Создан для блаженства (под редакцией Льва Пирогова)

Ирина Ашумова (07/04/03)

Если бы я была Джойс, я бы умудрилась в описание одного дня, прожитого по-американски, вложить полную хронику американской литературы: пробуждение и завтрак дала бы в громоздкой стилистике Ирвинга, Торо, Мелвилла и отчасти Эдгара По, первую половину рабочего дня и обед описала бы в духе Твена и отчасти Уитмена - "О Работа, Работа! Тебя я пою! Ты даешь мне Бабки, о Бабки! Бабки, о Бабки, вас я пою!". Дальше настал бы социальный реализм в духе Драйзера - что-нибудь о том, как нас угнетают боссы, даром что из нашего шефа такой же босс, как из меня американка. Потом бы плавно вступил Хемингуэй. "Домой пора, - сказала я. - Пора, - согласился он. - Ну, пока, - сказала я, хотя не хотела говорить ничего такого. - Ну, пока, - сказал он и пошел прочь. Плохая погода, подумала я".

Ну, а для вечера подошел бы Апдайк, плавно переходящий в Трумена Капоте, от которого только шаг до Стивена Кинга. Увенчалось бы все это дело чем-нибудь в духе любимого Воннегута - "Такие дела".

Видите, сколько я их знаю и как сильно люблю. Но с Ираком воюет сегодня не та Америка, в которой были По и Хеллер, а та, в которой наибольшим успехом пользуются романизованные биографии в духе нового журнализма с фрейдистской подоплекой. Да и какой я, к черту, Джойс. Очень сегодня кому-нибудь нужен этот Джойс.

Так что пошел новый журнализм с указанной подоплекой. Проснулась в 8.30 a.m. Сон: поедание большой говорящей рыбы с печальными глазами. Чем больше я ее поедала, тем больше ей это нравилось. Под конец, когда от нее осталась одна голова, она совсем развеселилась. Как всякая правильная американка, хотела тут же позвонить своему психоаналитику, но за отсутствием такового отзвонила однокурснице.

- Верунчик, доброе утро. Как ты делаешь свои дела? Я хотела сказать, how do you do?

- Мать, ты обалдела звонить в такую рань?

- Дура, надо отвечать "Прекрасно". Это отражает твой оптимистический настрой. Мои тоже прекрасно. Я сегодня всю ночь ела говорящую рыбу, которая все больше радовалась по мере ее заглатывания. Не знаешь, к чему бы это?

- К оральному сексу, я думаю, - сказала она вполне в духе американского психоаналитика и пошла досыпать.

Размышляя над перспективой орального секса, я встала под теплый душ, вспомнила, что я американка, сделала его горячим, потом холодным, потом опять горячим, потом плюнула и перешагнула на весы. О Боже, плюс целый килограмм с последнего взвешивания (оно было где-то год назад). Сколько же это будет в фунтах?! Ничего, ничего, сейчас пробежка. Они все бегают по утрам. Правда, у них не такая погода. Американских кроссовок у меня нет, вот что хотите со мной делайте. Спортивный костюм тоже не американский. Но я подписалась, и я побегу. Раз вокруг дома, два вокруг дома. Я формирую себе позитивный настрой. Люди с гадящими собаками не должны его омрачать. Я уравновешенная личность с твердо сформулированными целями. Я успешно продвигаюсь по лестнице моей профессиональной карьеры. Мне двадцать два, а я уже на четвертом курсе. В двадцать три я буду уже на пятом курсе. Черт его знает, что я буду делать дальше с моим высшим естественным образованием. Но моя лучшая в мире страна не даст мне пропасть, моей стране кровь из носу нужны специалисты по психофизиологии. Я хороша собой, спортивна, позитивна, у меня почти все зубы целые. Здравствуйте, Федор, как вы делаете ваши дела? Главное - улыбаться! Алкоголик Федор, выгуливающий свою беспородную собаку, посмотрел на меня с ужасом, а его собака делала свои дела очень хорошо.

