Литературная критика

Одну хорошую книгу может написать любой человек. Для этого потребуются ясность, естественность, простота, непредвзятость и абсолютная непринадлежность к литературе. А ещё свобода.

Почему же тогда этого не происходит сплошь и рядом? Почему, как правило, книги пишут люди искушенные в словесном творчестве и озабоченные этим предметом? Ведь даже в жанре «мемуаров» весьма редко выходят непрофессиональные и, оттого, свободные книги.

Первый раз столкнувшись с случаем такого стихийного мастерства, я сформулировал для себя термин «дикая литература»: это когда человек написал замечательное произведение без какого бы то ни было знания литературы, искусства, методов, законов письма. Тогда это был роман Габышева о детской колонии «Одлян или воздух свободы», опубликованный «Новым миром», редчайший, можно сказать, единичный случай, когда «дикая литература» оказалась живой и интересной.

Ткань «Одляна» была настолько естественной и органичной, что при его публикации хотелось сохранить даже опечатки и описки, на что, кстати, чрезвыйчайно обиделся сам автор — когда я сказал ему о том, что, если он хочет, то ошибки в его тексте легко сможет исправить любой корректор. С высокомерием, равным высокомерию Федора Михайловича (Габышев был уверен, что написал великое произведение), он отверг любые попытки вмешательства редакции «Нового мира» в свой текст.

Это был первый случай моей встречи с «дикой литературой». Другая история возникла сейчас с Владимиром Сергиенко. Причем, с самим Владимиром я познакомился раньше, чем прочитал то, что он написал. Итак, сначала мне понравился сам человек, дело было в Берлине, мы играли на бильярде и ударили по пиву, он был молод и свободен. Его свобода сказывалась в движениях и каждом жесте, и вообще непонятно в чём.

Потом я понял, что свобода эта связана с его достаточно тёмным прошлым, в котором были уголовщина, аресты, тюрьмы. Речь Владимира была выпукла и абсолютно пуста. Вдруг он сказал, что пишет. Предложил посмотреть его тексты, оказавшиеся ещё более адекватными этому первому благоприятному впечатлению от самого человека. Они тоже оказались лёгкими, раскованными и свободными, как и человек, их написавший.

Повести и рассказы Владимира Сергиенко посвящены тому, о чём все в России знают, но, к счастью, не все по своему личному опыту. Теперешняя мода на уголовщину и блатату только затушевывает нам чувственное восприятие этого закрытого мира, оставшегося либо в репрессивном советском прошлом, либо в современном телевизионном исполнении. Этот опыт, переданный через живое слово, не был ещё осуществлен. Но когда я увидел тексты Сергиенко, я увидел, что начинаю вдыхать знание, которое было от меня сокрыто и которое было выражено в доступной мне форме художественной прозы.

Проза Владимира Сергиенко — пример достаточно «дикой литературы». Правда, я не уверен в полной честности автора, когда он говорит, что не читал книг Юза Алешковского и Венедикта Ерофеева, ни даже Василия Шукшина или Исаака Бабеля. Тем не менее, он целиком и полностью вышел из этой линии, из этой речи.

И это его достоинство ни с чем не сравнимо.