Комментарий |

Между прямой и пунктиром

/ очень короткий роман/

Начало

Продолжение

4.

Настала зима. Воздух стал сухой и холодный. Топлю печь в мастерской
и пью чай. «Самотворчеством обезопасим себя во вне». Какая подходящая
иллюстрация для моего сегодняшнего дня. Когда-то я вырвала эту
страницу из учебника психиатрии и теперь она тоже в моей «коллекции».
Рисунок: Человек-саксофон. Голова на месте мундштука упирается
в раструб и повёрнута так, что инструмент-тело выглядит, как замкнутый
круг, и звук музыки слышит только тот, кто играет. Живу, полностью
порвав связь с внешним миром. Моя «Субъективная география» продвигается
медленно вперед, это оттого, наверное, что появилась привычка
окаменевать, сидеть и смотреть часами в одну точку. Приходят письма
экспресс почтой. На конвертах тот же неровный почерк и много-много
марок. Инфляция.

РЕМИКС:   «...я пилю перекладины, приваренные криво, но намертво...
                   Где ты была, когда писала это?... какой мужчина был с тобой...
                   краску...это же твои руки... две твои картины... сейчас холодно,
                    но запахи всё равно пробиваются, а когда оттает здесь на
                    Банном – я повешусь....где бы я не был, по самым разным 
                    делам я везде натыкаюсь... здесь мы были или я был здесь, но
                    потом поехал туда и там была она, и мы.... и теперь мне уже 
                    не больно.... как на кол в темноте... я  просто обглодал остов
                    этого города, обглодал и иссушил и он для меня теперь ничего
                    не значит».

Знаешь, меня уносит. И всё моё уносит. Но движусь не я, я только
расту, медленно-медленно по сравнению с этим чудовищным темпом.

Уходят вещи. Недавно ушли часы «Молния», простые, тяжелые, на
медной цепочке – «любовный трофей». Я ими дорожила. Глядя который
час, почти всегда видела: полдевятого вечера, зима, фонарь светит
в окно. Сначала свет, потом приходят звуки извне: собаки лают,
где-то поезд стучит, часы выкатились из кармана, тикают. Губы
соленые, вода пресная, сигарета сладкая. «Лигерос».

Гремит пустой трамвай. Дрожит в зеркальце злое лицо вагоновожатой.
Оно шевелит губами, вдруг, встретившись со мной взглядом, говорит
злобно: «У, проститутка». Ну и что ж, зато картинки рисую.

Оттепель. Это он пришел – враг циклона – антициклон. Зазвенели
ветки, посыпались льдины с крыш. На задворках, где мы встречались,
старушка прикармливает пшеном знакомых душ, слетевшихся к ней
в виде голубей. Другая в окно смотрит, как каменная сидит. «Люди
ходют, – думает, – мои-то все там...» Солнце выглянуло, тень появилась
на сырой стене кирпичного строения №4. Юго-западный ветер приносит
запах сырой земли. Весной травка у этой кирпичной стены появится
новая, свежая зеленая-зеленая, надо же , как это она каждую весну
так, в этом засраном городе среди пробок, пивных крышек, битого
стекла и выброшенных из окон презервативов, и у каждого забора
такая же. Молодой пырей! И думалось ещё: годы шли, шли, сменялись
поколения истребленные потерянными /почти в рифму/, а травка каждую
весну так, как ни в чём не бывало. Молодой пырей! Я люблю тебя
навсегда, но только не заставляй меня сказать это вслух, в последнем
слове прячется обман и утрата.

Я больше не мерзла на морозе и не пьянела от вина. В ожидании
трамвая в пальто на распашку стояла и чувствовала как от меня
идут горячие волны навстречу зимнему ветру. Сердце болело от ревности
к прошлому в котором меня не было. Меня не было там, на Севере,
куда его отправил родной отец « на перевоспитание» и где его выбросили
из окна взрослые мужики, приревновав к местной девке, а девка
эта всё равно предпочла его всем (о, я с ума сойду!) и побежала
поднимать и лечить. Он говорит, что я мелькала среди деревьев,
когда они заблудились и много дней бродили , глядя на небо в ожидании
вертолёта. Но нет, меня не было, не было, не было там! Жаль.

