Проза

АДВОКАТ: Мы приходим в мир дырявыми. Всё, что мы делаем дальше, — отчаянная попытка заполнить внутренние пустоты: смыслом, любовью, именами, кличками, теплом.
Он поднимает глаза на Судью. Тот моргнул, будто эти слова больно резанули.
АДВОКАТ (жёстче): Мы не живём — мы заполняемся. До первой утраты. До первой смерти рядом. И только тогда понимаем: дыра не исчезает. Она — не рана. Она — основа жизни.

...с абсолютным злом невозможно ни договориться, ни сотрудничать, ни даже рационально бороться. Оно искажает всё, к чему прикасается, даже самые правильные и благородные намерения. Для морально устойчивого человека оно способно предстать как «шанс борьбы со злом». Но вступать с ним в контакт нельзя: абсолютное зло не побеждается и не переживается — его можно только уничтожить.

Вот тогда-то и подстрелил ее охотник-промысловик Ойка. Он сразу заметил, что зверь этот молодой, мех его густой и блестящий, а это значит, что получит охотник Ойка за его шкурку хорошие деньги. На эти деньги он купит себе новую винтовку-«фроловку», а жене – отрез красивой байки. А умелица Айкига сошьет себе и ребенку ладные обновки.

2025 год. Зал американского Сената, лёгкий хаос, включён прямой эфир Fox News и CNN. Цицерон приглашен из прошлого, чтобы выступить перед сенаторами в качестве почетного консультанта по сохранению Республики». Публика аплодирует стоя, вход Цицерона под фанфары.

И тут ему почему-то вспомнился тот первый день, когда его привезли на остров. Вспомнил хмурого старика с красным, обветренным лицом, который, сказал ему, странно улыбаясь:
– Здесь только ты и море. А еще те, кто приходит…
– Приходит кто?

Рассказ-протокол о суде над человеком, который исправно платит штрафы — и за это становится объектом новой формы наказания.

Их присутствие в городе сильно затягивалось. Было непонятно, кто они, кем направлены и направлены ли вообще. Они этого не объявляли, а листовки с новыми правилами общественного порядка, которые были теперь развешаны по всему городу, никто и никак не подписывал. Полибин, конечно, знал, что фронт давно уже отодвинулся на юг, и теперь на километры вперед хозяйничали красные. Однако кто же все-таки были эти конные, он не понимал. Остервенелость и бессмысленность их действий говорили лишь об одном: либо они лишились командования и откололись от общего наступления на белых, либо не имели к фронту вообще никакого отношения и были обыкновенными бандами, доедавшими падаль Гражданской войны.

...Он рисует наглые глаза. Наглый глаз, например, в который попал комар. Есть вариации с москитом, мушкой и даже осой. Представьте, какое разнообразие выражений глаз можно таким способом запечатлеть! За художником по пятам ходит и восхищение зрителей. Это сам художник рассказывает. Мне только интересно, он жене в глаза этих летокрылых запихивает или себе, а потом в зеркало глядит и запечетлевает на холсте? А может у него такое богатое воображение, что реальность не требуется? Думаю, что последнее. Потому что, как бы там ни было, морды на холсте получаются высокомерные и без надрыва.

Завтра всё прилично подорожает, а послезавтра всё неприлично подоражает.

Можно ли ссылаться на здравый смысл, если у каждого он свой? И если здравый смысл субъективен — допустима ли ссылка на него вообще? А если он не закреплён в законе, но влияет на поведение, кто должен быть судьёй — закон или разум?

Неоконцептуальные тексты, написанные С.К.К. для владеющих языком ревенантов.