Искусство

Дизайн одежды можно сравнить с архитектурой. В творчестве архитектора и модельера много общего: пропорции, расчёты, заказчики, инвестиции, покупатели. Первое дефиле Галины Поповой, имевшее место в московском «Альфа-Арбат Центре» во время Российской недели Pret-a-Porte в ноябре 2003 года, было отмечено интересом «Харперс Базар» и «Воуг» — изданий, отслеживающих возникновение новых имён в жанре дизайна одежды. Материалы в них появятся в мартовских номерах. Любопытно разобраться в творческих и организационных составляющих процесса, результатом которого становится известность художника-модельера.

Топос: Как рано проявляется интерес
к творчеству именно в одежде? С чего он начинается?

Галина Попова: Сначала был интерес к театральному
костюму. Появился он во время учебы в художественном училище «Памяти
1905 года». Я училась на театрально-декорационном отделении, где
готовили и художников-постановщиков, и художников по костюмам
одновременно, такое общее образование. Так получалось, что для
меня всегда образы персонажей пьес были интереснее пространства,
в котором они находились, поэтому мои декорации получались довольно
условные, и все, в основном, строилось на костюмах. Ведь театральный
костюм — это не обычная одежда, он должен многое сказать о герое.
В костюме должен быть сразу виден его характер, привычки, настроение
и т. д. Мне было очень интересно в костюме передать именно образ
персонажа, а не просто одеть героя в какую-то одежду. Я и сейчас
считаю создание образа основной, самой важной задачей в своей
работе.

До училища у меня еще не было четких ориентиров относительно
того, чем я хочу заниматься. Я знала, что это будет профессия
художника, но в какой области точно — не представляла. Меня в
равной степени привлекали как театр, так и кино, реставрация и
графический дизайн, но об одежде я даже не думала, т. к. это понятие
для меня было неразрывно связано с уроками домоводства в школе,
где я, подавляя в себе отвращение к шитью, пыталась изготовить
то ситцевую юбку, то фартук с косынкой, то спортивные трусы, и
была, как говорится, «в последних рядах». Так что интерес к творчеству
в одежде у меня проявился только лет в 15–16, когда все это немного
забылось.

В середине-конце 90-х на нашем телевидении был короткий период,
когда появилось довольно много передач о моде: несколько раз в
день на Муз-ТВ шла трансляция французского канала Fashion TV,
где можно было увидеть последние коллекции западных дизайнеров,
были очень интересные программы «Стиль Эльзы Кленч», «Магия моды»
и др. Сейчас этого, к сожалению, уже нет. Они показывали совсем
другую одежду, отличную от той, которая была на наших улицах и
в магазинах, от журнала «Burda Moden» и от моделей Зайцева и Юдашкина
— вообще от всего. Это были очень красивые и необычные образы,
созданные с чувством меры и с большим художественным вкусом. Некоторые
вещи были явно театральные, другие вполне носимые, но и те, и
другие, безусловно, являлись объектами дизайна. В сочетании с
музыкой, с тем, как проводятся показы, на меня все это произвело
очень большое впечатление. Я до сих пор помню те модели Готье,
Унгаро, Мюглера, Мияке. Тогда-то я и решила, что буду заниматься
созданием такой одежды. После окончания училища я поступила в
Технологический институт (сейчас МГУС) на факультет дизайн костюма.
Там я познакомилась с Юлей Слоновой — очень талантливым человеком
— и мы вместе начали делать первые коллекции, участвовать в конкурсах
молодых дизайнеров, выставках. Мы работаем вместе уже почти пять
лет.

Сначала, конечно, это была авангардная одежда, конкурсные
модели из нетрадиционных материалов. Хотелось, в первую очередь,
какого-то эпатажа и «всех удивить». Думаю, что каждый дизайнер
через это проходит. Но со временем появляются уже другие цели,
другие критерии оценки своего творчества, о которых раньше и не
задумывались совсем. Чем больше проходит времени, тем более наивными
и «сырыми» кажутся предыдущие коллекции. Сейчас на одно из первых
мест выходит качество, образность, интересный крой и коммерческая
состоятельность вещей.

