Литературная критика

Простые вещи. Котомин. Ревазов. Мамонов. Документальная трагикомедия в трех действиях

(24/07/2005)

Действие третье и последнее.

Петр Мамонов. Все становится понятно. Или почти понятно.

Что такое счастье? Это ведь сейчас, а не потом. Сядь на пенек,
представь себя БОЛЬШИМ ДЕРЕВОМ или… КОТОМ.

Петр Мамонов

Акт первый


Концерт Мамонова. Фотографии Марии Школьник.

Акт второй

Конференц-зал арт-студии «Party Boom». За столом сидит Мамонов,
похожий на мумию. Журналисты шуршат.

Петр Мамонов: (Шепотом). Олечка, посмотри, чтоб за
табаком сходили.

Еще десять минут проходят без всякого движения. За
столом сидит Мамонов, похожий на мумию. К нему подходит Михаил
Котомин, садится. Начинается пресс-конференция.

Экзальтированная женщина: (С пылом). Петр Николаевич,
Вы в Сибири были когда-нибудь?

Петр Мамонов: Я-то? Я-то бывал (Очень длинная пауза).

Экзальтированная женщина: И в Новосибирске?

Петр Мамонов: (С важностью). Поездил... И в Красноярске
бывал... И в Новосибирске бывал... И в Томске бывал... И в Омске
бывал... И в Челябинске бывал… И даже вот, в поселке таком, Мирном...
На Севере... Где алмазы...

Экзальтированная женщина: (Радостно) Я проходила
практику в Мирном! Там белые ночи!

Петр Мамонов: Т-там стояли в то время огромные бараки и
з-знаменитая т-кимберлитовая трубка. Второе место в мире по богатству.
Но люди жили в бараках...

Экзальтированная женщина: Сейчас в Мирном получше.

Петр Мамонов: Получше? А тогда были бараки... (длинная
пауза)
Мы, вообще, любим с коллегами ездить по нашей стране
родной ездить… Во-первых, потому что встречаем хорошее настоящее
п-понимание. В Москве и П-петербурге нас уже знают, любят, никого
ничем не удивишь, а вот в Перми мы были, например – люди принимают
не потому что мы известные. (Длинная пауза). А потому
что Пермь. (Пауза).

Из зала: А что там в Перми?

Петр Мамонов: Тяжело там жить… Как и во всей нашей
родной пока что стране – жить трудно... И в вашем городе тоже
наверняка жить трудно… Простым, обычным людям... Потому что все
деньги в двух столицах. А в таких тихих городах нормальных, там
очень трудно жить.

А ведь, в общем-то, мои песни о том, как т-тяжело и трудно в этом
сумасшедшем мире од-дному ч-человеку быть. И как он путается и
не знает, куда ему податься, потому что он уже вырос, он уже большой,
он уже понимает что водка и наркотики уже не выход. (Пауза).
А что делать? И вот он перед вами…

Поэтому в городах провинциальных – я не со знаком «минус» это
говорю – конечно, такой человечек, маленький и беспомощный, находит
больше понимания у зала. И отклик. Поэтому и важно людям, чтобы
мы к ним приезжали. Д-для людей это становится п-праздником.

Экзальтированная женщина: (Радостно) Извините,
Петр Николаевич, за такую дикую жару в нашем городе!

Петр Мамонов: Это уж что делать. Приходится так жить. (Длинная
пауза).
Вы понимаете, я з-закончил такими высокими словами.
Но ведь б-бывает, что и н-не хочется ехать никуда. И прекрасное
у меня место в деревне. И сейчас у меня там прохлааадно... Но
людям нужно послужить... (Пауза). Не то, чтобы я был
какой-то там... У меня масса всяких недостатков... Но я прекрасно
понимаю, что если уж я здесь поставлен Богом – должен людям служить.
Раз я этот дар имею. Раз людям он что-то д-дает.

Журналист: Хотелось бы задать всем участникам вопрос.
Что значит для Вас Петр Мамонов? Если вообще что-то значит.

