Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22. ГИБЕЛЬ АКАДЕМИКА МОЛОДЦОВА

30.

Вера уже выходила из «кармана», когда услышала, как щелкнул замок на
соседской двери. В «карман» вышла столетняя старушка. Она
уже редко выходила из дому, даже в подъезд, и ее появление
стало неожиданностью.

– Верочка, здравствуй, – с расстановкой, словно строгий учитель в
школе, произнесла она. – А ну, не заглянете ли ко мне на
минутку? Пожалуйста. Я долго вас не задержу. Проходите.

Вера не особенно торопилась в университет (все равно еще собиралась
прогуляться по набережной), и прошла в прихожую к Нине
Александровне. У нее, как в квартирах у стариков, по-особенному
пахло прожитыми годами, в крошечной прихожей невозможно было
развернуться, тусклая лампочка с полутонами освещала ветхую
вешалку и трюмо. К своему удивлению, Вера заметила, что в
маленькой кухоньке накрыт стол: фарфоровый сервиз, маленький
торт, бутерброды… Тут же засвистел чайник на газовой плите.

– Не стесняйтесь, проходите. Можно не снимать обувь – у меня
холодно, – продолжала старушка. – Я как раз собиралась выпить чаю.
Присоединитесь ко мне? Давайте по чашечке…

Вера не была голодной, но из вежливости подсела к столу и помогла
Нине Александровне поднести с плиты большой металлический
чайник. Все в обстановке этой квартиры было старинным и бедным.
Даже чайный сервис, который полвека назад приобретали не
иначе, как только по знакомству, потемнел и казался сиротой на
видавшем виды деревянном столе.

– Как же вы справляетесь одна? – спросила Вера и осеклась: стало
стыдно, что столько лет она жила через стенку от немощной
одинокой старушки и никогда не возникало мысли помочь ей. Хотя бы
поинтересоваться, не требуется ли помощи.

– Хорошо справляюсь, – ответила Нина Александровна. – В магазин
только выходить не могу, продукты мне приносят, а так дочка
помогает. И сын тоже. Ну да я не об этом. Я хотела поговорить о
своем племяннике… Нет, ничего страшного. Он взрослый
человек. Ему шестьдесят шесть лет. Он живет в Нижнеднепровске,
далеко отсюда. Но совсем недавно он приехал ко мне и сейчас
отправился в заповедник. К твоему отцу. Он не напугал тебя?

– Что вы имеете в виду?

– Миколенька… это мой племянник – приехал сюда, чтобы предупредить
профессора Шубейко об угрозе. Кто-то ему угрожает. Я уже
слишком стара, чтобы понимать в этих вещах, слепая и глухая
совсем стала. Но если человек проехал такое расстояние, дело
серьезное. Микола уже говорил с вами?

Стальная логика ее рассуждений, тон, не терпящий возражений – все,
что осталось от интеллигентной и некогда властной женщины.
Вера невольно прониклась уважением к силе, которая сохранилась
в немощной старушке, ее желанию по-прежнему оказывать
влияние на окружающих. Теперь все прояснилось: тот пожилой
мужчина в рубашке с расшитым воротом, который уже несколько раз
пугал Веру на улице и в университете, был племянником Нины
Александровны.

«Где находится Нижнеднепровск? Наверное, на Днепре, значит, этот
самый Микола прибыл сюда на Урал с Украины. Но что толкнуло его
преодолеть тысячи километров и объявиться здесь? Откуда он
узнал об угрозе, нависшей над моим отцом?» – думала Вера.

А Нина Александровна продолжила:

– Все дело в моем муже. Покойном Владиславе Петровиче. После войны
он спас от ареста семью моей сестры. Наденька оставалась в
оккупации с маленьким сыном, с Миколенькой, тогда она и
сошлась с бывшим одноклассником, а тот работал у немцев на заводе.
Семью же надо было кормить. После освобождения Украины его
могли посадить, но Владислав Петрович к тому времени здесь,
на Урале, уже стал главным механиком завода, он-то и решил,
что сестре с мужем лучше приехать к нам. А там, пока
прибудут документы, пока разберутся, глядишь, все и образуется. Так
и получилось. Надежда Александровна с мужем и Миколенькой
остановились у нас, пошли работать на завод. Документы на них
действительно пришли, но Владиславу Петровичу через
знакомых в милиции удалось уладить это дело... О чем это я? Совсем
разболталась старуха! Давайте еще чашечку…

Вера молча сидела, до сих пор еще не понимая, для чего Нина
Александровна рассказывает ей все это?

