Жизнь как есть

Этот ленинский разрез глаз свёл меня с ума. Тогда ведь мы ничего плохого не ведали про Ленина. Актёры, создававшие его образ, всегда казались образцом высочайшего интеллекта. Я не могла отвести глаз от лица этого комсомольского вожака. Мне виделся на нём отсвет великой ленинской мысли.

...чего не сделаешь ради счастья. Я пришла к директору и заявила, что мне нужна кандидатура для очерка о нашем современнике. Он должен быть умным, всесторонне образованным, морально устойчивым, фотогеничным, смелым, сильным, мужественным... Я увлеклась и перечисляла минут десять. Наверное, в целом мире не сыскалось бы такого идеального героя, какого я затребовала в этом техникуме. Но директор радостно закивал головой...

Не все ещё корни вырваны \ из прошлого в жизни новой. \ О сердце! Ещё не вырублен \ твой розовый сад вишнёвый!

Разочаровал их мой Рембо, представший им «в отрыве от исторического контекста». Да вот, представьте себе, гений на то и гений, что творит в большом отрыве от всех и вся, вырываясь из любого контекста, в том числе и исторического.

В аэропорту Аддис-Абебы меня встречал Вячеслав, который выделялся на фоне других высоким ростом и бледностью лица. На вид ему было примерно чуть больше сорока лет. Нас, туристов, было четверо: Антон − неопределённой профессии, лет тридцати красавчик с нарциссическими наклонностями, Людмила − юрист по профессии, лет сорока, приятной наружности с позитивным настроем, Алексей − пенсионер шестидесяти четырёх лет, подрабатывающий курьером, на первый взгляд большой зануда, и автор этих строк − работающий пенсионер шестидесяти восьми лет.

Юная Цветаева в письме подруге писала: «Прочла рецензию в «Аполлоне» о моем втором сборнике. Интересно, что меня ругали пока только Городецкий и Гумилев, оба участники какого-то цеха. Будь я в цехе, они бы не ругались, но в цехе я не буду». Позже эта установка вылилась в ее кредо: «Ни с кем, одна, всю жизнь, без друзей, без круга, без среды, без всякой защиты, причастности, хуже, чем собака, а зато… А зато – всё».

...Кто-то очень точно сказал, что поэзия – это увеличительное стекло, которое усиливает чувства человека. Если усиливать нечего – она бессильна. И такого обделённого эмоциями можно лишь пожалеть.

...духовное одиночество обязывает ко многому. Ты лишена единомышленников, моральной опоры, ты всегда находишься в состоянии между двух огней, чувствуешь себя в вакууме, в безвоздушном пространстве, но зато, как писала Цветаева: «я ни с теми, ни с этими, одна, всю жизнь, без читателей, без друзей, без круга, без среды, без всякой защиты, причастности, хуже, чем собака, а зато… А зато – всё».

«Все глупости на земле творятся с серьёзными лицами. Улыбайтесь, господа!» – призывал Мюнхгаузен из знаменитого фильма. У глупых стихов и статей о поэзии тоже, как правило, «серьёзные лица».

В 1855 году он писал Боткину: «Во мне всегда было два человека, один – вечно бьющийся с жизнью и с тёмными силами, а другой – такой, каким меня создала природа».

...Кто платит – тот заказывает музыку. И журналист должен подделываться под вкусы того, от кого он материально зависит. Если раньше Галич писал: «Мы мыслим, как наше родное ЦК и лично – вы знаете кто», то теперь журналисты «мыслят» головой своего работодателя. Хотя и стараются при этом делать вид, что это не так.

«Этот год проходит для меня под знаком Натальи Максимовны Кравченко. С 1995 года Вы, оказывается, проводите здесь свои вечера, а я ничего не знал! Никто не сказал мне об этом. Я все уши прожужжал всем про Ваши вечера. Еду на них из совхоза ЦДК, с Зоналки, на двух транспортах. Но для меня это не препятствие. В маршрутке читаю Ваши стихи, и один раз даже проехал свою остановку. Все смеялись. (...)"