Я отправилась тогда в своё первое путешествие в великолепный город
идиотов и общим у нас в то время была только белая ночь. Город
был действительно полон идиотов, не психов, а ИДИОТОВ, гордо несущих
знамя идиотизма. Они были в полной гармонии с прекрасными руинами.
Шли пешком в развевающихся одеждах, ехали на велосипедах, рассекали
воздух на самокатах с моторчиками. Толпа обычных выглядела грубо
. Наверно, именно так смотрелись варвары на обломках Римской империи.
Прекрасные руины им мешают, конечно же, но нет времени, и лень
разобрать их на кирпичи, «успеется , куда спешить – и так всё
наше». Они входили в двери с надписью «мясо» или «рюмочная», или
«столовая». Невежливо запихивали друг друга в троллейбусы.

Мне хотелось есть, и на одной из центральных улиц я тоже вошла
в двери «столовая», где за 27 копеек и получила ярко-розовый борщ,
точно такой же, как у идиота напротив. Он был одет в чёрный строгий
костюм вне времени и моды. На лице его совсем отсутствовал подбородок,
остальные черты были слишком заостренны, но имели торжественную
выразительность. Ел он медленно, с достоинством , но без ложки,
просто пил из тарелки. Потом я купила банку болгарского компота
«Ассорти», забыв, что мне нечем её открыть, и зашла в первую арку.
Один двор бесконечно переходил в другой, каждый что-то обещал,
манил и обманывал. День поугас, но сумерки не наступали, только
стало тихо, и тополя перестали шелестеть. Они стояли высокие,
воплощением невечной красоты и растительной силы. Прохожие встречались
всё реже, отчего пришлось снова выйти на людную улицу. Оказалось,
что бродила я часа четыре, но вышла почти в том же месте, от которого
удалилась во дворы. Путь был по кругу. На панели, у одной кофейни
присела отдохнуть и попросила нож у каких-то незнакомых, чтобы
открыть банку. Алюминиевая ложка была припасена ещё в столовой.

Она сама позвала меня сюда, в этот город, а на вокзале вдруг сказала
мне: «Ну, пока», – и уехала к кому-то, не оставив ни адреса, ни
телефона, хотя и знала, что ночевать мне негде. Тот, что предложил
мне нож, открыть компот, оказался очень мил, все обитатели кофейни
его знали, и, как я заметила, там все были друг с другом знакомы.
Даже не знаю почему, я пошла к нему ночевать, ведь он был для
меня всего лишь первый встречный, но мы были с ним одной породы,
живущих тайной жизнью растений, и пронеслось рядом воздушным шепотом:
не опасен.

В окно была видна серая стена, только серая стена и открытое окно
с подушкой на подоконнике. Двор имел хорошую акустику. Загулявшиеся
дети играли с остовом рояля, били по нему палкой. Рояль стонал.
Почти всю дневную ночь мы пили портвейн и слушали пластинки, которые
огромной кучей лежали в углу комнаты. Вместе с комнатой в коммунальной
квартире они достались ему от умершего родственника. В основном,
это были шлягеры 50-х, многие ещё надо было ставить на 45 оборотов.

«Ламдыши, ламдыши, светлого мая привет...» И всё в том же духе.
Мои родители слушали совсем другие: «горные скалы мой приют»...
или же: «в движеньи счастие моё в движеньи...прости прости друг
дааарагой, а я иду вслед за водой, всё дальше всё дальше, всё
дальше всё дальше...»

На следующий день мы оказались на островах. Пили пиво и вермут,
валялись на траве. Было воскресенье . У озера стояла прикрученная
железным тросом за шею к толстому суку дуба статуя Геракла. Женщина
в исподнем, сильно пьяная, крутила педали водного велосипеда.
Она то причаливала, то отчаливала, отчаливая гнусно смеялась и
говорила: чао, бомбино, сорри. Светило солнце. Было хорошо.

