Жизнь как есть

 

В газете «Богатей» №2 (от 21 января 2010г.) появилась заметка о моём литературном вечере в областной универсальной научной библиотеке, посвящённом Полю Верлену и Артюру Рембо, под громким  разоблачительным заголовком «Распутные гении». Она могла бы быть ещё более лживой и оскорбительной, если бы я не позвонила туда накануне и не предупредила, что у меня есть диктофонная запись лекции, с помощью которой мне легко будет опровергнуть их россказни на суде. Дело в том, что у меня уже был опыт общения с редактором «Богатея» г. Свешниковым, распространившим некогда лживую информацию в мой адрес в пору его работы в информационном агентстве, в которой мне приписывалось то, чего я не говорила на вечере. А на моё недоуменное: «но ведь весь зал свидетель, что я этого не говорила», он находчиво ответил: «А у нас тоже свидетели найдутся». И на этот раз бы нашлись, не сомневаюсь, если бы я с облегчением не вспомнила о спасительном диске (некоторые мои слушатели записывают эти лекции для себя).

Но, впрочем, и эту заметку, написанную после моего предупреждения более трусливо и осторожно, можно с лёгкостью опровергнуть по каждому пункту. Да, я не оговорилась: каждая фраза – это своеобразный пункт обвинения.

«Несколько странным» авторше показалось, что на выставке в читальном зале библиотеки наряду с книгами Верлена и Рембо на столе по-соседству стояли «книги автора программы». Особенно её «обескуражило», что в зале, где я читала лекцию, на столе тоже стояли мои книги. Объясняю: выставка моих книг в библиотеке делалась не по моей просьбе, а потому что, как мне объясняли, «сами читатели просят». Кстати, в большинстве этих книг – статьи и литературные эссе о тех поэтах, о которых я рассказываю на своих вечерах, так же как и стихи о них. Что касается «немногих заинтересовавшихся» ими, как пытается уязвить меня корреспондентка – это опровергается исписанными формулярами этих книг в нашей и в университетской библиотеках. Когда я спросила организаторов выставки, почему на столе нет моих последних книг, мне ответили: «А они все на руках». Просто тогда, видимо, все спешили занять места в зале, которых вечно не хватает, но после окончания вечера многие хотели взять мои книги и сетовали, что библиотекари к тому времени уже ушли домой.

Автор статьи могла бы и сама убедиться в отношении читателей и слушателей к моему творчеству, если бы вышла на мой сайт и прочитала бы письма читателей или отзывы на мои лекции, одна из которых так «обескуражила» эту журналистку, что она, следуя толстовскому «не могу молчать», лихо взялась за перо.

Кстати, сама журналист, я не могла не отметить многочисленных «перлов» моей корреспондентки, которые так и просятся в рубрику «нарочно не придумаешь».

«Подробности и мелкие детали могли бы стать изюминкой вечера, если бы их не было так много». Ай-я-яй! Какой пассаж – много изюминок! Надо их срочно повыковыривать.

«Создаётся впечатление, что присутствуешь то ли на лекции по зарубежной литературе, то ли слушаешь рассказ из серии ЖЗЛ». А Вы бы что хотели услышать, девушка? Может быть, вы перепутали лекционный зал с дискотекой?

«Автор, вероятно, стремясь как можно полнее раскрыть свой замысел, слишком много внимания уделяет цитированию писем, стихов и рассказам о них». А чего бы хотелось моей оппонентке? Чтобы я цитировала – что? Или чтобы ничего не цитировала? И что это значит, – много уделяла внимания – мало уделяла, много слайдов – мало слайдов (сама запуталась, видимо, чего ей надо, так как в разных местах статьи сама себе противоречит), она что, на калькуляторе это высчитывала? Много или мало – это решать моим слушателям, которые, как известно, «голосуют ногами». И «аншлаг» на моём вечере был вовсе не потому, что все эти 250 человек пришли на «клубничку», как, видимо, очень хотелось намекнуть корреспондентке, и не потому, что информацию о нём дала их газета, которую мало кто читает. Аншлаги у меня, дорогие мои информаторы, на каждом вечере, вот уже скоро четверть века (я читаю с 1986 года), в этой библиотеке – 15 лет. Несмотря на все ваши старания. Аншлаги такие, что очереди порой выстраиваются от Горького до Московской, номерков в гардеробе не хватает, а в зале – стульев, все желающие, к сожалению, попасть не могут, поэтому знающие это приходят за 30-40 минут до начала. И это вовсе не оттого, что все герои моих лекций, как бесстыдно написал в «Волге – XXI век» М. Лубоцкий, никогда на них не бывавший, «гомики, педики и лесбиянки». Всё это – подлая клевета, но кому-то очень хочется замарать грязью мою работу, ведь это легче, чем самому чего-то достичь.

