Проза

Сделано в Казахстане 4.

Альфия Макаримова. Фокусник Георг грустно пинал коричневую листву

Фокусник Георг грустно пинал коричневую листву. Иногда под листвой
оказывалась лужа, и тогда в грязные прохудившиеся ботинки просачивалась
вода. Ботинки у Георга были грязными не оттого, что на улице была
грязно, а оттого что Георг не любил их чистить.

Погода этой зимой была такой же гадкой, как и настроение у Георга.
Из цирка его выгнали. Как всегда, нашелся человек, который обскакал
Георга в фокусах. «Ваши фокусы старомодны», – сказал директор
цирка. «Так и сказал, – сокрушался Георг, – старомодны. Наверное,
это модно, но по-старому, он имел в виду, а может, просто зацепился.
Скорее всего, новый фокусник дал директору взятку, или он директорский
племянник, или и племянник, и взятку дал».

Хотя, почему уволили именно Георга, Георг понять не мог. Он был
хорошим фокусником. Экспериментирующим и ищущим новых впечатлений
для зрителя. Дети на его выступлениях смеялись. Он сам придумал
фокус: вытаскивать из детских карманчиков не шарики, а маленькие
игрушечные танки. Правда, этот фокус был весьма разорителен: дети
вопили во все горло, если дядя-фокусник не отдавал им танк, а
вот если отдавал, то уж лучшего фокуса не сыскать во всей вселенной.
Но дешевые танки в ближайшем от цирка магазине закончились, и
пришлось покупать маленькие машинки, а потом и конфеты. С конфетами
был самый неудобный фокус – они все время выпадывали из запасного
рукава Георга, потому что были мелкими. И потому что Георг привык
уже к размеру игрушечных танков.

А как забавно мамаши шикали на своих детей, что бы те вернули
игрушки фокуснику, но фокусник уже уходил к другим мамашам и их
детям. И в следующий момент вытаскивал маленькую резиновую грушу
с молоком из декольте особенно хорошенькой мамаши. Та смущалась,
краснела, а Георг уже был в центре арены и лил молоко из груши
в пустой горшок, из которого на глазах у зрителей вырастал бумажный
цветок.

Но Георга уволили. А ведь он так и не показал свой главный фокус.
Фокус с зарезанной собачкой. Он готовил его. Он уже придумал название
ему: «Фокус Иисуса». Это звучало. Георг в иллюзию не верил. Он
не любил этих разрезанных в коробках женщин с длинными ногами.
Он мечтал, что на арену цирка выйдет женщина-ангел в белых одеяниях,
встанет перед ним на колени, а он воткнет шпагу в ее грудь… Женщина
упадет, заливая кровью белую ткань и грязный пол цирка. Георг
произнесет над ней заветные слова, и она встанет на поклон перед
зрителями, улыбаясь. Он верил в силу святых слов. Однако женщины,
согласные на фокус с живым словом, не попадались. А собачки попадались
всегда. Но теперь этот толстый мерзкий директор не даст осуществить
задуманное. Позавчера умерла сорок вторая собачка, глупая уличная
дворняжка. Он заманил ее к себе домой: нес перед ней палочку вкусно
пахнущей ливерной колбасы. Она бежала за ним такая доверчивая,
такая милая. Георг хлюпнул старым ботинком в очередную лужу, и
слезы жалости потекли по его щекам. «Бедные собачки».

Ему было больно и обидно за всех убитых им собачек. Он понял только
теперь, что фокус нужно было делать иначе, веря в иллюзию, а не
святые слова. И все было бы хорошо. И не нужно было бы думать
о душах убитых собак. «А интересно, у собак есть душа? Наверно,
у животных нет души, значит, я не виноват». Мысли о фокусе, который
Георг не доделал, стали отвлекать его от мыслей, что он потерял
работу. «Да так всегда, – говорил себе Георг, – ты еще о работе
думаешь, а она о тебе уже нет».