Завтрак; что у нас на завтрак? Заблаговременно купленный апельсиновый джем, тост (ну, это я поджарю на сковородке, еще тостер покупать ради каждой заметки), маргарин (в масле холестерин), растворимый кофе с таблеткой сахарина. Сахарин купила еще вчера в аптеке. Никакого чтения за столом (желудочный сок будет какой-то неправильный). Телевизор - это да, это можно. Хорошо бы Билли Грэма, но Билли Грэма не передают. Он так хорошо приплясывал, так интересно рассказывал про то, как меня ждет Бог. То есть это я его жду, а он стоит у меня под дверью и стучится туда: впустите Бога! Быстро все встанем, возьмемся за руки и скажем: добро пожаловать, Господи! Вместо Билли Грэма показывают новости, от них аппетит пропадает вообще, а CNN у меня не ловится. Ладно, будем слушать MTV. Наверняка что-нибудь англоязычное.

Сполоснуть посуду, влезть в американские джинсы (слава Богу, есть), надеть американскую же футболку (дали в редакции), свитер у меня собственной вязки, но может же американка вязать! Все, можно на работу. Нет, нельзя. Что-то я забыла. Я забыла настучать.

Без этого ты, конечно, никакой не американец; быстро подглядеть, что делают соседи. Да где ж ты в спальном районе подглядишь! Я понимаю, если бы кругом коттеджи... Вспомнила! Федино беспородное чмо гадило на детской площадке. Куда звонить? Милиция этим не занимается. Чьи права он нарушал? Права животных? Не думаю. Кто защищает права детей? Не знаю. Позвонила в 911 (то есть там другой номер, конечно. Они приезжали однажды ломать звонок, когда он сломался, а на следующий день за отдельные деньги вставили новый). Набрала:

- Господа! Как у вас дела, у меня отлично! Напротив дома 35 по улице Нижние Поля неудержимо испражняется собака моего соседа Федора! Приезжайте!

Выслушала ответ, восстановила позитивный настрой, вышла на улицу. Нормально. Пусть кругом делают что хотят, а я буду вести себя по-американски. Достала ключи от скромного "Форда", влезла в машину, включила зажигание, врубила музыку, принялась подпевать любимой группе, вспомнила, что никакой машины нет, села на мотоцикл, помчалась на работу, вспомнила, что мотоцикла нет, восстановила позитивный настрой, села на велосипед, опомнилась, пошла на остановку, прождала полчаса, восстановила позитивный настрой, приехала на станцию метро "Братиславская", купила "Коммерсант", прочла об успехах союзников, заставила себя порадоваться. Наши парни. Наша страна. С нами еще тридцать пять стран. Мы не воюем с Ираком, мы воюем с диктатором. Вспомнила, что еду в институт. Следовательно, я принадлежу к высоколобой, интеллигентной Америке. Мы не поддерживаем войну, нет. На переходе купила "Известия". Это уже ближе. Я не желаю поражения своей стране, do I? Мы не воюем с Америкой, мы воюем с Бушем. Мы несогласны, мистер Буш, нам стыдно, мистер Буш! На выходе из метро захотелось курить.

Сдержалась. Всю первую пару прилежно записывала. Я учусь бесплатно, слава тебе Господи, но будем считать, что я учусь платно, OK? Я не для того подрабатывала все лето бибиситером, чтобы сейчас плохо слушать лекции. А в сумке у меня лежит между тем книжка интересная, американская, специально приобретенная - я же решила, я читаю сегодня только американское, как раз Стивен Кинг, "Черный дом", совместно со Страубом. Но я не могу читать на лекциях, это некорректно. После второй пары толпа увлекает меня в буфет. Женька рассказывает про ремонт. Ремонт у нее делают молдаване, Женька возмущается их хитростью. Я указываю ей на недопустимость подобных отзывов о нации в целом, Женька по-идиотски ржет. Следовало бы сообщить в деканат. У Кати проблема с партнером. Партнер хороший, богатый, но очень толстый. Прежний партнер нравился Кате больше, но у него был герпес, о котором он Катю не предупредил. Катя не любит больше прежнего партнера. Я указываю ей на недопустимость унизительного определения "толстый" и предлагаю на выбор более позитивные варианты: "метаболически неадекватный" и "горизонтально ориентированный". Катя смотрит на меня, как на полную дуру. Сама ты, Катя, полная дура, нечего спать с кем попало, хочу ей сказать я, но, конечно, не могу. Ты принадлежишь к интеллектуальному большинству, Катя, тебе следовало бы ограничить близкие контакты, прости, я не имею в виду навязывать тебе мои принципы, для меня священны твои принципы. Хорошо, что я все-таки еще с вечера всех предупредила: девочки, у меня завтра эксперимент.

