Онтологические прогулки

     Левиафан

 

     Книга Иова слишком легко читается назидательной притчей о могуществе бога и беспомощности человека, о раскаянии человека, посмевшего вызвать бога на суд и о милости бога к раскаявшемуся. Однако в таком считывании остается непонятным, чем же Иов отличается от его друзей, почему-то богу не угодивших, хотя именно друзья Иова уговаривали его раскаяться в своих грехах, именно они считали безумием для человека полагать себя быть правым перед лицом господа и тем более судиться с ним. Остается без ответа вопрос, почему бог благоволит Иову? Чем он отличается от других, подобных ему праведников, то есть людей того времени, соблюдающих закон? Тем, что Иов был особенно внутренне чист? или предельно точен в исполнении закона? скромен? справедлив? терпелив? Нет. Почему же "нет такого, как он"?

     Потому что Иов отличается от других тем, что он понимает творение божие в его полноте - как совершенство, как то, что невозможно унизить, уничижить, не по факту, конечно, а по его природе, по его положению в мире. Именно поэтому Иов не может отказаться от своей - как божьего создания - правды, от своего - как создания божия - величия. Страх божий для Иова - страх унизить себя как сотворенного богом, страх не сохранить, потерять подаренную ему высоту,  страх упустить возможность совершенства.

     Когда господь касается Иова, разрушает полноту его жизни, лишает его совершенства, Иов сетует и печалится не тем, что ему теперь плохо и что он теперь полон унижения и боли. Иов страдает от того, что он теперь не может быть таковым, каков он. Он готов судиться с богом в том, что верно хранил подаренное ему совершенство. Друзья Иова и другие его современники, как и бесчисленные потомки, в том числе, читатели, не понимают, что Иов, вызывая бога на суд, этим отстаивает дело рук его, бога. Побуждает его к этому не дерзость, но ревность совершенства, или, что то же самое, богобоязнь, действительный страх господень. "Вот, страх Господень есть истинная премудрость".

     Приняв от Иова вызов, господь открывает, не рассказывает, а именно открывает, раскрывает перед взором Иова все величие сотворенной им вселенной, завершая эту демонстрацию - видение образом левиафана, который - "верх путей Божиих". Наяву увидев теперь то, что раньше он только знал, Иов достигает полноты понимания или созерцания вселенной, в котором не остается места для состязаний и гордости богом. "Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле".

     Господь поднимает того, кто не падает.

 

 

     Новый Левиафан

 

 

     Море, горы, небо, кит, камни, отлив, скелет кита на отмели, туман, слово из восьми букв из кроссворда - "эволюция", прилив, затонувшие лодки, камни на берегу, обрыв, разрушенные пятиэтажки, море, иней....

     Уже в книге Иова разворачиваемую перед ним вселенную созерцает тот, кто пришел на смену прежнему левиафану, - человек, новый левиафан. Теперь все подчиняется ему, теперь он - "верх путей Божиих". Нет государства, нет церкви, нет семьи, есть только человек, создающий государство, церковь, семью. Новый левиафан всесилен, он может все и никого не боится, у него не осталось врагов. Его единственный враг – его собственная сила. Никто не призовет его к ответу, никто не спросит его: «что ты делаешь? остановись». Его ограничивают только его представления о самом себе и мире.

     Иов Звягинцева - Николай, тот, кто живет на земле отцов и хранит память этой земли, - такова сегодня мера праведности. Мала эта мера, но жива в нем, поэтому жив и он. Он живет, как Иов, правым и все его действия исходят из этой живой правоты, из сохраненной памяти земли, на которой стоит его дом. Поэтому Николай не может уехать в Москву или защищать свой дом оружием (хотя очень хочется), он хранит правду, живое наследие, память себя человеком, руки своей земли. Именно эта память, как и «страх господень» Иова, становятся тем, вокруг чего разворачиваются события показанной Звягинцевым истории.

     Мера праведности, то есть память себя человеком земли (левиафаном), у других участником истории меньше: Лиля, пока еще не состоявшаяся жена, предлагает Николаю родить ребенка. Сын Ромка и его сверстники "соборуют" по вечерам в разрушенной церкви, в кругу у костра, бликующего на фреске усекновения главы Иоанна Предтечи и посылающего искры вверх, в приоткрытое небо. Служащий в бывшем бараке батюшка помнит о воздаянии и откармливает хлебом свиней для множащихся легионов. Отлично знает себя мэр, но только кожей, зубами и когтями. Помнит и архиерей, страстно желающий построить живую церковь и поэтому, как в первые века христианства на Руси, строит храм на святом месте, там, где сосредоточена соль этой земли, пытаясь таким образом оживить свой новодел.

     У Николая отнято все, кроме того, что отнять у него невозможно, не лишив его жизни, - переживания себя правдой, истиной, живым наследием вселенной.

     "Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его?"

     Чтобы видеть вещи как есть, достаточно выпрямиться.

     «Вы боги есте»