Поэзия

 

 

 

 

Прекрати вербальные атаки,
Просто потяни за цистостому,
И тогда без шума и без драки
Я пойду домой или из дому.

Буду выбрит, бодр, свеж, подтянут
И всегда-всегда готов к движению;
Ведь когда за цистостому тянут,
Очень трудно вспомнить возражения.

 

 

 

                   

 

   Колыбельная Шварцвальда

 

(памятуя «Колыбельную Трескового мыса»)

 

 

                                                    Валерии Шишкиной

 

Центральная часть бывший Империи погружается в ночь. Империям

не свойственен мрак, от зари до зари растопырены перья.

Снег как пепел крематория – и память, и удобрение,

чёрные фигуры на клетках – мёртвые монастыри,

белые – провалы меж гор, бледные упыри

крутят жернов, на медные став колени.

 

В пустынных полях провожая последние знаки расправ

над цикорием, мятой, кладезем прочих приправ,

обретая себя лишь с репейником, чертополохом,

вороньё совершает налёт на мельницу с мастерством Мессершмитта,

может статься, последняя нимфа ручья там убита,

или ветер фонарь раскачал до маячных сполохов.

 

Дурнота. Дверь не заперта. Стены дома обиты дранкой.

Как знать, кто из убийц придёт спозаранку?

Что даст течь? Какая лопнет аорта?

На костях кожа похожа на старую ширму,

за ней переодеть душу, повесить ключи от машины

и ждать в красной шапке с цветами шварцвальдского чёрта.

 

Странно думать, но вот: Аргентина в финале. Звук

проезжающего автомобиля выбивает из рук

скалку, щётку, книгу на языке тедесков.

Над печью картина с девушкой и надписью “Alpirsbach”,

ветер хлопает ставнями. Синева на губах

даже больше меня знает толк в колбасных обрезках.

 

 

II

 

Гонит ветер на запад тяжёлый шар,

Чтобы тот опять всплыл на востоке.

Подбородком сдвигая линялый шарф,

языком на зубах ловлю буквы от слова «кофе».

Черепичная крыша приседает, и горный тролль

дышит в стекло. Счёт ноль – ноль.

 

Кровь – буферный раствор с определённым pH,

Аргентине грозит бум демографии.

Да, конечно, это оммаж,

но с привкусом географии.

Здесь в биллиардной лузе метеоритного кратера

как не вспомнить Меркатора.

 

Месси и Ди Мария: один с правой, другой с левой;

дома дышат рёбрами фахверка, не поспевая за ними.

Этот туман – их каплевидная плевра,

фары машин в нём золотыми нимбами.

Как из дырявого носка

пальца оскал.

 

Сквозь курятину неожиданного сугроба,

вдоль ручья, что теперь топоним,

идёшь, ничего не трогая:

ни леса, ни в поле стогов тампоны.

Это привычка или ботинок свойство –

Никак не влиять на мироустройство.

 

А дорога? В рулетку игра на асфальте.

Синий цвет – это лучшее, что есть в Форде «Транзите».

Мбаппе бьёт пенальти

так же как вы, когда правой ногой тормозите.

Я заснул перед рюмкою Мараскино,

как вратарь в воздухе руки раскинув.

 

 

 

III

 

Проснулся рано сегодня Буэнос-Айрес

(в улыбке проспекта балконов петляет кариес)

порвал дверей и ворот цветные заплаты.

Вопрос «как живёшь?» скорее вопрос амплитуды

мяча, покрашенного как живот Будды.

Давай футбол, не надо зарплаты!

 

Открыл окно, в Рязани – грибы с глазами,

на столе Waterloo из оливок, кусков лазаньи,

там прорыв во фланг перекрыт ломтями prosciutto. 

Если уйти в горы, то встретишь не

сдавшихся в плен в той последней войне,

летящих вниз, конечно, без парашюта.

 

Ночь. Selva selvaggia, хоть бы звезда просияла,

тихо скулит в ноги сбитое одеяло,

я бы хотел пригласить ко двору алеманов.

По результатам геодезической съёмки

Я бы честно нажарил на всех говяжьей печёнки,

за тысячу лет хватит уже обманов.

 

 

 

IV

 

И т.д.

И т.п.

 

 

 

 

 

***

 

Надо всем над тем,

Что ни ясности не даёт, ни покоя,

Я развею прах миросистем,

(см. Валлерстайна -

что это такое).

 

Этот прах удобрит

Бесплодную широту

Бескрайнего лимба,

И будет найден ответ на вопрос:

«А вы ноктюрн сыграть могли бы?».

 

 

 

 

 

***

Нагревается в пальцах "Перно".

Как же верно и точно подмечено:

Что тебе изначально дано –

Словно черною меткой помечено.

Крепкий ум истощает дурман,

Зоркий взгляд слепота похищает,

Верный слух развращает обман,

Щедрый дух от несчастий нищает.

А владелец несметных даров,

Не заметив разбойной потравы,

Звонко хлопает злых комаров,

Заварив себе горькие травы.

