Проза

Встречались:

Издатель - Александр Якимович Дегтярев

главный редактор – Владимир Геннадьевич Богомяков, он же В.Г., он же Бога

зам. главного редактора – Валерия Шишкина, она же В.Ш.

Ромыч – Роман Неумоев

Артурка – Артур Струков

Джеф – Игорь Жевтун

Драматург - Александр Железцов

МЗ – Михаил Завалов

и другие

Что такое встреча с друзьями для человека, вырванного волею судьбы
из привычного мира, и водворенного в чуждый, неуютный,
враждебно настроенный мир? Не знаю как другим, но для меня это
намного больше, чем первое свидание или первый бал Наташи
Ростовой. Задолго до встречи начался холодок и трепыхание в
области левой груди. В памяти всплыли лица, как будто
запечатленные на фотопленке. Почему-то нет движения. Кадры. Мелькание
кадров один за другим. И лица, лица, лица. Застывшие в разных
позах. И вдруг, как 25 кадр, – всплывает то, что давно не
помнишь, вернее не хочешь помнить. Что казалось бы забыл раз
и навсегда. Все твои старания вырезать этот кадр напрасны.
Он неотступно возникает снова и снова. Трепыхания и холод
усиливаются, руки холодеют и тебе уже кажется, что ты где-то,
но не здесь, а где-то там, куда дороги нет и быть уже не
может. Бред, понимаю я, и иду мыть посуду, что бы согреть
заледеневшие руки.

О чем это я? Да о презентации! О презентации «Топосом» своего
первого альманаха и поэтических сборников Боги и МЗ! Чем ближе
приближался этот день, тем сильнее сияла моя посуда уже
первозданной чистотой, но и это уже не помогало. Избавить от
сумашедшего дома могли только неприятности, и они не заставили
себя долго ждать. Навалились со всех сторон. Откуда ждала и
откуда не ждала - тоже. Реальный мир навалился и пытался
раздавить, разрушить все то, что я пестовала и лелеяла весь
последний месяц. Когда я опоздала на поезд – мир не рухнул, он
только закачался. Рухнул он позднее, когда я не смогла найти
попутной машины до Москвы. Я сидела у компьютера, тупо
раскладывала пасьянс и ни о чем уже не думала. В голове не было уже
ни одной мысли, да и головы уже не было. Где я, что я, -
было уже совсем неважно. Нет меня. Я буду завтра или
послезавтра, а сегодня – нет и уже не будет.

22.00 – в доме напряженная тишина. 23.00 – тишина стала звенящей.
00.00 – тишина уже не просто звенела, ее разбивало на части,
разбрасывало мелкими осколками и в 00.15 ее разорвало голосом
моего мужа: «Ставь будильник на четыре и ложись спать.
Довезу до Твери, а там доберешься на электричке». Сознание
возвращалось ко мне постепенно, вначале я услышала – довезу,
потом – электричка, что-то слышалось еще, но не воспринималось.
Тверь – электричка, Тверь – электричка, стучало в отупевшем
мозгу. Не может быть! Неужели он рискнет на своей казенной
колымаге, которая и по городу-то передвигается с трудом,
рассыпаясь на поворотах и буксуя на ровном месте, отвести меня
до Твери! Нет, мне послышалось, мне показалось, мне
пригрезилось. Я прислушалась: тишина уже не звенела. Ошалевший
спросонья ребенок сидел на кровати и, моргая заспанными глазками,
с недоверием смотрел на отца. Значит не бред, значит не
послышалось. Сознание вернулось. Мир воскрес. Хотелось кричать
от радости, пуститься в пляс от переполнявшего восторга, но
я, сдержав свои эмоции, подошла к мужу и прижалась к его
груди. Я знала, чем будет для него эта поездка. Радость и
восторг сменились благодарностью, нежностью и покоем. Наступила
ночь. Вернулась тишина, но она уже не была звенящей. Дремота
окутала наш мирно спящий дом. В моей груди вновь поселился
трепещущий холодок. Просыпаясь через каждые 15-20 минут я
ощущала его трепыхание.

Не буду описывать поездку, скажу только, что старенький добрый сорок
первый «Москвич», скрипя и кашляя, довез-таки нас до Твери
и высадил у вокзала. До электрички оставалось полтора часа.

Когда в 13.25 электричка затормозила на своей конечной остановке,
ног под собой я уже не чувствовала. Какое счастье – я в
Москве, и встреча состоится при любой погоде.

