Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

• Начало.

Из новой книги «Русские врата»

Аграфандр активно выдвигал дело объединения христианских церквей, в
особенности православия и католицизма. Ему казалось, однако,
что иерархии действуют слишком медленно в этом направлении
и даже активно мешают. Потому он предлагал сближение
христиан разных конфессий снизу. Он сочинил письмо, которое
отправил своему другу, новообращенному православному. Тот
переправил письмо известному духовнику, который сделал исправления и
добавления и пустил в самиздат под названием «Экуменизм
рядовых христиан». Письмо другу было написано по-русски, и
каково было удивление Аграфандра, когда увидел свой текст в
западном издании в переводе на иностранный язык. Его «соавтор»
был православным священником и криптокатоликом, хотя,
американский пастор уверял Аграфандра, что был, на самом деле,
тайным протестантом. Через много лет духовник, получивший
известность на всю страну и за ее пределами, был убит топором, как
топором убивали друг друга православные и греко-католики в
разные времена, о чем повествует Валентин Мороз в своей
«Хронике сопротивления».

Аграфандру удалось также общаться с православными более
традиционного направления. Они, наподобие Достоевского, считают
православие чисто русской религией и не допускают возможность для
русского человека быть неправославным. О них Аграфандр думал
не иначе, чем думал Бердяев о Розанове: Нет ни единого звука,
который свидетельствовал бы, что православные националисты
приняли Христа и в Нем стали искать спасение. Они сейчас
держатся за христианство, за православную Церковь по
посторонним, не религиозным соображениям и интересам, по мотивам
национальным, житейско-бытовым, публицистическим. Нельзя быть до
того русским и не иметь связи с православием! Православие
так же нужно им для русского стиля, как самовар и блины. Да и
с «левыми», с интеллигентами и нигилистами легче
расправляться, имея в руках орудие православия... Они видят в русском
западничестве чисто русское самоотречение и смирение.

На летних курсах русской культуры Аграфандр подружился с молодым
человеком из Рима из состоятельной семьи, по кличке «Дьячек»,
так как любил служить на литургии восточного обряда. Был
тучный, но опрятный, и довольно большого роста. Убеждал всех,
что не умел завязывать галстук и шнурки на туфлях. Так и ходил
всегда с развязанными шнурками. Вдобавок был не вполне
чистоплотным и слегка вонючим. Во всем остальном, или почти во
всем, славный парень. Был специалистом по церковнославянскому
языку и, впоследствии, стал его преподавать в университете.
В двадцать-два года говорил великолепно по-русски,
прекрасно знал русскую литературу, а, главное, всю литургию — Иоанна
Златоуста и Василия Блаженного. Досконально знал типикон,
служебник, часослов, минею, книгу молебных пений, октоих или
осмогласник, и всякие стихири, антифоны, прокимены, ектении,
икосы, кондаки, ирмосы, тропари, и катавасии. Если б не его
одержимость женским полом он бы обязательно стал
священником. После очередного любовного разочарования, он появился в
доме Аграфандра. Где-то к вечеру, заявил, что, так как
любимая его покинула, нет смысла в жизни, и покончит
самоубийством. Аграфандр пригласил его на балкон и предложил ему сразу
броситься. В эту ночь Дьячек спал на кровати вместе с
Аграфандром и его женой, так как в малюсенькой квартире другого
удобного места не было. А на полу ему почивать не хотелось. Спал
в середине, занимая своим огромным телом почти всю кровать.
Кроме неспособности завязывать шнурки и галстук, у него
была только еще одна мания: он мечтал о сочетании секса с
богословием, причем строго католическим. «Связь пола с Богом —
большая, чем связь ума с Богом, даже чем связь совести с
Богом» — говорил Василий Розанов.

Церковно-эротические мечтания Дьячка по смелости не уступали
предложениям Розанова: чтобы «новобрачным первое время
предоставлено было оставаться там, где они и повенчались», ну, хотя бы
«суток семи», а лучше «до ясно обозначившейся беременности»,
«при мерцающих образах, немногих зажженных лампадах, без
людей, без посторонних, без чужих глаз, без чужих ушей... в
доме молитвы... в храме с открытым куполом... под звездами».
«Царствие Божие подобно Чертогу Брачному». Кроме чертога
брачного, украшенного «деревьями и цветами», Розанов далее
предлагает включить в архитектуру православного храма бассейн.

Рационалисты из диссидентов доказывали Аграфандру несостоятельность
писания на основе евангельских генеалогий. Как ты объясняешь
тот факт, что и Матфей и Лука ведут родословную Иисуса
через Иосифа, а не через Марию? Ведь по христианскому догмату не
он настоящий отец Христа? Аргументирующий подобным образом
был физик-математиком, ничего об историографии, текстологии
и т.п. не знал, и был убежден, что все решается абстрактной
или формальной логикой. Видимо, он считал, что священное
писание нужно понимать дословно. И этим он ничем не отличался
от христианских фундаменталистов. Аграфандр растерялся, и не
мог придумать, что ответить.

Почему евреи вдруг стали определять потомственность по материнской
линии: еврей тот, у кого мама еврейка? — сказал Начальник
Аграфандру много лет спустя. Сам и ответил — «Евреи мудрый
народ. Надежнее. Не может быть полной уверенности в том, кто
отец ребенка».