– Мой Владислав Петрович и рассказал Миколеньке, тогда еще
маленькому (сколько ж ему было? восемь или десять) про ваш
заповедник. Слышала про экспедицию академика Молодцова? – неожиданно
спросила Нина Александровна. – Что ж, ты слишком молода… Во
время гражданской Молодцов искал на Урале древнюю священную
страну, и Владислав в отрочестве попал в состав его
экспедиции… Было это в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Война,
страшный голод. Владислав Петрович тогда чуть не погиб… От
людоедов… Тогда целые деревни превращались в людоедов. Боже,
что было! В одной из них мой Владислав присел зашнуровать
ботинок и вдруг увидел длинную худую тень, надвигающуюся сзади.
Голодающие мужики хотели изловить ребенка, и ему только
чудом удалось отбиться от них. Сухим стеблем подсолнечника
отбился… Я опять не о том!

Нине Александровне явно не хватало собеседника, и теперь она
рассказывала обо всем, что только приходило в голову, перед
случайной слушательницей. Случайной ли?

– Владислава (а он тогда осиротел) подобрали красноармейцы, которые
сопровождали Молодцова. Ученые искали потерянную древнюю
страну. Говорят, по приказу самого Дзержинского искали, кто
знает... Ничего они, конечно, толком не нашли, но про их
экспедицию Владислав рассказывал очень много. Вот и Миколенька
слушал его, затаив дыхание. Словно сказки. Про волшебную
страну, в которой не было ни войн, ни разрухи и все люди жили в
мире и спокойствии. А почему? Потому что древние люди нашли
гармонию с природой, гармонию с небом, как говорил мой
Владислав Петрович… У нас с ним двое детей, и только Миколенька,
под старость лет, заинтересовался этой страной. Говорит, что
нашли ее теперь, эту страну. И открыли заповедник, и
директором там твой отец… А ведь немолодой уже, мой Миколенька,
чтобы по степям таскаться! Хорошенькое дело – седьмой десяток!

Баба Нина замолчала, и Вера не нашлась, что ей ответить.

– И этот Миколенька, ваш племянник, остановился у вас? – спросила она.

– Конечно. Где ж еще?

«Видимо, не зря мне померещилось, – подумала Вера, – будто Ашвин
занял квартиру старушки».

– Что же рассказывал ваш Владислав Петрович?

– А рассказывал он следующее, – Нина Александровна подлила себе в
чай горячей воды.

31.

– Цвиллинга убили! Цвиллинга! Убили!

По пыльной улице небольшой уральской станицы бежал одиннадцатилетний
мальчик и выкрикивал ужасную новость. 1918 год. Цвиллинг
Самуил Моисеевич командовал отрядом красноармейцев. Задачей
легендарного революционера было освобождение на юге уральских
земель от взбунтовавшихся казаков. Но более всего
красноармейцев интересовал урожай зерна, собранный в этом году. Хлеб
позарез нужен был молодой Советской республике.

На подступах к станице Изобильной, ныне переименованной в поселок
имени Цвиллинга, бойцы заметили белоказаков. Немного, человек
десять. Было принято решение преследовать их, но уже в самой
станице красноармейцы оказались в западне, белоказаки имели
численное преимущество. Цвиллинг героически отстреливался
из револьвера, а когда уже кончились патроны, навстречу ему
вылетел конный белоказак. Удар шашкой. Цвиллинг с
окровавленной головой повалился на землю. Общая суматоха. Кто-то
наклоняется над ним, и вот тут-то и раздается это облюбованное
многими учебниками по краеведенью восклицание: «Цвиллинга!
Убили!»

На самом деле его, это восклицание, впервые произнес
одиннадцатилетний Владик в станице, расположенной неподалеку от Изобильной.
За полгода до этого мальчика взяли в экспедицию академика
Молодцова и даже поставили на довольствие.

Петроградские ученые искали в этих местах легендарную Шамбалу,
утерянную страну, ставшую прародиной всех языков евразийского
континента. Распоряжение начать, а вернее продолжить с царских
времен эти поиски, действительно дала ВЧК, которую
возглавлял Дзержинский. Академик Молодцов со своими помощниками
получил разрешение продолжать поиски, только теперь в состав
экспедиции вошли два красных комиссара, а с сентября 1918 года
ученых сопровождал отряд красноармейцев.