Год назад мы решили заняться одеждой прет-а-порте и создали
свою марку «Forma».
Первую коллекцию «Красное радио» удалось показать на Российской
неделе прет-а-порте в ноябре. Мы только-только начинаем что-то
делать в моде, но очень надеемся, что добьемся успеха.

Т.: Вот говорят: одежда класса прет-а-порте.
По какому основанию идёт классификация?

Г. П.: Существует одежда двух классов: Pret-a-Porter
и Couture (Прет-а-порте и Кутюр). Понятия эти очень обширные.
Если говорить в двух словах, то первое — это готовая одежда, ширпотреб,
одежда «на каждый день», а Couture — одежда, сшитая «на заказ»,
Haute Couture — главным образом для торжественных случаев.

Прет-а-порте носят все. И люди с высоким достатком, и не
очень, и малообеспеченные. Конечно, есть отличия между одеждой
, купленной на китайском рынке, и товарами известных марок, как
российских, так и европейских, но все это один класс.

Pret-a-Porter de Lux — дизайнерская одежда, выпускается,
как правило, небольшим тиражом, иногда даже очень маленьким (12–15
комплектов).

При создании таких вещей обычно используются ткани высокого
качества, авторские (но не обязательно). Эта одежда демонстрируется
на неделях Прет-а-порте два раза в год. (Сезоны осень/зима и весна/лето).

К классу «Couture» относится одежда, сконструированная и
сшитая по индивидуальному заказу портным, с учетом особенностей
фигуры заказчика, по его меркам. Модель создается для конкретного
человека, «под него» подбираются и ткани (обычно дорогие и высококачественные),
их цветовая гамма и фактура. Во время пошива проходит несколько
примерок на фигуру, поэтому вещи, изготовленные таким образом,
очень хорошо «сидят».

Одежда эта не запускается в производство, существует в единственном
экземпляре, и изготовлением ее занимаются либо ателье, либо портные-одиночки.

Класс «Haute Couture» — это вечерние платья и праздничная
одежда. Эти вещи создают крупнейшие дизайнеры, члены Парижской
палаты Высокой моды, основным условием при ее изготовлении является
то, что не менее 50% работы должно выполняться вручную.

Одежда этого класса демонстрируется на неделях высокой моды
дважды в год. Позволить себе приобрести такую одежду могут очень
немногие, главным образом — знаменитости шоу бизнеса. Платья Haute
Couture можно увидеть на вручении премии «Оскар» и тому подобных
мероприятиях. В России только одежда от Юдашкина могла считаться
От Кутюр, так как он, к сожалению, единственный российский модельер,
который был принят в члены Палаты Высокой моды, правда, не надолго.

Т.: С тех пор, как Адам и Ева, провинившись,
вынуждены были прикрыть наготу, их потомками изношено несметное
количество одежды. Наверное, трудно отрицать, что тема библейской
истории с потерей невинности постоянно и зримо присутствует в
одежде. Она — средство и способ соблазна, арена постоянного напряжения,
во многом обусловленного взаимодействием таких понятий, как «невинность»
и «грешность». Говорят, Бог дал человеку пищу, а чёрт — кулинара.
Может, и модельер вроде того кулинара?

Г. П.: Да, наверное, так можно сказать.
Желание привлечь к себе внимание, соответствовать внешне тому
кругу людей, в котором человек общается или хотел бы общаться
— вот одна из основных функций одежды. В первую очередь, я думаю,
это свойственно людям молодого возраста. Когда личность формируется,
формируются вкусы и эстетические пристрастия, ощущение себя в
окружающем мире, мы начинаем подбирать одежду, чтобы максимально
соответствовать себе самому. Меняется человек внутренне — меняется
его внешний облик. Может быть, соблазн в наше время — произвести
впечатление цельностью облика и уверенностью в себе, и в этом
смысле одежда имеет большое значение.

