Библиотечка Эгоиста

Глава 6

Дорога до Уэстберри должна была занимать минут сорок, но Нортерн
парквей был перекрыт из-за строительных работ. Меня завернули
на какую-то вспомогательную дорогу, посоветовав выбираться на
Лонг-Айленд экспресс. Дождь набирал обороты. Я старался
держаться основного потока машин, у развязочного моста все-таки
еще раз переспросил регулировщика, как мне попасть в нужный
город. Он ткнул палкой влево, выплюнув жевательную резинку.
Он явно гордился своей работой и осведомленностью.

– Только туда, – пробормотал он.

Я дополз вместе с остальными неудачниками до экспресс-хайвэя, наугад
проехал пару выходов на запад, развернулся и проехал пару
выходов на восток. С проселка я выходил прямо на Уэстберри,
регулировщик не ошибался. Возле «Икеи» я запарковался на
первом этаже крытой многоэтажной парковки, относящейся к
магазину. Прошел в магазин по стеклянному соединительному мостику,
быстро нашел детский отдел. Мне было известно заранее, что я
должен купить. Я попросил молодую прыщеватую китаянку
выписать мне квитанцию на две дубовые кроватки шведского
производства и подобрать для них соответствующее белье. Она
показывала мне что-то, проходя мимо товарных полок. Я, не слушая,
соглашался, кидая в люльку маленькие подушки, матрасики,
наборы простыней – последние мне понравилось больше всего. На
простынях и наволочках были изображены стилизованные ежики в
стиле Хуана Миро.

Я быстро распрощался, выразив надежду, что мне не придется
возвращаться обратно. На выдаче товаров посидел немного, изучая
поведение латинских грузчиков в шикарных строительных ботинках.
Они выкатили мои покупки в виде двух плоских прямоугольных
коробок. Я взгромоздил их на тележку и поплелся к выходу под
проливной дождь.

– Сэр, вы что-то потеряли, – сзади меня стоял молодой парень в
униформе магазина, протягивая мне детскую подушку в целлофановой
вакуумной упаковке.

– Отлично. Покараульте это, пожалуйста, пока я не подгоню машину, –
сказал я и в несколько прыжков пересек дорогу между
магазином и гаражом.

Ребята помогли мне загрузиться, я рассчитался и вскоре вышел на
шоссе, ведущее до Флойд Харбора. Дома на двери висела записка –
листок бумаги из фирменного блокнота строительной компании
соседа Джона. Я взял ее и машинально положил в карман. Мне
казалось, что все, что может написать мне этот человек, я уже
знаю.

За время моего отсутствия вмешались какие-то сердобольные высшие
силы и сломали автоответчик. Я не мог прослушать ни одного
сообщения, хотя по определителю номера видел, что звонков было
много. Я пощелкал кнопкой, узнавая телефоны коллег по работе,
Наташиных друзей, включая Джуди и Айрис, в одном из номеров я признал телефон Карины... Почему бы и
нет? Чисто дружеский ход. Я положил бутыль перцового
«Абсолюта», купленного по дороге, в морозилку, набрал телефон
больничной палаты супруги.

– Ой, а я спала. Так хорошо. Кружится голова. И во сне все
летает-летает. Большое, разноцветное. Мне приносили деток для
кормежки. Они очень смешные, только у Грегори какое-то красное
пятно на голени. Надо спросить у доктора, что это такое. И на
веках у них какая-то краснота. И на переносице.

– Ты уже назвала их? – имена мы придумали раньше, но, прежде чем их
давать детям, решили на них взглянуть хотя бы одним глазком.

– Нет, не назвала, – спохватилась Наташа. – Но мы же хотели Грэга.

– Я согласен, абсолютно согласен. Грегори и Катарина, да?

– На девочку мне нужно еще посмотреть. Она какая-то странная. Не
плачет совсем, о чем-то думает. У нее действительно очень
взрослые черты лица. Улыбается загадочно, как Джоконда.

– Может, Джокондой и назовем? Она обосрала сегодня руки Арато в знак
благодарности за досрочное освобождение.

Елка слабым голосом засмеялась и попросила отпустить ее поспать до
утра. Мы ласково попрощались, после чего я прошел на кухню,
налил себе в стакан примерно три мерки водки и жахнул ее,
по-русски не разбавляя. Мне показалось, что после этого в
голове моей немного прояснилось, исчезла какая-то ватная пелена.
Для надежности я повторил и занялся приготовлением ужина.
Ближе к ночи сел у телевизора со своим бутылем, доверившись
ему, словно старинному другу.