За несколько месяцев экспедиции изучили только небольшой участок
лесостепной полосы, и никаких следов утерянной страны найти не
удалось. Ни карстовые пещеры-воронки, ни скальные выходы,
спрятанные в еловых перелесках, не привлекли внимания ученых.
Молодцов искал остатки оборонительных валов или даже стен
круглой формы, предположительно на левом берегу одной из
степных речек. Это все, что было известно академику со слов
предшественников, императорских ученых.

Кровопролитные стычки красноармейцев с белоказаками, происходящие на
каждом шагу, мешали продвижению на юг, к границам с
Казахстаном. И в этот момент в станице Изобильной героически, но
глупо погиб революционный командир, который оставался чуть ли
не единственным гарантом безопасности экспедиции. И это в
тот момент, когда ученые в двух шагах от цели!

Нервы были напряжены до предела. В станице, где разместились
питерские ученые со своим обозом, с минуты на минуту ждали
нападения белоказаков. Один комиссар предложил скорее покинуть
станицу и отступить на север, другой – занять круговую оборону и
принять бой. Смешно! Это при двенадцати-то винтовках…

Молодцов позвал к себе Владика.

– Это ты сегодня кричал на улице? – спросил он.

– Я.

– А что ты кричал?

– Цвиллинга уб-били, – с запинкой произнес мальчик.

– Именно это ты и передашь нашим. А еще вот это, – Ученый разорвал
карту и передал Владику одну половину с выделенной на ней
станицей, где они находились. – Если забудешь, что сказать,
просто передай это нашим красноармейцам. Они все поймут. Да, и
еще…

Молодцов хмуро глянул на комиссаров и снова повернулся к мальчику.

– Легендарную Шамбалу я искал на южном Урале тринадцать лет. Больше,
чем ты прожил на свете. Мне не повезло. Я не знаю, чем
закончатся все сегодняшние события, но хотел бы, чтобы это ты
передал профессору Дорину в Санкт-Петербургский университет, –
в руках у Молодцова оказался позеленевший медный клинок с
очень изящной рукоятью. – Когда-нибудь эта война закончится,
и ты найдешь профессора. Ты молодой, у тебя еще вся жизнь
впереди.

– Послушайте, академик!.. – хотел вмешаться один из комиссаров, но
Молодцов зыркнул на него глазами, и тот замолчал.

– Я знаю, что делаю… В сложившейся-то ситуации, – сказал академик и
снова обратился к мальчику: – Этот нож я нашел на берегу
речки Большая Караиндулька в конце прошлого года. Он лежал в
верхних слоях могильного кургана, который у нас не было
времени раскопать. С тех пор мне некогда было съездить в свой
университет и оставить находку там. Это, я надеюсь, сделаешь ты.
Передай также профессору Дорину низкий поклон от меня и
расскажи все, чему стал свидетелем. А теперь ступай. С богом.
Для тебя мы выбрали лучшего коня, в сумке – продукты, во
фляге – вода. Прощай.

Владик, как зачарованный, вышел из избы, в которой остановился
академик Молодцов. Мальчика не смутили ни пристальные взгляды
двух комиссаров, ни вооруженный часовой у входа. Тяжелый медный
нож, завернутый в чистую мешковину, покоился у него за
пазухой.

У крыльца к мальчику подвели лошадь, гнедую, с белыми яблоками, и
помогли забраться в седло, к которому была приторочена
походная сумка. Владик, не мешкая, выехал из станицы, и это спасло
его от смерти, потому что уже через несколько минут за
спиной мальчика послышались винтовочные выстрелы и крики.
Завязался бой.

Позднее стало известно, что академик Молодцов погиб в станице во
время схватки с белоказаками. В тридцатых годах, уже в более
зрелом возрасте, Владислав попытался найти в Ленинграде
профессора Дорина, но о нем никто ничего не слышал. Или боялись
упоминать эту фамилию. Времена тогда были лихие. Поэтому
медный нож так и остался у Владислава Петровича.

После прощания с Молодцовым мальчик много часов мчался в седле, пока
лошадь сама не остановилась как вкопанная перед стогом
сена. От усталости Владик повалился на землю, но быстро
поднялся.

В дорожную сумку действительно положили каравай пышного белого
хлеба, ломоть сала, несколько огурцов. Вода во фляге казалась
ледяной. И утолив голод, мальчик сразу же достал из-за пазухи
сверток и начал рассматривать нож. Лезвие у него было
заточено с двух сторон, только от старости оно затупилось.

– Ух ты, какая древность! – в восхищении воскликнул мальчик. –
Наверное, тысяча лет!