В историческом костюме все было иначе: как и идеалы красоты,
менялись эрогенные зоны на теле, в каждую эпоху они были свои,
и подчеркивание их в костюме было одним из способов соблазна.
Вспомним турнюры начала 20-го века, или глубокие декольте 19-го,
или укороченные рукава эпохи рококо.

Сейчас чрезмерное подчеркивание форм своего тела, пусть и
достойных, производит эффект прямо противоположный, и скорее воспринимается
как признак определенного поведения и рода занятий или просто
как отсутствие вкуса.

Т.: Каждой эпохе свойственен свой
стиль. Что можно сказать о стиле нашего времени? Что характерно
для одежды нашего времени?

Г. П.: Наверное, не я первая скажу, что
сейчас в моде отсутствие определенного стиля, и это и является
особенностью нашей постмодернистской эпохи. Актуален микс разных
стилей, сочетание несочетаемого. Это очень интересно, потому что
позволяет создать новые, необычные образы. Чем парадоксальней
сочетания, тем лучше. Но эта мода несколько опасна, здесь важно
чувствовать меру при смешении (к вопросу о кулинаре). Этническая
одежда или аксессуары могут соединяться со спортивной одеждой,
спортивная одежда может быть сшита из дорогих «вечерних» тканей,
вечернее платье можно сочетать, в свою очередь, с обувью в мужском
стиле и т. д. Главное — вкус и чувство меры. Я надеюсь, что с
помощью такой моды может произойти смена ориентации людей с одежды
массового производства на одежду индивидуальную или сшитую небольшими
партиями, проще говоря, на ту, которая поможет быть ни на кого
не похожим.

Т.: Возникает ли мода спонтанно или
«запускается» произвольно? Известно, что многое приходит в моду
от маргиналов, с окраин социума. Так, например, широкие спущенные
штаны сначала появились на подростках афро-американских кварталов
бедноты, как знак принадлежности к уголовному миру (в заключении
отнимают пояса). Или российские казусы моды — пресловутые малиновые
пиджаки. Откуда они? В период моды на малиновые пиджаки в России,
их не было заметно ни в Лондоне, ни в Париже...

Г. П.: Вопрос о возникновении моды интересный
и сложный одновременно. Классический вариант — моду предлагает
дизайнер. Его модели печатаются в глянцевых журналах, показываются
по ТВ и на подиумах. Наиболее приемлемые для жизни и одновременно
оригинальные идеи тиражируются (в том числе и другими, менее известными
фирмами), становятся модными. Но здесь для модельера очень важно
уловить настроения в моде сегодняшней, угадать, к чему они могут
привести.

Простой пример: если моден минимализм, то через какое-то
время его непременно должен сменить стиль с обилием декора и цвета.

Моден унисекс, значит скоро будем носить женственные вещи.
Надоест романтика — будет милитари. Принцип простых противоположностей.

Помимо этого существует личностный фактор, влияющий на моду.
Часто стиль одежды известного человека копируется его поклонниками,
мечтающими быть на него похожими, и также становится модным. Этим
человеком может быть как популярный певец или актер, так и самая
заметная девочка в классе, и авторитет в преступном мире — все
зависит от того, в каких масштабах рассматривать моду. Если вспоминать
малиновые пиджаки, то не исключено, что впервые такой пиджак одел
какой-нибудь новый русский бизнесмен, лидер в своей области, пользующийся
популярностью и властью. Человек, не обладающий этими качествами,
одевая малиновый пиджак, как бы приобретал их, становился выше
в собственных глазах. Постепенно этот предмет одежды стал неким
фетишем, своеобразным символом причастности к «высшим кругам».

Мне кажется, что мода везде носит местный характер, принимая
то, что предлагают дизайнеры, перерабатывает по-своему в каждой
стране, городе, районе и т. д.

