Проза

Ясновидящая, с которой дружил: по крайней мере, так привык обозначать её мысленно, поскольку контуры многих событий, в которые тебе предстояло втянуться судьбой, определила до того, как наметились – сказала:

-Внук необходим твоей маме. Она очень ждёт.

Справишься ли с ролью отца – сам в жизни растерянный ребёнок?

-Оля, ку-ку…

Требует обожаемый бабушкой малыш, и тянет её за халат!

-Ой! – бабушка разыгрывает испуг, и тут же говорит: Ну, прячься, котенька…

 Она закрывает глаза руками, считая вслух: медленно падают капли чисел, а мальчишка уже залез под кровать.

И вот – бабушка ходит: Где наш Андрюша? Куда же залез?

Интонации перекатываются любовью и счастьем.

Он будет найден, извлечён, весело захохочет, и станет сам к стенке – считать.

Бабушке спрятаться сложнее: становилась за дверь, в разные комнаты, мальчишка бегал, искал, находил…

Было – вытащил из шкафчика коробку с пуговицами, и, заворожённый, перекладывал их, рассматривая: блестящие, с несколькими дырочками, пластмассовые, металлические, выкладывал из них дорожки, творя свой, фантастически-непредставимый мир…

Бабушка шила маленькое одеяльце, делала крошечные подушечки, и даже, практически до финала своего сохраняя силы, ходила на молочную кухню.

Тогда совсем малыш был.

Убаюкивала днём, когда не хотел засыпать, говорила: Подожди-ка, котенька, ты же волшебник у нас? А волшебникам необходимо набраться сил, чтобы волшебство получилось таким занятным. Ну давай-ка, закрывай глазки.

Он слушал – малышок: закрывал, постепенно засыпал…

 Она лежала много: уставала, силы не те: мальчишка возился, играя в комнате бабушки, рядом с кроватью, иногда мы громоздили с ним железную дорогу, иногда бабушка читала ему.

Стихи Маршака рассыпались перьями волшебной жар-птицы…

 Но новогодний вечер в детский сад мама сходила раз: шли с ней медленно, лёд опасно чернеет под снегом, а в небольшом помещение коридора, раздевалки, закружил народ, и Андрюша выскочил: Оля, молодец, что пришла!

По имени всегда называл.

Я называл маме детей, про которых она слышала от внучка.

…столь необходимого ей.

-Оля! Я пришёл! – сразу возглашал, когда приводил я его из школы.

Первый класс.

-Котенька, - слышалось из кухни. – Мой ручки, сейчас обедать будем.

Если плохо ел, разыгрывала огорчение, если хорошо, всплескивала руками: Ой, как ты меня порадовал, Андрик…

Обычная история.

Мама сказала: Мне б дожить, как в школу пойдёт.

Она не собиралась провожать, и в узком перешейке между школьным двором и домом бурлила детская пёстрая толпа, обернувшись, я увидел маму, стоявшую у тоненького тополька, держалась за ствол, и – тут же Андрюша увидел её, подбежал: Оля, вот смотри – это Лиза! Это Степан! – многие дети были из детского сада.

Улыбалась старенькая мама, говорила нечто нежное.

Я думал – удар ему будет: Олина смерть.

Нет.

Как она и обещала: Когда меня не будет, это комната станет твоей.

Он потихоньку обживался в бабушкиной комнате, менялась, или переставлялась мебель.

Он живёт так, будто Оли никогда не было.

Чего бы хотел я?

Чтобы рыдал?

Нет, конечно.

Я бы хотел, чтоб смерти не было – была другая форма изменений, если уж всё якобы длится бесконечно, только мамы не почувствовать, не ощутить.

А Андрюше, постепенно врастающему в жизнь, и не требуется.

…только я словно слышу порой: Котенька, мой ручки, сейчас обедать будем! – слышу, разорённый маминой смертью, вспоминающий те годы, что провела бабушка рядом со столь необходимым – по слову ясновидящей – внучком…