Михаил Котомин: Мамонов фигура – легендарная. Я помню
кассету с домашними записями. Петр – один из тех людей, которые
остались в зоне актуальности. И может быть в любом контексте,
потому что сам создает свой контекст, поэтому все равно, кто сидит
рядом. Петр – человек, который сделал с языком, музыкой театром.
Петя – ты лучшее, что у нас есть.

Петр Мамонов: Я хочу некоторую вставочку сделать скромнейшую.
Понимаете, м-мои дорогие, все, что вы хвалите во мне – это не
м-моя заслуга. Это происходит со мной, но п-причем здесь я? –
это все Божий Промысел. (Пауза) Что от меня зависит?
Не продавать талант за звонкую монету. Очищать организм, чтобы
лучше принимать и отдавать – такие обычные задачи. П-поэтому никакой
я не т-такой уж особенный, просто обладающий таким даром.

С ним, д-даром этим, жить трудно, тяжело, потому что очень м-много
соблазнов… В смысле – тщеславия, того, что ты особенный и тебе
можно что-то такое особенное... То, что ты такой тонкий и чувствительный,
и тебя п-поэтому должны холить и лелеять. Все это чушь собачья.
Просто у каждого есть свой дар. У кого-то он проявился, у кого-то
– нет.

Я очень люблю п-повторять, п-прочитал случайно, что если мы уж
все от Адама и Евы п-произошли, значит мы все родственники. Понимаете?
И это так греет! На самом деле, если всерьез задуматься, не думать
об этом, как о шуточке. П-потому что, если так, м-мы все, здесь
сидящие, – десятироюродные братья и сестры, или что-то такое.

Мы – родственники все! Как у Владимира Семеновича: «П-послушай,
Зин, не т-трогай шурина, какой ни есть, а он родня!» Он – родня!
Ну, в тарррелку лег. Это родня, да. (Длинная пауза).

А от этого идет очень длинный такой шлейф хорошего отношения друг
к другу. Ну ладно, нагрубил тебе твой двюродный брат, ну поссорились,
а через месяц помиритесь. Почему? Да потому что вы знаете, что
он – брат. И поэтому я никакой ни этот… легенда. Я один из вас.
П-просто Бог дал мне вот т-такой дар. Вот я с ним и мучаюсь. С
ним трудно. Очень. (Очень длинная пауза).

А у кого не трудная работа? Я с-с-сколько уже г-говорил: еду в
троллейбусе, зимой. Девушка едет в троллейбусе. Зимой. Ваши билетики!
ваши билетики! Пять тысяч рублей. Целый день. С утра до вечера.
В холодном троллейбусе. Туда-сюда. (Пауза) А это что
– легко? П-попробуйте с-сами. Вот она сутки работает, сутки –
дома. И целый день: ваши билетики, ваши билетики…

Журналистка: А Вы понимаете, что на Ваши спектакли
такие люди не ходят. Что они Вас не поймут…

Петр Мамонов: Не с-согласен с Вами даже д-д-до злости. Потому
что ч-что это за разделение на тех, которые – отрывааают, и те
которые – понимааают.

Журналистка: Но они на Ваши концерты не приходят.

Петр Мамонов: (Раздраженно) Пприходят. Когда
мы приехали в город Мирный, на первый спектакль пришел весь город.
Знаете как – вроде из Москвы артисты приехали. А у них посреди
бараков – мраморный такой, огромный дворец. И все пришли – жоооны,
дети, б-бабушки, все. Началось – ужас. Позор! Деньги назад! Что
делать? Завтра еще спектакль. И мы сделали п-пресс-конференцию.
Объяснили, кто мы, зачем все это делаем. На простом, доходчивом
человеческом языке. Люди все нормально понимают, когда им объясняешь
по-человечески, не свысока. Вот, и мы играли там пять концертов.
И нас провожали так, как никого – цветами, аплодисментами. И это
те самые бабки, тетки, которые визжали: «Позор!»

Это именно о них… Это именно для них… Вы меня д-даже как-то обидели…

Я с ними… Я из их числа… Я такой же плотник, как и тот плотник,
который делает д-декорации для наших спектаклей. Только делаю
другое.

