Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Ф о т о  В а д и м а  Т е м и р о в а

MY MOTER’S SMILE (Улыбка моей матери)

Расширенный автоперевод с английского.

Есть впечатления, что спешат, всполошённые, воплотится в выкованные метафоры, поведать о себе, и есть тихие светлые эмоции, оседающие на стенках наших сосудов. Мои ощущения от этого фильма столь уютны и домашни, что я хотел бы оставить их при себе. Это никак не хамство, а лишь тихое довольство.

В старомодном коричневом костюме низкорослый итальянский крестьянин извинился за свой английский. Его хватает только на то, чтобы выразить мои мысли. Потом он добавил что-то по-итальянски и ушёл, сорвав овации на рубленном basta! Нечего тут рассусоливать. Это был режиссёр фильма, Марко Белоччио. Он выглядит и вправду чудаковато - подчёркнуто заурядно, с всклокоченной сединой, в неопрятном пиджаке, с серым лицом.

В пику режиссёру, сам фильм наполнен красками, ярок и игрив. Куратор, предварявший показ (не Ричард Пена, конечно, какой-то неизвестный мне) назвал его movie, а не фильм - в английском эта дистинкция важна - movie называется бездумное, лёгкое кино, Голливуд. Я даже поёжился в кресле. Чтобы не сбиваться с ритма, я начну заново. Фильм полон красок, ярок, цветаст. И это самый итальянский фильм, который только можно вообразить. Кажется, он даже более итальянск, нежели «Тото, который жил дважды» (TOTO CHE VISSE DUE VOLTE) снятый Даниэлем Кипри и Франко Мареско. Хотя бы потому, что «Тото, который жил дважды» чернобел, а у всех нас (бессовестная гипербола, но - проецируя себя) есть отчётливое предубеждение, что, несмотря на всех именитых итальянцев с их резиновым клеёнчатым морем и привлекающими носорожьими грузами, настоящее итальянское кино должно быть расцвечено - как сама Италия, золотом и углём, киноварью и изумрудом, хной или охрой. И это именно то, чем нас потчует оператор Pasquale Mari.

Критерии оценки. (подглавка, не данная врезом)

У меня был знакомый наркоман. Который работал в видеопрокате. И у него была два критерия оценки. Два, но весомых. Когда он находился в состоянии «эйфории», то ставил фильм. И если засыпал, то фильм получал оценку - «не держит». А если досматривал до конца, то фильму вручалась пальмовая ветвь «держит».

Начало фильма ловит тебя мгновенно. В капкан (в силок, накалывает на дреколье дна ловчей ямы, парализует взглядом, etc). И - держит.

Дверной звонок, домофонное входите, заходит хорошо-одетый человек. Здравствуйте, я секретарь Кардинала, его светлость завтра хочет вам дать аудиенцию. Это ошибка. Я не имею ничего общего с Кардиналом, должно быть перепутали имена. Нет, мы искали именно вас. Почему? Вашу мать собираются канонизировать.

Кто бы после такого начала не попал в ловушку? В этот фильм влюбляешься мгновенно, и далее неотрывно смотришь развёртывающуюся квинтэссенцию представлений об Италии - вера (католическая), страсть, исповедь. Я немедленно попался вместе с остальными зрителями.

Сюжет настолько освежающ, что хочется подробно пересказать все его хитросплетения, расплести каждую ниточку - но такой детализации бегу. Не оттого, что скучно или тоскливо было бы заняться построением такого детального реестра причинно-следственных связей, но потому что хочется сохранить всё это переливчатое богатсво. К тому же пряжа не достаточно груба, чтобы с уверенностью безумца выкрикивать на каждом углу - сходи посмотри, сходи посмотри! Есть что-то личное в этом фильме, что-то, что не позволяет с лёгкостью транжирить эмоции и остаётся в глубине души после просмотра.

Редчайший случай в наше время посмотреть фильм с достойным, ярким и небанальным сюжетом (не коммерчески ориентированную дребедень вида «ъ
Рассекая Волны» или «Говори с ней», в которых сюжет прост, доходчив и пошл). Особенно удивляет то, что когда сюжет стал общим местом, поводом для камеры или диалога, и когда, кажется, никакого нового слова сказать на этом поприще нельзя - всё испробовано, всё уже было - вдруг видишь совершенно необычное, чарующие зрелище, захватывающее именно поворотами в не усложнённом повествовании.

Главный герой картины, художник, переживает кризис среднего возраста или просто живёт так, как ему хочется - это Европа, и с точностью отделить одно от другого сложно. Он оставляет свою жену, он любит своего сына, он пишет свои работы, он не верит в Бога. В своих поступках он представляется достаточно прямым персонажем без излишеств рефлексии. Но у него есть Прошлое.