/между прочим этот мой день вошёл в коллекцию одного музея современной
фотографии в городе Франкфурте. Перед большой панорамой стояла
надпись : Елагин остров. Ленинград. СССР. 1979. Автором был какой-то
голландец по имени Флигендер/

Я бы с удовольствием приобрела её для моей коллекции, или поменяла
на что-нибудь, ну например на фотографию пожарной команды города
Фалькензее, или на шкуру змеи из Нового Гарца.

Белые ночи постепенно сменились темными. Были чьи-то квартиры,
с узкими прихожими, мастерские, адреса которых состояли из смешных
ориентиров: сойдёте у скверика, идёте по левой стороне до забора
с надписью хуйхуйхуй, потом через пустырь до первого дома, дверь
в полуподвал. И всё точно совпадало. Или же на вопрос: долго ли
ехать? -

отвечали: да как покажется, что хватит, ещё две остановки.

Бульвар был пуст, а мы всё ехали, и ехали, смеясь и выпивая, и
никак не могли решить, когда же, наконец, хватит, чтобы отсчитать
ещё две остановки. Бульвар был пуст, празднично пуст. Город пил
по домам, никто не прогуливался. Трамвай сделал остановку у иллюминированной
надписи: «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ИСЛАМСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ».

Мы проехали много
Не пора ли уже?
Впрочем пусть ещё дальше, чтобы было уже

/тут вошли какие-то странные люди в вагон/

Колокольным заулком
Взглядом глядя в себя
Шли домой адвентисты девятого дня.

/Кажется год прошёл...../

Нас было четверо. Двое дружили с детства, третий был перепутавший
день с ночью студент Гнесенки и девушка из художественного училища.

Гитара, дудук, бас и электроорган «Юность».

Дует  в двери вагона
заметается снег
От Зацепа до Охты  и от Охты в Зацеп.
Ну, хором:
Инфэрно, инфэрно, инфэрно, инфэрно, инфэрно
Из этой игры мы похоже не выйдем навэрно.....

С помойки тяжело вспорхнул голубь. На ноге у него был намотан
кусок магнитной ленты, это была запись нашего квартирного концерта
зимой 19.... года :

Неподвижна река,
 в кучевых облаках
Растворяется след
 истребителя «К»
Праздник «ОЭ» стучится
 под каждым окном
Он слегка пахнет хвоей 
и сильно говном. 
/Это был сильный ритм энд блюз/

......................................................

«Чтобы держать ритм – смотри мне в глаза и ни о чем ни думай!»

/кажется ещё один год прошёл..../

Скажи мне, скажи мне о, что тебе снится
Забывший меня мой брат бледнолицый
Летящей всю ночь в заводной колеснице на пути
из столицы в столицу  /  и дальше мощный запил на гитаре /

Он втыкал штекер и улетал. Ни качество звука, ни реакция публики
не имели никакого значения. Жизнь между столицами была прекрасна.
Утренние пробуждения на вокзалах, чужие квартиры и мастерские,
портвейн, стрельба в тире с похмелья, зимние летние весенние осенние
прогулки по городу, какие-то клубы на окраинах, заплёванные подъезды,
где иногда можно было укрыться от непогоды, вкус кофе с молоком
за 20 копеек, дешевые сигареты, нескошенные травы на пустырях,
магнитофон «Маяк» : «Мы всегда гордились тем, что мы вне!».

Летние путешествия...

Здравствуй милейший Алёша!

