся и дырку во льду прогрызёт судьба рыбакам улыбнётся и пустит страдальцев под лёд конечно они для порядка поборются с чёрной водой а после змее будет сладко беседовать с умной едой

Середина зимы

Середина зимы наполняет сердца янтарём. И в оттаявшей амфоре плавает зимнее солнце. В батискафе зимы мы сквозь вьюгу и замять плывём, А в январский настой, будто в чай, кто-то бросил лимонца. В самоваре зимы кипятится янтаревый лёд. Топят шишками Шишкина неба дырявую печку. Патриоты зимы ищут в Арктику брошенный брод. Льётся холод рекой, остужая дела человечьи. Середина снегов. На часах – половина пути. В мандариновом снеге торчат поседевшие ёлки. Уходящих волхвов нам с тобою уже не спасти. Осыпаются с неба игрушечных ёлок иголки.

Цареубийство (17 июля 1918 г.)

Ипатьевской крови не надо Поэтам обеих столиц. На красный оскал Петрограда Империя падает ниц. Но живы ещё, слава Богу, И Блок с Гумилёвым, и Бог. А страшную эту эпоху Какой нам пророк приберёг? Рассыпалось Русское Царство, И бесы шуршат по углам… Витийство, безумство, коварство От роду завещаны нам. Быть слабым – ещё не оплошка, Безвольным – за это ли казнь? Ипатьевской крови морошка – Лишь бесова богобоязнь. Откуда ж ты взялся, лохматый, Григорий? Какого рожна Витает твой дух бесноватый В царёвых покоях без сна? А бесы помельче, потише Плетут свою хитрую сеть. Не в русском бездомном Париже Царю предстоит умереть. Колчак не успеет на встречу. О прочих – и думать забудь! Сгорают в подсвечниках свечи – И чётче означенный путь. Сегодня разбудят. Спокойно. Они-то не знают ещё, Что с Богом встречаться – не больно, А только в груди – горячо…

цунами

под лазоревым небом сэй-сенагон у нефритовых тропиков катманду я найду тебя милая бибигон я найду тебя маугли я найду сводный брат четырёх боевых слонов дай мне силу рук твоих и ветвей я услышу твой древнеримский зов я спасу тебя милая эдельвейс и пока потоп не залил зарю мы с тобой случайно спастись должны слышишь милая я тебе говорю африканские песни моей страны

Накануне

На краю Ойкумены пылает сухая трава. Бледный Конь бьёт копытом. Коню Вороному не спится. Всадник острым копьём открывает пустые слова. Те пищат, словно устрицы, но не желают молиться. И чем ближе к рассвету – тем ярче небесный распил. Начинает уже перекличку последнее воинство. А потом поднебесная стая гуляет в степи, Собирая всё новых в отряды Его добровольцев. Это – армия Света. …покуда безумствует Тьма – Мы живём на краю, мы свистим на своей окарине. В обалдевшем аду Дьявол крутит своё синема… Но торопится Всадник. И я его слышу отныне.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка