Проза

Сначала срубили дерево, росшее у дома на окраине Москвы в
огороженной низким заборчиком зоне. Персона вышла из подъезда и
увидела, как дерево падает. Она прошла прямо несколько метров.
Остановилась где-то на детской площадке. Оглянулась. Позади
осталась чёрная дыра подъезда, почему-то распахнутого и
какие-то люди у срубленного дерева, от которого теперь только голый
обрубок торчал. Еще там были дети. Она смотрела на них и
вдруг закричала:

– Зачем вы срубили дерево?!

Никто не обратил на неё внимания. Все стояли вокруг срубленного
дерева. Мужчины, женщины, дети… Все жители этого подъезда.

– Чем помешало вам дерево?! – снова закричала Персона изо всех сил,
но воздух был, словно вата, и голос не звучал в нем. По
крайней мере, ей так показалось.

– Вы – идиоты! Кретины! Зачем вы срубили дерево?! – снова закричала
она, на этот раз размахивая руками, чтобы привлечь к себе их
внимание, но руки плохо слушались её и вскоре бессильно
опустились.

Вдруг от толпы отделился мальчик лет восьми – десяти. Подбежав к
ней, он остановился и весело посмотрел ей в глаза.

– Зачем вы срубили дерево? – прошептала Персона.

– А мы его не срубили. Оно само упало, – ответил мальчик, продолжая
улыбаться и глядеть ей прямо в глаза.

– Я видела, что вы его срубили, – настаивала Персона.

– Ты ошиблась, – ответил мальчик, взяв ее за обе руки так, будто
хотел покружиться с ней.

– Я не могла ошибиться, – не совсем уверенно сказала Персона.

– Нет, ты ошиблась, – мальчик сжал ее руки в своих, – не упирайся, ты ошиблась.

Персона смотрела на него очень внимательно, стараясь разглядеть
фальшь в его лице. Но нет. Лицо было открытым и честным. Светлые
волосы откинуты назад. Светлые голубые глаза смотрели прямо
в ее глаза, не моргая, не смущаясь, спокойно и весело. И
Персона сдалась.

– Ну, хорошо, – сказала она, освобождая свои руки из его рук, и
вдруг увидела рядом с собой старуху.

Старуха стояла, согнувшись, не обращая на неё никакого внимания.
Персона смотрела то на мальчика, который теперь стоял
неподвижно и смотрел на нее, то на старуху, стоявшую не менее
неподвижно, но, казалось, ее не видевшую.

«Странно, – размышляла Персона, садясь в трамвай, – очень странно… Я
своими глазами видела, что дерево срубили… А, может, оно
само упало… Неужели я ошиблась…». Ей казалось, что она села в
трамвай с определенной целью и двигалась в определенном
направлении, но в какой-то момент она заметила, что трамвай
катит по рельсам пригорода Москвы. Пригород Москвы – это город,
не включенный пока в состав Москвы. Когда и каким образом
трамвай пересек МКАД, она не помнила.

Возможно ли так задуматься над пустяком, чтобы пропустить остановку
или сесть не в то транспортное средство? Для некоторых
возможно, а, быть может, и для всех, в некоторых случаях. Что же
это за случай? Кто такая Персона?

Персона – это Персона Нон Грата (Persona Non Grata), а случай –
исключительный. Почему это такая персона и почему случай
исключительный? Потому что таковой она признана подъездом, из
которого вышла, а исключительность случая состоит в том, что
дерево срубили просто так, а не на дрова, и вовсе не потому, что
оно кому-то помешало.

Автор не признает однако, что дерево срубили. Это всего лишь
возможность, одна из многих. Дерево могло упасть само по себе, от
того, например, что у него сгнили корни. Это рыба гниет с
головы, а дерево, напротив, с корней. Но, возможно, что голова
рыбы – это корни дерево, и наоборот. Дерево могли срубить и
с определенной целью. А Персона отвергнута подъездом за
несогласие с его политикой. Есть ли у подъездов политика? Есть.
Политика есть даже у этажей, блоков квартир, у отдельных
квартир, у их жильцов и вообще у отдельных личностей. Более
мелкие политики входят в более крупные или не входят. Если
какая-то политика не входит в другую политику, то это – другая
политика. И если эту политику ведет лишь одно лицо, между
этим лицом и лицами общей политики вырастает Великая Китайская
Стена. Неизвестно, вырастает ли она сама по себе или каждая
из сторон, преследующих свои цели и интересы, кладет от себя
камень. Стен может быть много, а может быть одна, как в
случае с этой персоной и подъездом. Возможно, что политика
подъезда повлияла на невольное «бегство» Персоны, а срубленное,
или упавшее, дерево – лишь последняя капля в чаше терпения
Персоны, или последнее полено в костре нетерпимости,
зажженном участниками политических отношений.