Девятый день живу в посёлке Серго Орджоникидзе, который все называют
Денисовка, на улице Красных партизан, в так называемой времянке,
построенной в 1910 году чуть ли не на кизяке, метра два над землёй.
Я первые две ночи спал на её крыше, впоследствии я спал под забором,
в кустах, на сцене ДК им. Тельмана и на его же открытой веранде,
выходящей на главную площадь. Ещё одну ночь я спал наполовину
в голой степи, наполовину– в кузове машины, груженой бочками с
пивом для дальних плантаций. Кроме меня во времянке на данный
момент живут следующие люди: коммуналы – Кореец из Вологды Саша
Безик, укрывающийся от ОБХСС, ужасно неотёсанный шофёр из Джамбула–
Мазай / он отобрал у меня единственный на всю команду часы, сказав,
что в машине они нужнее/ Психоаналитик, психолог, экзистенционалист
Стёпа из Ярославля, лысый бородатый сибиряк Фёдорыч с неизвестночьей
женой, ленинградской художницей Ларисой, ждущей от него ребенка.
У Стёпы и Безика тоже есть жены с четырьмя дочерьми, две из них
Безиковской жены, но от другого мужа, который скоро должен приехать
и т. д. и т. п., всё не понятно. Эти коммунары сейчас переживают
кризис в своих коммунальных отношениях, поэтому ничерта не делают,
за то удят рыбу, гоняют по степи сайгаков и давят тушканчиков.
Я к ним приехал с двумя людьми– некоммунарами. Один из них – старый
/30 – летний / пацифист и вегетарианец Витя «Вандерфуль», уменьшено
«Фуля» – ходит всегда в шортах и вьетнамках и беспрестанно что-то
гонит, всегда очень весело, но часто непонятно из-за нетривиальной
дикции. Другой – некто Андрей Исаев, страшный человек, немножко
крейз, с ужасно сложным характером, наркота. Посёлок в основном
украинско-немецкий. Можно встретить совершенно пропившихся бичей,
говорящих между собой на чистом немецком с примесью русского мата.
Казахов не много. Женщины у них встречаются красивые, в отличии
от русских деревенских. О работе: в ДК Тельмана на окнах танцзала,
занимающем всю стену, по моим эскизам делаем имитацию витража.
Композиционная схема такова: негры с тамтамами – негритянский
джаз – рок-н-ролл – рок .С другой стороны : симфоническая музыка
– возрождение – трубадуры. Правда, что изображено понять трудно.
Такая «имитация» под витраж стоит полторы тысячи, но Безик грозится
выдать её за «рисунок по стеклу», /что это такое?/ который может
стоить тысяч пять. Кроме того, задумано 2 бара, росписи, мозаика,
чеканки, резьба по дереву, но ничего не делаем. Ты бы мог здесь
от души повеселиться. Инцидент с местным населением за всё время
был только один, но мне удалось убежать от пьяных казахов.

Рядом с посёлком, посреди степи Гранд каньон, в котором течёт
река Тобол, среди ужасных скал и глыб вулканического происхождения,
розовых и зелёных.

А ещё – ночь в степи ! Равнина и звёздное небо, как карта звёздного
неба, и больше ничего.

Р.S. Сегодня жопой раздавил стеклянную надпись «Гастроном», что
пока утаил. Очень стыдно.

Р.Р. S. Купил русско-казахский разговорник. Иностранные языки
– наша сила!

Немного нас, счастливцев праздных!

Здравствуй Боря!

Вчера мы перебрались сюда из Феодосии, отчасти пешком, отчасти
автостопом. Затемно сняли какой-то сарай, точнее флигель, в который
из экономии хозяева не провели свет, но мы особенно не вникали
и сразу же заснули, а утром, открыв глаза обнаружили себя напротив
картины, довольно больших размеров, ты ни за что не угадаешь ее
сюжет, нет, не олени на водопое, ни виды Крыма... толпа чудовищ
отчасти в боярских шапках, отчасти в белых балахонах с крестами
на животах и со свечками в ручищах. Тут же собор Василия Блаженного,
но какой! Я его с трудом узнал. Множество деталей я вообще не
в состоянии описать. Внизу размашистая надпись с вензелями: «Утро
Стрелецкой казни».И подпись – Убейвовк 1952.

Прощай свободная стихия! Здравствуйте дорогие!

Море здесь за забором. Огромный такой бетонный, и на воротах висячий
замок. Весь берег– собственность санатория «50 лет Октября». Пушкину
такое и не снилось.

Я привезу вам – «Письменные упражнения в изложении мыслей», а
также «Улыбку в камне».