Менее всего фильм напоминает альмодоваровское «
Всё о моей матери». Более всего «
Мужчина как женщина» Зильбермана. В первом случае я говорю о названии, а во втором - об угле взгляда, не касаясь контекста.

Женщина родила пятерых сыновей. Она была убита кухонным ножом одним из них. Теперь, после тщательного расследования произведённого Ватиканом, осталось прояснить последний вопрос - была ли она умерщвлена в своей постели во время сна или во время бодрствования из-за того, что сказала убийце прекратить богохульствовать. Сын, виновный в убийстве, не говорит с момента смерти матери и признан сумасшедшим.

Декорации роскошны, цвета насыщены и живы до переливчатости, актёры играют так хорошо, что подмывает написать, что играют они охуительно. Мужскую роль играет
Sergio Castellitto, который в прошлогоднем открывающем фильме «Va savoir» реж.Jacques Rivette играл Уго, сценариста. В этом фильме расстояние между режиссёром и камерой таково, как будто режиссёр никогда не существовал. Возможно, это результат захватывающего сюжета - соучастие событиями и погружение в них слишком глубоки, чтобы обращать внимание на структуру, на режиссёра, демиургом строящего то пространство, в котором наблюдающий пребывает сто три минуты. Что, надо полагать, и должно быть предельными мечтаниями режиссёра.

Невысокая молчаливая простушка, экс-жена: Так вот, относительно будущего нашего сына - я считаю, что ему не повредит святая в качестве бабушки, как ты считаешь?

Подосланная под видом преподавательницы богословия путана, на вопрос о том, отчего она рисует, отчего стала преподавательницей богословия: Я бы хотела прочесть тебе стихотворение ... Это русское стихотворение. И она, конечно, читает Арсения Тарковского:

Вы все шуты. Я тоже ненавидел свою мать, но я никогда не хотел убить её. Она была ... она была глупа. Она абсолютно ничего не понимала. Она спрашивала нас - что случилось, что не так? Но мы были ещё детьми, мы не могли дать ответа на такой вопрос. Она никогда не замечала, если её сын заболевал, она только спрашивала - что с тобой случилось? А, улыбка ... Последний раз я был пойман на улыбке трижды - графом, Кардиналом и родной тётей ... Улыбка - это всё что у нас есть, и моя мать украла у него улыбку. Он никогда не улыбался.

Когда комиссия входит в палату, в которой содержится его безумный брат, он вдруг начинает истошно кричать: Бог проклят.

PUNCH-DRUNK LOVE (Любовь Паркинсона, в русском прокате: Ошеломлённая любовь)

Центральный показ фестиваля, не протолкнутся и не достать билеты. Все флаги в гости к нам, тот самый Томас Андерсон, который «Ночи Буги» и «Магнолия».

К одиннадцати
Пол Томас Андерсон совершенно напился. Поэтому плясал. Ругался матом. Был незаправлен. Мычал. Жестикулировал. Одним словом, очаровывал. Он сказал - на восьмичасовом сеансе я им говорил, что это фильм специально как бы для восьмичасового сеанса ... Ну, вы меня понимаете - на самом деле фильм-то этот для вас, для одиннадцатичасового.

Адам Сэндлер был представлен Андерсоном следующим образом (после представления продюсеров и непонятного недовольного парня, который, якобы, за всё платит): Некоторые, считают, что он не с нами (смотрит на продюсеров и на мешок с деньгами). Что он не наш. Что он не принадлежит этой сцене. Но мне кажется, что всё-таки он с нами. Адам Сэндлер! (долгие, продолжительные овации).

Сэндлер спел песенку. Неясно, был ли он пьян - неясно, насколько. Сказал, что сам из Бруклина, что его мама всегда хотела, чтобы он пел в Линкольн-Центре. И что-то такое спел. Поблагодарил, что слушали его пение. Негромко пел.
"между восемью и одиннадцатью часами у нас типа вечеринки ... и там коктейли ... и знаете, эти коктейли ... глупее тебя делают, что ли" (Пол Томас Андерсон)

Очередной аутист находит свою true-true love. У аутиста семеро сестёр, которые считают братца геем. Аутист собирает еду с купонами на скидку для миляжа при авиаперелётах. Аутист видит, как у ворот его фирмочки по производству стеклянных вантусов переворачивается машина, а потом из фургончика на землю ставят маленькое пианино. Аутист пьёт кофе из серебряной кофеносилки и весь фильм одет в один костюм, не считая момента, когда он одет в отельный халат после любовной сцены и абсолютно счастлив. На все вопросы, типа - почему ты одел этот костюм, или вообще любые почему, аутист отвечает - не знаю. Я не знаю. Адам Сэндлер играет аутиста.

