Проза

Я давил на «мышку». На экране ствол пулемета плевал огнем и падали
набегающие фашисты. Большую натуральность происходящему
придавали каски убитых фашистов, катящиеся по земле. Рядом со
мной, на диване, спал мой друг Леха Буланцев. Он тяжело дышал,
как будто пробежал длинную дистанцию и теперь пытался
отдышаться. Через несколько часов Леха официально станет мужем
девушки по имени Наталья.

Мне было тяжело, что мой друг женится. Женится, сам точно не зная,
хочет он того или нет. Леха спал, тяжело дыша. А я не мог
заснуть. Не только потому, что переживал за друга. Сегодня
вечером я позвонил домой и узнал, что умерла моя бабушка
Клавдия. Умерла сегодня днем от кровоизлияния в мозг. Умерла
мгновенно. Чтобы не думать, я давил на «мышку». Уже несколько
часов подряд я давил на «мышку». Моя шея начинала ныть. Я
нагибал голову к левому плечу. Хруст позвонков. Нагибал к правому
плечу. Хруст позвонков. Нагибал голову назад. Шея все равно
ныла. А я все не чувствовал сонливости.

Клик. Фашист упал. Его каска покатилась по земле. Отлетел в сторону
его автомат. Давишь на «мышку». Все твое внимание на экране.
Голова не забивается тяжелыми мыслями. Чуть отвлекся от
монитора, и... Клик. Я промазал, и фашист спрятался за угол.
Несколько мгновений, и фашист снова появляется. Наводит на
меня автомат. Клик. Я быстрее. Фашист падает. Каска летит в
сторону.

Я там, внутри монитора. Человек, сидящий на стуле перед компьютером
— это не я. Потому что, став человеком перед компьютером, я
вспомню, что мой друг... Что моя бабушка...

Клик. Один фашист убит. За ним выбегают еще двое. Клик. Клик. Двое
других тоже на земле. Катятся две каски. Один фашист так и
лежит в каске.

Шея устала. Она ноет все сильнее и сильнее. Кажется, что она сейчас
сломается, и моя голова упадет и покатится, как каски на
экране. Но спать все равно не хочется. Давлю на «мышь». Клик.
Выстрел. Клик.

Целая очередь. Клик. Клик. Еще тысячу раз «клик».

Наконец-то глаза начали слипаться. На часах 4.30. В 6.00 назначен
подъем. Проснется Леха. Проснется его мама. Позже всех
проснется сестра Лехи — Светка. А может я проснусь позже всех. Я
иду в гостиную. Валюсь на диван. Успеваю взглянуть в потолок,
на который светят уличные фонари. И проваливаюсь в темноту.
Зыбучая, как песок, темнота. Справа. Слева. Темнота везде.
Ни одной мысли. Темнота меня засасывает. Но глубоко засосать
не успевает. Пищит будильник.

Пи-пи-пи. Нудный неприятный звук по комнатам. Я лежу на диване в
гостиной в доме Буланцевых и не хочу открывать глаза. Хочу
обратно в темноту.

В 12 часов роспись в ЗАГС. В 10 надо приехать к невесте в
Красногорск. В 8.30 приедут автомобили, на которых надо ехать в
Красногорск. Осталось два часа на сборы. На принять душ, на
завтрак. На привести себя в порядок — два часа.

«Вставай, Сань» — говорит Леха. «Ага» — пытаюсь нащупать свои джинсы
на спинке дивана. Глаза закрыты. В голове пусто. Я не
помню, как Леха мне рассказывал, что согласился женится на
Наталье, когда та заплакала. Не помню, что звонил вчера домой в 8
вечера и мама мне рассказала о смерти бабушки Клавдии. Я
даже не помню фашистов, которых убивал пару часов назад
«кликом».

«Сань, вставай. Пойдем есть» — говорит Леха. «Ага» — джинсы я так и
не нащупал. Открываю глаза. Джинсы на кресле.

Леха вышел. Я собираю по комнате вещи. Медленно одеваюсь. Из кухни
слышны голоса. Басит Леха. Вечно спокойный голос тети Наташи,
его мамы. Крикливо чему-то возмущается Светка. Она говорит
так громко, что мне кажется, будто она тут же, в гостиной.