То, что происходило с Георгом сейчас, происходило с ним не впервые:
ему шел сорок пятый год, и увольняли его уже не раз. Он кочевал
из цирка в цирк, из города в город. Однажды жизнь ему так опротивела,
что он решил тихо запить и больше никого никогда не видеть. Первых
два дня ему было плохо от спиртного, потом он пить перестал, грустно
лежал на старом помятом диванчике и говорил, что вся его жизнь
– сплошная неудача. Он перестал есть и мыться. Пока его в таком
состоянии не нашел администратор цирка и не уволил. Но тогда Георг
был молодым и сильным. Умереть, лежа на диване, ему не удалось,
поэтому он решил жить. Сейчас силы были уже не те. Умирать при
этом не хотелось. И ноги к тому же стали ощутимо замерзать. Георг
решил не впадать в панику, а пойти домой, выпить чаю и решить,
что делать дальше.

«Да, именно так, – бормотал он себе под нос, – приду домой, выпью
чаю и решу, что же делать дальше, выпью чаю и решу». Он повторял
и повторял это, пока в какой-то момент не понял, что если он,
Георг, чаю не выпьет, то решить, что делать дальше, уже точно
не сможет.

Он перебежал через дорогу и пошел рядом с мокрой грязной трассой.
Георгу хотелось скорее оказаться дома. «Побыстрей, побыстрей».
На перекрестке внезапно вывернувшая из-за угла машина обдала его
грязью. «Это к богатству… – извинился за машину вслух и никому
грязный Георг. – Побыстрей, побыстрей». Он шлепал мокрыми ботинками
по лестнице своего дома: «Да, я не богат, но я актер… я работаю
в цирке… я нужный человек… нет, не нужный… и из цирка меня уволили…
ну и пусть грязны мои брюки, и ботинки пусть будут грязными. Я
не нужен в цирке, но я нужен себе».

Георг открыл двумя ключами фанерную дверь, верхний замок и нижний.
Пошаркал ногами о половичок, лежащий в коридоре, снял ботинки
и прошел в зал. Квартира у Георга был из двух комнат. За скромным
залом следовала скромная спальня. Когда Георг хотел прибрать в
своей квартире, то все вещи из зала бросал в спальню. Люди, приходившие
в гости, в спальню не проходили, да и последних полгода гости
к Георгу не заходили вообще.

– Ну, и где мой чай? – никого спросил Георг. – Ага, спасибочки.
Вот и чайничек, вот и заварочка. Все у меня будет хорошо. Да вот
не знаю, будет ли, – он залил в керамический чайник кипяток и
втянул носом запах чая. – Будет, будет, фокусники не сдаются,
они фокусничают. Ха-ха, как сказал, а, ведь как сказал: «фокусники
фокусничают», – порадовался себе Георг.

Он сел за стол, развернул бумажный пакет с печеньем и, громко
прихлебывая, стал пить горячий чай.

– Не лето, – продолжал вслух Георг, – не пропаду. Ходят же по
домам Деды Морозы, детей развлекают, и я пойду. Ведь я лучше,
чем дед Мороз. Веселей. От детей ничего не потребую. А фокус покажу.

Георг порадовался своей выдумке, стал ходить по квартире и разговаривать
с воображаемыми детьми, он показывал им фокусы и рассуждал о новогодних
каникулах, или, если они еще маленькие он говорил с ними о снежках
и снеговиках. Спрашивал, любят ли они Новый год, рождественские
праздники, и уточнял, понравились ли им его фокусы. Воображаемым
детям фокусы Георга нравились больше чем, если бы к ним пришел
Дед Мороз. Дед Мороз был уже в прошлом году, а Георга они ждали
и в следующем. Он так увлекся, что не заметил, как за его спиной
жалобно затявкала маленькая собачка.

– Кто здесь? – обернулся фокусник.

– Тяв, – тявкнула коричневая дворняжка с глазами цвета и размера
консервированных оливок.

– Ой, это ты, – сказал Георг. – Откуда? Неужели померещилось?

– Тяв, тяв.