Другой, более значимый эксперимент происходит у меня в лаборатории, я работаю с крысами. Не стану нагружать читателя ужасными деталями (крысе приходится вживлять электроды, но животное вследствие опытов отнюдь не гибнет, иначе на фиг было бы такое животное; оно лишь начинает хотеть есть по моему усмотрению, и то не всегда). По обыкновению коллега Шутов, аспирант, целует меня в щеку при встрече; я отшатываюсь, как от прокаженного.

- Да что с тобой?!

- Если случай харрасмента повторится, я немедленно поставлю в известность научного руководителя.

- Харра... чего?

Я умалчиваю уже о том, что вынуждена работать в сексистской лаборатории, где число мужских единиц на две превышает число женских. Об этом безобразном случае неравноправия я сообщу в деканат. И запомни, Шутов: хрен, то есть едва ли я буду сегодня приготовлять чай для всех, потому что женщина не есть рабыня кухни!

Работа идет споро благодаря моему позитивному настрою. Крысы - не низшие существа, они такие же, как мы, и муки совести здесь неуместны. В конце концов, мы желаем им добра. Мы пытаемся их усовершенствовать с точки зрения вышестоящей цивилизации. Это не трепанация черепа, а гуманитарная операция. То же и с остальным миром, который, что поделать, стоит на ином уровне. Как всегда, я провожу в лаборатории почти весь вечер. Научный руководитель говорит, что поиски гранта ни к чему не привели. "Сосем", - говорит Шутов. Я понимаю, к чему был сон, но гоню прочь эти суеверия.

...Любимый ждет меня около станции метро "Павелецкая". Мы договорились посетить сегодня кинотеатр "Пять звезд", поесть поп-корна и просмотреть американский фильм "Чикаго". Вопреки его ожиданиям я плачу за билет сама.

- Боже мой, почему?!

- Видишь ли, когда платишь ты, это посягает на мою независимость. Получается, что ты как бы покупаешь мою свободу, я чувствую себя обязанной тебе, ну и... И ты начинаешь себе позволять.

- Да мы же, собственно...

- Мало ли что мы же. Это было вчера.

- И что, теперь всегда будет... так?

- О Господи, нет, конечно. Но у меня сегодня эксперимент. Идем же.

Сидя в удобных креслах сети кинотеатров "Каро фильм" (это кинотеатры нашего, американского типа!), мы негромко и позитивно беседуем о наших проблемах.

- У тебя есть проблемы? - спрашиваю я.

- Надо замок менять в багажнике, - говорит он кисло. - Опять какая-то сволочь ковырялась, теперь ключ не всовывается...

- Great! - говорю я. - Отлично!

- Что ж тут отличного... И знаешь, устал я очень. Башка трещит... Нельзя все-таки столько работать.

- Но что же еще делать? - удивляюсь я. - Мы должны расти, изменять свой статус! Если у тебя болит голова, я непременно порекомендую тебе специалиста. Помни, это не пустые слова. Американцы ничего не говорят просто так. Завтра в шесть утра я разбужу тебя звонком и продиктую номер специалиста, и еще проверю, сходил ли ты к нему.

Во время фильма он пытается заняться посягательством, харрасментом, мешает мне вполне насладиться изумительной игрой Гира и потрясающей хореографией. Я знаю, как они умеют делать все эти подчеркивания - и на письме, и в устной речи. Одна американка к нам как-то приезжала в институт, мы с ней разговорились, она потом написала мне два письма, описывала в них зачем-то свое путешествие в Африку и все время подчеркивала "great" и "marvellous"! Ит воз эк-сайтинг!

После фильма он хочет меня проводить. Не надо. Я самостоятельная женщина и в случае чего всегда смогу противостоять агрессии. А он, провожая меня, будет думать, что я нуждаюсь в защите и опеке. Нет, это неправильно. Я доеду сама. "А может..." Нет, о чем ты говоришь! Секс - субституция обладания, посягательство на свободу, ты можешь подумать, что я только на это и годна. Это подавляет мою личность. Ну ладно, пока. С тоски он переходит улицу в неположенном месте. Я смотрю ему вслед с глубочайшим сожалением, но тут понимаю: он нарушил закон! Я должна, я обязана немедленно сообщить об этом ближайшему сотруднику ГАИ!

Но часы мои показывают 00. 01 a.m. Мой эксперимент окончен. Слава тебе Господи, я снова человек.

Завтра, любимый, все завтра! То есть уже сегодня!