Литературная критика

1. Автор говорит, что ему не нравится последний роман Пелевина.

В последние несколько недель Пелевин легко мог бы представить себя
на месте чистого разума – так много его критиковали. Если
этот каламбур кажется вам несколько плоским, то я могу извинить
себя тем, что все художественные приемы в новом романе
Пелевина «Empire V» не лучше.

2. Автор приводит пример того, что ему не нравится в последнем романе Пелевина.

Действительно, этот текст отвратителен. Об этом уже написано в
многочисленных рецензиях, но чтобы не быть голословным,
остановимся на одном примере, даже на одном слове. Пелевин пишет:
«Разоблачение гламура инфильтрует гламур даже в те темные углы,
куда он ни за что не проник бы сам». Во-первых, более
правильно говорить не «инфильтровать», а «инфильтрировать».
Во-вторых, можно инфильтрировать место веществом, а не вещество в
место, то есть следовало сказать (если уж так сильно
хочется использовать именно этот глагол) «инфильтрирует темные
углы гламуром».

3. Автор говорит, что на самом деле ему не нравится в последнем
романе Пелевина нечто другое.

Мне – а также всем читателям, выразившим свое мнение в печати – не
нравится в последних текстах Пелевина не только и не столько
то, что Пелевин постепенно (начиная с «ДПП(НН)») пишет всё
хуже и хуже. Более важно то, что в «новых» книгах Пелевина
(начиная с «Generation П») нет нравственного содержания.
Наиболее последовательно эту мысль высказывает после выхода
каждого произведения Пелевина Немзер, и в этом отношении его
рецензия на «Empire V» мало отличается от его рецензий на другие
произведения Пелевина.

4. Автор думает, что защитник Пелевина мог бы возразить Немзеру.

Утверждения Немзера нуждаются в некоторых уточнениях. Немзер
подходит к Пелевину с точки зрения «общечеловеческих»,
иудео-христианских ценностей, тогда как нельзя не признать, что в
творчестве Пелевина важную роль играют образы, отсылающие к
восточным религиозно-философским учениям. Когда эти аллюзии
удаются Пелевину, на мой взгляд, это лучшие места его книг, и, с
другой стороны, мало авторов в русской литературе
осмеливались воспользоваться этим арсеналом образов. Например,
посмотрим на такой абзац из романа «Жизнь насекомых»:

«Он шел и думал, что еще несколько дней такой погоды – и небо
опустится настолько, что будет, как грузовик с пьяным шофером,
давить прохожих, а потом поднял глаза и увидел в облаках
просвет, в котором мелькнули другие облака, высокие и белые, а еще
выше – небо, такое же, как летом, до того синее и чистое,
что сразу стало ясно – с ним, небом, никогда никаких
превращений не происходит, и какие бы отвратительные тучи ни
слетались на праздники в Москву, высоко над ними всегда сияет эта
чистая неизменная синева.»

Конечно, имеется в виду не что иное, как китайские идеи возвращения
к дао (в даосизме) или к изначальной природе Будды (в
дзен-буддизме). Если читатель знаком с этими
религиозно-философскими идеями, то происходит взаимное обогащение
художественности и философии: образы из текста Пелевина приобретают
философскую глубину, а философские идеи становятся более выпуклыми,
выразившись в художественных образах.

Лучшим и наиболее важным примером того, как восточные
религиозно-философские идеи воплощаются в текстах Пелевина, является, на
мой взгляд, пьеса «Шлем ужаса», см. мою статью об этой пьесе
«Миф о сотворении человека» (журнальный вариант опубликован
в НЛО, а также есть более полный авторский вариант).

5. Автор говорит о том, что у Пелевина есть восточные образы, но не
восточная мораль.