«Фантом, – подумал Георг, – с фантомами лучше не шутить. Или реальность?
Но как и откуда? Кара или награждение?». А вслух сказал:

– Есть хочешь, маленькая? И как это ты оказалась здесь? А я то
думал, ты умерла. Ведь, когда я выносил тебя в тот вечер в полиэтиленовом
пакете, ты не дышала. Отошла на помоечке, отвалялась, и пришла
в себя. Как же ты меня тогда напугала. Я думал, что это конец.
Ну, – собачка виляла Георгу хвостом, – есть у меня в шкафу тушенка.
Сейчас я тебя накормлю.

И Георг, предаваясь размышлениям о странном появлении собаки,
пошел открывать платяной шкаф, но только он потянул дверь шкафа
на себя, как из него выпрыгнул белый пуделек. И тоже затявкал.

– А ты здесь откуда? Что за странный розыгрыш?! Кто это сделал,
кто меня разыгрывает?! Ты – мой неудавшийся фокус. Я знаю и помню
тебя, я помню вас всех. Чего распрыгалась? – Он оттолкнул белого
пуделька, прыгающего перед его лицом и пытающегося лизнуть его
в нос, собачка взвизгнула, Георг пожалел о своем опрометчивом
действии:

– Ой, Жуля, Жулечка.

Георг расплакался от умиления и стал чесать обеих собачек под
подбородками, собачки визжали от восторга, прыгали и тявкали.

– Ну-ка цыц. Нечего громко лаять, небось, не в частном секторе.
Марш на кухню.

Марш собачек на кухню – это было зрелище: собачки встали друг
за другом и стали, как хорошо дрессированные лошадки маршировать.
Георг заскользил в домашних тапочках вперед на кухню, голова его
была занята тем, кто так мог пошутить и чем накормить собачек.
Он себя чувствовал в долгу перед ними. Ведь они были его неудавшимся
фокусом. Банка тушеного мяса у Георга была одна, а собачки были
дворовые, и Георг решил накормить их супчиком, он нашел пшенную
крупу, бросил ее в воду и стал ждать, глядя в кастрюлю, когда
же закипит вода. Количество тявкающих голосов за спиной Георга
увеличивалось. Он повернул голову и увидел, что собачек увеличилось
ровно на четыре штуки.

– Вот это да, это уже какая-то псиная гостиная.

Но Георг был не прав. Псиная гостиная ждала его в зале. Вот, где
собачек было море, они выбирались из шкафа, из-под кровати и даже
из цирковой шляпы Георга. Георг не удивлялся, он давно решил ничему
не удивляться в жизни, даже абсурду, он смеялся, ведь дети и животные
всегда вызывают радость и умиление. А Георгу в тот момент было
весело оттого, что его рутинная цирковая жизнь хоть как-то изменилась.
Он валялся на диване, а собачки облизывали его щеки, нос и подбородок.
Они писали на его ковер, но он не раздражался. Георг испытывал
перед собаками угрызения совести, а поэтому позволял им все.

– И что я буду с вами делать, маленькие собачки? – Георг стал
их считать, и насчитал сорок две. Собачки на месте не сидели,
поэтому Георг каждый раз, а раз было несколько, сбивался со счету.
– Я придумаю с вами цирковой номер и стану не просто фокусником,
но еще и дрессировщиком, мои послушные маленькие собачки, вы принесете
мне славу, море славы, я слышу голос славы, славы. – Георг откинулся
на диване, раскинул руки и уверенным голосом сказал. – Да, я звезда!

В этот момент в дверь постучали. Стук был не совсем уверенный,
даже совсем неуверенный, будто поскребли. В дверь поскребли коготками.

– Еще вежливой кошки не хватало, – только Георг подумал, как собаки
открыли пасти для начала собачьего концерта «кто стоит за дверью»,
Георг успел сдирижировать «всем молчать», и недовольные собачки
побежали прятаться, кто куда.

Георг на цыпочках подошел к двери и спросил: «Кто там?».

– Я ваша соседка, – ответили из подъезда.