Я меланхолично перебирал кнопки новостных и музыкальных каналов, не
в состоянии сосредоточиться на чем-то одном. Говорят,
подобное сканирование – отличительная мужская черта, вечный поиск
вместо женского детерминированного домоседства. Несколько
раз звонил телефон, но я не хотел подниматься с дивана.
Следующий звонок застал меня выходящим из туалета. На этот раз
лениться было стыдно: телефон лежал на расстоянии вытянутой
руки. Звонила Карина. Я поднял трубку и, не алекая, сказал ей
«привет», назвав по имени.

– Привет, – ответила она, как мне показалось, не очень-то
дружелюбно. – Ну и как твои дела, уважаемый?

– Ну, как? – я растянул паузу, не желая проявлять перед Кариной
лишних эмоций. – Нормально. Только что вернулся из госпиталя.
Смотрю телевизионную программу.

– По телевизору? Интересно. А я думала, ты можешь смотреть ее еще
каким-нибудь способом.

Она была чем-то раздражена и неумело насмешлива.

– Почему? Я могу смотреть телевизионную программу и по компьютеру. А
если куплю себе хороший сотовый телефон, то и по телефону.
Что же в этом плохого, Кариночка?

– У тебя удивительно широкий круг интересов, хотя мне в последнее
время тоже приходится много разговаривать по телефону, – она
акцентировала фразу на последнем слове.

– Тебе приходят большие счета? Поставь экономическую программу. Мы
платим пять долларов в месяц за звонки по всей стране.

– Прекрати издеваться надо мной, – процедила она сквозь зубы. – Ты
знаешь, что я имею в виду. Я предупреждала тебя. Я тебе
поверила. Я не ожидала, что ты мог настолько завраться. Всему,
Роберт, есть предел. Мне нужен покой. Поэтому я решила вывести
тебя на чистую воду, – голос ее дрожал, она была не в силах
сдерживать накаты гнева.

Я тут же представил себе, как она сейчас хороша собой, раскрасневшаяся.

– Ты хочешь приехать?

– Нет, больше не хочу. И вряд ли захочу в этой жизни.

– Что ж, до свидания. Вернее, прощай, – я потянулся положить трубку,
но не успел, женщина на другом конце почти зарычала:

– Нет, не до свидания. Объясни мне, когда все это кончится.

– Что у тебя случилось? – спросил я наиболее дебильным тоном. –
Поругалась с мужем?

Карина зарычала опять, она была вне себя от негодования.

– У меня нет мужа! Сколько тебе можно повторять, что у меня нет
мужа! Почему ты такой тупой? Ты изверг? Садист?

Я понял, что мне лучше помолчать и дать ей выговориться, но она
замолчала тоже, судорожно дыша и, видимо, собираясь с мыслями.

– У меня есть бойфренд, – сказала она наконец и замолчала вновь.

– Поздравляю. Я догадывался об этом.

Она пропустила мою иронию мимо ушей и продолжила:

– У меня есть бойфренд. Мой постоянный бойфренд. Уже четыре года...
И ты можешь навсегда разрушить наши отношения. Сообразил,
что я имею в виду? Ты сядешь за педофилию лет на двадцать. Я вполне могу выступить свидетелем.

Я сообразил, куда она клонит. Это означало, что лучше всего сказать
Карине правду. Она должна понять.

– Я тебе поверила. Но эта маленькая сучка позвонила Биллу и выложила
ему все, что знает и не знает. Вы испортили жизнь нам, и я,
поверь, сделаю теперь все, чтобы испортить жизнь вам.

– Расскажи все по порядку, – женщина была на взводе, и я сомневался,
что смогу убедить ее в своей непричастности к ее бедам.

– Почему ты не сказал мне, что спишь с подростком?

– Я не сплю с подростком, – ответил я как можно более холодно.

– Вот как? Может, ты еще скажешь, что ты самый верный супруг на
свете? Экзотики захотелось, сволочь? Несовершеннолетняя,
сексапильная, цветная, с фантазией. Я правильно тебя поняла?

– Неправильно. Я клянусь здоровьем своих детей, что с нею я никогда
не спал. И если эта сучка тебя достает, то я здесь ни при
чем. Телефон твой она могла узнать в телефонной книге. У нее
воспаленная фантазия. Психушка по ней плачет.

Карина, несмотря на свою ярость, все-таки прочувствовала смысл
сказанного. Она удивленно ойкнула и переспросила настороженно:

– Каких детей? У вас родился ребенок? Почему ты не говорил об этом
раньше? Нет, ты тоже сумасшедший.

Я объяснил, что сегодня в полвосьмого утра стал папашей, а теперь
вместо напутствий и добрых слов вынужден внимать ревнивой
бабьей ахинее. Она слушала меня, чуть ли не всхлипывая.
Поздравила, подивилась, что Наташа смогла выносить двоих, сохранив
это в тайне.

– Ладно, извини. Давай разберемся, что происходит. Твоя малолетка
позвонила Биллу и сказала, что она беременна. Обещала прислать
справку. Она попросила его, чтобы он вмешался и запретил
нам с тобой встречаться. Что ей унизительно быть любовницей
женатого человека, который к тому же гуляет налево и направо.

