Поэзия

 

 

Как игрушку бесценную
на отцовском балконе
бог-мальчишка вселенную
держит в ладони.
Без конца сочиняет
фантастические миры
и случайно роняет
в шахту чёрной дыры.
Не печалься, боженька, -
говорит ему Курочка Ряба, -
по пустякам расстраиваться не стоит!
Помнишь, как плакали дед и баба,
когда разбили яичко золотое?
А я снесла им обыкновенное,
не золотое, но ничем не хуже.
И тебе я снесу новую вселенную.
Бог больше не плачет.
Он сконфужен.

 

 

 

 

В курортном отеле
“Приморские дали”
их все уже знали,
и все осуждали.
По лестницам шли они,
словно босые,
на спины пришпилены
взгляды косые.
Он – автоинструктор
из школы вождения,
она – медсестра
(из детсадика вроде).
Их бурный роман
не имел продолжения:
она была замужем,
он – несвободен.
Но в миг, когда руки
друг друга касались
(точнее касались
не руки, а души),
к ним тихие ангелы
с неба спускались
и мир становился
немножечко лучше.
На миг, на секунду,
всего на мгновенье
природа теряла
своё постоянство,
и горних миров
круговое движенье
им дверь открывало
в иные пространства.
Там были ступени,
и лестницей этой
они убегали
в надмирные дали,
туда, где любовью
все люди согреты,
в тот мир,
о котором
мы в детстве
мечтали.

 

 

 

 

Мы живём на Planete.com
в плоском космосе Интернета,
где не пахнет осень дымком,
и цветами не пахнет лето,
где зимой не сверкает лёд,
и весной не смеются дети,
а когда кто-нибудь умрёт,
никто этого не заметит.

 

 

Как она мной вертела!
Как она мной крутила!
Страсть разрывала тело,
как килограмм тротила.
Страсть разрывала тело
и отнимала силы,
сердце рвалось и пело,
ухало, колотило.
В этом хмельном потоке
неутолимой страсти
я был порой жестоким,
а иногда несчастным.
Но пролетели годы,
и улеглись волненья.
Лучше самой природы
нет от страстей леченья.
Тихо смотрю на небо,
в небе летают птицы.
Вот бы вернуться мне бы
в прошлое лет на тридцать!

 

 

 

 

 

 

1.

Счастье всегда бывает нечаянно, 
нежданно, негаданно и незаслуженно, 
химией мозга неизучаемо, 
физиологией не обнаружено. 
Неуловимо, тревожно, ранимо, 
как мотылёк или сон на рассвете, 
счастье всё время проходит мимо - 
лишь бы заметить! 
 

2.

Счастье – это просто глюк
счастье – это тайный люк
счастье – это скрытый лаз
от завистливых глаз
от засаленных слов
от слюнявых ртов
от нечестных рук
от телесных мук
от цепных собак
счастье – просто так
нет, скорее такт
в невыразимо прекрасной музыке вселенной

 

 

 

 

на самом деле жизнь – это два-три события 
всё остальное – так ерунда 
вот случается встреча 
и уже не забыть её 
и уже не избыть её 
никогда 
и вся жизнь остальная 
вокруг этой встречи вращается 
и всё что в ней происходит 
сливается в неразличимый поток 
к той единственной встрече 
память тысячу раз возвращается 
но она не вмещается 
даже в тысячу строк 

 

 

*** 
О счастье и любви, о смерти и бессмертии 
нам некогда болтать – мы заняты другим. 
Да верьте хоть в козу, хоть ни во что не верьте, 
но будьте же людьми! Тогда поговорим. 
И ночи напролёт, забыв о круговерти, 
как будто лишь вчера прервали разговор, 
мы будем говорить о смерти и бессмертии, 
о счастье и любви – всё остальное вздор! 

*** 
Мы часто неподвижно смотрим вдаль. 
Какая-то нездешняя печаль 
томит нас от рождения до смерти. 
Как будто в запечатанном конверте 
хранится под заветным сургучом 
письмо о том, зачем мы и о чём. 

 

*** 
По этой дороге прошли миллионы, 
и мы пройдём. 
В одном направлении гонят колонну, 
только в одном. 
Не повернуть, не вернуться обратно 
и не взлететь. 
Что там нам светит в тучах закатных, 
если не смерть? 
Что там нас ждёт за долиной бессонной? 
Пуст окаём. 
Этой дорогой прошли миллионы, 
и мы идём. 

 

 

*** 
Снова болезнь обложила мне горло, 
снова в кармане полный дефолт. 
Если попёрло – так уж попёрло! 
Я уничтожен, беден и зол. 
Вышибли к чёрту со съёмной квартиры, 
бросила женщина, сдали друзья. 
Что ж, ничего, моя старая лира, 
значит, опять начинаем с нуля! 
Что бы ни мучило, где бы я ни был: 
в жёлтом ли доме, в казарме, в тюрьме - 
есть надо мной моё звёздное небо, 
этого неба достаточно мне. 

 

 

 

***

А море мне навстречу побежит, 
как старый друг, как верная собака. 
И я к нему прильну, как Вечный Жид, 
в Ершалаим вернувшийся из мрака, 
с ристалищ чужеродных городов, 
из тьмы страстей, отчаянных, надрывных, 
пустых речей – к слезам молитв наивных, 
к Живому Богу дедов и отцов.

 

 

 

 

Дождь с силой лупит по спине. 
Вот женщина стоит в окне, 
рукою трогая прическу. 
И платье в яркую полоску – 
как экзотический цветок. 
Я весь уже насквозь промок, 
по мне вода ручьём стекает, 
но женщина не замечает – 
она в себя погружена, 
в её глазах отражена 
белёсая полоска неба, 
домов размытые черты... 
Ах, к ней на подоконник мне бы 
взлететь, войти в её мечты 
и там надолго задержаться, 
забыв и час, и день, и год, 
и, как промокший этот кот, 
в её глазищах отражаться! 

 

 

 

 

 

Вот дерево среди природы 
стоит, листочками шурша, 
полна любви, полна свободы 
его древесная душа 
и всё на свете ощущает 
точней иного дурачья, 
и лишь себя не замечает, 
не видит в зеркале ручья. 
Нет в мире лучшего завета, 
прекраснейшего, может быть, - 
таинственную жизнь предмета 
понять, потрогать, ощутить...