Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21. ШАГИ БОГА ПРАДЖАПАТИ

29.

Оставшись один после прощания с Буллой, Микола Граченко побрел через
лес к ближайшему жилью. Путь его пролегал по берегу озера,
мимо старых костровищ и кучек мусора.

В одном месте путь страннику преградил курумник. Огромные гранитные
«зубья» торчали из земли и мешали безопасному продвижению.
Микола с трудом пересек эту каменную реку, забираясь в гору.

Но на крутом подъеме пожилой мужчина едва не сорвался вниз. Со скалы
полетела мелкая осыпь. Спасла Миколу только тонкая гибкая
сосенка, в которую он вцепился обеими руками и повис над
обрывом. Сил с каждой секундой оставалось все меньше и меньше, и
Микола, жертвуя своими штанами, начал карабкаться вверх.
Наконец ему удалось выбраться, и он с трудом отдышался.

Микола сел в тени на голую землю и первое время не мог привести в
порядок свои мысли. А когда страх наконец отступил, мужчина
осмотрел гладь горного озера и расфилософствовался. Он
вспомнил, с чего началось все ЭТО.

…Трамвайные пути проходили совсем близко от забора Миколы Граченко,
но в глубине сада у него не было слышно ни шума, ни грохота.
Конец апреля. Хозяин подрезал яблони и сжигал сухие ветки,
отчего в небо поднимался ровный столбик дыма. Все, за что бы
в своем саду ни брался Микола, получалось у него здорово.
Еще мать-покойница говорила: «Микола, рука у тебя легкая,
волшебная. Каждое зернышко прорастет, посаженное твоей рукой».
Граченко поднялся от костра, распрямил спину и вспомнил, как
его мать любила сад, который он разбил перед их домом: ряд
плодоносных яблонь, груши, сливы… Все, чем богато
Приднепровье.

И тут Микола увидел, что сильный весенний ручей снова вымыл из
грунта странный гранитный валун, который невозможно было ни
свернуть, ни зарыть. Каждый год талые воды снова обнажали его, и
камень поднимался из-под земли, словно вырастал

– Э-хе-хе, – вздохнул Микола над валуном в этот раз и бросил на него
несколько лопат земли. Макушка камня скрылась, и садовод
вернулся к костру. Уже радостно пели птички; заслушавшись,
Микола раскурил трубку и присел под лучами заходящего
апрельского солнца. Собственно, все, что у него было нажито к
шестидесяти шести годам – это сад, большой и цветущий; сад, который
кормил его и в прямом смысле, и в переносном, то есть
духовно. Скажем, что бы Микола делал без каждодневных поливки,
прополки, подрезания деревьев? Спился бы, как и многие в
рабочих кварталах. Пустился бы во все тяжкие…

Передохнув, Граченко направился к сараю за мазью для деревьев и, к
воему удивлению, заметил, что камень снова появился из-под
земли. Его рыжеватая макушка уже на несколько сантиметров
поднялась над канавкой, прорытой ручьем.

– Что за наваждение! – удивился садовод, и ему показалось, что
камень в ответ «подрос» еще на несколько сантиметров. Микола
сходил за лопатой и в этот раз тщательно закопал камень, но
теперь уже над ним образовался небольшой холмик.

Незаметно в сад прокрались сумерки, Граченко отправился отдыхать, но
ночью неожиданно проснулся и пошел к ручью проверить, не
вырос ли снова опостылевший камень. Что же это такое?! Холмик,
образованный над гранитной макушкой, постепенно обрушился,
и камень снова выполз между грядок, словно прорезавшийся
зуб.

В лунном свете стало видно, что на одной его грани выбиты аккуратные
ровные дуги, которые постепенно преобразуются в «глаза».
Следом за ними из-под земли появились «нос» и «рот», полный
острых зубов. Микола попытался своим весом помешать «росту»
древнего идола, но где уж ему! Мощь тысячелетий, когда-то
сжатая, как пружина, теперь распрямлялась с невероятной силой.

Садовод ринулся в дом за лопатой, а когда вернулся, идола уже не
было на месте! Он медленно продвигался к калитке!

От ужаса Микола вскрикнул и… проснулся.

За окном еще было темно, на часах – начало четвертого. Микола
отхлебнул холодного квасцу из чана и вышел на крыльцо. Что такое?!
Прямо поперек огорода шла совершенного голая женщина, с
высокой грудью и тонкой талией. Она не обращала абсолютно
никакого внимания на садовода, словно его и не было в помине, и
величественно шествовала прямо в сторону восхода. Вся
эротичность заключалась не столько в неглиже, сколько в походке
незнакомки: ее словно магнитом тянуло в сторону к восходящему
солнцу, и она шла, не касаясь ногами земли и высоко подняв
подбородок.

Микола поймал себя на мысли, что он просто любуется. Просто любуется
красивой женщиной, молодой и величественной. А между тем,
даже не приостановившись перед зарослями колючего шиповника,
который в саду у Граченко вымахал выше человеческого роста,
краса вошла в кустарник, словно растворилась в нем. Все
видение продлилось всего несколько секунд, но садовод еще долго
стоял зачарованный и тихо бормотал себе под нос: «Боже, кто
же это?». Но так и не находил ответа.

Череда таинственных происшествий, снов или видений, нахлынувших на
него с прошлого вечера, продолжилась в том месте, где
осталась глубокая канавка от весеннего ручья. Каменный идол
действительно, как и в сновидениях, «вырос» из земли более чем на
полметра. Микола Граченко отродясь не видел ничего подобного.
Верхняя часть идола на самом деле имела форму человеческой
головы. Шеи у древнего бога не было: маленькая голова
вырастала сразу из плеч, руки сложены на груди, а на боках и спине
высечено множество крошечных фигурок. И люди, и звери, и
топоры, и ножи… Микола с любопытством изучал идола со всех
сторон, а потом вернулся в дом и снял трубку телефона.

– Алло, девушка! Будьте добры, телефон краеведческого музея… Хорошо,
пусть будет директор. Записываю…

Директором оказалась женщина. Микола поздоровался с ней и вкратце
обсказал все обстоятельства обнаружения древнего идола. Но
директриса отнеслась к этому весьма прохладно.

– Но, может быть, кого-нибудь из ваших археологов заинтересует… – не
унимался садовод. – Все-таки удивительное дело: каждый год
ручей вымывал его, и теперь идол во весь рост появился
из-под земли. Может быть, на моем огороде в старину был
какой-нибудь храм. При Владимире Красном Солнышке, скажем…

– При Владимире каменных идолов не ставили, они были деревянными, –
ответила директриса. – Ну хорошо, я пришлю кого-нибудь…
как-нибудь… Оставьте свой адрес.

…Однако специалист по идолам появился уже в полдень. Лицо незнакомца
заострялось клином густой «козлиной» бородки, что выдавало
в нем великорусские корни, а волосы на голове были уложены,
как какой-то Будда – с «шишечкой» на затылке. На вид ему
было около сорока, он представился младшим научным сотрудником
Скребко, Борисом Николаевичем, но попросил называть себя
просто Борей.

– Проведите меня к идолу, – он тут же взял быка за рога.

Они прошли по тенистой аллее, «выстроенной» Миколой из фруктовых
деревьев, и оказались около канавы.

– О Вишну Праджапати, – произнес специалист, как только увидел
вековечного идола. – Это Отец всех существ, – объяснил он. –
Прекрасная сохранность. Он всегда находился здесь?

Микола хотел объяснить, но Скребко перебил его, задавая вопросы и
сам же на них отвечая:

– Эту канаву прорыл ручей? Нет, она была здесь всегда. Она образует
дугу, обережную дугу вокруг истукана, я бы сказал… Очень
интересно. Уникальная сохранность идола. Вот бы нашему
академику ее показать! Обязательно нужно показать. Мы заберем у вас
идола. Вы не возражаете? Для науки это необходимо, очень
необходимо. Вы помогли сделать уникальное научное открытие.

– Вы подождите, вы сначала объясните, что это за идол и что это за
бог такой? Праджапати, вы сказали? Сразу и не выговорить, –
Микола Граченко занервничал.

– Я вам все объясню, – засуетился младший научный сотрудник Боря. –
Богу Праджапати до сих пор поклоняются в Индии, но появился
он у племен, заселявших пять тысяч лет назад лесостепную
полосу от Днепра до Волги и далее до Урала. Вдумайтесь: пять
тысяч лет назад на наших землях жил великий народ! Какая
древность, скажете вы. А я добавлю: это не просто древность, это
наша История до Истории. Этот идол бога Праджапати – лишнее
подтверждение тому. Читали у нашего академика «Прародину
древних ариев»? Нет, конечно же, вы не читали. Так вот на
землях от Днепра и до Волги внезапно вспыхнула Первая Всемирная
война, ученые ее окрестили еще «катакомбной», потому что так
называется культура арийских племен, населявших эту
территорию. Вам не интересно? Или интересно?

Микола Граченко не успел ответить. Облокотившись на садовую лопату,
он внимательно слушал научного сотрудника, а тот уже
продолжал свою научную проповедь:

– Сотни воинственных племен сошлись в ожесточенных сражениях,
которые и не снились авторам Махабхараты. Надеюсь, вы слышали об
этом древнеиндийском произведении? И казалось, что не будет
ни конца, ни края этой великой войне. Вы скажете: «Какое ж у
них было вооружение? Лук да стрелы… Тьфу!» Но это не так!
Вооружение по тем временам было самое грозное: одни колесницы,
эти «древние танки степей», чего стоили! На полной скорости
с лошадями, закованными в бронзовые латы, они врывались в
пешие ряды противника, сметая все на своем пути. Бронзовые
клинки, прикрепленные к колесам, перерубали пехотинцев, как в
мясорубке. Спасения от такого нападения не было никакого. А
в это время лучники осыпали войско неприятеля тучей стрел,
которые летели с такой скоростью, что протыкали тела
насквозь.

«Надо бы пригласить его в дом и угостить чаем», – подумал Микола, но
поскромничал и не стал прерывать рассказ. А Борю Скребко
трудно было остановить: он получил в лице полуграмотного
нижнеднепровского садовника благодатного слушателя и «поливал на
полную катушку».

– Это нам сейчас кажется: каменный век, бронзовый век… Ну что они
умели в такие древние времена? А вам известно про разрывные
наконечники стрел, боевые «тесаки» и «когти»? Эти варварские
орудия убийства человек придумал тысячи лет назад, но от
рассказов о них до сих пор в жилах стынет кровь. Разрывные
наконечники стрел изготавливались из пластин кремния, но в
отличие от обычных на эти наконечники наносились специальные
насечки. Делалось это вот для чего: стрела вонзалась в тело, как
нож в сливочное масло, но стоило наконечнику наткнуться на
кость, как точно по насечкам он ломался и разлетался на
мелкие острые кусочки... Представляете, что они творили, вонзаясь
во внутренние органы человека! Жуть!

Боря перевел дыхание, в очередной раз полюбовался идолом бога
Праджапати и продолжил:

– Лезвия боевых «тесаков» были не менее полуметра, из-за этого они
скорее напоминали короткие мечи римских легионеров, а точнее,
служили их прототипом. Но во время «катакомбной» войны в
ходу были «тесаки» со специальным утолщением – в виде
бронзового шара – на конце. Благодаря этому утолщению в несколько
раз увеличивалась сила рубящего удара. Взмах и… Нам попадались
человеческие костяки, разрубленные от ключицы до, прошу
прощения, промежности. Вот так-то.

– Боже, и сколько же информации умещается в этой голове, – думал
Микола. – Это же какой-то кладезь знаний!

– Теперь о «когтях», – Боре уже стало жарко на солнцепеке, но он не
мог заткнуть свой словесный фонтан. – «Когти»
изготавливались из сплава меди и олова, который мы знаем под названием
«бронза». Они имели форму серпа, только более закругленного и
иногда дополненного шипами. Идеально заточенными «когтями»
даже в рукопашной схватке можно было бы нанести смертоносный
удар, но они применялись совершенно для другого. Для расправы
с колесничими. Отмечу: официальная наука считает, что во
времена «катакомбной» войны человек еще не научился ездить на
лошади верхом, только в колесницах. Хотя от этого эффект
расправы с помощью «когтей» только усиливался. «Когти» по
несколько десятков крепились длинными льняными веревками. «Ловцы»
набрасывали связку сзади на колесничего и сдергивали его с
повозки. А вернее, разрывали металлическими крючьями на
части. И мы находили разломанные скелеты, разбросанные по всему
полю бывшей сечи... И мы находили тысячи скелетов с
проломленными черепами, внутри которых, как в пустой копилке,
гремели бронзовые наконечники стрел. Но ладно, хватит о грустном.
Так вы согласны уступить идола для науки?

Миколу Граченко словно опустили с неба на землю. Он даже помрачнел
от этого и подумал:

«То ли младший научный сотрудник – обыкновенный мошенник, то ли они,
деятели науки, все такие полоумные. И в том и в другом
случае его необходимо поскорее выпроводить отсюда».

И Микола, поглаживая голову бога Праджапати, спросил напрямик:

– А сколько он может стоить?

– Что вы! – воскликнул Боря. – Мы, конечно же, за все заплатим. И за
идола, то есть за его находку, и за все неудобства,
связанные с его извлечением. В академии у нас предусмотрены
специальные фонды для этого. Ведь как получается? Очень часто
находки делаются случайно местным населением, и в таких случаях
мы, ученые, не остаемся в долгу. Сейчас я не могу назвать вам
конкретную сумму – необходимо согласовать это с
руководством, но, думаю, уже завтра мы продолжим наш разговор более
предметно. А сейчас разрешите провести кое-какие замеры идола,
это необходимо, чтобы я отчитался в академии.

– Что уж там, замеряйте, – махнул рукой садовник и побрел к дому,
голова у него уже начинала раскалываться от наплыва
информации, полученной от младшего научного сотрудника.

Микола сел в прохладе на деревянное крыльцо, достал из кармана
садового жилета трубку и с удовольствием раскурил ее. Мысли в
голове роились и путались.

Война. В памяти Миколы сохранилась другая война. Хотя было бы,
конечно, преувеличением сказать, что он стал свидетелем, а тем
паче участником Второй мировой войны. Что мог помнить мальчик,
родившийся за год до войны? Только страдания и слезы
матери, только ужас в глазах мужчины, который заменил ему отца, да
еще эта грязная, босоногая колонна, уводимая автоматчиками
на запад.

Чем старше становился Микола Граченко, тем ярче и острее становились
воспоминания из детских лет. Теперь он словно перед глазами
видел покачивающихся на слабых ногах людей, гул, который
сопровождал несчастную серую колонну, выкрики конвоиров на
немецком языке, лай сторожевых псов. И запах, запах пота и
страха.

Они с матерью жили в пригороде Днепропетровска, отец Миколы ушел на
фронт и не вернулся. К ним в дом пришел Николай Петрович,
бывший одноклассник матери, потерявший на войне одну ногу.

Однажды маленький Микола подслушал такой ночной разговор взрослых:

– Ну что ты все Илья да Илья. Война там, такая мясорубка под Москвой…

– Он жив, – шепотом ответила мать.

– А если жив, и вернется, и захочет восстановить семью, то мы оба
встанем перед тобой и скажем: «Выбирай. Выбирай, Надя!» Я ведь
люблю тебя. И не смотри, что калека. Руки есть, и у станка
стоять смогу.

Николай Петрович изготовил для себя удобный протез и действительно
пошел работать на завод, а когда русские уже подходили к
Днепропетровску, к ним в хату неожиданно ворвались фашисты.
Местным жителям запрещали брать вещи, силой вытаскивали их на
улицу и уводили длинной горемычной колонной из города. Сзади
кто-то закричал: «Дома горят! Наши дома поджигают!» Николай
Петрович оглянулся: перед отступлением оккупанты поджигали из
огнеметов деревянные «мазанки».

– Мама, а где мы будем жить? – спросил маленький Микола, но мать
только зажала его рот рукой.

Ночевать пленных оставили прямо в поле, разложив по краям временного
лагеря костры и выставив охрану, а под утро колонну пленных
отбил у фашистов передовой советский отряд. Микола
проснулся от ужасного грохота – строчил пулемет. Рвались гранаты,
которыми забрасывали немецких автоматчиков; через минуту
завязалась рукопашная схватка, но Микола ничего не видел, потому
что мать накрыла его своим телом. Ои теперь, через
десятилетия, все еще помнил запах ее тела, теплого, тяжелого и
удивительно родного.

Отец с фронта так и не вернулся. Николай Петрович остался с ними,
из-за него и пришлось одно время жить на Урале, у сестры
матери. Калеку могли посадить за того, что во время оккупации
работал на заводе на немцев. А когда все улеглось, Микола с
матерью и отчимом вернулись в Нижнеднепровск, и Николай
Петрович построил новый дом, в котором Микола живет и по сей день.

…Садовод посмотрел в дальнюю часть огорода, где младший научный
сотрудник продолжал ползать с рулеткой у идола и заносить замеры
в свой блокнот. Работа у специалиста затянулась, но,
вероятно, уже подходила к концу. Чудное дело: бог Праджапати
стремительно и весомо вошел в сад Миколы Граченко и, кажется, во
всю его жизнь. Не громогласно и с грозным предзнаменованием,
как звонят колокола старой церкви, в которой при Советской
власти располагалось зернохранилище; не навязчиво и со
сладостным увещеванием, как агитаторы Свидетелей Иеговы и других
новомодных сект, которые готовы пролезть в любую щель со
своими листовками и цветными журналами, а именно «стремительно
и весомо». Так, как приходит истина в лучшем своем
проявлении.

Истоки. На пенсии, когда появилось больше свободного времени, Микола
Граченко стал все чаще и чаще задумываться о душе, об
истине, о боге. Раньше для него и тем, и другим, и третьим был
сад, но сейчас, в свои шестьдесят шесть лет, Микола начал
понимать, что даже все плодовые деревья Приднепровья не могут
уместить бога и истину. И бог, и истина гораздо большее. И
даже душа, даже душа отдельно взятого человека не уместится в
цветении яблонь и сливовых деревьев, в грушах и персиках.
Чтобы найти общий язык со своей душой, необходимо обратиться к
истокам. К тому же древнему богу с заковыристым именем
Праджапати или как его там?

«Надо расспросить у ученого про этого бога», – подумал Граченко.

А младший научный сотрудник уже сам сложил блокнот и рулетку к себе
в сумку и подошел к садоводу со словами:

– М-да, вы подарили научному миру настоящую сенсацию! Бог Праджапати
– отец всего сущего. Он был и первобогом, и первочеловеком,
из которого создана вся наша вселенная. Глаза Праджапати
стали солнцем и луной, нос – горами, волосы – лесом, а рот –
огнем… Из его правой руки создана раса людей, из левой – раса
животных. Из ног – столпы, на которых держится мир. Из тела
– вся наша земля, из крови – реки, озера и моря, а из
мыслей – Млечный путь. Древние арии имели глубокие познания в
астрономии и старались перенести звездное небо на землю. Идол
Праджапати, который вы нашли у себя в саду, был неслучайно
установлен в этом месте. Вероятно, в древности здесь
располагались храм и обсерватория, посвященные этому богу. Да-да, не
удивляйтесь – именно обсерватория, потому что для арийских
жрецов служение богу и наблюдения звездного неба – одно и то
же. Арии были цивилизацией жрецов…

– Кхе… – решил вмешаться садовод. – Жрецов, говорите? А я так думал,
что цивилизацией солдат и убийц. Вы рассказывали о таких
зверствах, что ничего другого и не подумаешь…

– Правильно, солдат (только я бы сказал воинов) и убийц. Но более
всего, жрецов. Это была цивилизация жрецов.

– Почему же они не остановили войну?

– А, может быть, только благодаря жрецам и удалось остановить войну,
– загадочно произнес младший научный сотрудник. – Ну,
хорошо, мне уже пора. Извините, слишком долго задержал вас.
Прощайте. Завтра я приду после обеда, не возражаете?

В ответ Микола только пожал плечами. Боря на прощание улыбнулся и
направился к калитке.

– Постойте, – остановил его садовод. – Вы говорите: храм,
обсерватория… Это что же, в моем саду будут проводиться раскопки?

Младший научный сотрудник замер в нерешительности: однозначного
ответа на этот вопрос он сейчас не мог сказать, все зависело от
решения академиков. Раскопки в любом случае должны быть
проведены, хотя бы разведочные и, соответственно, щадящие для
сада. Но в то же время не хотелось преждевременно пугать
хозяина и настраивать его против археологов.

Боря постоял, подумал и решил задать вопрос, которым, по сути,
должен был начать беседу:

– А у вас на огороде попадались еще какие-нибудь находки? Может
быть, костяные скребки, медные наконечники стрел, другие изделия
из металла и камня?

– Ничего не было, – отрезал Граченко.

– Ну, тогда и раскопок никаких не нужно. Хотя, сами понимаете, это
не от меня зависит. Я завтра дам вам обстоятельный ответ. А
пока не стоит расстраиваться, это же частная земля, и на ней
без вашего разрешения никто не будет проводить никаких
раскопок. Так что не переживайте. Всего доброго. До завтра.

Младший научный сотрудник быстрым шагом вышел за калитку и едва не
угодил под трамвай, которые в этом месте неожиданно и
бесшумно выезжали из-за поворота. По счастью, на этот раз все
обошлось. Микола, стоя у забора, проводил взглядом удаляющегося
ученого и вернулся к своему идолу.

После рассказа Скребко о том, что бог Праджапати стал
отцом-прародителем всего сущего во вселенной, был понятен смысл
прорезанных фигурок на его теле. И люди, и животные, и топоры созданы
из тела первочеловека. Зато на голове у каменного изваяния
не оказалось ни глаз, ни носа, ни рта с острыми зубами,
которые приснились Миколе Граченко.

Садовод тяжело вздохнул и в тишине выкурил еще одну трубку – только
зря перевел ароматный табак, который и без того стоил
бешеных денег. Оставшись наедине с идолом, Микола ощутил
невероятную тоску по истине и свое бессилие перед ее познанием.
Шестьдесят шесть лет он жил только ради того, чтобы жить, и вдруг
теперь внезапно ощутил жажду познания.

Садовод лег на землю рядом с идолом бога Праджапати, поджал к
подбородку колени и обнял их руками. В этой позе человек приходит
в этот мир и, исходя из погребальных обрядов древних ариев,
должен уйти из него.

Микола Граченко желал перерождения…