– Со мной соседи не общаются, – сказал Георг.

– Извините, мне очень надо.

– И что вам надо? Уж говорите быстрее, – Георг решил, что этому
неорганизованному существу, чье имя женщина, наверняка, нужен
какой-нибудь штопор или гвоздь-молоток.

За дверью молчали.

– Ну, – сердито поторопил он.

– Мне нужно с вами поговорить.

– О чем?

– Вы бы впустили сначала, дверь открыли…

– А, ну да, – и Георг нехотя открыл дверь.

В коридор вошла женщина, с желто обесцвеченными волосами, от нее
вкусно и хорошо пахло, на ней были узкие джинсики, домашние тапочки
и расклешенная разноцветная кофта в теплых тонах а-ля хиппи. «Милая,
милая», – глядел на нее Георг.

– У вас что-то горит! – сказала женщина.

«У меня горит душа», – подумал Георг и вдруг вспомнил про супчик
для собак.

– Ой, и вправду горит! – И побежал на кухню, женщина побежала
за ним. Кухня у Георга была маленькой, и пока он снимал густую
кашу с огня, соседка стояла в проходе между залом и кухней и смотрела
на его торопливые действия…

– Так о чем вы хотели поговорить? – спросил Георг, жестом предлагая
женщине пройти в зал.

― Просто поговорить. Знаете, по профессии я психолог, –
сказала она ему, усаживаясь удобней на диване. Георг замешкался
и сел в кресло напротив. – Каждый день я принимаю поток людей
у себя в кабинете. Я не частный психолог, я работаю в клинике.
Каждый день разные люди приходят ко мне и рассказывают о своих
проблемах. С утра до вечера. Представляете? Самая страшная болезнь
сейчас у детей, они боятся общества, им родители накупили компьютеров,
и дети бояться общаться между собой. И вот они приходят ко мне
и рассказывают свои фантазии. Фантазии у детей очень яркие, как
компьютерные игры. У них существуют друзья и советчики в других
мирах, они знают их по именам.

– Хотите чаю? – спросил Георг.

– Да, конечно. Так вот. – Продолжала свой рассказ соседка Георга.
– Взрослые тоже постоянно рассказывают чушь несусветную. У взрослых
комплексы. Они не умеют говорить правду ни себе, ни окружающим
их людям. Они даже мне всей правды не говорят. Каждый вечер я
выхожу с работы и чувствую, что несу бремя чужих мыслей на себе,
я переживаю за этих людей, за их судьбы. И совсем не думаю о себе.
В какой-то момент я поняла, что чужие жизни с проблемами интересней,
чем моя собственная. У меня нет ребенка, страдающего буйной фантазией,
нет мужа-алкоголика, нет сумасшедшей бабушки. Я – одна. У меня
нет ни подруг, ни друзей. Совершенно одна в большом, чужом мире.
И зная такое количество однотипных чужих историй, я не хочу жить
среди людей. Они мне противны. Гадкие, мелкие, противные людишки.
Вы слушаете меня?

Георг практически не слушал гостью, он на нее смотрел. Она была
прекрасна: ее задумчивые, готовые заплакать в любую секунду глаза
были наполнены пониманием вселенского несчастья. Георгу казалось,
что она сошла с небес и пришла к нему. Она вошла в его квартиру
и наполнила ее божественным светом и ароматом чистоты. Георг стал
нервно осматривать свои неухоженные ногти на руках и вспомнил,
что не поставил ботинки сушиться на батарею, а оставил их мокрыми
в коридоре. Потом посмотрел на замоченный собаками ковер и подумал,
сильно ли пахнет от ковра, и заметит ли его гостья запах.

– А может, вы не слушаете меня, – в задумчивости произнесла гостья,
– просто делаете вид. Вот я привыкла слушать людей…

– Как вас зовут? – спросил Георг.

– Ах, да, я не представилась, вот ворвалась в чужую квартиру,
давай рассказывать свои печали, а имени не сказала, какова?