К 16 часам, когда я выскочила из дома, сердце уже не трепыхалось,
оно бешено колотилось, пытаясь вырваться из груди.

Возле станции метро образовалась пробка. Несколько троллейбусов
стояли в ряд и никоим образом не желали трогаться с места. Народ
роптал. Троллейбусы натужно гудели, - видимо с места
все-таки желали тронуться, но что-то у них плохо получалось. Ноги
мои стоять отказывались. Вслед за сердцем, развившем бешеную
скорость трепыхания, они понеслись, держа направление по
троллейбусной линии. Перепрыгивая через лужи и не видя
красного светофора, сбивая пешеходов и угрожая движению транспорта,
они несли меня на встречу с друзьями. Мое тело, отвыкшее от
таких скоростей, при виде скамейки попыталось присесть и
перевести дыхание. Не тут-то было, ноги пронесли его мимо
скамейки, даже не притормозив. Дыхание сбилось окончательно,
сердце, выскочив из груди, уже летело само по себе, а ноги все
неслись вперед пытаясь догнать сбежавшее сердце. На повороте
в Наопалимовский переулок руки схватили удравшее сердце,
ноги резко затормозили, создав аварийную ситуацию на
перекрестке. Я стояла, прислонившись к стене, и пыталась восстановить
дыхание. Оно восстанавливаться не желало. Сердце не желало
влезать обратно в грудную клетку, мозг отказывался что-либо
соображать, ноги стали ватными и категорически отказывались
нести дальше мое бренное тело, рассыпавшееся на кусочки.
Минут десять я пыталась обрести себя вновь. Наконец, последним
усилием воли, собрав себя в кучу, и уже на еле двигающихся
ногах, направилась к дому №4. Сердце не билось. Оно замерло
где-то в уголочке груди, сжавшись от холода, который заполнил
всю мою грудную клетку.

Пересилив самою себя, я заставила заледеневшие руки открыть дверь.
Тело замерло на пороге и перекатилось внутрь. Вслед за мной
вошла милая девушка, и предложила пройти в раздевалку. Мир
вновь обрел шаткое равновесие.

Встреча

Уже поднимаясь по лестнице и чувствуя ступени под ногами, до меня
начал доходить смысл происходящего, я шла не просто на встречу
с друзьями, я шла на встречу с людьми, с которыми в течение
последних двух месяцев очень активно общалась на форуме,
делясь с ними и радостями и невзгодами. Виртуальное общение
слегка похоже на кривое зеркало, в котором ты видишь людей
такими, какими ты их хочешь видеть, или они тебе такими
кажутся, в силу твоей не прозорливости. Конечно, в первую очередь я
летела на встречу со своими Тюменскими друзьями, но и
увидеть в реале тех с кем общалась на форуме хотелось не меньше.

В моем представлении В.Ш. была миниатюрной, миловидной и очень
скромной женщиной моих лет. Именно такую, я и искала глазами
когда вошла в зал, но увы, среди присутствующих в зале не было
ни Боги, ни того образа который я себе нарисовала. Ко мне
подошла приятная женщина и попросила представиться. Я
представилась, она скрылась за дверью, попросив меня обождать
минутку. Через пять секунд, показавшимися вечностью, вышел Бога,
неотразимый, как всегда, и В.Ш. – я не ошиблась, я ее узнала
сразу. Рукопожатия, объятия, поцелуи. Голова пошла кругом и
земля почему-то снова начала уплывать из-под ног. Но нет,
падать я не собиралась, я воспарила и уже плотные слои
атмосферы несли меня туда, куда им хотелось. Малейшее дуновение
ветерка переносило меня из одного места в другое. Вверх-вниз,
вправо-влево, шаг вперед – два назад. Мимо меня попутным
ветерком пронесло Артура - он меня не узнал, да и не мудрено,
ведь столько лет прошло, я, правда, тоже не сразу его узнала,
но все-таки. По всему было видно, что он тоже парит в
воздухе. Бога пытался стоять на земле, вернее на лестничной
площадке и встречать гостей. Эта роль ему явно плохо удавалась, ему
тоже хотелось парить. Но условности должны быть соблюдены.
И Бога их соблюдал, как умел, но плохо. Валерия, стоя рядом
с ВГ, казалась маленьким ангелом-хранителем, помогающим
большому Боге соблюдать условности. Вдвоем у них это получалось
лучше, но не очень, но все равно хорошо.