Я одолел вторую штанину. Ищу носки. Один. Чуть в стороне второй.
Стоя одеть их не получается. Плюхаюсь на диван. Глаза тут же
закрываются.

Что-то снова кричит Светка. Кричит так громко, что я открываю глаза.
Искать тапочки я даже не пытаюсь. Прямо в носках шлепаю в
ванную. В ванной уже Светка. «Как она все успевает?» — думаю.
Говорю: «Светка, хватит воду лить. Выходи». Под ноги
попадается собака. Доберман по кличке Линда. Пытаясь погладить,
задеваю ее рукой. Иду в кухню. Сплю на ходу. В кухне только
тетя Наташа. Сажусь и закрываю глаза. «Сань, давай ешь» —
говорит Леха. Он уже пришел на кухню. Открываю глаза. Беру
тарелку с котлетами. Снова глаза мои закрываются. «Кто-то рвался
в ванную» — слышу голос Светки. Открываю глаза. Светка с
мокрыми волосами сидит справа. Леха — слева. За моей спиной по
кухне ходит тетя Наташа и что-то говорит. Идиллия. Семейный
завтрак. Два брата и сестра сидят за столом, мама хлопочет у
плиты. Идиллия длится недолго.

Сколько? Может, две секунды, может, минуту. Время теряет смысл. Оно
появляется снова. Когда я вспоминаю, что Леха сегодня
жениться по принуждению невесты, а вчера умерла моя бабушка. Я
чувствую, что хочу спать. Закрываю глаза. В бок меня толкают.
Открываю глаза. Это — Линда.

Приняв душ, чувствую себя значительно лучше. Свежее. Тело чувствует
себя свежее. Разум же чувствует усталость от бессонной ночи.
Я просто включаю телевизор. Все мое внимание с окружающей
действительности соскальзывает на экран. Леха, Светка, тетя
Наташа суетятся, собираются. Восьмой час. Я уже собрался.
Глажу Линду — она всем мешает, поэтому пришла ко мне. Я пытаюсь
закрыть глаза. В бок толкает Линда. Она хочет, чтобы ее
гладили. Открываю глаза. Смотрю в телевизор. Там полная
бессмыслица. Кладу руку на голову Линды. Закрываю глаза. «Сань,
посмотри: машины приехали?» — говорит Леха. Открываю глаза. На
часах 8.30. Леха бегает из комнаты в комнату. В соседней
комнате кричит Светка. Каким-то чудом одеваю оба ботинка и
куртку. Дверь квартиры открывается сама. В подъезде неожиданно
прохладно. На улице неожиданно холодно.

Рядом с подъездом стоит «Волга». Окно «Волги» открывается и оттуда
высовывается голова водителя. Я что-то ему говорю. Он все
понимает и кивает мне. Поворачиваю обратно.

Дома гораздо теплее. Говорю: «Приехала машина». Леха пробегает мимо:
«Должна приехать еще одна». Возвращаюсь к телевизору и
Линде. Они меня ждут.

Приехала вторая машина. Подъехал наш общий с Лехой друг — Леха
Гунькин. Гунькин будет свидетелем. Отправляемся к невесте. Жених
и свидетель в черную «Волгу». Я в «Волгу» какого-то мутного
сиреневого цвета. Поехали.

Моя сонливость куда-то пропала. Вместо сонливости мрачное
настроение. Я вспоминаю, что сегодня Леха женится. Вспоминаю, что
вчера умерла бабушка. Один за другим в голове возникают все
плохие моменты моей жизни. Водитель краем глаза поглядывает на
меня. Я понимаю, что он ждет, когда я заговорю. У меня же нет
никакого желания с ним общаться. Я весь внутри своих
мрачных мыслей. Леха женится. И я чувствую, что вместо 200 кг
атмосферы, которые давят на каждого жителя Земли, на меня —
именно на меня! — давят не меньше двух тонн. Бабушка умерла. Не
могу сказать, что я ее очень любил. Я к ней очень привык за
двадцать лет своей жизни. Мне будет дико недоставать ее
суеты. К двум тоннам прибавляется еще тонн десять. Всего неделю
назад мы пили с Лехой пиво, и он говорил, что любит Наталью.
Он смотрел мне в глаза и говорил, а я понимал, что это он
себе пытается доказать, что любит Наталью. На меня уже давила
вся атмосфера Москвы вместе с вредными выбросами. .Два с
половиной года назад умер дед. Я тогда был в шоке. Впервые
умер близкий мне человек. Я пытался покончить с собой. Съел
несколько пачек феназипама. Теперь бабушка...

«А?» — говорю я. «Чего-то они встали» — повторяет водитель. Он
хлопает дверью и идет к машине, где сидят жених со свидетелем. На
меня снова наваливается тяжесть. Каждую минуту в атмосферу
Москвы выбрасываются килограммы вредных веществ. С каждой
минутой давление на меня увеличивается. Мелькает спасительная
мысль, что атмосфера меня расплющит...

«Букет забыли» — водитель влезает обратно в машину и давит на
сцепление. Мы с ним едем за букетом для невесты. Возвращаемся
обратно. Говорят, это плохая примета.

На пороге в дом невесты нас ждут подруги Натальи. Леха со свидетелем
должны пройти какие-то испытания. Я стою в стороне и смотрю
в небо. Пасмурное тяжелое небо. За моей спиной что-то басит
Леха. Что-то звонко отвечают подруги Натальи. О чем-то
совещаются водилы. Снова басит Леха. У меня за спиной.

В голове больше не осталось мыслей. Я мрачен, потому что... Я знаю,
почему мрачен, от мыслей уже толку никакого. Мысли заменяет
желание напиться. Напиться в хлам. Чтобы забыть вообще обо
всем. Пусть только до утра, но забыть. Меня угнетают все эти
испытания, которые устроили подруги Натальи. Я уже хочу
откупорить шампанское или вино... Пофиг что. Главное напиться. Я
смотрю в небо. Оно тяжелое и холодное. «Сань, неси
шампанское» — кричит за моей спиной Леха Гунькин.

Ставлю бутылку с шампанским на пол. Мне уже хорошо, потому что
пофигизм заполняет почти всего меня. Я — пьян. Достиг желаемого
результата. Это третья — или четвертая? — бутылка шампанского
за последние два часа. Пятнадцать минут до росписи между
Лехой и Натальей. Пятнадцать минут, и Леха станет «законным
супругом». Я стою на крыльце ЗАГС района Выхино-Жулебино.
Вокруг снуют разные довольные люди. Они то подбегают к
какому-нибудь из многочисленных автомобилей, припаркованных рядом, то
забегают в ЗАГС. Закрываясь, двери ЗАГС неприятно хлопают.
В них дребезжат стекла.

Я поднимаю бутылку. Делаю глоток и ставлю бутылку обратно. Смотрю на
суетящихся людей. Они мозолят глаза. Отворачиваюсь в другую
сторону. Оттуда, с другой стороны, приближается девушка —
не могу разглядеть ее лица. Сногсшибательная походка. Красиво
одета. Я на мгновение забываю о Лехиной свадьбе. Забываю о
смерти бабушки. Девушка приближается к крыльцу, изящно
переставляя ноги. Девушка мне улыбается. Это — Светка.

Я улыбаюсь ей. Она подходит и что-то говорит. Как обычно, говорит
крикливо. Манеру говорить так, повышая тон до крика, я ни у
кого не встречал. Так говорит только Светка. Я зачарованно
смотрю на ее улыбку и предлагаю шампанского. Светка смотрит по
сторонам — возле ЗАГС собрались родственники Буланцевых, и
Светка не хочет, чтобы они видели, как она пьет алкоголь.
Осмотревшись, Светка берет у меня бутылку и делает большой
глоток. Возвращает мне бутылку.

Хлопает дверь. Дребезжат стекла. Светка уходит в ЗАГС. Я снова
остаюсь один на крыльце. Делаю еще глоток шампанского. Моего
пофигизма становится на один глоток больше.

Через несколько минут меня зовут в ЗАГС. Не хочу туда идти. Не хочу.
Не хочу видеть, как Леха распишется. Не хочу видеть, как
Наталья оденет ему кольцо. Как она закольцует моего друга.
Вчера я потерял бабушку. Сегодня я теряю друга. Даже не друга,
а брата. «Саш, пойдем.

Тебя Лешка зовет» — говорит Лехина тетя. Ставлю пустую бутылку на
крыльцо. Хлопает дверь. Неприятно дребезжат стекла.

В ЗАГС можно ходить только боком. Здесь очень тесное пространство, и
все это пространство набито людьми. Все женщины одеты в
платья. Большинство мужчин одеты в костюмы. Лишь немногие одеты
так же, как я: в свитер и джинсы. Леху и Наталью подзывают
к столу. Наблюдаю за ними на расстоянии метров десяти. Тетка
средних лет просит Леху расписаться. Тетка улыбается. У
меня кружится голова. В ушах звон. Кажется, что мозг пытается
выбежать из головы. Перед глазами все плывет...

Леха кладет ручку. Его обнимает тетя Наташа. Поздравляет. Потом
обнимает Светка. Она неожиданно начинает плакать и отходит в
сторону. Леху уже обнимают другие родственники. Светка достает
платок и торопливо вытирает слезы. Она похожа на ребенка.
Наивного и доброго. Я смотрю на Светку, Леха где-то на заднем
плане.

«Церемония вступления в брак» — так официально называется роспись в
ЗАГС — закончилась. Гости Лехиной свадьбы расходятся по
машинам. Мы со Светкой вместе сели в белую «девятку». Впереди
Светкина тетя и ее муж, сзади — я, Светка и ее брат лет
двенадцати. Пока гости Лехиной свадьбы толкались в раздевалке и
неспешно выходили на улицу, я успел купить еще одну бутылку
шампанского и в несколько глотков прикончить ее.

Мы поехали на Красную площадь. Я смотрел в окно. Мелькали
прямоугольники зданий. Между ними мелькало серое тяжелое небо. Я
прилип к стеклу лбом. Бессмысленно фокусировал зрение на
незнакомых домах. Меня абсолютно не интересовали люди за окном. Ведь
они не знали, что женится не по своей воле мой друг. Что
умерла моя бабушка. Они шли вперед. Шли назад. У них были свои
трагедии и радости. Может, кто-то из них хотел напиться...

«А?» — отрываю голову от стекла и поворачиваю ее к Светке. «Не
грусти. Чего теперь поделаешь? Надо жить дальше» — говорит Лехина
сестра.

Неудачно пытаюсь улыбнуться: «Угу». Я отворачиваюсь обратно к
стеклу. Там снова бегут дома, идут люди.

Все трагедии в мире происходят лишь потому, что мы хотим, чтобы они
происходили. Я, например, не могу жить без трагедий, поэтому
они происходят вокруг меня. Мне необходимо чувствовать себя
жертвой этого мира. Мой друг женился, того не желая. И я
жертва. Умерла бабушка. И я жертва. Если мы не чувствуем себя
жертвами, то жизнь теряет смысл.

Даже в Библии сказано, что человек должен пройти через множество
страданий, чтобы попасть в рай. Я сомневаюсь, что попаду в рай,
но вот через страдания прохожу. Страдаю, чувствую себя
жертвой. Чувствую, что жизнь движется. Кого-то страдания ломают.
Они пассивны в жизни. Таких молчаливое большинство. У
кого-то страдания, причиняемые миром, вызывают ненависть и
желание отомстить миру. Таких меньшинство. Меньшинство нуждается в
страданиях, иначе ненависть проходит.

Красная площадь нисколько не красная. Низкие тучи отражались в
камнях площади, поэтому камни казались бледно-серыми. Ну, может
не бледно-серыми, но красными они точно не были. Я смотрел
под ноги. Смотрел на черные носы своих ботинок.

По пути от ЗАГС района Выхино-Жулебино мной успел овладеть сушняк. Я
взял у кого-то бутылку с минеральной водой. Глоток. Еще
глоток. «А-а, хорошо» — проносилось в голове. В сопровождении
бутылки с минералкой и Светки я отправился гулять по Красной
площади.

Впервые я оказался в центре Москвы, на Красной площади в такой
огромной компании. Я перебрасывался веселыми фразами с гостями
Лехиной свадьбы, хотя полной уверенности в том, что это гости
именно Лехиной свадьбы, у меня не было. Помимо нас здесь же
гуляли еще четыре свадьбы. Такие выводы я сделал, подсчитав
женщин, одетых в свадебные платья. Женщин было четыре.
Вместе с Лехиной невестой — пять.

Глоток. Еще глоток. Струя минералки приятно охлаждало все внутри,
стекая в желудок.

Затем я занялся подсчетом количества автомобилей в свадебных
кортежах. Благо автомобили с разных свадеб кучковались в разных
углах. К огромному моему удовлетворению, больше всего
автомобилей оказалось в нашем кортеже.

Глоток. Еще глоток. «А-а» — удовлетворенно произношу про себя и
улыбаюсь в никуда. Я посмотрел на Леху. Его лицо сияло. Я забыл,
что он мне рассказывал неделю назад, что он мне рассказывал
месяц назад. Сейчас мой друг был счастлив. А я был счастлив
за него. Глоток. Еще глоток.

Кто-то позвал всю Лехину свадьбу фотографироваться на фоне Храма
Василия Блаженного. Я взял под руку Светку и мы почти бегом
направились к пятачку, где все уже улыбались в фотокамеру. Мы
со Светкой встали в первый ряд. Я спрятал бутылку с
минералкой за спину. Улыбнулся. Глаза ослепила фотовспышка.

Когда мы подъехали к банкетному залу в Красногорске, было уже темно.
По дороге я уснул, уткнувшись в шею Светки. Теперь она
толкала меня в бок, чтобы разбудить. «Чего?» — пробормотал я.
«Приехали. Вылезай, говорю» — повторила Светка. Я вышел из
машины и сладко потянулся.

После сна я не помнил, что у Лехи сегодня свадьба, что вчера умерла
моя бабушка. Вокруг было лишь ощущение праздника и я
поддался этому ощущению. Несколько метров от автомобиля до дверей
банкетного зала я просто чувствовал себя хорошо.

Шаг. Еще шаг. В голове лишь беззаботность.

Шаг. Еще шаг. Внутри расцветал прекрасный цветок. Он всегда цвел,
когда я чувствовал себя хорошо. Цветок распускался и
благоухал.

Шаг. Еще шаг. Я взошел на крыльцо. Постучал ботинками, сбивая снег.
Я открыл дверь. Внутри, в зале я увидел Леху в свадебном
костюме. В галстуке, который ему повязывал утром минут
пятнадцать Леха Гунькин. Рядом, держа моего друга под руку, стояла
Наталья. На ней было свадебное платье. Я сразу все вспомнил.
Я вспомнил, как за месяц до свадьбы Леха рассказывал мне,
что не хочет жениться на Наталье. Что безумно любит девушку по
имени Катя из своего Университета, но не решается
признаться ей в любви. Я вспомнил, что бабушка, которая по-своему
очень любила меня, умерла сутки назад от кровоизлияния в мозг.
Умерла мгновенно. Я вспомнил все это. Моя улыбка сползла
куда-то на пол. Я чувствовал, как мое лицо каменеет в выражении
отчаяния. Я снова хотел напиться. Действие выпитых бутылок
шампанского заканчивалось, и я хотел напиться. Чтобы обо
всем забыть. Хотя бы на несколько часов забыть. Провалиться в
пропасть бессознательности. Я рыскал по залу глазами в
поисках бутылки с водкой.

Гости не торопились идти за стол. Они говорили какие-то напутствия
молодым. Посыпали их рисом и конфетами. Молодым предлагали
откусить каравай. Предлагали разбить бокалы. Внутри меня
прекрасный цветок засох. Лепестки его опали. Лишь сухой стебель
вонзился в позвоночник.

Я не хотел всего этого видеть. Я желал скорее напиться. Толстая
женщина с невообразимо уродливым лицом сильно кричала в
микрофон. Ее неприятный голос, усиленный колонками, оглушал меня.
Это была тамада. Напиться хотелось еще больше.