– Так, как вас зовут? Скажите мне только имя.

– Геля. Ангелина.

– Ангел, вы Ангел.

– Мои клиенты тоже меня так называют, мы все ангелы в белых халатах.
Это профессия, она прилипает к тебе повсюду. Даже, если едешь
отдыхать. Приезжаешь на курорт, селишься в номере, где еще пара
женщин, и вот они спрашивают, кто я по профессии. А потом начинается:
«Знаете, мой любовник совсем меня не понимает. А мои дети – это
просто проклятие. Когда я мечтала о них, я верила, что моя девочка
будет юристом, как я. А теперь она заявляет мне, что будет стюардессой.
Я говорю, что она вертихвостка, она совсем не понимает мать».
И все, отпуск испорчен работой. Иногда мне кажется, что я без
работы жить не могу, а иногда, что это моя работа без меня не
может жить. И преследует меня, гадина, повсюду.

– А я, – Георг посмотрел на психолога печально, – а я потерял
работу. Сегодня.

– Не отчаивайтесь. Я вижу у вас красивое лицо и благородное, вы
себе работу найдете. С такой внешностью люди работу легко находят.

– Знаете, я последнее время занимался не работой. Ну, не совсем
работой. Я как бы все фантазировал. То об одном фокусе мечтал,
то о другом. А директор решил, что я бездельничаю, и уволил меня.

– Скажите, у вас собаки?

– Собаки? Ах, да. Сегодня появились. А как вы догадались?

– У вас тарелки на полу в кухне стоят, а собак не видно.

– А вы любите животных?

– Не очень. Ну, в детстве любила. Ну, кошек немного, да рыбки
тоже милые. У меня был аквариум.

– А у меня собаки. Много.

– А где они?

Георг наклонился к уху гостье и прошептал: «От вас прячутся».

– Какие умные собачки… – задумалась гостья, – а покажите их мне.

– Ой, их, правда, много. И они в разных местах, поверьте мне.
Вот, например, – Георг радостно встал и подбежал к шкафу.

– Тяв, тяв, – позвал Георг.

– Тяв, – ответили собачки.

– Здесь их три, – сказал Георг. – А ну, ле ап! Он поклонился,
и три собачки выпрыгнули из шкафа.

– А здесь, в моей шляпе, Вы же понимаете, эта классика, они должны
быть в шляпе. Кто здесь? – позвал Георг в шляпу. – Тяв. Милая
болонка! Хорошая моя. – Георг взял болонку на руки и поднес Ангелине.
– Погладьте ее, она милая, как кошка, и боязливая, как рыбка.

Георг бегал по комнате и показывала всех своих собак своей гостье.
Ему было радостно от обилия существ в его доме. Да и гостья к
его собачкам, видимо, хорошо относилась, и к нему. Давно к нему
хорошо не относились женщины. Он изголодался по их улыбкам, когда
они улыбаются просто ему, человеку, а не фокуснику.

– А вот еще одна собачка. Вот какой мопсик миленький.

– А вы их как-нибудь зовете?

– Нет, придумаем им имена?

Это был славный вечер. Вечер, когда два одиноких человека почувствовали,
что они нужны кому-то. Признаться себе, что они нужны друг другу,
им было тяжело. Они говорили себе, что просто такой удачный хороший
вечер. Ангелина думала, давно надо было пойти знакомиться с соседями.
А Георг, что день, когда тебя увольняют с работы, может оказаться
счастливым днем.

– А скажите-скажите, пожалуйста, какой вы фокус выдумывали, что
с работы вылетели.

– А давайте пить вино, и я вам расскажу.

И они стали пить вино, и Георг рассказал о фокусе – о женщине-ангеле,
которая умирает на сцене, а когда Георг читает над ней стихи-молитву,
да, это должны быть именно хорошие стихи, она тут же воскресает,
взлетает над сценой, поднимается под купол цирка, и летает вся
светлая и красивая. Он воодушевленно рассказывал выдуманный им
фокус, в мельчайших деталях. Ангелина слушала его и следила за
каждым действием, ее взгляд был настолько внимательным, что Георг,
вглядываясь в ее прекрасные серые глаза, сказал таинственно: «А
я ведь и платье сшил уже, для нее, для Ангела». И он достал легкие
белые одежды из шкафа.