Наконец-то условности были соблюдены, кто захотел – тот приехал. Кто
застрял в пробках – застряли навсегда и просили не
дожидаться. И нас пригласили в зал. Странно, но только очень
маленькая часть, населяющая зал, твердо стояла на земле. Остальные,
как и я, оторвавшись от земли парили в воздухе. Закончив с
условностями Бога оторвался от земли и за руку подвел ко мне
Артурку, решив нас заново познакомить. Мимика Артуркиного
лица от не понимания – до узнавания непередаваема. Потом Бога
познакомил нас с Ромычем. По Тюмени мы с Ромычем ходили все
время параллельными путями – и ни разу не пересеклись, хоть
и общались с одними и теми же людьми. Точкой пересечения
оказалась Москва.

Началась официальная часть. Народ, в ожидании официоза, приспустился
на землю. Встал твердо на ноги, и при первых же словах
уважаемого Издателя, вновь воспарил. Облик самого Издателя
соответствовал тому образу, который был в моем воображении, а вот
внутреннее содержание – ничуть. Потом я поняла, что без
чувства юмора, такого здорового и искрометного, работать с
творческим людом невозможно. Речь Издателя обволакивала,
расслабляла и настраивала на игривый лад. Народ внимал и парил.
Издатель парил вместе с народом. Потом народ парил под
возвышенно-мечтательную речь Главного Редактора. Вернуть всех к
реальности происходящего попытался представитель от общества
книголюбов, который, вкратце, обрисовал печальную картину не
читающих потенциальных читателей, и не печатающихся
потенциальных писателей. Хотелось плакать. Но слезам, зарождающимся,
где-то очень глубоко в душе, так и не суждено было пролиться.
Пригласили к столу. Нет неправильно. К столу не приглашали.
Предложили выпить и закусить, дабы отметить, расслабиться и
пообщаться. Народ воспрял духом, воспарил и принялся есть,
пить и разговаривать. Бога представил нас с Михаилом
Заваловым. Точно! виртуальное общение – кривое зеркало. МЗ оказался
совсем не таким, каким я его себе представляла. В реальной
жизни Михаил оказался, скромным, милым и очень застенчивым,
и произвел на меня неизгладимое впечатление.

После третьего стакана народ потянуло на лирику, и Богу заставили
читать стихи. ВГ прочел два стихотворения, на его взгляд,
наиболее приличные, главное их отличие от наименее приличных - в
них не было упоминаний о любимой части тела автора. Народ
внимал и силился понять. Видимо, понял, – хлопали дружно и
громко. Но на бис не вызывали. Михаил Завалов, предупредив
народ, что его стихи вообще не читаемы, попытался их прочесть.
Хлопали, но негромко. После чего возмущенный Издатель,
зачитав несколько строк из мишиных стихов, вызвал бурю
аплодисментов. И тут прорвало Ромыча. То ли аплодисменты Издателю не
давали покоя, то ли неумение Боги преподнести свои
замечательные стихи публике, но факт остается фактом: Ромыч наизусть
прочел несколько Богиных стихов. Я бы сказала, гениально
прочел. Подтверждением моих слов, был тот гром аплодисментов,
который гремел все громче и громче после каждого последующего
стихотворения.

А потом был кайф, драйв и еще что-то в этом роде. Свое новое
произведение прочел драматург Александр Железцов. Это было что-то с
чем-то. Я смеялась, совсем забыв о приличиях. Если бы я не
парила, а стояла бы на земле, лежать бы мне на полу
согнувшись от хохота.

Говаривала, мне когда-то бабушка: неприлично в приличной компании
громко смеяться. То ли забыла про бабушкины наставления, то ли
шампанского было много выпито (да к тому времени вроде бы
еще и не очень), то ли… Нет, конечно нет, компания как раз
была очень приличная. Значит, склероз.

Отсмеявшись, народ пошел перекурить и поговорить. Необходимо было
переварить услышанное и съеденное.

Заполнив два стакана шампанским, я подошла к Драматургу. Нет, не
подошла, подлетела. Ну, не могла я упустить такой возможности,
лично поблагодарить за доставленное удовольствие. И получила
еще одно удовольствие личного общения с этим
наиприятнейшим, наимилейшим, наи… Не буду. Все равно не сумею передать
всего, что хотелось бы сказать. Могу сказать только одно –
очарована.

