Проза

...в центральном коридоре школы со стены сняли портреты Сталина, Буденного и Ворошилова. На следующий день в парке не стало большого гранитного бюста Сталина. Исчезла трехметровая статуя, установленная на склоне ближайшей к вокзалу горы. Она хорошо была видна пассажирам проходивших поездов.
Учителя вели себя, как будто ничего не происходит. Колхозники обсуждали тихо и немногословно. Одна старушка, ни к кому не обращаясь, несколько раз проговорила: «Без Бога широка дорога».

Я с малолетства знаю власть её слов. Когда младенцем я умирала, доктора, разведя руками, отправили меня в последний путь, вручив мертвым свертком в руки моей Ба. Это она высвободила меня из тряпок и уложила в люльку, подвешенную к винограднику. Сверкающий беспощадной голубизной потолок реанимационной палаты раздвинулся вдруг, торжествующе заполыхало солнце...

Таким образом, люди вернулись к той общности, из которой произошли.

Используя возможности своего усилившегося воображения, Ефим представил себя целиком, во всей совокупности прошедшей и продолжающейся жизни – и понял, что стал сам себе отвратителен.

Василий – крепкий хозяин. «Хозяин концлагеря» – ядовито шутит сосед Василия – прапорщик Головин. В этих словах столько же правды, как и в том, что он, Головин, прапорщик.
Первая правда. Василиев огород обнесён «колючкой». Это колючая проволока разных сортов. Одна похожа на немецкую времён мировых войн.

...порой такая нежность сквозила в пространстве, едва-едва шевелил ветер молоденькую листву, щекоча ласковыми касаниями, и веточки грациозно изгибались, льнули друг к другу, переплетались между собой, перешептывались, радуясь своему послушанию с детской доверчивой покорностью. Глаза смыкались, не в силах сопротивляться сну, Александр опрокидывался в дрёму, пьянея от собственной слабости, ощущая свою полурастворенность в этом мире, принимая и благословляя её, лишь обрывки каких-то молитв шелестели в одурманенном мозгу: да будет воля твоя... воля твоя... твоя воля..

По радио в последнее время часто исполняли песню, в которой были слова «горы и долины, реки», но какие были реки, мальчик не запомнил, и еще слова «Чечено-Ингушетия моя». О том, что есть мотив исполнения, юный певец не знал, считая главным, что петь нужно громко и складно. Сам собою получился куплет: «Горы и долины, реки золотые, Чечено-Ингушетия моя». В одном порыве пели голос и душа.

...много-много лет назад, бабушка Усачева объяснила, что в прежние времена казаки не носили воду. Это была женская обязанность. Но если необходимость требовала от казака принести воды, он мог это сделать, но нес ведра руками. Коромысло было предметом женского обихода.

Если бы появился администратор, предлагающий пересмотреть жизнь с тем, чтобы поменять, что не нравится, не смог бы и узла изъять: развалилась бы вся конструкция.

Ему несносно захотелось уехать туда, в богом забытую, всеми покинутую деревушку, и как бы для смеха названную Городок.
Придя в сознания вспомнил, что когда-то от Волхова моста до Новгорода ходил маленький пароходик «Заря». Если успеть на Вишерскую электричку, – она без остановок, – тогда поспею.

.

В день памяти о геноциде Терских казаков "Топос" начинает публикацию рассказов из книги потомственного терского казака Юрия Загудаева.