«Откуда это? — сказал рабби Йоханан от имени рабби Шимона бар Йохаи:
“Потому что говорит Писание: “Ибо отвратится сын твой от
[следования] за Мною...” — сын Твой от еврейки называется
“сыном твоим”, а сын твой от нееврейки не называется “сыном
твоим”, но “ее сыном”».

Начальник писал: Где же истина, и где ложь в спекулятивных поисках
Христа? Истина неуловима, как неуловима историчность Иисуса.
Ибо у истины нет убедительных критериев. Ее легче определить
от обратного или же в бинарной оппозиции. Жизнь-смерть. Как
только мы начинаем жить, становимся смертными. Дух-пук.
Хохма-хохма. Правда-Ложь. Как только мы начинаем формулировать
правду, она вырождается и приобретает лживые черты, делается
неправдоподбной, как иногда бывает правдопободной ложь.
Августин пытался определить, что такое ложь — легче. И если мы
знаем, что такое ложь, мы приближаемся к пониманию истины.

Истина не победа в споре. Предрассудок, хоть и достойный порицания,
но вполне может совпадать с истиной. Истина не соответствие
реальности, ибо реальность, вне ее понимания и представления
о ней, не существует. Какое может быть соответствие знания
вещам, если наше знание вещей постоянно меняется?
Когерентность тоже не может быть критерием правды — мы можем
определить верно, истинно то или иное утверждение лишь внутри
определенной системы знаков. И то, по Геделю, любая языковая
система способна формулировать истинные заявления, которые не
могут быть ни доказаны, ни опровергаемы в рамках данной системы.
Иными словами, «доказуемость понятие более слабое, чем
истина» (Хофштедтер). Истина как откровение? Но для кого, какое
откровение. Иудеи, христиане и мусульмане прекрасно знают,
что такое, или скорее, кто такой или кто такая Истина. Но это
не имеет никакого практического применения. И не могут
утверждать, что познали ее. Для них она непостижима по
определению — писал Начальник.

Фассмер намекает, что русское слово «манда» — от Магдалины. А манда
по-арамейски это гнозис — тайное, скрытое, доступное только
посвященным знание. Мандеи являются последователями Иоанна
Крестителя, практикуют омовение и называют себя назореями, а
Иисуса Пророком лжи.

Владимир Соловьев искал Софию — нашел католическую церковь. А
католическая церковь — считает Элифас Леви — и есть хранительница
тайного знания, собственно Гносиса. Ее официальное учение
лишь для народа Божьего, непосвященных. Тайное учение Христос
раскрыл только ближайшим своим ученикам. Толпе он говорил
притчами. Климент Александрийский говорит о Тайном Евангелии
от Марка, что оно предназначено не для многих, а только для
посвященных. О существовании и культивировании Христом узкого
круга избранных учеников говорят и «официальные» священные
книги.

...знаю о таком человеке... что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать. Таким человеком могу хвалиться...—

пишет Павел (2 Кор. 12:2–4). Таким человеком был тот юноша, которого
всю ночь Иисус учил тайне Царства Божия. Таким человеком
был Петр, которому Иисус обещал вручить ключи царства
небесного.

Неизреченные слова, которые гностики узнали, пересказали, тем самым,
нарушая тайну. Ложному гностику Карпократу, по словам
Климента, удалось выманить копию Тайного Евангелия, которое он
истолковал «согласно своим плотским богохульным представлениям
и осквернил, смешав святые непорочные слова с самой наглой
ложью». Во всяком случае, гностики давали святыню псам, и
жемчуг бросали перед свиньями. И зря исследователи ищут
другого ответа на вопрос, почему церковь уничтожила гностические
тексты, и в процессе установления канона уничтожала или
убирала апокрифические писания. Ответ один: потому что тайное
учение для того и тайное, чтобы оно не было гласным.

Профанация и безответственное распространение «ложными» гностиками
заставили раннехристианскую церковь объявить тайное знание
вне закона и принимать жесткие меры против нарушителей —
мнимых гностиков, еретиков и представителей эзотерических
содружеств. Церковь запретила инициацию. Тайное охранялось и
охраняется столь ревниво, что стало уже недоступным для самих
охранников. Церковь потеряла ключи. Таково положение дел по
Элифасу Леви.

Иногда, однако, католическая церковь открывает окошко над тайной
бездной, и сразу, как ни в чем не бывало, закрывает его. Бог —
отец и мать, говорил римский папа как бы мимоходом. Но
тайна, как писал Казанова

...непостижима по самой природе своей, ибо [человек], владеющий ею, не узнал ее от другого, но разгадал сам. Если эта тайна открылась ему, то это потому что... он... наблюдал, рассуждал и делал выводы. Сумев постигнуть ее, он остережется разделить открытие свое с кем бы то ни было, даже и с лучшим своим другом... Ведь если тому не достало таланту проникнуть в нее, то тем более не получит он никакой пользы, услышав ее изустно. А потому тайна сия пребудет тайной вечно.

Но дело даже не в пользе. Если человек сам не дошел, и ему
объясняют, то обязательно он поймет не так, и обязательно расскажет
не то. Потому есть тайны, которые «нельзя толковать одному,
разве что он учен и понимает по собственному разумению».