Жизнь как есть

Когда мне было 20 лет, мы с мамой ездили в Сочи. Однажды, когда я сидела на скамейке где-то возле театра, ко мне подошёл парень за автографом. Он был уверен, что я та самая актриса. Какая — я уже не спрашивала, привыкла, что меня многие за неё принимают.

...яблоко это – их круг медов – рождает ассоциации, щекочущие разной болью твоё внутреннее устройство, как-то связанное с физиологией, а как – не объяснить.

...мы с Голышевым и Леночкой под невидимыми звёздами белой ночи на Некрасова, и мне хочется рыдать от благоговения перед вечным талантом Фёдора Михайловича. Он создал не роман, а феномен времени-пространства. Сколько лет прошло, но всё ещё: там, где возникает это произведение, реальность скручивается в торнадо. Те, кто не читал роман «Идиот» или не понял его, так или иначе оказываются вовлечены, стоит им лишь на миг открыть рот вблизи этой книги. Эффект может быть разным.

Улицы детства... Магазины детства... Любимый был напротив старого кинотеатра «Пионер», где отец покупал мне стакан томатного сока (никаких других соков я не признавала) и пирожное. Пирожные эти автоматически спускались сверху в таких металлических ячейках-формочках, когда в щель бросишь монетку. Но пирожные там были разных сортов, и когда однажды ко мне спустилось не то, коего жаждала моя душа, а то, моё, стало спускаться ниже, куда-то в недра агрегата, я с воплем ухватила его за край. Руку защемило...

Зачем я вспоминаю всё это? Волошин в «Истории моей души» писал: «Всегда надо в себя смотреться – что там, не заржавело ли что из чувств?» И чтобы не заржавело – надо время от времени прочищать этот внутренний механизм души, памяти.

И ещё она жалела негров. Какая бы неприятность со мной ни приключалась, она с укором напоминала: «А как же негры в Америке?» И я пристыженно замолкала: действительно, что все мои беды по сравнению с несчастьями чернокожих! Сразу вспоминалась «Хижина дяди Тома»: Элиза, убегавшая по льдинам с грудным ребёнком на руках, которого собирались продать в рабство, смерть старого доброго Тома, свои слёзы, капавшие на страницы... Может быть, поэтому моей любимой куклой была не роскошная немецкая дива, которая восседала на комоде, как на троне, и, казалось, нимало во мне не нуждалась, а потрёпанная целлулоидная негритянка, названная мной Томой в память о замученном герое книги.

С самого начала распада СССР не народ – элита недогосударства: Кравчук, Кучма и так далее бодро взялись за разделение славян. В этом неблагородном деле они прибегали ко множеству неблагородных средств и прежде всего к извращению истории. Какие люди, такие и средства. Спрашивается, каковы были цели этих продажных людей? По результату – шкурнические и глобалистско-троцкистские.

«Признать единственно правильным самую беспощадную борьбу …путём поголовного истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость недопустимы. (…) истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам…" Я.Свердлов

...Я всё время на постройке. Очень мне нравятся все рабочие, все разные, и каждый умнее, здоровее и красивее почти каждого интеллигента. Я разговариваю с ними очень много. Одно их губит ― вино, ― вещь понятная. Печник (старший) говорит о “печной душе”, младший ― лирик, очень хорошо поёт. Один из маляров ― вылитый Филиппо Липпи [итальянский живописец раннего Возрождения] и лицом, и головным убором, и интересами: говорит всё больше о кулачных боях. Тверские каменщики ― созерцатели природы. Теперь работают 14 человек, и ещё придут новые. (Из письма А. Блока матери.)

Аркадий Петрович ещё в конце 1920-х знал, предчувствовал, что на его веку «будет отчаянная» война. В 1929-м он писал: «Тот год и день, когда напряжённую тишину тысячевёрстной западной границы разорвут первые залпы вражеских батарей… этот год, и день, и час не отмечен ещё чёрной каёмкой ни в одном из календарей земного шара. Но год этот будет, день возникнет, и час придёт…». А события конца 1930-х―начала 1940-х годов в Европе утвердили его во мнении: Советскому Союзу придётся биться за своё существование с кровожадным, беспринципным, ужасающе сильным врагом.

В июне этого года, накануне своего Дня рождения, я получил неожиданный «подарок». Сочувствующие мне люди, имеющие отношение к латвийским силовым структурам, сообщили буквально следующее: «Тебя считают одним из флагманов русской культуры в Латвии, и потому принято принципиальное решение об организации особого политического процесса, основой которого станут твои взгляды и твои высказывания.

...По городу столько кафе, и некоторые связаны с русскими писателями. Вот сюда любили приходить Маяковский и Эльза Триоле… Все это вместе – словно парит над городом, говоря мне свое прощальное «до свидания», или «до скорого!» Когда снова, или только уже, когда рассказываю о Лакане и Фуко? Я не знаю…