Когда мы с Издателем курили на лестничной площадке, пришел Джеф.
Вернее я спиной почувствовала, что он пришел, или же колебание
воздуха известило о его приходе. Я-то знала, что он должен
придти, а вот для него наша встреча была неожиданной.

Джеф – был любимцем всех представительниц прекрасного пола в нашей
компании. Его любили все. Его невозможно было не любить. От
столь большого внимания он так смущался, что его любили еще
больше - он смущался еще больше.

С его приходом, весь окружающий меня мир, стал существовать как бы
отдельно, сам по себе. Вернее, мы в этом мире существовали
сами по себе, а все вращалось где-то рядом или вокруг, не
задевая нас.

Кто-то что-то говорил, кто-то читал стихи, но это все уже не имело
значения. Душа ликовала и пела. Я ликовала вместе с ней.

Мир вновь возник из небытия, когда пришло время расставаться.
Расставаться не хотелось, но надо. Все когда-нибудь кончается, и
презентация не являлась исключением.

Ушел МЗ, ушел Драматург, ушел Джеф с Ромычем и Колей Омельченко с
ними ушла юная леди. Разошлись и все остальные. Расставание
было радостным.

Каждый уходящий, уносил с собой свои воспоминания о приятно
проведенном времени и пакет с только что вышедшими из печати
книжками, на презентацию которых мы и собирались.

Самые стойкие и не на общавшиеся, решили продолжить общение и
где-нибудь посидеть. Издатель повез нашу, не наобщавшуюся
компанию, из 10 человек, в небольшое кафе на Арбате. Там мы ели пили
и общались. Стихов уже никто не читал. Говорили обо всем,
все и сразу. Ближе к концу вечера, откуда-то возник Ромыч с
сопровождавшим его Колей Омельченко. И опять мы ели пили и
разговаривали. А потом Артуркиной жене стало немножко
нехорошо. Нет у нее Тюменской закалки общения, что ж поделать. Не
жила она в Тюмени, не знает каково это круглыми сутками
напролет общаться со сменяющимися, как в калейдоскопе, лицами.
Люди приходят и уходят, а ты сидишь пьешь и общаешься, а потом
ты уходишь и приходишь и опять сидишь пьешь и общаешься. Не
каждому дано выдержать такой марафон. Для этого закалка
нужна, а у нее ее не было. Пришлось нам с ней пойти на прогулку.
Погода, надо отметить в этот день была на радость всем.
Весна да и только. На Арбате народ гулял туда-сюда, и мы гуляли
туда-сюда вместе с народом. Хорошо. Недалеко пара молодых
ребят играли на гитарах – хорошо играли. По-весеннему. А в
это время в кафе, оставленный нами народ, общался и
фотографировался в арафатке. Вернулись мы к шапочному разбору. Кафе
закрывалось и нас вежливо попросили удалиться. Удаляться не
хотелось. Но попросили. Все вышли из кафе. Расставаться не
хотелось. Но надо. Возле кафе женщина продавала подснежники. И
единственным мужчиной в нашей компании оказался Издатель.
Каждой женщине он преподнес букетик подснежников, чем вызвал
бурю восторга у женской половины. Мужчины сделали вид, что не
заметили этого рыцарского жеста.

Хотелось петь и не хотелось расставаться. Но всему приходит конец.
Кто-то пошел ловить такси, кто-то садился в свою машину.
Прощанья-объятья-поцелуи, обещанья не теряться, какие-то наспех
сказанные слова и фразы. И вот уже машина везет меня и
Валерию в сторону дома на набережной. И опять возле дома,
прощания, слова благодарности и восторга и, наконец, расставание.
На удивление, не было грусти и по-прежнему хотелось петь.
Пролетев над двором и приземлившись уже в квартире, я долго и с
восторгам рассказывала ее обитателям, как было здорово
встретиться со старыми друзьями. Потом, поделившись частью
съеденных мидий с унитазом и приняв душ, я наконец-то угомонилась
и легла спать. Не спалось. Перед глазами мелькали, ставшие
за этот вечер, родные лица, в голове звучали отдельные слова
и даже целые предложения. На каком-то из них я все-таки
уснула.

Утром, на удивление, я проснулась легко и весело. На столе стоял
букетик подснежников, напоминая, что все выше изложенное мне не
приснилось. По-прежнему хотелось петь.