Старинная вещица покрылась зеленоватой патиной. Как оказалось,
рукоять образовывали два змея, свившиеся друг с другом. Головы их
соединялись в поцелуе на навершие ножа. Позднее Владислав
узнает, что ножу не тысяча, а все четыре тысячи лет, но в тот
день, когда раритет попал к нему в руки, это не играло
ровно никакого значения.

Владик рассматривал клинок на просвет и вертел в руках, пытаясь
атаковать невидимого противника. Оружие возбуждало детское
воображение. И, казалось, с таким оружием, мальчику нечего
бояться в этом открытом поле с одиноким березовым перелеском на
косогоре.

Но внезапно на дороге показалось несколько подозрительных фигур в
белых накидках. Мужчины, а это были именно мужчины, двигались
в сторону мальчика. Владик сосчитал их, выставляя исподтишка
указательный палец. Мужчин оказалось шестеро.

Владик в страхе перекрестился и прочитал молитву, но видение не
исчезло, а, наоборот, с каждой минутой становилось все
реалистичнее и реалистичнее. И прятаться уже было поздно. Да и куда
прятаться? До перелеска далеко. В стогу – глупо. А лошадь
продолжала жевать сено, словно и не замечала, какая угроза
нависла над ними.

Мальчик выставил вперед руку с ножом и приготовился к самому
худшему. И в этот момент он увидел, что с противоположной стороны
на возвышении показался казацкий разъезд. Белогвардейцы! Они
медленно двигались в сторону Владика, и это была уже угроза
серьезнее. Гнедая лошадь могла оказаться приметной, и
белоказаки узнали бы, из какой станицы выехал мальчик и в каком
отряде он состоял.

Словом, ситуация была критической. И безвыходной.

В это время шестеро в белых «рясах» прошли мимо мальчика, словно не
заметили его вместе с лошадью, хотя не заметить было сложно,
и двинулись в сторону казаков. А те уже увидели мальца и на
полной скорости ринулись к нему.

«Монахи» так же, как и Владик, казались беззащитными в открытом
поле, и всадники могли растоптать их, но произошло
непредвиденное.

На половине пути старцы в белом остановились и подняли вверх руки.
Со стороны этот жест смотрелся, как добровольная сдача в плен
или мольба о пощаде, но на самом деле «монахи» словно
загипнотизировали казаков. Те с разгона напоролись на какую-то
невидимую стену и повылетали из седел. Лошади споткнулись,
кувыркнулись через головы и поднялись на дыбы. Отряд смешался в
огромном облаке пыли.

Владик смотрел, как зачарованный, на все это и не мог сдвинуться с
места. Чудная картина расправы безоружных «монахов» с отрядом
казаков навсегда запечатлелась в его памяти. Словно
кинопленка – спины шести белых фигур с поднятыми руками, а перед
ними в пыли лошади, пляшущие в страшном танце над своими
недавними седоками.

Между тем «монахи» беспрепятственно прошли мимо поверженных казаков
и растворились в дымке.

Гнедая у Владика в ужасе пустилась вскачь. Мальчик едва успел
вскочить в седло. В руке он по-прежнему держал нож. Не
останавливаясь, Владик промчался десятки верст, пока не оказался на
железнодорожной станции, над которой развевалось красное знамя.

На станции стоял эшелон с вооруженными рабочими, поддержавшими
Советскую власть. Мальчика привели к красному командиру,
огромному и усатому, который долго изучал обрывок карты, привезенный
Владиком, а затем махнул на это дело рукой – задача перед
отрядом поставлена иная, и некогда было отвлекаться на мятеж
в Изобильной.

С тех пор прошло почти девяносто лет. И все это время Владислав, а
затем и его вдова хранили древний медный нож и эту историю,
которая произошла с главой семьи в самом начале его жизни.
Владислав Петрович пытался разузнать, кто были эти странные
«монахи» в белом? Каким могуществом они обладали, что смогли
так легко расправиться с казачьим разъездом? Но никакого
ответа он не нашел и махнул на это рукой, как и тот усатый
красный командир, у которого оказались дела поважнее.

32.

– Но предание в нашей семье сохранилось, и Миколенька слушал его с
раскрытым ртом, – закончила Нина Александровна. – Почему-то
Миколенька приехал именно сейчас и спросил, остались ли
какие-нибудь записи после Владислава Петровича. Конечно, никаких
записей и не было. А затем выпросил у меня этот старинный
нож и отправился в заповедник… Он вернулся только несколько
дней назад и рассказал, что у профессора Шубейко, вашего отца,
там большие неприятности, ему нужна помощь… Но так и не
сказал какая. Вот я и решила поговорить с вами: может, это
чем-нибудь и поможет.