Сюжет, как коровье мычание - человек с напряжённой дислексией странно влюбляется в женщину, которая, впрочем, активно его жаждет и сносит причуды. Она летит на Гавайи, он прилетает к ней, трафаретный поцелуй на фоне спешащих трафаретных фигурок. Дагерротип перелистываемого блокнота с нехитрым рисунком. Параллельно он собирает всевозможную еду, с купонами на много тысяч миль, параллельно он звонит в горячую линию, по-настоящему горячую, и его шантажируют расторопные негодяи. Всё, больше ничего нет, сюжет прост. Развязка в виде отмстительного избиения подонков, сурового разговора с вымогателем - go FUCK yourself. - You are a dead man! и победы над ним - понимаешь, у меня есть женщина. Я её люблю. Ты отдашь мне мои пятьсот долларов. А если нет - я забью тебя до смерти. И долгий взгляд в глаза.

Но фирма Пол Томас Андресон веников не вяжет. Фирма солидная и с репутаций, вам всякий скажет, что фирма делает гробы.

Поэтому в приступах неподотчётной и неконтролируемой ярости, Адам в кровь разбивает кулаки, да так, что на костяшках остаётся разорванная кожа - L O V E, по числу костяшек. Ночь охотника (Night of the hunter) и история «священника», на фалангах которого было вытатуировано HATE на левой руке и LOVE на правой. Левой рукой Каин убил своего брата. А от LOVE, говорил он, вены ведут прямо к сердцу мужчины. Если соединить руки, то они начнут сражаться друг с другом, но любовь всегда побеждает, потому что правая рука сильнее левой.

И когда в больнице упорный взгляд главного героя, кажется, всматривается в рассечённый и забинтованный лоб его любимой, то с наплывом камеры становится очевидно, что между ними простынка - он просто стоит и смотрит на простынку, за которой лежит раненая. И когда он звонит из гавайского автомата, в момент, когда он дозванивается в номер со вскоре станущей его женщиной, телефонная будка освещается кстати зажёгшейся вечерней подсветкой. Такими милыми пустяками пересыпан весь фильм, от смешных стеклянных небьющихся вантузов, сделанных специально для Лас-Вегаса, и разлетающихся вдребезги при ударе, до секс-разговора по телефону «Что я сейчас делаю? Разговариваю по телефону». Диалоги идиота: после совместной ночи, улетая из аэропорта: дорогая, а у тебя было много рейсов? Ты знаешь разные самолёты?

Маленькое пианино, которое немотивированно остаётся на дороге в самом начале фильма - маленькое чудо, с которого всё начинается, знак будущих прекрасных событий. Гармоника - то, что ты называешь маленьким пианино - говорит женщина. И вправду, снизу есть меха, и, дёргая их, извлекается долгий однотонный звук, аккомпанируя самой игре - непритязательной, впрочем. Это пианино (или гармоника, хотя в моём представление гармоника это вовсе небольшой инструмент, и возможно даже губной) он украл с улицы, куда оно было выброшено неизвестным грузовичком: «у тебя в офисе стоит пианино, ты украл его с улицы?» «Что?» «Ты украл с улицы пианино?» «Ну, в общем-то, да». Его принесёт он в финале в квартиру суженой. Его и обещание, что у него будет столько миляжа, что он сможет летать с ней куда угодно, когда угодно.

Ф о т о  В а д и м а  Т е м и р о в а

Этот фильм называют Forest Gump II. За то, что в главной роли дурачок, за то, что фильм про любовь, за то, что простота с упорством оказываются ценнее хитрости и мошенничества, за оду традиционным американским ценностям. Мне не показалось уместной такая параллель. Во-первых, ввиду разности масштабов - Андерсон исследует микромир крошечного сообщества, Роберт Зимекис в призме простого недотёпы строит эпическую картину поколения от ловли креветок и Вьетнама до корпораций Macintosh. Во-вторых, ввиду разности умственной ослабленности своих подопечных - всё, производимое Форестом, срабатывает, но это промысел Божий, всё, что делает Барри Иган (герой Сандлера) - работает только тогда, когда он мотивирован любовью. В третьих (улыбаясь) - ну как можно сравнивать тонкого, в постоянном оттачивании нюансировок, Андерсона с блокбастерным Зимекисом ... Стоит также отметить, что в «Ошеломлённой любви» сделаны страннейшие наплывы, вероятно должные отражать состояние героя - на огромном экране (фильм ОЧЕНЬ широкоформатный) идут яркие кислотные полосы, заливая друг друга. Это сентиментальный фильм. О торжестве добра над злом и хороших над плохими. Я хороший человек, I mind my business and I have a woman I love. SO GO FUCK YOURSELF BEFORE I BEAT YOU TO DEATH! (у меня свой бизнес, и у меня есть женщина, которую я люблю. Так что пошёл-ка ты нахуй, пока я не забил тебя до смерти). Это сентиментальный фильм, только снимал его Пол Томас Андресон.

Остальные фотографии, использованные в публикации, взяты с официального сайта Нью-Йоркского кинофестиваля.