– Он вмешался? Теперь твоя дыра на замке? Ты понимаешь, что эта
девочка еще не знает таблицы умножения?

– Чтобы сосчитать твоих баб, таблицы умножения знать не нужно.
Почему ты наврал мне? Сначала я была уверена, что это проделки
твоей индуски из недвижимости. Или кто она там? Что все эти
угрозы связаны с засранкой Бергер, а я просто попалась под
руку. Ты мне говорил про девочку, но все звучало так невинно,
так понятно...

Я вновь рассказал историю наших отношений с Моник, упуская наиболее
противоречивые подробности. Пообещал позвонить Биллу, если
она, конечно, считает, что это может помочь.

– Вали все на ее переходный возраст. О нас с тобой Моник ничего
знать не может – со свечой над нами не стояла. Она бредит, и ее
бред надо как-то аккуратно остановить. Обратись в полицию,
например. Или на худой конец попроси отключить свой телефон
от определенных абонентов. Всегда можно сделать что-нибудь разумное, а не орать на близкого тебе человека.
Или из-за этой ерунды кердык нашему роману?

Карина с сомнением вздохнула:

– Не знаю. А зачем все это? Теперь ты отец большого семейства. Тебе
будет не до меня. Какой роман? Он даже не успел начаться,
как кончился. Вообще я ужасно за тебя рада. Хоть кому-то из
нас будет теперь хорошо. Ты сам-то обрадовался? Что-то не
слышно по голосу.

Я удивился, насколько похожи их интонации – ее и подлой чернавки. А
какими еще могут быть реакции в подобных случаях?

– Я просто устал. И этот сраный дождик весь день. Я пока и не знаю,
плакать мне или смеяться. Врачи сказали, что детки вроде
здоровые. Ничего другого мне пока не надо.

– Ты прав, – согласилась она. – Планы нужно иметь только на
ближайшие полчаса. Полчаса назад я хотела заложить тебя твоей жене,
подать вместе с твоей Моникой в суд за совращение
малолетних. А сейчас мне стыдно за свое легковерие. Билл, кстати, тоже
поверил. Не знаю теперь, как мы будем мириться. У тебя,
правда, ничего с ней не было? А если она беременна? Боб, такие
вещи легко доказать...

Мне откровенно надоело разговаривать на эти темы. Почему праздник
моего отцовства должен проходить в каких-то никчемных
разборках на вымышленные сюжеты? Почему я так долго пляшу под дудку
Моник? Как выясняется, не я один. Если бы у нас с ней
что-нибудь было, то сейчас у нее в руках был бы серьезный козырь.

С другой стороны, какая разница между тем, что было на самом деле, и
тем, как это преподнесено. При хорошем воображении нашу
историю можно выставить в самом неприглядном свете...

Звонить чернавке я не стал. Решил подождать, когда во мне улягутся
мстительные страсти. Я понимал, что какой-то упреждающий ход
должен сделать сам. Например, рассказать о наших шашнях ее
родителям, предложить свою версию без пробелов и недомолвок,
а все остальное считать работой детского ума. История с Дюн
роад все еще омрачала наши отношения. Недавно я узнал, что
Айрис уже два года не платит налоги за купленные нами
участки. Когда поинтересовался, в чем дело, ответила, что забыла.
Ее легкий нрав мне был симпатичен, но сейчас это выглядело
как неуважение к партнерам. В принципе мы могли лишиться этой
земли. В ближайшее время ни я, ни Наташа не смогли бы
заниматься бизнесом в полной мере. Интриги Моник только усложняли
ситуацию, грозя порушить и дела, и дружбу.

Я хлебнул еще полстакана перцовки, сон мой был храплив и тяжек. Мне
казалось, что телефон названивает, не умолкая. Чудились
звуки полицейских сирен, лай собак, автоматные очереди.
Проснулся я часов в десять опять-таки из-за того, что зазвонил
телефон. Не брать трубку стало хорошей привычкой, поломка
автоответчика лишь с большей гарантией отгораживала меня от мира. В
кабинете слышался какой-то шорох и насвистывание, по своей
неумелости похожее на Наташино. Полусонный, в трусах, я
прошлепал в соседнюю комнату и разочарованно увидел Синтию за
работой. Она продолжала шпаклевать наш огромный врезной шкаф:
огромная, неуклюжая, как снеговик, в мужской рабочей одежде,
в отцовских бутсах и материнских бусах, с прекрасным
полудетским лицом, всегда улыбающимся навстречу входящему.

– Что тут у вас происходит? – спросила она. – Вся улица кишит
ментами. Никогда не думала, что их так много в наших местах.

– Размножаются, – пожал я плечами.