– Спасибо вам за рассказ, Нина Александровна, – поблагодарила Вера.
– В заповеднике сейчас творится действительно что-то
непонятное. Да и вы рассказали очень странную историю. Про нож и
про шесть «монахов»… У вас случайно нет фотографии ножа?

– Что ты! – Нина Александровна всплеснула руками. – Какие
фотографии! Мы его даже показывать посторонним боялись… А вот про
«монахов» мне Миколенька еще рассказывал. Он ведь с ними тоже
встречался, горемычный мой…

– Не может быть!

– В самом деле. И произошло это, дай бог памяти, в тысяча девятьсот
семьдесят каком-то году, – продолжила Нина Ивановна. –
Миколенька гостил у нас. Ему было за тридцать, тогда он еще не
женился и приехал погостить ко мне. Владислав Петрович уже к
тому времени умер. Тогда внуки у нас были еще маленькими, и я
занималась ими, а Миколеньке посоветовала поехать в
санаторий. Знаешь, есть у нас такой… На озере Подгорном. Вот он и
отправился туда на две недели. А нож попросил взять с собой,
чтобы рисовать его в скалах. Я и разрешила.

33.

Молодой художник расположился на скалистом берегу тихого озера и
положил огромный бронзовый нож в ложбинку, образованную в
граните. Солнце уже клонилось к закату. Ярко-красные лучи
стелились по безмятежной водной глади, вокруг была первозданная
тишина. Художник уже смешивал в палитре краски, чтобы на
полотне создать нужные оттенки, когда позади него прошелестели
шаги босых ног.

Идущих гуськом было то ли пятеро, то ли шестеро. Все они кутались в
белые балахоны и напоминали красивый образ из истории,
которую художник слышал в детстве от своего дядьки.

Путники не заметили Миколу за высокими валунами. Что-то возвышенное
в этой молчаливой процессии заставило его пригнуться к земле
и убрать с камня нож. Между тем люди в белом безмолвно
прошли мимо него, не сбивая шага, и двинулись дальше через
кустарник по тропе, которую, вероятно, видели только они.

Впереди шел властный седой бородач с причудливо изогнутым посохом в
руке, за ним – мужчины помоложе, и у каждого из них
распушились бороды.

Микола собрал свои вещи и поднялся следом за ними, на невидимую
лесную тропу. Путь у странников лежал через заросли и курумники,
а в одном месте они перешли вброд неглубокий ручей и
оставили на песке следы босых ног.

Баптисты? Староверы?

Художник шел за ними и тут около лесного ручья заметил, что старший
из группы остановился и оглянулся в пол-оборота. Микола
скатился на песок и остался незамеченным. Странники невозмутимо
двинулись дальше, а художник рассмотрел на песке отпечаток
ноги одного из них.

След был шестипалым. Как и все другие, оставленные путниками.

Что за ерунда?

Сатанисты? Иезуиты? Антихристы?

Но необычайное любопытство заставило художника продолжить путь
следом за странниками. Они тем временем прошли перелесок,
пересекли открытое место, где были густые камыши с одной стороны и
горы брошенного стройматериала – с другой, и оказались перед
отвесной скалой. В ней оказался высокий вход в пещеру,
который Микола раньше в этом месте не замечал. Старший
остановился и пропустил вовнутрь своих сподвижников. В руках у них не
было ни фонарей, ни факелов.

Укрытие первых христиан? Тайная Вечеря?

Старший бородач вошел в пещеру последним, и его белый балахон
незаметно растворился в темноте. Микола ускорил шаг и попытался
забежать в пещеру следом за странниками, но от сильного удара
в лицо повалился навзничь. Он едва не разбил свой мольберт.
Неведомая сила преграждала вход и не пропускала никого
постороннего. Да и сама пещера неожиданно исчезла.

Опомнившись от удара, художник подошел к глухой скальной стене,
потрогал ее рукой и растерянно покачал головой.

34.

– Получается, что эти шестипалые прошли сквозь стену, – заключила
Нина Александровна и многозначительно подняла вверх
указательный палец.

Вера промолчала.

– А как ваш племянник попал на Урал сейчас? – спросила она у старухи
на прощание.

– Как и все люди, прилетел на самолете. Сейчас ведь, что на поезде,
что на самолете, одинаково стоит. Купил билет и прилетел.
Говорит, уже через три часа был здесь.

Вера поблагодарила старушку за чай и поторопилась распрощаться.
Необходимо было срочно позвонить Егору. И все рассказать.