Жизнь как есть

...воспоминая то утро как давно канувшее там и тогда и уносясь от него всё дальше, к положенным нам пределам, я его прозревал своим неотъёмным и неизменным, бездрожным и вечно счастливым «здесь и теперь». Лишь по моим недосмотрам где-то в жизни в спешке затерянным.
Будем считать, что вы меня сколько-то поняли.

Живя в селе, будешь знать соседа, как себя самого: для того заходи к нему в дом, как к себе самому – и чтоб ничего от твоего глаза там не сокрылось. А в большом городе всю жизнь могут прожить, как англичане – дверь в дверь – но так и не быть знакомы, коль не представило их один другому третье лицо. И вот посерёдке меж тем и другим моя малая родина – наш городок на берегу лимана неподалёку от моря – неприметный, но исторически тёртый калач. На мысу средневековая крепость; от неё расходятся веером улицы с домиками и садами, с мостовыми из тёсаного камня; берег в старых причалах и молах – а ближе к морю крохотный, почти игрушечный, но всё же крупнотоннажный порт.

Меня вызвали на партком. Хотя я и была беспартийной. Но у нас зам. секретаря по идеологии была женщина, и наш начальник позвонил ей и попросил, чтобы она, как женщина, провела со мной воспитательную беседу. Я слышала, как он сказал по телефону фразу: «Она нам разлагает коллектив».

...на этих страницах не беллетристика, а живая иллюстрация и житейская параллель к моей философской системе (изложенной в полноте в других моих работах). Помимо прочего я пытался в этой системе увязать в некое целое такие понятия как «личное счастье», «личная память», «личное прошлое» и «сокровенное благо». Ведь это, собственно, всё что у нас остаётся, когда все иные планы, цели и замыслы не состоялись или предали нас...

-Кем ты был в той жизни, Джек? В прошлой? - Он виляет толстым, пушистым хвостом: если чуть подёргать – ничего, не обидится… - Принцем где-то на востоке?

Со мной стало твориться что-то непонятное. Мне вдруг всё здесь стало нравиться: дача, лес, люди, земля, небо. Целый день я носилась, как угорелая, придумывая всякие игры, забавы, состязания. Мне хотелось быстрее всех бегать, сильнее всех раскачиваться на качелях, обыгрывать всех в настольный теннис, находить в лесу самые сногсшибательные грибы и самые диковинные цветы. Мне хотелось совершить что-нибудь такое, чтобы он отличил меня из всех, восхитился, возрадовался мне...

Помнится, А. П. Чехов называл такие неоправданно экзальтированные панегирики одним точным выражением: "Хмелеть от помоев".

...вспомнилась сказка Шварца «Тень», где тень пыталась повторить каждое движение Учёного. Что из этого получилось – всем известно. Мудрая, а главное, вечно актуальная сказка. Теневые корреспонденты, прячущиеся под вуалями своих псевдонимов, газетные статьи, пытающиеся бросить тень на светлое, редакторы, отдающие приказы «раздраконить», сами укрывшиеся в тени. Жаль, не находится при этом того, кто бы сказал: «Тень, знай своё место!»

Боже мой, сколько раз это уже было за мою многолетнюю лекционную деятельность! И всё по одному и тому же сценарию. Всё повторяется. «Живи ещё хоть четверть века – всё будет так, исхода нет», – как писал поэт. Но повторяется и другое: камни, брошенные в меня подручными драконов всех мастей и направлений, как бумеранг, всякий раз возвращались во лбы кидателей. Плевки, пущенные против ветра, неуклонно попадали на сукно их мундира. «Непротивление злу насилием» – не моё амплуа.

У Феликса Кривина есть такая сказка: мелок всё пытался что-то объяснить тряпке, написать, а тряпка всё его стирала, стирала... Помните?

Я долго не понимала, за что ко мне такая немилость. Ведь вечера проходили с неизменными аншлагами, с огромным успехом. «На Вас рвутся!» – говорила мне Бубенцова. Оказалось, в этом-то всё и дело. Мне открыла глаза одна из библиотекарш: «Так здесь же все проводят вечера, – сказала она, – но на них ходит по три человека, а на Вас...».