– А я примерю? – сказала Ангелина.

– Конечно, – восторженно выдохнул Георг.

Ангелина надела платье.

– Какое оно нарядное и не чопорное, как у невесты, а все такое
легкое. Наверно, вы – легкий человек? Вы приносите счастье другим
людям? А в детстве, я очень хотела быть актрисой.

– Какая девочка не хочет быть актрисой?!

– Я тоже так думала, и решила, что умная девочка не хочет, и не
стала. – Она взяла в руки бокал вина и стала кружиться в платье
с бокалом, собачки подвывали ее действиям. – А давайте, давайте…
Вы хотите осуществить свой фокус?

– Уже не знаю, когда вы рядом со мной, мне так хорошо… Просто
кружитесь в этом платье.

– А я хочу, хочу быть актрисой. Я стану вашей актрисой! Доставайте
вашу шпагу. Давайте, осуществим фокус.

– Но, сейчас неподходящий момент, без зрителей.

– Нет, вы не правы, зритель есть, он внутри вас, он наблюдает!
И внутри меня, и все эти собаки…

– Поймите, я уже проделывал фокус, только с собаками.

– И что, они же прыгают рядом с нами. Ведь вы актер. Дайте мне
шанс, мне всегда хотелось быть актрисой. А ваш фокус красивый,
я вижу себя в нем, я знаю, вы ждали меня. Сегодня я в вашей квартире
не случайно. Мне хотелось умереть, и я пришла знакомиться с вами.
Стечение обстоятельств? Судьба!!!

Георг разгорячился: фокус очень опасен, она утверждала, что если
собаки воскресли, то и она останется живой, к тому же, ей всегда
хотелось испытать вкус смерти, он просто не понимает, насколько
красота управляет миром. Все красивое имеет право на существование!

Георг достал шпагу, красный плащ и стал кланяться несуществующей
публике. Он посмотрел на Ангелину: она стояла посреди комнаты,
скрестив руки на груди. Он зажал шпагу в обеих руках и вытянул
ее вперед.

– Сегодня, многоуважаемая публика, необычный день, прекрасный
день. Вы пришли сюда увидеть прекрасное зрелище. Моя публика,
мой зритель, все для тебя! Ты увидишь, что смерть, которую мы
все боимся, может отойти назад и уступить место жизни! Вот она
женщина, которая победит смерть! И он показал шпагой на Ангелину.
Ангелина, распахнула руки и, словно птица, трепеща руками-крыльями,
упала на шпагу. Кровь полилась на платье. Георг испугался, неожиданно
быстро все произошло, она смазала фокус, сократила его, еще была
длинная речь впереди. Поэзия. Он хотел поиграть, он не хотел,
не думал, что последнее действие она сделает сама. Ведь это все
была игра, не было убитых собачек, он не воскрешал их, они сами
пришли к нему, он ведь уже решил стать дрессировщиком, другой
номер, другой цирк, все другое. Зачем она это сделала?

– Ну, зачем? Я только нашел тебя. Сегодня, в этот день, – и Георг
заплакал. Он сел на ковер и обнял тело женщины. – Есть день и
час, когда приходит выбор, время, когда любовь решает все, а нелюбовь
назад смотреть не даст, – шептал, подбирая слова, Георг. Горячие
слезы падали на платье и смешивались с кровью. От ужаса и горя
он потерял сознание.

Этот случай произошел в странном городе, где зимой мало снега,
и часто идет дождь. Жители города, стоящие в тот вечер на балконах,
гуляющие по улицам и просто смотрящие в окно, видели, как по небу,
на котором редко видны звезды, пролетела женщина в белом платье,
а следом за ней вереницей, как свита Снежной Королевы, – сорок
две собачки.

Странный город.