Я сидел, закрыв дверь, на полу в туалете. Напротив меня, на уровне
глаз, стоял белоснежный унитаз. Я упирал подбородок в колени.
В правой руке у меня было огромное вафельное полотенце,
которое я снял с крючка над умывальником. Я упирался взглядом в
унитаз. Он стоял самоуверенный и непоколебимый. Я же был
жалок. Я рыдал. Из моих глаз градом сыпались огромные слезы.
Мне было противно, но поделать я ничего не мог. Слезы текли
по лицу. Капали на джинсы. Капали на ботинки. Капали на пол и
образовывали лужу. Я не плакал больше двух лет. Два с
половиной года назад рыдал над гробом деда. Мои слезы капали на
его застывшее лицо. Теперь они капали на кафельный пол в
туалете Красногорска. После того, как мы уселись за стол, я
первым делом налил себе водки. И тут же залпом выпил ее. Слева
от меня сидела Светка. Ей не нравилось то, что я хочу
напиться. Она убрала от меня бутылку. Тогда я взял со стола другую
бутылку водки, налил еще один стакан. В несколько глотков
осушил его. Светка забрала у меня и другую бутылку водки.
Рядом со мной больше не было водки. Я попросил Светку отдать мне
водку. Она замотала головой и сурово сказала: «Нет». Я
беззлобно назвал ее заразой. Я встал и пошел к Лехе. Я обнял
своего друга, которого терял сегодня навсегда. Глаза мне
застилала мутная пелена. Я обнимал Леху, хлопал его по спине.
Сквозь пелену я видел лишь черное сукно пиджака.

Голова моя закружилась. Невыносимо хотелось плакать. Хотелось рыдать.

Я пошел в туалет.

Слезы все текли. Они расползались мокрыми пятнами на моих джинсах.
Слезы растекались по щелям между плитками кафеля. Маленькими
ручейками заполняли русла на полу туалета. Я спрашивал:
«Почему?» Я спрашивал Его, Который все знает и все видит.

Короткое мгновение слабости. Оно длилось минуту. Или, может, пять
минут. Я не знаю. Время потеряло для меня значение в мгновение
слабости. Я осознал, что допускаю слабость. Сказал себе: «Я
— мужчина. Я не имею права плакать». Встал на ноги, открыл
дверь туалета и пошел к умывальнику. Я ополаскивал лицо
холодной водой и смотрелся в зеркало. Оттуда на меня смотрело
бледное лицо какого-то юнца с красными-красными глазами.
Обтерев лицо полотенцем, я пошел обратно в банкетный зал. Там все
уже танцевали. Меньше всего мне хотелось танцевать. Мной
владело желание сесть где-нибудь в углу и пить водку, чтобы
забыться окончательно.

Я снова лежал на диване в гостиной в доме Буланцевых. Я лежал на
животе, над моим разбитым затылком колдовала Светка, Светочка,
как ее называет тетя Наташа. Светочка мой затылок мазала
зеленкой.

Я все-таки напился до бессознательного состояния и разбил затылок,
ударившись при падении о раковину или унитаз в туалете. Тетя
Наташа и Светка решили увезти меня к себе домой и там
врачевать. Домой к Буланцевым меня и Светку привезла все та же
белая «девятка», на которой мы катались по Москве. Я выбрался
из машины и, качаясь, добрался до квартиры. Затем, на ощупь
добравшись до гостиной, быстро посбрасывал с себя одежду и
улегся на диван. Светка принесла спирт, зеленку и вату. Она
тоже была сильно пьяна. Светка мазала мой затылок спиртом и
что-то шептала мне на ухо. «Угу» — отвечал я. Светка мазала
мой затылок зеленкой и снова что-то шептала. А я просто
уткнулся лицом в подушку и слушал Светку.

«Все. Вроде бы все замазала» — сказала Светка и вышла из гостиной. Я
повернулся на спину. Сил открывать глаза не было. Свет
казался кроваво-красным, просвечивая сквозь веки. Я
прислушивался к голосам Светки и тети Наташи. Их голоса сливались в
общий гул. Этот гул убаюкивал меня.

В гостиную неслышно вернулась Светка. Она уселась на край дивана и
смотрела на меня. Какое-то мгновение, и она решилась. Она
впилась своими мягкими и сочными губами в мои губы. Я
по-прежнему не открывал глаз. Где-то в соседней комнате была тетя
Наташа. А здесь, в гостиной, мы жадно целовались со Светкой. В
моей голове мелькали ее голубые глаза. Ее улыбка. Я целовал
Светку в шею. Прошли минуты, может, секунды. Время уже в
третий раз за этот бесконечный день потеряло свой смысл. Светка
вышла из гостиной и я погрузился в темноту. Черная
засасывающая темнота была вокруг. Я забыл обо всем. Я помнил лишь о
Светке, Светочке, как зовет ее тетя Наташа. Волна нежности
захлестнула меня. Вокруг была тьма. Внутри меня была лишь
нежность к Светке.

Рыбин, январь 2004 год