Ева

Вчера, по просьбе тёти, поехала к ней в сад помочь собрать персики.
Сад - это громко сказано, это на самом деле небольшой удел на
горе в нескольких километрах от города, доставшейся её покойному
мужу- ветерану войны. Персики оказались совсем дикие, мелкие.
Они попросту катились в её сад из соседнего, что был чуть выше,
соответственно наши катились к соседям нижним, и только фундук
никуда не катился и у каждого был свой. Я подумала, что степень
урожайности здесь зависит от горы, хуже всего верхним, и лучше
тем, чьи владения у подножия. Нужно было найти в сарае какое-нибудь
ведро, чтобы собрать то, что «даётся свыше». Сарай оказался открыт
и там сидела женщина. Она мне сказала: «Не бойся. Я тут у вас
живу пока; не видишь что ли, я беременная, на восьмом месяце уже.
Я вообще-то из Оренбурга. У меня тут муж был, но мы с ним расстались,
у него оказывается жена, ребенок есть, он таксистом тут работает.
Ну, летом любовь, дома, сама понимаешь, не надо. Мы с ним как
Адам и Ева в горах жили и ничего не надо нам. Такая любовь была.
Ты из Москвы, сразу видно, по говору, я в Москве в общежитии ЗИЛа
почти год прожила, в театральный хотела поступать, потом думала,
может в Плехановский на заочный. Дома? Да отец есть, старый уже.
Он у меня из коммунистов, это он меня так назвал - Эльмира, электрификация
мира. Активистом был в молодости, раскулачивал. Нет, туда я не
поеду, я ещё с ума не сошла. Здесь может иностранца какого закадрю».
Прощаясь: «Ты мне адресок оставь, я тебе письмо напишу, а ты мне
может фланель пришлёшь для ребенка».

Опять Москва. Опять Питер. Питер-Москва, Москва-Питер

И ... серые будни сияют как яркий праздник у Пятницкой и на Cенной,
и опять на Трехпрудном и даже на вокзалах с утренней холодной
изморосью, потому что вместо общего и чужого видеть особенное
и своё, и если уж в завтрашнем дне радости не чаем, то уж в сегодняшнем
на всю катушку магнитной ленты «бьётся волна о блистающий пирс!»
до первых безумных петухов очнувшихся на балконах высоток Коньково
или Бирюлёва или до истерического будильника: о, уже сегодня?
Сегодня, сегодня – щурится родительский Хемингуэй с книжной полки,
ваше сегодня -FOREVER, а завтра ваши бумажки выбросят на помойку,
а большинство из вас лет через десять плюс минус икс украсят пригородные
погосты табличками: Н\М и Н\Ж _ 1

нет, ты послушай что за прикол: «И вот учёные задают растению
здоровую встряску, то держат его под непрерывным светом, лишая
ночи, то надолго прячут под чёрный колпак, то подсушивают, то
недокармливают. От такого переплёта растения как бы ошалеют и
вместо того, чтобы цвести в ноябре, вдруг начнут выбрасывать цветы
то в феврале, то в августе».

«Тайная жизнь растений» Юный натуралист,

ноябрь 19...

А пока нас ещё много таких ,субъективно реальных и легкомысленных.
Ты пьёшь чай и выплёвываешь лимонную косточку в пустой цветочный
горшок и оно вырастает такое чудесное растение и оно тебя переживёт,
my love, и вон того, что стоит и пьёт «свой маленький двойной»
его застрелят в Москве, этот разобьётся в машине, тот – от передозы,
та – выброситься из окна, те уедут и исчезнут, этот... всё! всё!
Всё! Замолчи !!!

... и опять Москва, кофейня на углу Петровского бульвара, пьяные
офицеры, которые почему-то хотят дать мне в глаз за обидные слова
в их адрес, и он выволакивает меня на мороз и в каком-то грязном
подъезде я стою на коленях и плачу и прошу меня не бросать и одновременно
думаю ну какого хрена тебе эта комедия ведь сама его и бросишь
и очень скоро...и опять Питер...

И вот, однажды, кажется за день до отъезда, в наступающих сумерках
, недалеко от «Сайгона» я увидела маленький автомобиль. В нём
сидела молодая женщина, красиво одетая. На её шляпе, цвета бордо
бил крылышками золотистый мотылёк. Близко подъехав, женщина сурово
посмотрела на меня и укатила, а за ней потянулось множество таких
же автомобилей с такими же женщинами.

– Вы кто?

– Мы мы их подруги.

– А вы куда?

– В прошлое.

............................................................................................

(Продолжение следует)

Примечания

1. HM HЖ - неизвестный мужчина, неизв. женщина

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка