Создан для блаженства (под редакцией Льва Пирогова)

Одесса, хрущёвская денежная реформа, витрины магазинов с
фантастическими ценами «С 1.01.1961». В десять раз меньше, чем были
«до». Мы, дети, как впрочем и многие взрослые, абсолютно не
понимаем, что это означает снижение в четыре раза
эквивалентного содержания золота в той же самой зарплате, какая
номинально станет в те же 10 раз вроде бы больше, а фактически в 4
раза меньше... и через десяток лет начнётся расплата...
Безногие инвалиды войны на тележках с колесами из подшипников,
медали «За освобождение...» с отпиленными ушками для игры в
«пожарА», то есть — стопка монет устанавливается на расстоянии
нескольких шагов, все по очереди бросают свою медаль (или
металлический рубль) к куче, первым бьёт по стопке тот, чья
«блая» легла ближе. Если разбил стопку — ясно, что первый.
Цель — с помощью ударов «блаей» перевернуть монеты и забрать,
естессно, себе. Играют и дети, и взрослые. Взрослые с детьми
играют редко. Не те ставки. У детей уговор — играть «до
косточки», а то — мама посылает в магазин и пацан, демонстрируя
деньги, после проигрыша десяти копеек — «сваливает»...
Привозимые из других городов правила — «у нас не канают» — в
каждом городе есть свои представления как играть в эту игру, и
даже названия разные.

У детей есть и свои игры — убей меня, не вспомню, как называлась
игра, но смысл её был следующий: играли на «картинки» —
этикетки от консервов — стандартный размер, прямоугольник со
стеклянной банки, это были «остатки роскоши былой» — прямо
иллюстрации к «Книге о вкусной и здоровой пище» — таких консервов
уже никогда потом не выпускалось. Пачки этих «картинок»
воровались с рубероидного завода, где они использовались в
качестве сырья для изготовления рубероида. И продавались нам,
пацанам, по стандартным ценам — около копейки за картинку, и мы
на них играли в ту самую игру — пластилиновая (или иногда
свинцовая) «блая» диаметром 7–8 см бросалась одним играющим, а
второй должен был своей «блаей» попасть к «блае» противника
настолько близко, чтобы быть в состоянии дотянуться от
одной «блаи» к другой пальцами одной руки. Это был выигрыш одной
картинки. Бесконечные тренировки по растягиванию пальцев
руки. Если между «блаями» было близко, то — «спичка», то есть
две картинки, если — соприкосновение, либо нахлёст — три.
Или 5–10–15, или 10–20–30... Развивался глазомер, расчёт и
азарт... Не обязательно было «пядить», можно было бросить свою
«блаю» в противоположном направлении, чтобы противник
оказался в положении преследователя, а не преследуемого, можно
было спрятаться, бросив свою «блаю» за какое то укрытие, чтобы
при броске игрока не видно было, как она лежит. Долги,
проигрыши, драки, воровство и торговля «картинками» — всё имело
место...

Была ещё «маялка», мешочек, наполненный по-моему семечками
подсолнуха, хотя нет – что-то потяжелее, но именно семена, кажется...
Его надо было подбивать внутренней стороной стопы, так,
чтобы он не падал на землю. Были спецы, делавшие это
бесконечно. Те, у кого не получалось, утешались тем, что «говорят, от
этого яйца не развиваются, как надо» — мол, перегружаются
мышцы паха...

Прятки, казаки-разбойники, в «войнушку», «штандер-штандер» с
подбрасыванием вверх мяча и выкрикиванием имени того, кто должен
его поймать, а остальные разбегаются, пока не поймал названный
товарищ, а далее должен этим мячом попасть в кого-то из
остановившихся в момент захвата «штандером» мяча... Обыденно и
известно. Но лично у нас была игра, видимо, в связи с
фильмами о мушкетёрах (что-то не помню, чтобы кто-то читал Дюма) —
в фехтовальщиков. Длинный кольцевой подвал под домом, с
залами и «тайными» выходами — и мы, с рапирами, сделанными из
проволочного прутка, с чашками из колёсных дисков от
выброшенных детских колясок — как остались целы глаза и прочие части
тела — ума не приложу. Просто дрались на шпагах, не в честь
дамы и «не один за всех».

Вообще драка как игра — процветала. Бороться на газоне до победных
соплей противника, дать кулаком с зажатым в нём
свежевыплавленным свинцовым кастетом («рыбка») по голове обидчику,
побоксировать в квартире в перчатках старших братьев, у некоторых
процветала забава пойти «хутором на хутор», «парком Ильича
на парк Савицкого», но это уже другие истории, не совсем об
играх, точнее уж совсем не об играх...

В немцев и русских не играли — это было уже чуть-чуть следующее
поколение. Видимо, среди нас было много тех, кто не представлял
себе, как можно (пусть только в игре) быть фашистом...