Т.: Любопытная тема — мода и субкультура.
В соответствии с принципом дополнительности, мода не диссонирует
в сложном аккорде эпохи — малиновые пиджаки вполне соответствуют
90-м. А сегодня у нас эпоха carpe diem со всеми вытекающими последствиями.
Но вернемся к фигуре модельера. Любопытно, считаете ли Вы, что
пол и сексуальная ориентация накладывают отпечаток на результаты
творчества модельера?

Г. П.: Думаю, нет. Скорее, отпечаток накладывают
степень таланта и художественного вкуса, а они не зависят от сексуальной
ориентации и пола. То, что среди известных модельеров больше мужчин,
чем женщин, наверное, можно объяснить тем, что в моде, как и в
любой другой области, для достижения серьезных результатов нужно
прикладывать немало усилий, от многого отказываться, что-то в
себе менять, что тяжело, в первую очередь, психологически. Не
все женщины могут это выдержать, особенно, когда стоит вопрос
о семье, детях. Мужчины нетрадиционной ориентации в мире моды,
конечно, есть. Возможно, им легче «пробиться», благодаря знакомствам
и связям в своих кругах, но не более. На результатах творчества
это никак не отражается. Человек либо талантлив, либо нет.

Т.: Вопрос не столько о талантливости
или отсутствии её в исполнении образа, сколько о качестве самого
образа. Одежда — текст, а автор всегда оставляет какую-то грань
своей персоны в нём. Большой объём невербальной информации: от
уровня опрятности и бюджета до стиля, вкуса и сексуальной ориентации,
потребность в доминировании или прямо наоборот — всё это качество
знаковости одежды, тот посыл, который она несёт с собой. Учитывается
ли это дизайнерами?

Г. П.: Несомненно. Прежде, чем появятся
эскизы самих вещей, возникает главный герой или героиня коллекции.
В самом начале известно, какие у модели будут макияж и прическа,
под какую музыку будет проходить показ, как коллекция будет называться
— все это работает на образ. Иначе ничего не получится.

Т.: Художник-живописец, писатель —
они не сдерживаемы сотнями факторов, которыми буквально осаждены
модельеры. Не эти ли ограничения отделяют искусство от прикладного
искусства, и тем самым определяют его как бы второстепенность
по отношению к изящным искусствам?

Г. П.: Дизайн — искусство повседневности.
Его цель — эстетизация предметной среды, окружающей нас. Изящные
искусства стоят как бы над повседневностью и реальностью. Я не
против такого разделения, но мне всегда обидно именно за эту второстепенность.
На мой взгляд, из-за этих ограничений работа дизайнера даже более
сложна, чем, скажем, работа художника по костюмам в театре. Предположим,
им нужно выразить один и тот же образ. Художник по костюмам не
ограничен ничем, кроме своей фантазии. Самые невообразимые формы
могут быть воплощены на сцене, самые разнообразные рисунки тканей
могут быть просто нанесены через трафарет бутафором. Со сцены
все будет смотреться хорошо. Есть очень много приемов, позволяющих
добиться потрясающих визуальных эффектов.

Перед дизайнером в этом случае стоит масса проблем. Самая
главная из них — все это должно быть носимо в реальной жизни.
Кроме того: подходит/не подходит ткань (может подходить цвет,
а не подходить фактура или состав), технологичность (желаемую
форму невозможно технологически качественно изготовить), вещь
должна быть интересно решена конструкторски и т. д. Но при всем
этом образ модели должен сохраняться, нести в себе новизну и оригинальность.

Функционеры от искусства часто смотрят на модельеров «сверху
вниз». Года два назад, когда мы еще занимались только авангардной
модой, делали костюмы из необычных материалов (бумаги, жести,
фольги), для проектов Сергея Летова («Малевич проект»), костюмы
из бумаги ручного литья Игоря Задеры и т. д. Мы пришли в Центр
Современного Искусства ГЦСИ к его руководителю Леониду Бажанову.
Целей было несколько: с одной стороны, познакомиться, показать
свои работы, с другой стороны — нам было бы интересно, по мере
возможности, принимать участие в различных творческих проектах,
выставках, проводимых центром. И потом, у нас не было, да и сейчас
нет, мастерской, пусть очень маленького помещения, где мы могли
бы работать, хотелось многое узнать также по этому поводу. Нам
почти сразу, кажется, даже не досмотрев портфолио, дали понять,
что мы не туда пришли: «Мы здесь занимаемся искусством, чистым
искусством, некоммерческим. А это — дизайн. За дизайн должны хорошие
деньги платить, в противном случае — это плохой дизайн. Мне ваши
работы понравились, и я гарантирую, что через год еще приду к
вам в долг деньги просить, богаче меня будете». Хотя, еще раз
повторюсь, что не занимались мы тогда даже носибельными вещами,
и то, что мы делали, рассматривать можно было, наверное, только
как арт-объекты. Очень обидно было. Такая точка зрения, к сожалению,
не редкость.

Т.: Как Вы относитесь к массовому
производству? Считаете ли Вы, что настоящее искусство — это обязательно
1) дорого и 2) не штамповано?

Г. П.: Совсем нет. Разве детский рисунок,
например — это не искусство? В детских рисунках, кстати, часто
можно встретить совершенно неожиданное композиционное или цветовое
решение. Да и потом, цена часто зависит от рекламы имени того
или иного художника или музыканта и совсем не должна являться
критерием оценки его творчества. Если говорить о массовости, то
можно вспомнить художников Русского Авангарда и Баухауса. Они
позиционировали себя как художники прикладного искусства, занимались
текстилем, фарфором, мебелью. Позднее, в 60-х годах, идеи супрематизма
широко использовались в интерьере (вспомним треугольные столы,
светильники геометрических форм, абстрактные рисунки на шторах
и т. д.).

Т.: Мы не задумываемся, как далеко
простирается искусство в нашу повседневную жизнь, а ведь множество
анонимных художников создают тот гармоничный или не очень мир,
который вокруг нас. Можно ли считать художником человека, который
творчески занят своим гардеробом? Ведь он и одежда — это среда
и средство его творчества.

Г. П.: До известной степени. Но скорее можно назвать его творческим
человеком. Мода — это такая же профессия,
как и все остальные, требующая определенных знаний, умений и опыта.
Чтобы называться художником-модельером или дизайнером, хорошо
бы всем этим владеть. Это та основа, на которой заметен талант,
если он есть. Мне всегда странно слышать, что какая-нибудь певица
или модель неожиданно стала дизайнером и выпускает одежду. Здесь
речь может идти лишь о лейбле, который влияет на продаваемость
вещей. Как правило, над коллекцией в этом случае работает целый
штат специалистов, в том числе и дизайнеров, чьи имена остаются
неизвестными широкой публике.

В неделе прет-а-порте вместе с нами принимала участие дочь
известного грузинского актера. Как выяснилось, всю ее коллекцию
разрабатывала и отшивала преподавательница из нашего института,
чье имя нигде не упоминалось. В данном случае она как раз работала на лейбл.

Есть модельер-конструктор, т. е. человек, разрабатывающий
конструкцию вещи, модельер-технолог, отвечающий за технологию
ее изготовления. Художник-модельер (или дизайнер, в данном случае
это одно и то же) разрабатывает образ всей модели в целом, проще
говоря, придумывает ее. Большинство известных модельеров, в том
числе и Шанель — это художники, хотя некоторые занимаются также
технологией и конструированием.

Т.: Как находят друг друга производство
и дизайнер? Участвуют ли в этом искусствоведы? Кого из влиятельных
искусствоведов и журналистов в этой области можно было бы назвать?