Но – возвращаюсь к нудным обвинительным пунктам С. Тенетко (это настоящая её фамилия, которую она указать в статье побоялась, прикрывшись псевдонимом, хотя мне неосторожно представилась.) Что там у неё…

«Видеоряд для «Пьяного корабля» Рембо, в который вошли картины Айвазовского, Рейсдаля, Тернера и др., изображающие корабли в разную погоду и время суток, после 3-4 слайда сливаются в восприятии в одну картинку корабля и моря».

Даже не знаю, чем и помочь слабовидящей зрительнице. Ну что сделаешь, если у неё всё сливается! Пусть купит новые линзы или поменяет очки. Когда задаёшься целью всё увидеть в чёрном свете – поневоле всё сольётся.

Вспомнилось, как в самом начале моей лекционной деятельности другая задыхавшаяся от недостатка компромата корреспондентка И. Крайнова писала: «Как начитаешься всех этих объявлений, зовущих на Цветаевых, Гумилёвых, Волошиных, Мандельштамов – в голове словно сумерки сгустятся». Похожий симптом, не правда ли? Да и в манере изложения своих невразумительных претензий у этих «первых учеников», точнее, учениц, немало общего.

Что там дальше мне шьют в деле? Ага, вот:
«Удручающе время от времени выглядит пустой экран».

Так всё-таки 73 слайда – это много или мало по мнению моей экспертши? В начале статьи – «небольшой видеоряд», потом – обилие слайдов сливается, аж в глазах черно, затем – снова пусто. Но ведь это же не кино, уважаемая, Вы опять, кажется, лекционный зал с чем-то перепутали. Сразу видно, что не часто тут бывали, скорее всего единожды. Так на каком основании Вы меня поучаете, что и как мне читать и показывать? Можно подумать, что это представительница гороно на урок нерадивой учительницы пожаловала.
Поток поучений не иссякает – я уже устала цитировать. (Боже, на что я трачу своё драгоценное время!)

«Много времени уделено слайдам памятников поэтам, которые можно было бы демонстрировать в процессе рассказа».
«Возможно, стоило бы сделать к слайдам соответствующие подписи, что позволило бы сэкономить время автору, а зрителям (?! – корреспондентка  почему-то упорно называет слушателей зрителями, забывая, что тут не кинозал) полнее насладиться видеорядом, не отвлекаясь от рассказа».

Очередная глупость: как можно, «не отвлекаясь от рассказа», читать пространные титры?

«Автор довольно много времени уделяет рассказу о жизни и смерти Рембо после разрыва с Верленом и лишь тезисно обозначает дальнейшую жизнь второго».

Нет, мне интересно, эта Тенетко хоть одну публичную лекцию в жизни сама прочитала? Чтобы при этом не сбежали все слушатели в конце первого получаса? Или хотя бы одну прослушала? (мою – не в счёт). Сильно сомневаюсь. Её и журналисткой-то назвать трудно. Несмотря на удостоверение, которое она торжествующе сунула мне в нос после вечера, сообщая с нескрываемым злорадством, что будет обо мне писать. По многозначительной улыбке Моны Лизы видно было невооружённым взглядом, что – ничего хорошего.

Я попыталась её разговорить: «Вот Вы прослушали лекцию, и какое у Вас впечатление? Может быть, возражения, замечания? Не понравилось что-то?»

Журналистка не нашлась, что ответить: «Я не могу так сразу. Я  должна осмыслить». И вот – жалкий результат «осмысления». А ведь статья могла бы быть более осмысленной, если бы она взяла в руки абонемент с программой моих вечеров (тогда, может быть, не появилось бы в статье позорное «Артур» вместо «Артюр»), или хотя бы одну из моих книг, или визитку с адресом моего сайта, которые я пыталась ей дать, но всё это было решительно отвергнуто. Или хотя бы с людьми в зале поговорила. Но понятно, у неё же своя «концепция», своё задание, её совсем на другое нацелили.

Завершая статью, Тенетко недвусмысленно дала понять, что тему я так и не раскрыла, что «вопрос остался открытым», а именно:
«Так в чём же состояло величайшее проклятие, мука и счастье этих двух гениев французской литературы» – в однополой любви, в непризнанности собратьями по перу, в том, что Верлен и Рембо сами не желали вписываться в окружающий мир буржуазного успеха…» и т. д.  Как в таких случаях пишется, «нужное подчеркнуть».

Вспоминается по аналогии, как одна читательница написала мне по поводу моей поэмы «По ту сторону света», упрекнув: «Вы так и не дали чёткого ответа, что же там, на том свете». Да, чёткого ответа у меня на это нет. Есть нечёткий. Боюсь, что таким, как Тенетко, он будет, как и лекция, недоступен для понимания.

Напрашивается нехитрая арифметика: если в одной небольшой заметке столько, мягко говоря, неправды, то сколько же её во всей газете?