 

 

 

 

 

***

 

 

Человек не остов
А часть грузовика
Не спрашивай
Почём когда откуда
И что в кровати 
Рыжая приблуда
Так это хорошо
Поскольку много вас
Не ведающих о правах народных
Ведь каждой сиди и объясняй
Как с красной тряпкой и соплями
Она может к вечеру
Гарантии иметь
И быть почти кухаркой
Но вначале вас спросят
И будет неудобно отказать
В откровенности простому
Честному малому в чине 
Ограниченного контингента
И тут в момент прекрасного момента
К вам обратятся бегло по-французски
И оттого захочется раздеться
И предложить себя заклать
Без долгих разговоров
И без похода на перекладных
К первоосновам так необходимым
Для социально значимых новаций
Ведь жизнь – стекло 
Нет жизнь – ботва
Нет жизнь – хожденье
Пятками по тросу
Скажу я незнакомому матросу
Вставайте граждане
К оружию братьЯ
Нажралась вами пресная кутья
Тошнилась вами 
Бабариха и сватья
А человек не ось
Не шестерёнка
Давай не дрейфь
В кабину лезь сестрёнка
Ведь человек он часть грузовика
И нечего ходить туды-сюды
И спрашивать по ком они звонят
Звонят-звонят да перестанут.

 

 

 

 

 

***

 

Рубил я курицу с профессором Макгилла*

(Гидродинамик, мухи не обидит).

Здесь рифма подходящая – могила.

Как рубят кур – где он ещё увидит?

 

Рубил я – как Гораций Куриациев,
Профессор голову фиксировал на плахе    
(такую он хотел инициацию);
Вот с топором рука моя в замахе.

 

Итак, он держит голову, я – лапы,

Сейчас проснётся в нас природный зверь;

Чему не научили наши папы,

Мы наверстаем именно теперь.

 

Потом мы дружно курицу щипали,
Палили, потрошили, обварили;
И перья к нашим пальцам прилипали,
Мы обо всем об этом говорили.

 

Хорошая страна моя Россия,

Мы детские в крови утопим страхи.

У нас такая психотерапия:

На пятерых с ножом, в одной рубахе.

 

Прозрачно небо, облачко в нем резво,
И женщины на кухне голосят.

- А как отправят поросенка резать?
- Лезь в интернет! Как режут поросят?

 

_________

 

*MacGill University, Montreal, Canada.

 

 

 

 

 

                          ***

 

Ты была моя любовница-жена,
Потом стала моя скромница-сестра,
А теперь – моё тревожное дитя,
От калитки мне фонариком светя.

 

 

 

 

 

 

Было пять, а стало 8:30

Да и мне теперь уже за тридцать,

Да и мне когда-то было пять,

Но зачем всё это повторять?

 

Да затем, что на простые мысли

В рубище исподнем мне на помощь           

Под конвоем из простых двух чисел

Отвечать приходит только полночь.

 

2021

 

 

 

 

 

***

 

Восхищайся. Восторженно хлопай.
Отбивай телеграмму скорей.

Одноглазые ветры-циклопы
Кожуру посрывали морей.

И натянута на барабаны,
Улыбаясь своей глубиной,
Перепонка  одними губами - 
Между этим и этим связной.

В темноте проблесковым ратьером,
И при свете – наклоном бровей:
"Tinker, tailor", потом "soldier, sailor"
В переплете дубовых ветвей.

 

 

После сочинения этого стихотворения мне придется дать к нему краткие комментарии:

1. Кожу с моря сняли – ОК.
2. Натянули ее на барабан.
3. Она (кожа) улыбается глубиной. Почему?
Потому что под кожей (до того, как содрали) была глубина,
которая улыбалась загадочно. А когда глубины не стало,
она все равно здесь, она никуда не делась, ее снимок
впечатан в кожу.
4. Но кожа – тонкая перепонка, мембрана. И у нее есть губы
(поскольку она улыбается).
5. К тому же эта кожа-перепонка/мембрана является границей
двух миров (она разделяла мир водный и мир воздушный).
И как любая перегородка-пленка, которая – граница субстанций,
она не только отделяет, но и соединяет разные сущности,
миры, системы. То есть, это связной между "этим" и "тем"
(этим и тэтим).
6. Как же осуществляется эта связь? Ночью – морским проблесковым
фонарем-ратьером, днем – наклоном бровей. И детской считалкой "... сапожник,
портной, а ты – кто такой?". Или по-английски «Tinker, tailor, soldier, sailor» — это гадание на будущего мужа. В нём ожидание, предвкушение и замирание. И отсутствие страха перед этим будущим. Именно такой вопрос задают перед зеркалом, за которым – зазеркалье. Конечно же, зеркало оправлено в дубовую раму (из дубовых ветвей).

 

 

 

 

***

 

Как вели нас на расстрел,

Мой товарищ песню пел.

Привели нас на расстрел,

Мой товарищ землю ел.

Вот растет малина

На костях во рву.

Песню вместе с глиной

От зубов не оторву.

 

 

 

 

 

***

 

На сносях Софья Андреевна билась животом об угол стола.

Вера Слоним просила: “Не жги “Лолиту”.

Вот и ты говоришь, что как-то не так идут дела.

Как же быть? Разве ж купить поллитру?

 

Анна Сниткина горько плакала от чего-то (оказалось – от голода).

Гончарова бедовала с кудрявым пленником.

Федор Михайлович брал авансы под “Идиота”.

Александр Сергеевич топил печь “Современником”.

 

Как же нам быть, если твердь под ногами

Разъезжается раскисшей жижею?

И что ни скажешь, как ни крути – враньё?

Тот из нас, кто в результате выживет,

Будет прав и отспорит вконец свое.