Г. П.: В небольших компаниях часто дизайнер
сам создает собственное производство при наличии материальной
базы. Иногда на производство приглашается дизайнер. Это может
быть как известный художник, например, Владимир Зубец в случае
с «Панинтером», так и человек «по объявлению», прошедший определенный
конкурс. Искусствоведы и журналисты скорее влияют на создание
имени дизайнера, на его популярность. К их оценкам обычно прислушиваются
байеры (чем больше будет на слуху та или иная марка, тем выше
будет на нее спрос).

Среди российских критиков моды можно назвать Александра Васильева,
Александра Рымкевича, Эвелину Хромченко, Алену Долецкую.

Т.: Что необходимо молодому модельеру
в наше время, чтобы приобрести имя? Каков процесс создания новой
коллекции от идеи до дефиле?

Г. П.: Как ни банально это звучит, нужны
деньги, вложения, по крайней мере, в течение четырех сезонов (двух
лет). Модельеру необходимо создавать и показывать свои коллекции
два раза в год, чтобы приобрести имя, чтобы его заметили. На это
нужны немалые деньги, которые невозможно заработать своим творчеством,
пока ты неизвестен.

Из-за этого некоторые вещи приходится продавать ниже себестоимости,
про прибыль вообще можно забыть. Получается «замкнутый круг».
Чтобы заработать достаточную сумму каким-либо другим способом,
требуется много времени, как и для создания коллекции. То есть
одно не совместимо с другим. К сожалению, в нашей стране модная
индустрия находится только в самом начале своего развития. Программ
поддержки молодых дизайнеров (как, например, в Англии или Италии)
не существует вовсе. Единственный шанс — найти спонсора, коммерческого
партнера. Мода — очень прибыльный бизнес, но его особенность заключается
в том, что прибыль можно получить только после «раскрутки» марки,
а на это требуется время. Не всем это интересно. Вот такая грустная
история.

Если говорить о процессе создания коллекции, то он сложен.
У каждой коллекции свои особенности. Если обобщить, можно выделить
несколько основных этапов. Как я уже говорила, сначала создается
образ коллекции. В дальнейшем он будет определять практически
все. После этого примерно определяется общий вид коллекции (сколько
будет выходов, сколько моделей мужских/женских, по какому принципу
будет строиться коллекция, цветовая гамма, сколько будет «ударных»
вещей, сколько «поддерживающих» и т. д.). Потом создаются эскизы
и разрабатывается каждая модель по отдельности, но с учетом предыдущих,
чтобы все смотрелось цельно. Это самый долгий и мучительный период.
На него уходит месяца полтора. После того как все определено,
начинаем делать макеты, т.е. изготавливать вещи по эскизам, но
из дешевой ткани (ситец, хлопок). На этих макетах отрабатывается
посадка на фигуре, различные модельные и конструктивные особенности.
Когда все устраивает, с макетов снимаются лекала, которые уже
будут использоваться при крое. Параллельно с этим подбираем ткань.
Это тоже очень сложно и долго, так как ассортимент небольшой и
приходиться объезжать все магазины по нескольку раз чтобы найти
то, что нужно. Потом вещи раскраиваются и отдаются в пошив швеям.
Что-то (наиболее сложные вещи и детали) мы шьем сами. В процессе
создания коллекции приходится очень многое менять и дорабатывать,
так как все-таки эскиз и реальное изделие — вещи разные. Где-то
нужно добавить аксессуар, где-то головной убор, где-то обувь поменять
и т. д. Кстати, поиск или изготовление подходящей обуви — тоже
задача непростая.

Когда все готово, остается выбрать моделей-демонстраторов
одежды. Они также должны соответствовать первоначально придуманному
образу и не отличаться друг от друга по росту, (если это не запланировано
специально). Конечно, уметь хорошо ходить по подиуму. Для этого
приходится объехать не одно модельное агентство. Вот, в двух словах,
путь от идеи до показа. Так работаем мы. У каждого дизайнера система
работы своя, многое зависит от штата людей, занятых созданием
коллекции. Пока все приходится делать вдвоем, от эскизов моделей
до дизайна пригласительных билетов на показ, но нам это нравится).

Вопросы задала Валерия Шишкина.