Итак, Персона – в незнакомом городе. Она очнулась от раздумий и, не
узнав местности, начинает нервно спрашивать попутчиков, как
ей вернуться в Москву. Попутчики безмолвствуют или лишь
пожимают плечами. Наконец, одна, веселая на вид, особа не вполне
уверенно говорит, что, кажется, этот трамвай идет только в
одном направлении, только из Москвы. Персона волнуется. Но
ничего страшного, успокаивает ее веселая особа (белобрысая,
от двадцати пяти до тридцати лет, одетая по-летнему легко, с
прозрачным тупым голубым взглядом, благодаря которому
создается впечатление ее дружелюбности), есть троллейбус, идущий в
обратном направлении, надо только найти его остановку, но
выйти нужно немедленно, пока еще трамвай не отъехал далеко от
Москвы, и остановка – где-то рядом.

Персона выходит из трамвая. Мимо с бешеной скоростью проносятся
машины, так что единственным пешеходным островком оказывается
тот, на котором она стоит, беспомощно озираясь вокруг, но
нигде не видя остановки в обратную сторону. Персона идет по
островку в противоположную от Москвы сторону. Островок делает
поворот направо, перетекая в переулок или узкую улицу. Узость
является следствием заборов, тянущихся по обе стороны. Серые
высокие бетонные заборы, вдоль которых кое-где штабелями
громоздятся поваленные деревья, железные сваи, балки, стропила
и прочие узкие и вытянутые твердые объекты, бобины
проволоки… Грязь, лужи, навозные кучи дополняют сей мрачноватый
пейзаж. Меж тем, вечереет. Персона идет, все время озираясь по
сторонам, почти испуганно. Вдруг впереди появляются машины.
Огромные грузовые машины медленно двигаются ей навстречу. Она
беспокойно оглядывается по сторонам в надежде найти
лазейку, чтобы спрятаться, когда большегрузы приблизятся, но по обе
стороны тянется сплошной и гладкий бетонный забор.
Большегрузы приближаются. Они надвигаются на неё, заслоняя собой всю
дорогу, всю перспективу, все пространство между заборами.
Вот они совсем рядом, вот она протискивается между забором
слева и большегрузом справа, в нескольких сантиметрах от его
огромных колес. Ноги скользят по грязи, едва не съезжая под
колеса. Но она упорно двигается справа от большегруза и от
второго, и от третьего, и от четвертого… Они проехали. «Уф!» –
облегченно вздыхает Персона. Теперь можно двигаться дальше.
Неожиданно забор слева обрывается, открывая перспективу
нового переулка.

Этот переулок выглядит отраднее предыдущего. Сумерки в него еще не
дошли, и солнце освещает зелень растущих по обе стороны
деревьев, за которыми скрываются кирпичные дома особнякового
вида. По мере углубления, переулок сужается, грозя превратиться
в узкий проход между стен. Она двигается, озираясь по
сторонам, но ничего похожего на остановку не видит. Людей тоже
вокруг нет, и не у кого спросить дорогу.

Но вот впереди показалась человеческая фигура. Веселая белокурая
женщина средних лет неожиданно сама заговорила с ней, взяв за
руку и радостно заглянув ей в глаза своими добрыми голубыми
глазами:

– Ведь вы любите? А если любите, все будет хорошо.

Персона стоит, как завороженная, позабыв о своих поисках. Женщина
пошла дальше и вскоре исчезла из виду. Персона осталась стоять
посреди переулка, постепенно выходя из гипноза. Неизвестно,
была ли светлая женщина профессиональным гипнотизером или
любителем. А, может, она и вовсе не была им, а просто шла по
своим делам. И обыкновенный человек может стать гипнотизером
для другого, при стечении определенных обстоятельств.

Итак, приветливая женщина исчезла. Выйдя из оцепенения, Персона
повернула в обратную сторону и вскоре вышла из странного
переулка на уже тёмную улицу, по которой теперь проносились
легковые автомобили и общественный транспорт. Пройдя несколько
метров, она увидела остановку автобусов и троллейбусов. До
Москвы, однако же, не было ни одного транспорта. Через несколько
метров – новая остановка, и снова без транспорта до Москвы.
Персона почувствовала, что устала. Подъезжали автобусы и
троллейбусы. Люди выходили и входили. Чужие и непонятные ей
люди… Чужой и неприветливый общественный транспорт механически
распахивал и затворял металлические двери. Персона
всматривалась в темноту дороги в надежде увидеть блеск трамвайных
рельсов, но ничего не блестело.

Только улица внезапно оборвалась, и она очнулась на широкой шумной
площади, залитой огнями. Впереди по ходу, словно раскрытая
пасть громадного зверя, чернел вход в метро, и это была
Москва.