Рыба, как известно, гниёт с головы. К Лане-Светлане-Тенетко-Соколовой у меня претензий нет – что с неё взять, лицо подневольное, приказали – пришла. (Хотя вспоминается по этому поводу небезызвестная сказка Шварца, где подручный Дракона говорит в оправдание своих подлых поступков: «Нас так учили». А Ланцелот его спрашивает: «Но почему же ты оказался первым учеником?»)

  Каждый выбирает для себя, что для него важнее: незапятнанная совесть и честное существование в профессии или похвала начальства.

А теперь – главное, откуда ноги растут у этой заметки.  А точнее, уши выглядывают. Отнюдь не из любви к литературе, конечно, пришла Тенетко на эту лекцию, а была послана своим непосредственным начальником Свешниковым А. Г., который самолично и авторитарно решает даже мельчайшие вопросы этой газеты. Мимо его носа муха, что называется, не проскочит. Почему я так думаю и даже убеждена в этом?

Год назад в газету «Богатей» ненароком попала и была «по недосмотру» главного редактора опубликована маленькая информация о предстоящем вечере поэзии Игоря Северянина, который я проводила в нашей библиотеке. На это последовала неадекватная реакция шефа, то есть того же Свешникова: возмущённое письмо руководству газеты «Большая Волга», где работал журналист, приславший заметку. Суть этой грозной депеши была в том, чтобы впредь! Каждая информация! Должна идти только через него! Через его личные руки!! (Как там у Щедрина: «Не пущать!!!») Можно было подумать, что это была не невинная информация в 5 строк, а  какая-нибудь криминальная статья, чреватая неприятностями.

Недоумевающий журналист в следующий раз отправляет информацию об очередном вечере, на которые он ходит уже много лет, уже лично Свешникову, сопровождая её сообщением, что эти вечера были недавно награждены Почётной Грамотой Министерства культуры, а в год русского языка – премией губернатора, что автор этих вечеров – лектор с двадцатилетним стажем, лауреат Международного конкурса поэзии «Пушкинская лира» в Нью-Йорке, что эти лекции каждый раз собирают по 200 – 300 человек. Все эти сообщения, как и следовало думать, разбились о стену неприступного редакторского бастиона. Отныне газетный дракон зорко охранял своё детище-сокровище от всяких нежелательных проникновений, и в течение двух лет ни одну информацию о моих вечерах, которые ему присылали, не дал.

Но вот в случае с Верленом и Рембо вышла промашка – снова не доглядел! В информации о вечере не указывалась моя фамилия, и Свешников со своей  свитой не догадался, что веду его я. А когда узнал – надо думать, пришёл в ярость. Раз уж пропустили – надо исправить положение, так написать, чтоб впредь неповадно было! И писать лекции, и ходить на них.

И вот появляется эта дама с удостоверением, с нездоровым интересом к моему творчеству и прокурорским проницательным взглядом на экран. Единственный вопрос, который она мне задала после вечера, был: «Это Ваша инициатива?» Вспомнилось выражение: «Инициатива наказуема». Пришлось сознаться: «Моя». Удовлетворённый кивок (мол, я так и думала), и – чирк – в блокнотик.

– Нет, то есть в каком смысле – моя инициатива? – не поняла я сначала. Она уточнила:

– Это авторские вечера или это инициатива библиотеки – взять такую тему?

– Темы, естественно, выбираю я, но и к библиотеке я отношение имею, так как 15 лет уже здесь работаю. Вы в первый раз пришли? – небрежный кивок. – Это не единственная моя тема, вот, возьмите абонемент, – отстраняющий жест. Ну и т. д.

Боже мой, сколько раз это уже было за мою многолетнюю лекционную деятельность! И всё по одному и тому же сценарию. Всё повторяется. «Живи ещё хоть четверть века – всё будет так, исхода нет», – как писал  поэт.

Но повторяется и другое: камни, брошенные в меня подручными драконов всех мастей и направлений, как бумеранг, всякий раз возвращались во лбы кидателей. Плевки, пущенные против ветра, неуклонно попадали на сукно их мундира. «Непротивление злу насилием» – не моё амплуа.

Вы спросите, а что г. Свешников имеет против моих лекций, ни разу за 20 с лишним лет ни на одной не побывав? Может быть, то, что сам когда-то на заре молодости пробовал их читать, но к концу цикла в зале оставалось лишь 3-4 человека? А вскоре и этих «немногих заинтересовавшихся» не осталось.

Что имеет против моих книг? Может быть, то, что был одним из её неблаговидных персонажей? («Письмо в пустоту», Приволжское книжное изд-во, 2001 год, с.186-190). Или то, что сам таковых (книг) не имеет?

Впрочем, я не Фрейд, чтобы копаться в комплексах газетного Сальери. Да и времени нет – надо готовить следующий литературный вечер. Уж на этот раз – надо думать, Свешников не лопухнётся и укрепит границы своего издания, чтобы ни одна строчка о вражеской просветительской деятельности областной научной библиотеки и, главным образом, моей, не просочилась. Всё под контролем. Дракон свято хранит своё газетное яйцо. Цербер на страже.