Итак, гипотетический защитник Пелевина мог бы сказать Немзеру, что
моральность или аморальность текстов Пелевина следует
оценивать не с европейской, а с восточной точки зрения. На самом
деле, такие оценки уже даны, и оказывается, что если мерить
тексты Пелевина восточным аршином, не всё оказывается в
порядке с их нравственным содержанием. Например, как пишет
Кожевникова в журнале «Буддизм России» (1996, № 27) в своей
рецензии на роман «Чапаев и Пустота», роман в целом – «это
фрагментарная картина с включениями буддийского материала, но с
пропуском тех функций, которые присущи этим элементам в
оригинальной системе – из-за чего и сами буддийские элементы в книге
теряют свой глубокий смысл», и в особенности настораживает
то, что в этой книге «процесс достижения высшего состояния
никак не связывается с нравственными проблемами». См. на эту
же тему более подробно и о более новых романах Пелевина мою
статью «Можно ли запрячь черный бумер в алмазную колесницу?»
в журнале «ZA ART» (2006, №10).

6. Автор думает о российском обществе, расколотом в своем отношении к Пелевину.

В течение последних лет всё больше критиков высказывали свое
отрицательное отношение к новым книгам Пелевина, аргументируя свое
мнение одной из двух вышеназванных причин: плохо написано и
аморально. Наконец, его последняя книга «Empire V» не
понравилась никому, в том смысле, что все поспешили высказать свое
отрицательное мнение. Однако за границами этого «все»,
внутри этого «никто» есть целое поколение, которое начало
восторженно читать Пелевина как раз в то время, когда пишущая
публика начала отворачиваться от него. Это «несуществующее»
поколение можно было бы назвать «Generation П» или, помня о
любви Пелевина к англоязычным каламбурам, «Veneration П». Любой
из нас знает лично нескольких людей из «Veneration П», а
если мы хотим посмотреть на них en masse, их дневниковые записи
о последнем романе Пелевина можно легко найти в поиске по
блогам, набрав Empire V.

Итак, общество расколото, грубо говоря, на старперов-критиков,
которые (после «Generation П») настроены против Пелевина, и
тинов-блоггеров, которые (тоже приблизительно после «Generation
П») за Пелевина. Давайте обсудим: может быть, у этого
противостояния есть и положительная сторона? Может быть, Пелевин,
легко перешедший грань между поколениями, должен стать
удобным инструментом для того, чтобы «старшее» поколение смогло
взглянуть на «младшее»?

7. Автор приходит к определенным выводам.

В романе «Empire V» нет словосочетания «Архипелаг Бутик», но оно там
почти есть; во всяком случае, эти два слова находятся в
выделенной позиции и по два раза повторены в одном коротком
абзаце, и в этом же абзаце есть слово «ГУЛаг». Читателю
старшего поколения по аналогии неизбежно вспоминается, как
возникает метафора архипелага в книге «Архипелаг ГУЛаг» (видимо,
Пелевин сознательно хочет вызвать у нас эту аллюзию):

«Архипелаг этот чересполосицей иссёк и испестрил другую, включающую,
страну, он врезался в её города, навис над её улицами – и
всё ж иные совсем не догадывались, очень многие слышали
что-то смутно, только побывавшие знали все. Но будто лишившись
речи на островах Архипелага, они хранили молчание.»

Переосмысляя этот абзац в контексте романа «Empire V» и его
обсуждения критикой, можно сказать, что Пелевин хочет сообщить нам,
что вне нашего поля зрения внутри России в своей особенной
стране, в анклавах, которые собирательно можно назвать
«Архипелаг Бутик», живут представители «Veneration П».
Соответственно, Пелевин оказывается тем Солженицыным, который первый
рассказывает нам всю правду об «Архипелаге Бутик», а неприятие
его книги официальной критикой оказывается аналогом того,
как советская система отторгала «Архипелаг ГУЛаг».

Конечно, эти выводы абсурдны. (Для контраста можно указать,
например, на то, что один из последних романов Лукьяненко «Черновик»
тоже повествует об обитателях «архипелага» внутри нашего
мира, но Лукьяненко не встает в позу пророка; напротив, он
включил в число героев писателя-фантаста, который говорит: «все
писатели-фантасты – очень здравомыслящие люди. Они просто
развлекают людей.») Следовательно, мы должны признать, что
текст Пелевина есть просто художественный текст, и сам Пелевин
ничего не может сказать нам о «Veneration П». Однако
оставив Пелевина в покое и анализируя то, что находят в «Empire V»
те, кому нравится «Empire V», мы можем узнать что-то важное
об этих загадочных людях.