И когда я вижу эту девушку, я плачу… Я н-на нее б-без слез смотреть
не могу… Я ее ЛЮБЛЮ. И я для нее живу… Правда… А не для какой-нибудь
элиты. Не для к-какого-нибудь дядечки, который п-придет и скажет:
«Ну да… Петр Мамонов приблизительно т-то же самое делал и в группе».
Нет, я не для них… Я для своего н-народа. Стараюсь. Не знаю, насколько
у меня это получается.

Из зала: Но…

Петр Мамонов: П-простите. У меня был т-такой случай,
который я очень з-запомнил. У нас был такой спектакль, «Лысый
брюнет». Я тогда только начинал еще работать в театре, И ходили
люди очень разного толка. Ходил народ, который п-привык к рок-концертам.
«Муха – источник заразы»!, «Голубь»!, алло!, давай! Встают на
уши. И вот, я смотрю во время спектакля на двоих, слышу характерное
брлень (изображает звук открывающейся
бутылки).
Ну, думаю, сейчас н-нажруться, черти. А пришли
такие…, ну, все как обычно... И вдруг один другому и г-говорит:
«Володя, закрой бутылку». «Ты чё?» «Закрой б-бутылку. Здесь не
будем бухать». И я – такой страшный, ужасный, из носа течет… Вот,
мне это очень дорого. Не буду говорить подробностей, но после
концерта подходили люди и благодарили. Причем, самые простые.
Из самых-самых так называемых НИЗШИХ слоев. Которых Вы так свысока
определили… Которые не понимаааают. Они-то и понимают. Уверяю
Вас. Извините, что я так долго. Это очень больная для меня тема.

Из зала: А тот, кого Вы играете – это Вы или Ваш образ?

Я не актер. Один умный критик написал, что Петя на сцене раскрывает
д-дневник своей души. Я ни в какой антагонистический образ не
впадаю, ни в какого Чехова не играю, Пушкина не изображаю. Я –
вот такой Петя М-мамонов, у которого в душе происходят т-такие
вот страшные вещи.

Потому что… попробуйте все чувства, которые находятся в каждом
из вас – крупные, мелкие – тщательно проанализировать и показать.
Вот я это и делаю… Свою какую-то внутреннюю духовную жизнь материализую
в движении, голосе, пластике.

Из зала: У нас тут Гришковец был. Вы к нему как относитесь?

Петр Мамонов: Какой был?

Из зала: Гришковец.

Петр Мамонов: Я плохо его знаю.

Из зала: Не видели совсем?

Петр Мамонов: Из того, что я видел, только совсем чуть-чуть.
Мне к-кажется, что это очень легкий путь. Что это путь именно
актерства. А не искреннего существования на сцене. Предельной
искренности. Сейчас, насколько я понимаю... Годы-то уже прошли…
Мне уже 54... Извилинки туда-сюда, эфиру хряпнул (Очень долгая
пауза).
Понимаете… почему я не актер театра? Потому что
я пришел с рок-сцены. А рок-сцены без искренности не бывает вообще.
Это тогда что-то другое совсем. И вот, я перенес эту искренность
в театр. Получилась вещь, не поддающаяся критике. Может нравиться,
может не нравится, вышло то, что вышло. То есть – я. Рок-герой,
играющий в театре. Играющий т-только себя.

Акт третий

После пресс-конференции подхожу к Мамонову. Мне очень хочется
спросить про его отношения с Богом. Но как-то неловко. Когда-то,
на третьем курсе университета, я решил написать курсовую – «Апофатическое
богословие Петра Мамонова». Не написал…

– Петр Николаевич, я не решился задать Вам вопрос раньше…

Смотрит на меня с интересом.

– Можно ли воспринимать ваши песни сейчас… как молитву?

Мгновенно Мамонов теряет интерес:

– Нет. Нельзя. Никакая это не молитва. Вы привыкли все брать нахаляву.
Я был на сцене. Показал, что мог. Как мог. А дальше уже от вас
все зависит. Как там это называть…

– Но Вы говорили про всякое доброе и вечное.

– Я не про доброе и вечное. Я про девушку. В троллейбусе. С билетиками.

Последниe публикации автора:

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка